– Ну, теперь твой сосед от голой коленки не заведется, – утешила Любочка.
– Думаешь?
– Ты же помнишь из эндокринологии: серотонин частично продуцируется в аппендиксе. Так что теперь у этого доминантного самца в организме будет наблюдаться дефицит "гормона хорошего настроения".
– А от настроения много чего зависит, – поддакнула Августа.
– Ну да. Возбуждение и торможение в половых органах тоже зависит от настроения. Без аппендикса он часто будет пребывать в подавленном состоянии, значит, энтузиазма поубавится.
– Если только ему кто-нибудь не расскажет про горький шоколад и бананы и он не научится компенсировать деликатесами дефицит серотонина. Я не скажу, – быстро добавила Августа.
– Клянись, – велела Любочка.
С самым серьезным видом положив правую руку на сердце, а левую вскинув в приветствии, Августа торжественно произнесла:
– Клянусь держать от соседа в тайне список продуктов, поднимающих настроение.
– Эх, если бы это были тайные знания, а так… Найдется кто-нибудь, кто просветит твоего самца, – вздохнула Люба.
– Моего? – Августа почему-то покраснела. – Он такой же мой, как твой.
– Ой-ой-ой, подруга? – Люба смотрела с ласковой насмешкой.
– Не выдумывай! Я вынуждена жить по соседству с этим уродом, а тебе все шуточки. На самом деле хочется им в квартиру запустить через замочную скважину газ "Норд-ост" какой-нибудь. Кстати, это он же и подбросил идею, когда я еще не знала, что он – мой сосед. Правда, он предлагал удушающий газ. Забавно, да?
– Забавно другое. Парень-то с выдумкой. Как его зовут, не знаешь?
– Матвей.
– Хм… – Любочка вытянула шею и наклонила голову набок, став похожей на сороку, высматривающую блестящий предмет, – Матвей и Августа. Сергей и Августа.
– Это ты о чем?
– Ну, говорят же, что имена должны сочетаться. По-моему, Сергей лучше сочетается с Августой, а?
Любочка впервые решилась заговорить прямо о своем брате – это было неожиданно, Августу охватила паника. Терять подругу из-за ее неуемного желания сбыть утиль не хотелось, но и сдаваться было глупо. Если она раньше устояла, когда жизнь фигу показывала, то теперь-то тем более не поддастся.
"А что, собственно, в твоей жизни изменилось? – подал голос скептик. – Ты получила наследство, или тебя повысили, или у тебя появился богатый попечитель?".
Нет. На все вопросы ответ – нет. Никто не появился.
Ничего не случилось, кроме неприятного соседства. Это примерно то же, что обнаружить в постели клопа.
Так что сосед – нет. Нет, нет и нет.
Тогда, может, все-таки Сергей?
С гастритом, неподтвержденным простатитом и геморроем?
Уж лучше вековухой всю жизнь прожить, чем выйти замуж за персонального пациента, подумала Ава. Она так долго молчала, что Любочка без слов все поняла.
… Лифт не работал, и Ава поплелась наверх своим ходом.
Откуда-то сверху доносился гул голосов.
Наверху что-то происходило. С каждым лестничным пролетом очевидней становилось, что происходило на их, пятом этаже. Августа поддала скорости, с языком на плече преодолела лестничный марш перед своей площадкой и услышала ласковый баритон:
– Это же дети. Они сами разберутся, без взрослых. Или ты так и будешь всю жизнь за сына все проблемы решать?
Августа уже видела мужские ноги у порога собственной квартиры.
– А ты кто такой, чтоб мне советы давать? – ответил злобный хриплый тенор.
На лестничной площадке толклись четверо. От каждого можно было прикуривать.
Сердце Августы испуганно подпрыгнуло: будто выведенный на расстрел, на резиновом коврике под дверью казанской сиротой стоял Данька, маленький и потерянный.
Спокойный баритон принадлежал одиозному соседу – Матвею. А этому что здесь нужно?
Второй был невысокий и крепкий, с длинными руками, шишковатым черепом, близко посаженными глазами и большим ртом. Примат – тут же окрестила мужика Августа и перевела взгляд на незнакомого всклокоченного подростка – уменьшенную копию большого Примата. Глаз у парнишки заплыл, и общий вид намекал на неудачный спарринг.
– Так. Что здесь происходит? – В подобных случаях Августа действовала по принципу: лучшая защита – нападение.
– Это твой недоносок? – угрожающе начал папаша и с силой ткнул Даньку в грудь.
Данька не удержался на ногах, привалился спиной к двери, дверь качнулась, уходя в глубь квартиры, и Данька плавно приземлился на пятую точку.
Брат еще не коснулся пола задним местом, а Августа уже коршуном метнулась и оттолкнула папашу:
– Руки убери от ребенка!
Примат перехватил ее запястье и больно сжал.
– Отпусти девушку. – Матвей сверлил папашу глазами до тех пор, пока тот не разжал кулак.
– Тюряга плачет по твоему братцу, не умеешь воспитывать, нечего было в опекунши лезть. Ничего, детдом сделает из него человека, – пообещал мужик.
– А также армия и тюрьма, – подсказал Мотя.
– Помолчи, – в пылу Августа не заметила, как перешла на "ты", – вообще иди к себе.
От мужского Данькиного баска, пробивающегося с начала лета, не осталось и следа. Чувствуя поддержку, Данька поднялся с пола и приготовился зареветь.
– А пусть не обзывается, – пискнул он.
– Байстрюк, – вякнул сынок Примата и пнул Данькину ногу. Последовал ответный пинок и короткая рукопашная.
– А ну-ка, прекратите! – Августа принялась оттаскивать вражененка за шкирку, а Примат ринулся отрывать от сына Данькины кулаки.
– Вот! Все слышали? – прорыдал Данька, выпуская противника.
– Не трожь сына! – угрожающе предупредил Августу папаша.
– Спокойно, мужик, побереги силы. Они тебе понадобятся, – весело попросил Матвей агрессора.
Августа бросила на соседа полный глухого отчаяния взгляд.
– Помолчи, а? – прошипела она.
"Если они сцепятся, у этого дурака точно разойдутся швы, – пронеслось где-то на периферии сознания, – помощничек на мою голову".
Если бы не сосед, она бы погасила конфликт в зародыше, как делала это всегда.
Никакой пользы от соседа не было, наоборот – он только нагнетал обстановку.
Растолкав всех, Августа прикрыла Даньку спиной. С пылающими щеками и трепещущими ноздрями она была просто неотразима, Матвей глаз оторвать не мог.
– Воспитывайте своего сына, а я сама разберусь, – воинственно задрав подбородок, бросила в лицо Примату Ава.
– Семейка Адамс! Психи! – поскуливал со ступенек обезьяний сынок.
– Сам псих, – отбил подачу Данька, – и справка есть.
– А у тебя волчий билет будет, – пообещал Даньке папаша и снова переключился на Августу: – Таких, как твой щенок, нужно в колонии воспитывать, чтоб нормальным людям спокойно жилось.
– Кто нормальный? Ты нормальный? – поразилась Августа.
– В общем, так, – произнес в заключение Примат. – Или я подаю на твоего недоноска в суд за нанесение тяжких телесных повреждений, или ты оплачиваешь моральный вред и вред здоровью.
Как ни зла была Августа, она обратила внимание на последовательность возможных издержек. Здоровье сына волновало иуду папашу меньше, чем собственное самолюбие.
– А кто это видел, что мой брат нанес телесные повреждения? Может, это вы сами руку приложили к сыночку вашему, исправляли огрехи в воспитании?
– Слышь, ты чё, крутая, да?
– Мужик, слушай, давай с глазу на глаз потолкуем, – снова влез Матвей.
– Помолчи, болезный, – простонала Августа, – только тебя здесь не хватает. Прошу: иди домой, не лезь не в свое дело.
– Почему же? Это и мое дело, – со спокойным достоинством возразил Матвей, – и не кричи, сейчас все соседи сбегутся.
От неожиданности Августа захлопала ресницами. На короткое мгновение перестала дышать, собираясь с мыслями. Кажется, сосед думает, что он здесь главный?
– Ты не много на себя берешь, воспитатель воспитательниц? Строит тут из себя третейского судью. С чего бы это? Запомни: ты – последний, к кому я обращусь за помощью.
– Слушайте, – вклинился в перебранку папаша, – мне ваши разборки по фигу. Я сказал…
Окончание тронной речи потонуло в воплях Августы:
– Вон отсюда! Сами вырастили бандита, а кто-то виноват! Это мы с братом на вас в суд подадим за клевету и оскорбление. Думаете, за нас заступиться некому? Да? Думаете, раз одни живем, так и наезжать может всякий? У нас есть заступники, не переживайте.
– Да по твоему брату тюрьма плачет! – заорал в ответ обезьяний папаша. – А тебя надо лишить опекунских прав. Весь двор подтвердит. Я завтра же начну собирать подписи!
– А ты где живешь? – тихо спросил у папаши Матвей.
– В соседнем дворе, – механически бросил тот.
– Тогда должен знать, что она врач, жизни спасает, может, и тебе понадобится ее помощь. Ты бы постеснялся так разговаривать. Нехорошо, честное слово.
– Пусть лучше брата спасает, – дал совет Примат, – а мы и без ее помощи обойдемся.
– Я тоже так думал, – как ни в чем не бывало продолжал Матвей, – а вышло по-другому. И потом, мы тоже начнем собирать подписи в защиту чести и достоинства. И все будет тянуться годами. Зачем?
– Действительно – зачем? – неожиданно согласился отец семейства. – Я просто подловлю вашего недоноска в темном месте и раз и навсегда проучу.
– А это угроза. Я свидетель, – быстро произнес Матвей.
– А ты кто ей? Любовник? – тут же среагировал Примат.
– Просто сосед.
– Знаем мы таких просто соседей.
– Слушай, никому ведь не нужны неприятности, правда? – не терял самообладания Матвей. – Ни тебе, ни нам. А посмотри, что получается: можешь считать, на тебя уже есть два иска. Адвокат наведет о тебе справки, и я не удивлюсь, если у тебя в прошлом кое-что имеется и тебе совсем не нужно светиться в полиции.
Августа только успевала переводить глаза с одного на другого.
– А при чем здесь мое прошлое? – осторожно спросил Примат.
– Это ты сыну потом будешь объяснять.
– Яблоко от вишенки, – не утерпела Ава.
– На своего посмотри, – мрачно буркнул папаша, однако велел отпрыску: – Степка, поди-ка погуляй.
– Вот и славно, – обрадовался Матвей.
Выражая всем своим видом недовольство, Степка потрусил вниз, Даниилу ничего не оставалось, как скрыться в квартире. На всякий случай дверь он оставил открытой, чтобы ни у кого не возникло сомнений: он недалеко и он все слышит.
– Идемте ко мне, – предложил Матвей и сделал приглашающий жест.
Примат-папаша и Августа нерешительно переминались.
– Входим, граждане, входим! – подбодрил их Матвей. – У меня есть круглый стол, проведем экстренное заседание, разберем ситуацию с финансовой, юридической и моральной стороны.
– Что ты несешь! – вздохнула Августа. Глаза ее приклеились к открывшейся в дверном проеме картинке.
Свежеотремонтированная прихожая поражала воображение: паркет и арка намекали на наполеоновский стиль. Напольная ваза с декоративными ветками, ковер в багровых тонах и зеркало в металлической кованой раме.
Громоздкие шкафы – обычные спутники стандартных прихожих – отсутствовали. Полки под обувь, напольная вешалка под верхнюю одежду в виде деревца и держатель для зонтов тоже были коваными или декорированными под чугун. На это стоило посмотреть. Да что там – она просто обязана увидеть всю квартиру.
На Примата стиль чужой прихожей тоже произвел впечатление, он перестал мычать что-то невразумительное, повеселел и первым перешагнул порог.
… Саммит прошел в спокойной обстановке, результатами остались довольны обе стороны, не говоря о Матвее: место, на котором обычно восседал друг детства, сейчас занимала Августа (видел бы Витасик – умер бы от зависти).
За чашкой чая папаша признал, что Степка унаследовал неспокойный характер – "весь в тещу, такую же склочницу".
Со своей стороны Августа согласилась, что Данька не подарок, за словом в карман не лезет и запросто может засветить в глаз обидчику.
В результате переговоров сошлись на том, что нынешнее поколение – не то, что прежнее, и вообще…
– Ваш-то хоть чем-нибудь увлекается? – подождав, когда установится атмосфера взаимного доверия, спросил Матвей.
– Пфф! – фыркнул папаша, представившийся Львом. – Степка воображает себя Шумахером, носится по двору на мопеде, готовится к "Формуле-1".
– Да? – расширила глаза Августа. – И вы не боитесь?
– Бойся не бойся, мужик растет. – В родителе Степана неожиданно проклюнулся Макаренко.
– Может, по коньячку? – подсуетился Матвей.
– А почему бы нет? – вдруг подмигнул Лев.
Августа предложение не поддержала.
– Я вообще не пью, – с преувеличенным достоинством произнесла она.
– Я тоже не пью, – разоткровенничался Мотя, – так, чисто компанию не разбивать, для настроения.
– Пять граммов за мир во всем мире, – осклабился Лев.
– А чем увлекается Даниил? – плеснув в рюмки шутихинского коньяка, продолжал Мотя. – Я слышу, на пианино тренируется?
Августа открыла рот, намереваясь без обиняков объявить, что слышит она, но не успела.
– Ну, не держите зла, – протянул рюмку Лев, – эти детки кого хочешь доведут до нервного срыва. Прихожу с работы, а теща с женой в истерике: сколько это будет продолжаться, Степку опять побил во дворе этот байстрючонок… простите. Бабы – что с них взять? Накрутили меня, я и сорвался.
– Так за мир? – напомнил Мотя, ставя закуску – кружочки лимона в одном блюдце и бутерброды с икрой в другом.
– За мир, – эхом отозвалась Августа и, зажмурившись, молодецки опрокинула рюмку.
Голодный желудок обожгло, воздуха в легких оказалось слишком много, и теперь он выходил толчками.
Насилу отдышавшись, Августа с наслаждением погрузила зубы в бутерброд с икрой и замечталась, ни с того ни с сего представив себя хозяйкой подобной квартиры.
Комнату Августа видела мельком, по пути на кухню, но даже одного взгляда было достаточно, чтобы понять: у людей водятся деньги.
Августа продолжала украдкой осматриваться.
Викторианский стиль, надежная классика. Шторы в красную клетку и красные горшочки на подвесных шкафах призваны были оживить мрачноватую обстановку.
Странные люди. Если есть деньги, то почему не купить домик? И не мешал бы никому со своими неуемными сексуальными аппетитами. От этой мысли Августа очнулась и резко поднялась:
– Спасибо, мне пора.
– Да, и мне тоже, – вторил Лев, с сожалением оставляя застолье. От коньяка он покраснел и еще больше смахивал на зрелого самца гориллы.
В прихожей в этот момент прозвенел звонок, и Матвей, покинув своих гостей, заторопился к выходу.
За дверью обнаружился потрепанный отпрыск Примата.
– А батя у вас? – заглядывая внутрь квартиры, спросил он.
– Чего тебе? – отозвался заботливый папаша, подгребая к Матвею.
В прихожей возникла скученность, и Августа немного отстала, дав мужчинам время разойтись.
Теперь у нее была возможность рассмотреть комнату подробней.
Первое, что бросилось Августе в глаза: соседский диван расположился у той же стены, у которой стоял ее собственный диван, – редкое единодушие в выборе спального места. Не самое лучшее решение, но по-другому у них не получалось из-за пианино и мебельной стенки – настоящего монстра, который Августа собиралась без сожаления выбросить при первых же признаках улучшения материального положения.
С жадным любопытством Августа продолжала исследовать гнездо разврата.
Тюля на окне не было, только портьера, но она сочеталась с обивкой дивана и кресел – бежево-коричневой.
Ворсистый ковер на полу так и манил на нем поваляться, а диван и кресла образовывали уютное местечко для отдыха, в котором хотелось со вкусом угнездиться, вытянуть ноги и щелкать пультом от телевизора, экран которого с какой-то нереальной диагональю вместе с музыкальным центром занимал противоположную стену.
Единственными украшениями в комнате были торшер, стилизованный под виноградную гроздь, – такой же, как люстра, и юкка в терракотовом вазоне.
У них с Данькой в двушке было тесно и, чего уж там, неуютно, а в этом однокомнатном рассаднике порока – наоборот. Как это?
А, поняла Августа, дело во встроенном свете. И снова никаких шкафов. Зато у хозяина имеется трость – агрессивная вещица, сублимация сексуальности, выдает владельца с головой.
Еще раз обшарив комнату взглядом, Ава прислушалась: голоса умолкли.
Чувствуя себя воровкой, она заторопилась к выходу и буквально налетела на хозяина квартиры.
От неловкости отпрянула так резко, что потеряла равновесие и стала заваливаться назад. Буквально в последний момент Матвей поймал девушку за локти, притянул к себе и не спешил отпускать.
Притупившееся за время медицинской практики обоняние вдруг обострилось, Августу обдало коньяком и лимоном – от губ Матвея, ветра и солнца – от футболки. Это были первые ласточки. Вслед за этим лавина мужских, неведомых или основательно забытых запахов – крема после бритья, лосьона, еле уловимого запаха шампуня, кожи и несмелого запаха пота – обрушилась на Августу.
Избегая смотреть в лицо опасности, она быстро опустила глаза: Матвей продолжал удерживать ее, их тела разделяли только трикотаж его футболки и шелк ее костюма.
Ава и сама не поняла, как это случилось, но она охнуть не успела, как горячие, с привкусом коньяка и лимона губы нашли ее и вероломный язык проник в рот.
Августа почувствовала себя лодочкой, попавшей в самый первый круг воронки. Круги сменяются, скорость вращения растет, ее закручивает спираль, вот она уже на очередном витке, стремительно несется к центру вращения – дух захватывает, секунды складываются в минуты… Никакой возможности сопротивляться.
Ава хотела и не могла оттолкнуть злодея.
Когда сознание перешло в стадию мерцающего, Аве удалось вырваться из власти бескомпромиссного жадного рта, но в ответ Мотя только сильней прижал ее к себе, зарылся в волосы за ухом и теперь тихо сопел там.
Августе понадобились все силы, чтобы оттолкнуть негодяя.
Увидев, что негодяй улыбается, Августа еле сдержалась, чтобы не врезать по бесстыжей, самодовольной физии, уж очень хотелось посчитаться за все – за все бессонные и провокационные ночи, – но это было бы чересчур. Было бы слишком много чести, и Ава срывающимся голосом сквозь зубы процедила:
– Только попробуй.
Продолжая расплываться в счастливой улыбке, Мотя поднял вверх обе ладони, и Ава выскользнула из квартиры.