* * *
Гобелен был свернут в рулон и лежал на дне сумки. Финн наблюдал, как Джоу выудила его из сумки, в которой лежали только байкерские принадлежности, футболки, джинсы и свитера. Он улыбнулся, вспомнив, как адвокат пытался пригласить Джоу на ужин в Дублине.
Джоу взглянула на него:
– Что?
– Не вижу у вас ни одного маленького черного платья. Вы поэтому отклонили приглашение адвоката на ужин?
– Мне не нужны платья, – коротко бросила она.
– А знаете, в замке есть костюмная галерея.
– Галерея? – переспросила Джоу.
– Да, там хранятся парадные платья и костюмы всех поколений Конейлов. Кто-то из наших предков решил, что одежду нужно хранить, так же как картины. Я обнаружил ее вчера вечером. Там висят побитые молью наряды с золотым шитьем. Если вы хотите нарядиться к ужину с адвокатом…
Она пристально смотрела на него какое-то время, затем покачала головой и вынула рулон.
– Не могу представить себя в золотых кружевах и с адвокатом на ужине. А вы? – Не дожидаясь ответа, она бросила рулон на кровать, и он развернулся сам собой.
Финн изумленно воззрился на гобелен. Ему никогда не доводилось видеть такого буйства красок. Цвета пламенели один на другом.
Неужели так выглядит Австралия? Это охрово-красная страна с синим небосводом и потоками рек, со склонившимися от порывов ветра верхушками эвкалиптов и стаями белых какаду… Гобелен можно было рассматривать бесконечно, открывая все новые и новые детали. Работа была не закончена, то тут, то там виднелись пустые заплаты с карандашными набросками. Финн инстинктивно почувствовал, что это всего лишь идеи и рисунок может измениться.
Это не картина из серии "рисуем по номерам". Это просто… поразительно.
– Его место над камином в парадном зале, – сказал потрясенный Финн. Порозовев от смущения, Джоу прикусила губу и покачала головой.
– Не-а.
– Что вы с ними делаете?
– Дарю людям, которые мне нравятся. Если хотите, можете взять себе этот. Вы спасли меня из болота.
Джоу в который раз удивила Финна.
– Неужели вы их раздаете просто так?
– А что еще мне с ними делать?
– Хранить их. Выставлять в художественных галереях.
– У меня нет привычки хранить вещи, да и негде.
Он оторвался от гобелена и спросил:
– Вообще ничего не храните?
– Пожалуй, только мотоцикл.
– Где вы живете?
– Там, где могу снять комнату с хорошим освещением для шитья. И где громкая музыка не вызывает нареканий. Я ее просто обожаю. У меня есть отличные наушники, еще зубные щетки и другая мелочь.
– Не понимаю вас, – растерянно сказал Финн, вспомнив, как мама рыдала над разбитой чашкой из фамильного сервиза. Это был просто кусок фарфора. А здесь Джоу вкладывала в работу всю душу, а затем легко расставалась со своим произведением.
– Думаете, мне нужен психоаналитик, потому что я не храню вещи? – прервала она его мысли. – Я была на приеме один раз. Мне было пятнадцать. Я была в то время немного… неуравновешенной. Меня отправили в интернат для трудных подростков. Там я несколько раз встречалась и беседовала с психоаналитиком. Она вытянула из меня одну детскую историю. Я жила в приемной семье почти два года, мне было восемь лет. Я обожала играть с пожарной машиной и думала, что она принадлежит мне. Но вскоре меня поместили в другую семью. Когда я хотела взять с собой пожарную машину, приемная мать мне не позволила, сказав, что это будет игрушка для другого приемыша. Доктор сказала мне, что это важное признание. Сейчас мне не нужна пожарная машина, и вообще ничего не нужно.
Финн проникся к ней глубоким сочувствием. Она так беспечно об этом рассказала, будто это пустяк. Но он знал, что врач была права. Эта женщина страдала от душевной травмы.
– Джоу, деньги, которые вы унаследуете, дадут вам уверенность и гарантируют безопасность, – мягко сказал он. – Теперь никто не сможет отнять вашу пожарную машину.
– Я пережила это желание.
– В самом деле?
Она улыбнулась его проницательности.
– Ну, если это по-настоящему классная машина…
– Тогда вы бы подумали?
– Может быть, – ответила она. – Хотя я скорее приобрела бы себе "Харлей" и трейлер, чтобы возить его. "Харлеи" продаются вместе с трейлерами? Не знаете? Не пора ли нам на ланч?
Он взглянул на часы.
– О, мы уже опаздываем. Нам предстоит встреча с грозной миссис О’Рейли. Джоу, вы были очень к ней великодушны. Вам не нужно готовиться отражать ее выпады.
– Нужно, – резко ответила она. – Я никогда не пасую. Это не в моем стиле.
Ланч был накрыт в столовой. Миссис О’Рейли поставила перед ними пирог пастуха и встала неподалеку от стола, пытаясь заговорить. Ее лицо опухло от слез.
– Я не могу… – начала было она.
– Не нужно ничего говорить, миссис О’Рейли, – сказала Джоу, положив себе на тарелку щедрую порцию пирога. – М-м-м, очень вкусно, благодарю вас.
– Я, я проявила к вам грубость и жестокость, – заикаясь, выдавила из себя экономка.
– За все эти годы я кое-что выяснила о своей матери, – сказала Джоу, рисуя на пироге волнистые завитки из томатного соуса. – Она ко всем относилась плохо. Даже ко мне, своей родной дочери, не проявляла никакого интереса. Могу лишь представить себе, какой капризной принцессой она росла в этом замке и как вы от нее натерпелись. А дедушка не оставил вам с мужем ни гроша за вашу многолетнюю и добросовестную службу. Будь я на вашем месте, я бы повела себя с вами точно так же.
– Я заставила вас спать на узкой односпальной кровати.
– Да, это преступление. – Джоу непринужденно шутила с экономкой, будто они говорили о погоде. Добавив к пирогу еще соуса, Джоу атаковала его ножом и вилкой.
Миссис О’Рейли смотрела на нее, как на инопланетянку. Финн, похоже, разделял изумление экономки.
– Мне удобно в этой кровати, – сказала Джоу, прожевав очередной кусок пирога. Что же до пирога… Это отличная компенсация за вчерашний подгоревший ужин. Вы останетесь в замке, пока мы здесь? Или вы предпочитаете уйти? Мы с Финном сами справимся. Надеюсь, адвокат объяснил вам, что вы вольны поступать по своему усмотрению.
– Да. – Экономка достала носовой платок и громко высморкалась.
– Конечно, я останусь, пока вам нужна. Но теперь у меня будет свой дом.
– Вот и отлично.
– Я не заслужила этого, – снова попыталась возразить экономка.
– Да будет вам. Один испорченный ужин не в счет по сравнению с долгими годами безупречной службы. Мы с Финном просто решили восстановить справедливость. Хотела спросить, календари с кошками на кухне… Вы любите кошек?
– Да, очень.
– Почему тогда у вас ее нет?
– Ваш дедушка ненавидел их.
– А я люблю кошек! Что вы скажете, Финн?
– Я не против.
– Тогда заведите себе котенка хоть сейчас, если хотите, – сказала Джоу, просияв улыбкой. – И не покупайте коттедж, если там будет запрещено держать животных.
"Это не женщина, а золото", – подумал Финн.
– Действуйте, – продолжила Джоу. – Но довольно разговоров. Этот чудный пирог требует моего полного внимания.
* * *
Они закончили есть пирог в молчании. Потом выпили кофе с яблочной тарталеткой. Миссис О’Рейли убрала со стола. Дольше тянуть было нельзя.
– Полагаю, нам пора начать, – выдавил из себя Финн.
– Начать что?
– Сортировку.
– И что нам нужно сортировать? – Джоу обвела взглядом роскошную столовую с парадным убранством, картинами, антикварными столиками и напольными вазами. – Думаю, что много вещей можно было бы передать в музеи. Может, вы хотите себе что-то оставить. Мне ничего не нужно.
– Но это же ваше наследство.
– Вещи не есть наследство. Я сфотографирую гобелены, – уступила она. – Некоторые из них достаточно старинные и достойны быть выставленными в музее.
– Покажите мне. – И они направились в зал баронетов. С гобеленов на них смотрела история их рода.
– Жаль разбивать коллекцию, – наконец сказал Финн.
– Все равно что разделять семью, – пожала плечами Джоу. – Люди постоянно так поступают. Если вам коллекция не нужна, продавайте.
– Вам правда безразлично?
– Если бы это была моя семья, но Конейлы меня не приняли и все сделали для того, чтобы у меня вообще не было семьи. Странно было бы ожидать от меня почтения.
– Вам действительно ничего не нужно, кроме денег?
– Много лет назад я очень хотела обрести семью, – сказала она, стоя рядом с ним под портретами их общих предков. – Но сейчас… слишком поздно. Мне кажется, что я и деньги не должна брать. Я не принадлежу этой семье.
– Ну-ну, мы же хоть и дальние, но родственники. – Он мягко приобнял ее за талию. Этот дружеский жест привел Джоу в полную растерянность. Она постаралась унять дрожь и стоять спокойно. – Вам же нужно иметь прошлое, а ваше будущее точно изображено на одном из этих гобеленов. Просто мы пока не рассмотрели его, – продолжил Финн, не снимая руки с ее талии.
– Моего будущего здесь нет, – резко сказала она и отошла в сторону. Для братского объятия достаточно.
– Я нетерпелива и не могу позировать для портрета.
– Очень жаль. – И что-то в его интонации показалось ей странным. – Вы более достойны портрета, чем все предки, вместе взятые.
– Вы мне льстите.
Он пожал плечами и улыбнулся. От его улыбки она растаяла, и ей захотелось, чтобы он снова ее обнял. Нестерпимо захотелось.
– Я всегда говорю то, что думаю, – сказал он. – Вы удивительная женщина.
– Пожалуйста, н…не надо, – заикаясь, попросила она. От его объятия у нее голова пошла кругом. – Нам пора приняться за работу. Начнем прямо сейчас.
"А потом ты уедешь", – приказала она себе. Ее чувства начинали ее пугать.
Размеры замка и его история, антикварная мебель, коллекция старинной одежды, гобелены, картины – все это буквально завораживало. Потребуется не одна неделя, чтобы оценить масштабы свалившегося на них богатства. А еще винный погреб и подвалы. Наверху жилые комнаты, каждая размером с большую квартиру, обставленные старинной мебелью, покрытой чехлами от пыли. Этажом выше располагались спальни, затем помещения для прислуги.
Последующие несколько дней они переходили из помещения в помещение, отмечая все, что пойдет на продажу с аукциона, и составляя отдельный список тех вещей, которые казались им важными. Джоу старалась не думать об объятии.
Она была благодарна Финну за компанию. Джоу не представляла, что бы она делала здесь одна.
Наконец они оказались в огромной детской, которая одновременно служила и классной комнатой. Здесь стояло несколько парт, на стене висели доски. Но обучение, казалось, играло здесь второстепенную роль. Повсюду были видны игрушки. Чего здесь только не было: кубики, куклы большие и маленькие, кукольные домики, целый зоопарк мягких зверушек. Среди всего этого великолепия привлекал внимание конь-качалка размером с пони. В отличие от всех других игрушек он был в отличном состоянии: грива из настоящих конских волос, черные блестящие лаком бока, красное седло, уздечка и стремена с позолотой. Уши прижаты, а в темных стеклянных глазах читался вызов: "Кто посмеет сесть на меня верхом?"
Стены были увешаны многочисленными фотографиями детей, которые качались на этой лошадке в течение двух столетий. Джоу принялась рассматривать фотографии. На последней фотографии была изображена ее мать. Девочка лет десяти, в розовом платье с воланами, улыбалась в камеру. На ее личике читалось гордое выражение "Вот к какому кругу я принадлежу".
А дальше пустота…
– И что нам со всем этим делать? – осторожно спросил Финн, будто догадываясь о буре эмоций в ее душе. – Выставим на аукцион?
– А вы где? – не своим голосом спросила она.
– В каком смысле?
– На фотографиях.
– Вы же знаете, что меня здесь и не должно быть.
– Но ваш прапрадед?
– Думаю, вот этот. – Финн указал на портрет маленького мальчика в толстовке и панталонах с той же самодовольной ухмылкой.
– А где ваш прадед, брат моего предка?
– Он был младшим сыном, катание на коне ему не было положено, – ответил Финн.
– Значит, его выгнали из семьи, и его дети ели в голод картофельные очистки? – пробормотала Джоу. – Мы можем его сжечь?
– Кого, коня?
– Он просто отвратителен.
Финн отошел и стал рассматривать коня. Действительно, гадкая игрушка. Конь выглядел лощеным и высокомерным. Слишком маленькие для его размера глазки выражали презрение.
– Я лорд Гленконейл, – мягко сказал Финн. – Имею право покачаться на этом коне, если захочу.
– Вы его раздавите.
– Тогда вы меня сфотографируете стоящим над поверженным чучелом коня. Это будет последнее прости.
Джоу попыталась улыбнуться, но ее душил гнев.
– Эта семья не привыкла делиться. Все время, пока я росла, игрушки лежали здесь без дела, – прошептала она. Гнев, копившийся все эти годы, готов был вырваться наружу. – Я ненавижу их всех.
– Даже кукол? – изумился Финн.
– Всех, – повторила она.
– Они продадутся.
– Я бы их сожгла. Все дети, которые в них играли, знали, кто они, и нашли свое место под солнцем, все, кроме меня. Кроме нас. Если игрушки не нужны вашей семье, я бы отправила их на костер.
– Все мои братья – успешные бизнесмены. У моих племянников и племянниц горы игрушек, – улыбаясь глазами, сказал Финн. В его голосе прозвучали нотки понимания. – Итак, костер? Отличная идея. Помогите мне вынести коня.
Джоу с удивлением посмотрела на Финна. Он говорил так, будто ее предложение было обыденным делом.
– Что, прямо сейчас?
– А чего тянуть? Должен же я воспользоваться своим правом делать то, что хочу. На моей ферме коровы кланяются мне в пояс, когда я прохожу мимо. – Он недовольно посмотрел на коня. – Он покрыт сверху лаком, так что будет гореть не хуже фейерверка.
– Разве мы можем?
– А зачем тогда было предлагать? – спросил он. – Для лорда Гленконейла нет ничего лучше хорошего костра. – Повернувшись, он обвел взглядом дорогие игрушки и поморщился. – Если продать хотя бы одну из них, то семья прожила бы месяц на эти деньги во время голода. Если бы здесь была пожарная машина, я бы ею не воспользовался. У наших предков был странный вкус. Итак, все головы на плаху. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Глава 5
Детская находилась на самом верхнем этаже, а лестница была узкой. Сначала спустили коня. Финн шел впереди, маневрируя на поворотах, а Джоу поддерживала коня сзади. Удачно завершив операцию и оставив коня в холле, Финн пошел на конюшню и принес побитые древесным жуком доски для розжига костра. Джоу продолжала сносить игрушки вниз.
Пока они спускали коня, Джоу все еще кипела от злости. И когда принесла первые охапки игрушек, выглядела по-прежнему сердитой. Но к тому моменту, когда Финн, сложив во дворе костер, вернулся, чтобы ей помочь, гнев стал постепенно улетучиваться.
Финн был уж слишком оживлен.
– Этот плюшевый медвежонок выглядит так, будто побывал не в одной переделке, – сказал Финн, пристраивая его на куче игрушек. – Пора ему на костер.
Медвежонок был маленький, грязный, местами облысевший, у него не было одной лапы и оторвано ухо, а рот скривился набок.
Джоу подумала о незнакомых детях, которые с ним играли. Но затем вспомнила мать, и ее сердце вновь ожесточилось.
– Да, – согласилась она и отправилась наверх за новой порцией игрушек.
На этот раз она принесла жирафа, деревянные вагончики от железной дороги и набор кубиков. Жираф сложился пополам и печально смотрел на Джоу. У него внутри не хватало набивки.
– Похоже на времена французской революции, – сказал Финн, аккуратно укладывая игрушки в виде пирамиды. – Вся аристократия отправляется на гильотину. Конь венчал пирамиду. Медвежонок оказался под ним. Это была старая и никому не нужная игрушка.
Джоу краем глаза заметила, что миссис О’Рейли с недоумением наблюдает за ними из кухонного окна.
Эти игрушки теперь принадлежат им. Они вольны сделать с ними все, что угодно. В душе у нее шевельнулось чувство вины…
Джоу посмотрела на Финна, но тот был поглощен разведением костра. Казалось, что это занятие доставляет ему большое удовольствие.
– Готова? – Финн уже чиркнул спичкой.
– Да, – едва слышно произнесла она. Финн начал разжигать костер.
Джоу подумалось, что безухий медвежонок сгорит одним из первых, а она могла бы пришить ему и лапу, и ухо, и постирать его…
Она могла бы…
Нет, эти игрушки принадлежали избалованным детям аристократов, которые ее отвергли. Они лишили ее всего, оставив только имя.
Медвежонок… Языки пламени подбирались к нему и лежащему рядом жирафу, из шеи которого торчали куски набивки.
Она могла бы…