В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс 5 стр.


- Я не страдаю психическими расстройствами, если вы это имеете в виду. - Вообще-то, рассуждая о ее браке с Дэмиеном, мать часто высказывала сомнения относительно ее психического здоровья, тем более что любому нормальному человеку и так было совершенно ясно, что Дэмиен ей абсолютно не подходил.

- Рад это слышать.

Они оба посмотрели вверх на ступени, которые, казалось, уходили в бесконечность и даже еще выше.

- Неплохо бы уже начать подъем.

Они опять посмотрели вверх.

- Я готов, а вы?

Джози кивнула.

- Тогда пошли.

Несмотря на сильное сомнение в успехе предприятия, они начали равномерно продвигаться вверх. Джози была уже совершенно измотана еще до того, как они дошли до гигантских пальцев ноги статуи.

- Все эти жуткие занятия аэробикой не принесли мне никакой пользы, - выдохнула она.

Немного успокаивало то, что Мэту, казалось, было ничуть не легче; еще несколько пролетов, и дыхание сзади стало еще тяжелее, чем когда они были на ступеньке номер 0898.

Когда они миновали подол статуи, что вызвало некоторое ощущение игривости, лестница кончилась, и они оказались в помещении маяка. Здесь обычная лестница переходила в винтовую с треугольными ступенями, каждая из которых казалась опаснее предыдущей. Сердце в груди Джози бухало мощными низкочастотными ударами, как барабаны тяжелого металлического рока.

- С вами все в порядке? - спросил задыхающийся Мэт, поднятые брови которого выдавали беспокойство.

Джози хмуро кивнула:

- Отсутствие навыков нам, девочкам-скаутам, надо изживать тяжелыми тренировками. И делать это необходимо именно сейчас.

В свое время ей пришлось пролить море крови, пота и слез и сделать с десяток попыток испечь торт из концентрата "Мистер Перфект Бейк", чтобы, наконец, получить значок "Хорошая хозяйка". Неужели теперь она даст слабину и откажется от своего намерения только из-за встретившихся трудностей и нескольких ненадежных ступенек, ввинчивающихся в небо и дальше в небытие? Нет. Особенно если на нее смотрит Мэт Джарвис. Дух первооткрывателя, сила женщины и все такое. Джози посмотрела вверх. С секунду помедлила - ее сердце сильно билось в груди.

- О господи!

И вверх, и вниз расстояние было одинаковым. Если уж идти, то вперед, вверх.

После расставания с Дэмиеном в ней, похоже, развилось беспечно-наплевательское отношение ко всему. Наверное, в тот самый момент, когда на ее ковер в прихожей упал официального вида конверт, адресованный "миссис Дж. Флинн", ей и захотелось показать себе самой, какая она отважная и бесстрашная. "Новая жизнь", в которую она вступила, подразумевала подводное плавание с аквалангом-скубой в местном бассейне (где, покачиваясь на "волнах", заканчивали свое бренное существование использованные презервативы), посещение клубов, куда она с трудом могла заставить себя зайти хотя бы раз. Таким был клуб "ОКО" - Оздоровительный клуб для одиноких. При первом же взгляде на посетительниц этого богоугодного заведения можно было безошибочно сказать, почему каждая из них находится в разводе. Или, например, претендующие на элитность бары, куда полагалось приходить одной и под пристальными мужскими взглядами, сохраняя решительный и независимый вид, собрав всю свою волю в кулак, выпить хотя бы одну рюмку. Она дошла даже до того, что по "Желтым страницам" выискивала телефоны тех, кто дает уроки езды на мопедах. А сейчас вот она поднимается на эту бесконечно высокую статую, и если бы об этом узнали ее знакомые, то, вероятно, не поверили бы: все прекрасно знали, как она боится высоты. Вот что действительно хорошо, когда ты замужем, так это то, что вину за все свои идиотские поступки можно свалить на мужа. Теперь такой возможности у нее не было.

Складки одеяния статуи становились все мельче, напоминая мозговые извилины. Заклепки и стяжки арматуры, соединявшие всю эту громадную конструкцию, на вид были довольно хлипкими. Не было и перил, было ограждение, едва доходившее ей до колен. И, казалось, не за что будет схватиться, если вдруг…

Роста в ней, если встать на цыпочки, 160 сантиметров, и может быть, после двух батончиков "Марса", съеденных на бегу, в ней было уже полных 44 килограмма, но блузка восьмого размера была ей все же великовата (все из-за этой депрессии и вынужденной диеты "а-ля Дэмиен Флинн"). И все же это восхождение, которое надо было одолеть до конца, было для нее, мягко говоря, делом нелегким. И как только с этим справляются отяжелевшие от гамбургеров американцы? Ладони у нее сильно вспотели, и хотя, взбираясь наверх, она не меняла темпа движений, колени у нее все же стали ощутимо подрагивать.

Мэт следовал сзади на ступеньку ниже, и она чувствовала, как он все время следит, чтобы она не оступилась. Он уже не спешил, еле переставляя ослабевшие ноги и бормоча ободряющие слова в перерывах между тяжелыми прерывистыми вдохами.

- Еще немного, - тяжелое сопение. - Крутовато здесь, конечно, - недовольное сопение.

Вот ведь, как же он об этом узнал?

- Ну ничего, как-нибудь доберемся, - пыхтение у нее за спиной.

А что еще им остается делать?

Никогда в жизни она еще так не боялась. Во рту пересохло, зато ладони стали влажными, а в груди все горело огнем. Дыхание уже не было чем-то естественным, о нем надо было все время думать, а говорить она и вовсе уже не могла. Но и в этом оцепенелом состоянии сознания ей все же медленно заползло в голову, что, будь здесь Дэмиен, он наверняка скакал бы конем по ступеням все выше и выше, показывая всем и каждому, как должен действовать настоящий мужчина и обрушивая на ее голову град упреков за недостаток стойкости и уж точно нисколечко не пытаясь успокоить и подбодрить ее, как это делал сейчас Мэт. Конечно, это ничего не значило, но все же такая мысль у нее возникла.

Складки медного одеяния стали качаться у нее перед глазами; в них не было ни одной жесткой формы, на которой можно было бы сфокусировать взгляд, и по спине у нее прополз червячок холодного пота. Пищевод превратился в туго скрученный канат, который болтался у нее в животе, погруженный в дрожащую массу ее нутра. Малоприятное ощущение. Все это она уже пережила однажды - когда Дэмиен объявил ей, что уходит.

- Хотите передохнуть? - спросил Мэт, когда они добрались до крохотной площадки в бесконечно извивающейся цепи ступеней.

- Нет, - с трудом выдавила из себя Джози.

- Вы уверены?

- Абсолютно. - Если она остановится, то уже не сможет сдвинуться с места. Вот в этом-то она была абсолютно уверена. Был только один путь - наверх, или только один путь - вниз. У американцев всегда так. В теории выглядит прекрасно, но по сути означает, что повернуться и пойти обратно вниз нельзя ни в коем случае. Выбрав путь, надо идти по нему до конца.

Японские туристы, совершенно не знавшие устали от лихорадочных покупок в сувенирном магазине, уже наступали им на пятки. Джози совсем не улыбалось закончить свои дни, будучи зажатой между ними и школьниками наверху. И без того мысль о дальнейшем восхождении вызывала у нее спазмы в животе, а тут еще такая перспектива - эта шумная стая маленьких человечков будет дышать тебе в затылок. И Джози поднажала.

Она испытала огромное облегчение, когда туристы высыпали на смотровую площадку, хотя длилось это недолго. Окна, казавшиеся такими огромными снизу, с земли, на самом деле были не больше лобового стекла автомобиля, к тому же их покрывал толстый слой грязи. Ни одно моющее средство уже давно не нарушало их покой. Одно из них было приоткрыто на ширину стрелы, и в удушливую жару в набитое людьми помещение проникала тонкая струйка соблазнительно прохладного шелестящего сквознячка. Стоять здесь в летнюю жару, наверное, так же приятно, как в разогретой духовке в теплом пальто.

- Просто замечательно! - воскликнул Мэт, пытаясь восстановить дыхание.

И в самом деле замечательно. После долгой борьбы она все же взяла эту высоту. И обошлась без Дэмиена. Свобода - великая вещь!

Мэт стоял сзади, положив руки ей на плечи. От них веяло теплом и покоем. И силой. Он поцеловал ее в макушку.

- Ты просто великолепна. Без тебя я никогда бы не дошел до вершины.

Не ему бы говорить, не ей - слышать!

Вид на Манхэттен отсюда действительно впечатлял. Леголэнд в натуральную величину. Жаль только, что оценить все величие момента ей мешали дрожащие колени. Джози провела языком по губам. Впереди еще был спуск!

Глава 6

Мэт заботливо поставил перед ней пластиковый поднос с двумя бумажными стаканчиками с чаем и обязательными хот-догами, такими же пластиковыми на вкус. К чему такая предупредительность, она же не инвалид. Кафе тоже было все из пластика навязчиво-пастельных оттенков, чуть потертого, как в дешевой клинике. Здесь они были единственными посетителями. Ветер за окном гонял по террасе, то подхватывая, то разбрасывая охапки выброшенных оберток от гамбургеров и прочий такой же мусор. Несколько неряшливого вида чайки, кажется, совсем обессилевшие в борьбе с тяготами жизни, бродили по кафе, временами склевывая что-то.

- Ну как, получше немного? - спросил он.

- Да, спасибо. - Ее улыбка была такой же жидковатой, как чай. Ничего в этом нет хорошего. Ну совсем ничего.

Это Мэт предложил съесть по хот-догу. Ему пришло в голову, что еда поможет ей справиться со спазмами в животе. При этом он не объяснил, почему вообще считает хот-доги едой, а эти - в особенности. Он пододвинул к ней стаканчик с чаем.

- В любом случае здесь есть вода, - заметил он, критически рассматривая его содержимое.

Джози била дрожь и внутри, и снаружи. Протянувшаяся к чаю рука так сильно задрожала, что ей пришлось засунуть ее глубоко в карман и дать ей покой еще на несколько мгновений.

- На таких восхождениях проверяется характер, - заметил Мэт.

- Если ты хочешь сказать, что у меня достаточно сильный характер, чтобы, даже дожив до ста десяти лет, не поддаться соблазну взобраться на эту статую снова, тогда я с тобой согласна. - Джози содрогнулась от такой перспективы. - По-моему, наличие психического заболевания должно быть обязательным требованием ко всем, кто собирается совершить восхождение к Свободе.

Мэт рассмеялся.

- В ноябре я была в Уэльсе, в самой глухомани, на выездной практике личностного совершенствования, организованной в тот раз для учителей, поэтому сейчас я знаю обо всем, что имеет хоть какое-то отношение к экстремальным условиям, - заверила его Джози. - Вместе с лучшими из участников я спускалась с горы на тросе, плавала на байдарке и лазала по канатной сетке. Несколько раз я переходила Юстонское шоссе в самый час пик в местах, где нет светофора. А один раз - только один раз - я даже рискнула пойти на свидание с одним из этих убогих по газетному объявлению. Но ни одну из этих авантюр и сравнивать нельзя с тем ужасом, что я пережила сегодня, - призналась она. Джози оценивающе посмотрела на хот-дог и поняла, что ни она, ни ее желудок были уже не в состоянии преодолеть еще одно испытание.

- Разве ты не рада, что мы все же сделали это! Разве у тебя нет ощущения победы?

- Если ты хочешь сказать, что я должна радоваться тому, что все позади, то да, - улыбнулась Джози. Все же теперь, когда она постепенно пришла в себя после пережитого страха, ее посетило волнующее чувство свершения. Ладно, по крайней мере, им не пришлось стоять в очереди.

- Это как роды, - убеждал он ее. - Когда вернешься домой и начнешь рассказывать об этом всем своим друзьям и знакомым, то скоро забудешь о крови и боли.

Как и о боли расставания, которая также смягчается со временем.

- А ты, кажется, неплохо разбираешься в родах?

- Совершенно не разбираюсь, - усмехнулся Мэт. - Однако я знаю все, что необходимо знать о том, как надо преодолевать себя. И мне кажется, что если мы благополучно доберемся до конца нашего чаепития, то это уже будет неплохо.

- Преодолевать себя? - задумчиво повторила за ним Джози. Она тоже кое-что об этом знала. Когда-то она думала, что не сможет жить одна, а сейчас не понимала, как могла жить с Дэмиеном.

Наконец дрожь в руках поутихла, величина их колебаний по шкале Рихтера была незначительной; словом, уже не та неистовая трясучка, что была вначале. Хотелось бы надеяться, что и колени скоро успокоятся. Мало-помалу она приходила в норму.

В задумчивости она уставилась в бледно-бежевую жидкость в стакане.

- Может быть, ты и прав, - сказала она.

Затем, держась за руки, они бродили вокруг музея статуи Свободы, поражаясь способности американцев придавать большое значение даже самым банальным мелочам, делать из мухи слона, создавать бесчисленные копии, наводняющие собой бесконечные полки сувенирных магазинов и домов по всему миру; при этом всякая десятицентовая дребедень оценивалась, как правило, не меньше чем в двадцать долларов.

- Позволь купить тебе эту Свободу как напоминание о твоих достижениях, память о которых, правда, и без того будет жить в веках, - произнес Мэт, выбрав удивительно липкую статуэтку из зеленого пластика, голову которой венчала золоченая корона.

- Благодарю. - Статуэтка была неимоверно безвкусной, но Джози уже знала, что будет дорожить ею больше всего на свете.

- А что, если еще и это в довершение картины? - Он водрузил на ее голову большую корону, как у Свободы, из зеленого пенополиуретана.

Джози снисходительно приняла соответствующую позу.

- Выглядишь потрясающе, - сказал он.

- Ну и лжец же ты, - ответила она. Он рассмеялся, но корону все же купил.

На обратном пути к пристани Мэт держал ее за руку, по-дружески, без всякого намека на интимность, но это тем не менее волновало ее, и она чувствовала, как под короной на голове пробегают горячие токи.

Они едва успевали на последний паром, и в сумерках силуэты небоскребов становились нечеткими. Они стояли у поручней и смотрели на Манхэттен, который надвигался на них по мере того, как они, успокоенные, толчками приближались к нему через Верхний залив Нью-Йорка. Солнце уже село, и теперь ощутимо похолодало. Пробирало до костей. Мэт притянул ее к себе, обвив руками, чтобы хоть как-то уберечь от порывистого ветра. Она бы предпочла укрыться внутри пароходика и посидеть с ним так вот, обнявшись, в тепле буфета, но не двигалась, боясь прервать объятие Мэта, который, может быть, уже не решится вновь прижать ее к себе.

- Спасибо за отличный день, - прошептал Мэт, почти касаясь губами ее шеи. - Мне давно не было так хорошо.

Вот он наступил, этот неприятный момент, который она просто ненавидела. Момент, когда люди неловко перекидываются пустыми фразами, не решаясь сказать: "Прощай", "Пока", "До свидания", "Auf wiedersehen", "Adieu". "Все было просто великолепно, но мне надо идти. Позвони. Нет, я лучше сам позвоню. Когда-нибудь. Скоро. Правда позвоню". А потом - еще и неловкость от того, что надо решить: целоваться или не целоваться? Целоваться, но не особенно пылко? Целоваться, но без привкуса отчаяния?

Каждый раз в подобных ситуациях она все равно делала что-то не так - именно это всегда и было последним, что она от них слышала. И почему только мужчины не могут быть честными и просто сказать: "Знаешь, все было отлично, но ты - женщина не в моем вкусе. Мне нравятся более высокие". (Варианты: более низкие, более полные, более худые, более светловолосые, больше похожие на мою мать, ну, в общем, другие.) Почему взрослые люди считают необходимым играть в эти детские игры?

- Джози… - вздохнул Мэт.

Нет, только не это, он не должен говорить, что она не из тех женщин, которые ему нравятся! Пусть он даст ей номер своего мобильного телефона и пусть одна цифра в нем будет намеренно не той; тогда всю вину можно будет свалить на неустойчивую связь и на ее невезучесть, а не на всю неадекватность ее поведения с мужчинами. И поскольку спать все равно жестко, то уж лучше постелить помягче.

- Мне очень… - Мэт опять вздохнул, - спокойно и уютно с тобой.

- Уютно? - нахмурилась Джози. - Как в старых шлепанцах?

- Нет, - Мэт всматривался в даль. - Нет, как в дорогих кожаных перчатках.

- А это что, хорошо?

- Да, - он развернул ее к себе, - очень хорошо.

- Разве?

- Все же лучше, чем в шлепанцах.

Джози фыркнула.

- Мне бы хотелось увидеться сегодня вечером, - тихо сказал он ей на ухо. - У тебя есть какие-нибудь планы?

О, пока я в Нью-Йорке, мне надо пообедать с таким множеством знаменитостей: с Дональдом Трампом, с Вуди Алленом, со Слаем Сталлоне, может быть, даже с Биллом Гейтсом!

- Да, в общем, ничего такого, чего нельзя было бы отменить, - ответила она.

Мэт взглянул на часы.

- А мне надо не упустить тут одну рок-группу перегруженных гормонами парнишек.

- Известных под именем…

- "Крутоголовые".

- Крутоголовые?

На его лице отразилось отчаяние.

- Знаю, - вздохнул он, - я для такого староват. Я еще помню Нила Седаку. Более того, мне нравился Нил Седака! Меня самого кидает в дрожь от этого откровения, - он покачал головой и опять вздохнул. - Их студия находится в нижней части Ист-Сайда. Мне надо пройти еще и через это испытание.

Джози рассмеялась.

- Может быть, встретимся где-нибудь попозднее? Что ты об этом думаешь?

Она обрадовалась, что мысль о месте встречи ей в голову пришла тут же.

- Как ты относишься к мексиканской кухне? - спросила она. - Я знаю неплохое место, "Аламо", на Сорок восьмой улице в Ист-Сайде.

- Я обожаю все мексиканское. Восемь часов, пойдет? - Мэт шарил в карманах. - Пожалуй, мне лучше записать. Память у меня уже не та, что…

- У слона?

- …что раньше. - Он вытащил ручку и помятый листок бумаги и что-то на нем нацарапал. Запихнул этот листок поглубже в один из карманов своего пальто и притянул ее к себе.

Губы у Джози пересохли. Свидание. Настоящее вечернее свидание, обед вдвоем. С тем, кого не знала раньше. Так вот, Джози Флинн, разведенка ты этакая, провинциалка из Богом забытого Кэмдена, все, оказывается, не так уж и сложно. Так ведь?

Мэт улыбнулся ей и опять крепко прижал к себе. Легкое нервное подергивание пробежало у Джози по животу: на сей раз она уже точно знала, что эта дрожь не связана с восхождением на статую Свободы.

Глава 7

Это были четыре юнца с еще свежими лицами. На них не было и следов подростковых прыщиков. Страшно несправедливо, ведь у него самого в пятнадцать лет лицо было, как пузыристая корочка пиццы. Мэт уселся в кресло как можно глубже. Похмелье все сильнее овладевало им, раскачивая из стороны в сторону в ритме бита. В затемненном подвале многоквартирного дома, недавно прошедшего реконструкцию, "Крутоголовые" нестройно бренчали свою по-юношески похотливую дребедень со вкрадчивыми стишками о потерянной любви и с такой же слащавой музыкальной частью. И это новые битлы? Вот уж не сказал бы. Далековато им до трагического лиризма песен "Элинор Ригби" и "Она покидает дом".

"У-у-у-у, у-у-у-у, бэби, хочу, чтобы ты вернулась, о-о-о-о, а-а-а-а" и т. д., и т. п. Та-та-та-та, та-та-та-та, - отстукивала драм-машина. - Мое сердце вот-вот разорвется, о-о-о, о-о-о".

Назад Дальше