Ариэлла понимала, что ей следует немедленно прекратить этот разговор. Эмилиан ее не любит, и отец не должен догадаться об этом. В благословении не было нужды, но все же девушка сказала:
– Итак, ты не одобряешь его? Или того хуже?
– Я постараюсь одобрить его, Ариэлла. – Он привлек дочь к себе и запечатлел на ее лбу поцелуй. – Выражаясь судебным языком, я оправдаю Сен-Ксавье за недостаточностью улик.
Ариэлла ощутила огромное облегчение.
– Он просил тебя стать его женой? – спросил Клифф.
Девушка тут же снова напряглась:
– Я этого не говорила.
– Милая, мне сорок шесть лет, и я умею читать между строк. Я могу устроить ваш брак. Не сомневаюсь, что в моих силах убедить Сен-Ксавье в преимуществах союза с тобой.
Ариэлла воззрилась на отца. Таких преимуществ было много: ее доброе имя, приданое.
– Я выйду замуж по любви, – отрезала она, – или до конца дней своих останусь старой девой.
Во взгляде Клиффа промелькнуло выражение смирения.
– Разумеется, так и будет. Ты же моя дочь. Хорошо. С этого момента я не стану вмешиваться.
– Благодарю тебя, – произнесла Ариэлла.
Глава 14
Скажу как перед Богом: наш король предателям доверился беспечно.
Должны их скоро всех арестовать.
А с виду так спокойны и смиренны…
"Что это такое? – в замешательстве подумал Эмилиан. – И где я нахожусь?"
Как будто преданность в груди несут,
Увенчанную верностью примерной.
Спина его горела огнем, голова раскалывалась от боли, а в горле пересохло настолько, что он не мог сглотнуть. Что произошло?
"Невиновных цыган не бывает".
Его затуманенное сознание отчаянно пыталось пробудиться, наполняя его новыми страхами. Желудок бунтовал. Эмилиан ощущал рвотный порыв, а это означало, что ему придется встать. Тело его, однако, словно налилось свинцом, и попытки подняться не увенчались успехом. Он осознал лишь то, что лежит на животе, вцепившись в подушку.
"Невиновных цыган не бывает".
"Прекратите! Вы же убьете его!"
Ариэлла! Эмилиан напрягся, внезапно осознав, почему он лежит в таком положении на кровати, которую не узнает. Он принял порку за Джорди, и она обернулась сущим кошмаром… Ариэлла тоже была там, она кричала и рвалась к нему.
О заговоре королю известно, -
Их письма удалось перехватить.
Он замер. Ариэлла читает ему.
Ее мягкий, мелодичный голос звучал успокаивающе. Чувство страха исчезло, тошнота отступила. Одна его щека покоилась на подушке, а голова была повернута в ту сторону, откуда доносился голос. Должно быть, он находится в Вудленде, и девушка рядом с ним.
Эмилиан хотел открыть глаза, но веки его, казалось, весили целую тонну. Приложив неимоверное усилие, он все же исполнил свое намерение, желая во что бы то ни стало посмотреть на девушку. Наконец он увидел ее.
Она сидела на стуле, придвинутом близко к кровати, и читала книгу. Интонация ее голоса менялась в зависимости от диалога, но никогда не повышалась. Ариэлла была всецело поглощена своим занятием и являла самое удивительное зрелище, которое он когда-либо видел.
Она наставила на Толлмана ружье, дрожащее в ее руках. Гнев исказил ее прекрасные черты, и Эмилиан понимал, что она находится на грани совершения убийства.
Никто никогда не пытался столь искренне и самозабвенно встать на его защиту.
Внезапно Эмилиан вспомнил, как Ариэлла нежно касалась его израненной спины, охлаждая и усмиряя сжигающее его пламя. Он подумал, что видел также, как она склонялась над ним, чтобы поправить подушку или покрывало. Не она ли клала ему на лоб холодный компресс? Или все это ему только приснилось?
Возможно, так и есть, решил Эмилиан. Ариэлла, такая красивая, добрая и смелая, – это всего лишь сновидение.
– Эмилиан! Ты очнулся, – обрадовалась она, захлопывая книгу и пристально глядя на него.
Он хотел улыбнуться, но перед глазами все еще стоял ее образ с ружьем в руках, когда лишь мгновение отделяло ее от убийства человека. Она делала это ради него.
На лице девушки появилось взволнованное выражение.
– С тобой все будет хорошо, – прошептала она, накрывая своей маленькой ладонью его большую руку. – Не шевелись. Тебе нужно лежать неподвижно, чтобы раны твои исцелились.
Сердце Эмилиана неистово колотилось в груди. Ну почему эта маленькая женщина ведет себя именно так? Почему так печется о его благе?
Ариэлла убрала руку и поднялась.
– Хочешь пить? Позволь мне помочь тебе. Должно быть, тебе все еще больно. У меня есть опий. Доктор Финни посоветовал давать его тебе до конца недели, – сказала девушка, наливая в стакан воду из кувшина.
Она ангел, подумал Эмилиан, ангел милосердия. Она его ангел милосердия.
Глаза его закрылись, и он погрузился во тьму.
Сознание медленно и постепенно возвращалось к нему, и сквозь еще смеженные веки он уловил солнечный свет. Пробуждение от тяжелого дурманящего сна принесло с собой мучительный страх. Это чувство было отлично ему знакомо – оно всегда преследовало его в подобные моменты. Есть что-то, что ему нужно сделать, но имеется и какое-то препятствие, мешающее осуществлению этого намерения.
Эмилиан напрягся. Чувствовал он себя не очень хорошо. Спина затекла и болела, нет, этими словами можно было описать его общее состояние, хотя он и не понимал почему. Он лежал на боку, но, попытавшись перевернуться на спину, понял, что боль от этого лишь усиливается. Наконец он полностью пришел в себя, удивляясь, как много времени ему на это потребовалось. Он прищурился от тусклого дневного света. В висках стучало, во рту пересохло. Эмилиан понял, что лежит не в своей постели. Какого черта?
Взглянув чуть дальше, он увидел Ариэллу.
Она сидела на большом, обитом вышитой тканью стуле, придвинутом так близко к его кровати, что касалась матраса. Девушка спала, прижимая к груди книгу и переплетя ноги. Эмилиану были видны пальцы ее ног в чулках. Золотистые волосы Ариэллы были собраны в свободную прическу, из которой выбились несколько прядок. У Эмилиана екнуло сердце.
"Я сама позабочусь о нем в Роуз-Хилл".
Медленно он заставил себя сесть на постели. В голове сменяли один другой нечеткие образы: Ариэлла склоняется над ним, заботится о нем, дает ему воды, накапывает опий. А еще она читала ему. Это он тоже вспомнил.
Его ангел милосердия.
В груди у Эмилиана разлилось тепло, причины которого он не понимал. Он перестал разглядывать девушку столь пристально. Наконец он принял устойчиво вертикальное положение, удивляясь тому, что спина его болит не так сильно, как когда его только привезли в Роуз-Хилл. Тогда, казалось, она была объята пламенем. Он был очень слаб и чертовски голоден. Помимо прочего, он был полностью обнажен под покрывалом.
Эмилиан увидел стоящий на прикроватном столике кувшин с водой и стакан и осторожно опустил ноги на пол, одновременно прикрываясь покрывалом. Потянувшись к кувшину, он заметил, как дрожит его рука, и выругался.
Да что это такое? Сколько времени он провел в постели? Ясно, что его опаивали наркотиком, вероятно опием. С проклятиями ему все же удалось поднять кувшин.
– Позволь мне помочь тебе! – вскричала Ариэлла, просыпаясь и выхватывая у него кувшин.
Эмилиан откинулся на подушки, поморщившись, когда кожа его соприкоснулась с тканью.
Она такая красивая, именно так и должен выглядеть ангел.
Девушка налила воды и поднесла стакан к его губам.
Он взял у нее стакан.
– Ариэлла, прекрати. Я же не инвалид.
Она поколебалась мгновение, затем все же позволила ему забрать стакан. Пока он пил, она стояла рядом, готовая в любой момент подхватить стакан, если рука его ослабеет.
Как долго она заботилась о нем?
Эмилиан осушил стакан, затем взял со столика графин и налил себе еще воды. Руки его снова задрожали, хоть и не так сильно, как в первый раз.
– Как ты себя чувствуешь? – прошептала Ариэлла, принимая у него пустой стакан и отставляя его прочь.
– Чертовски плохо, – ответил он. – У меня все тело болит, и я очень слаб. Сколько времени я провел в таком состоянии?
– Семь дней.
Глаза его удивленно расширились.
– И все это время ты давала мне опий?
Девушка кивнула:
– Потребовалось наложить тебе швы. Оба доктора хотели, чтобы ты лежал неподвижно как можно дольше. Несколько дней тебя даже немного лихорадило. – Она пощупала его лоб.
Эмилиан не шевелился. От ее прикосновения пульс его участился, а плоть стала наливаться силой, отчего он испытал мрачное удовлетворение. Как видно, он идет на поправку.
– Сейчас жара нет, – спокойно заявила Ариэлла, проведя ладонью по его щеке.
Она заботилась о нем в течение семи дней и готова была убить Толлмана ради него. Эмилиан рефлексивно схватил ее за запястье. Возможно, он и слаб, но единственным его желанием сейчас было уложить Ариэллу с собой в постель, ласкать ее, обнимать, заняться с ней любовью. Он хотел выказать ей свою признательность.
– Я и сам мог бы сказать тебе, что жара нет, – мягко произнес он, поглаживая ее руку.
Ариэлла слабо улыбнулась:
– Рада снова слышать этот соблазнительный тон!
– Разве он соблазнительный? – промурлыкал Эмилиан, думая о том, что соблазнение – самое безопасное сейчас занятие. Все остальное, напротив, было слишком опасным.
– У тебя глаза блестят, – прошептала девушка.
– Я сижу перед тобой полностью обнаженный, Ариэлла, и я еще не умер.
Она поднесла его руку к губам и быстро поцеловала ее. Щеки ее при этом залились румянцем. Затем девушка потянулась за упавшей на пол книгой.
Эмилиан не мог припомнить случая, когда кто-нибудь заботился о нем подобным образом. Лишь его мать могла бы вот так сидеть у его постели, как это делала Ариэлла, и лишь у матери достало бы мужества наставить на Толлмана ружье. Эта девушка отличается от всех прочих женщин-gadjis. Но он понял это уже давно, в тот момент, когда взгляды их встретились в первый раз.
– Тебе больно? – спросила она.
Эмилиан покачал головой:
– Спина распухла, вот и все. Неудивительно, ведь я проспал целую неделю. Спасибо тебе.
Она воззрилась на него:
– Эмилиан, тебе не за что меня благодарить.
– У меня воображение разыгралось или ты все же заботилась обо мне все то время, что я провел здесь?
Девушка улыбнулась:
– Да, заботилась.
Он одарил ее ответной улыбкой:
– Возможно, твое истинное призвание заключается в том, чтобы стать сестрой милосердия.
Она покачала головой:
– Тебе нужен был уход, и я предоставила его.
Слова Ариэллы поразили его, как удар под дых. Глаза ее все еще сияли. Он прочел в них бесконечную любовь и веру. Но он же не заслуживал этого, не так ли? Ни доверия, ни любви. Он не мог ответить на ее чувства – да и не хотел этого делать. Однако как странно реагировало его сердце! Оно словно согрелось изнутри. Сколь многим обязан он этой девушке!
Эмилиан напомнил себе, что Ариэлла – принцесса-gadji , в жизни которой однажды появится и принц-gadjo .
Ощутив неловкость, он бросил взгляд на книгу, которую Ариэлла держала в руках, и глаза его удивленно расширились, когда он прочел на корешке фамилию Шекспира. Обрадовавшись тому, что нашел способ отвлечься от своих гнетущих мыслей, он удивленно спросил:
– Все это время ты читала мне "Ромео и Джульетту"?
– Нет, я читала тебе "Генриха V".
Улыбка его погасла, и он сел прямее.
– Вряд ли это можно назвать женским романом.
– Я солгала тебе. В действительности я не читаю женские романы, – ответила Ариэлла.
Слово "ложь", исходящее из ее уст, не поддавалось осмыслению.
– Почему ты выбрала именно "Генриха V"?
– Личность этого короля восхищает меня, – пояснила Ариэлла, глядя прямо в глаза Эмилиану, – несмотря на все его недостатки. Он был гордым – чрезмерно гордым в действительности, – но очень смелым и, не раздумывая, бросался в бой. Для него поводом развязать войну могла стать даже обычная насмешка.
Эмилиан почувствовал себя неуютно.
– Он был очень недальновидным человеком.
– Возможно, но также и сильным лидером, – уверенно произнесла девушка, не отводя взгляда. – Его люди верили ему и последовали бы за ним хоть на край света, влекомые его харизмой.
– Генрих был безжалостным, – задумчиво произнес Эмилиан.
– Да, безжалостным – а потом его предали.
– Его предали, а английских солдат его армии жестоко убили, – сказал он, выпрямляясь на постели. Он недоумевал, говорили ли о короле или о нем самом?
– Его трагедия сделала его образ еще более привлекательным в моих глазах, – твердо произнесла Ариэлла.
– Ну разумеется, – протянул Эмилиан, осознавая, что девушка тоже заметила сходство. – А одобряешь ли ты его мстительность? Он проследил, чтобы люди его были отомщены.
– Нет, не одобряю, ведь Генрих убил всех пленных французов, какие только были в его распоряжении, – сжато ответила девушка. – Жестокость рождает жестокость, Эмилиан. Такова мораль этой истории. И тебе, несомненно, это известно. Ты ведь не думаешь о мести, правда же?
Он воззрился на Ариэллу, но увидел перед собой презрительно ухмыляющееся лицо Толлмана.
– Генрих женился на французской королеве и стал королем Франции, – хрипло произнес он. – Вот каков итог его жестокости.
– Я не могу не восхищаться его гордостью, мужеством, умением быть лидером, но, всякий раз перечитывая эту историю, я проливаю слезы над сценой убиения. Зная, как Генрих поступит дальше, я испытываю отвращение, – заявила Ариэлла. – Я плачу из-за несправедливости, от которой страдал и продолжает страдать цыганский народ, я горько оплакивала содеянное над тобой! Мне невыносимо видеть выражение твоих глаз.
Эмилиан тяжело задышал и, скрестив руки на груди, стал обдумывать, что именно он сделает с Толлманом. Для начала его также стоит выпороть – в особо изощренной форме. Ненависть и гнев сотрясали все существо Эмилиана.
– Тебе бы следовало почитать другую драму, Ариэлла.
– Ты очень гордый – и очень смелый, – но я молю лишь об одном: не позволяй гордости пробудить свою мстительность, – с чувством произнесла она.
– Малейшие подробности того, что случилось, навсегда запечатлелись в моей памяти, Ариэлла, – ответил он. – Я благодарю Бога за то, что ты не убила Толлмана, но он должен заплатить за содеянное.
– Его арестовали. Было возбуждено расследование. Он неминуемо окажется в тюрьме, Эмилиан.
Эта новость удивила его, но он догадался, что за этим стоят Ариэлла или ее близкие. Ну конечно, кто же еще?!
– Но привлекут ли его к ответу?
Эмилиан так быстро спустил ноги на пол, что спина снова ответила резкой болью, и он застонал. Покрывало его поползло вниз, и он поймал его, не обращая внимания на обнажившийся пупок.
Посмотрев на него, Ариэлла покраснела.
– Мой отец, – сказала она, – человек справедливый. Толлман нарушил закон, решив покарать тебя за то, чего ты не совершал. Налагать наказание – прерогатива судей и судов, а люди не должны вершить правосудие по своему усмотрению.
Эмилиан был уверен, что отец Ариэллы занялся его делом по ее просьбе.
– Мне не нужна благотворительность gadjos .
Девушка сделала глубокий вдох.
– Ты несправедлив. Я ухаживаю за тобой вовсе не из благотворительности.
– Это мне известно. Я говорю о твоем отце, который ради того, чтобы уважить тебя, занялся моим делом, хотя моя судьба его мало заботит.
– Это несправедливо и не соответствует действительности.
Ариэлла пересела со стула на краешек кровати рядом с его обнаженным бедром, и его пульс, и без того участившийся от гнева, тут же отреагировал на столь близкое присутствие девушки. Она даже осмелилась снова погладить его по щеке, и Эмилиан с радостью приветствовал проснувшееся в нем желание. Даже находясь в таком тяжелом состоянии, он не мог вообразить себе ситуацию, при которой он не испытывал бы столь сильного и всепоглощающего желания к этой девушке.
– Он печется о справедливости и ненавидит проявление фанатизма. И меня воспитали с той же системой ценностей. Эмилиан, пообещай мне, что оставишь Толлмана в покое.
Эмилиан подумал о том, что Ариэлла стала такой великодушной и отзывчивой именно благодаря своей семье.
– Я не стану давать подобного обещания, – ровным голосом ответил он. – Как Джорди?
Девушка напряглась:
– Он в самом деле украл лошадь, Эмилиан. Его тоже арестовали.
Из уст Эмилиана вырвался возглас гнева.
– А что Стеван и kumpa’nia ?
– Они остались в Вудленде, – прошептала она, глядя ему прямо в глаза. – Других инцидентов замечено не было.
– И что это значит? – потребовал ответа Эмилиан, понимая, что ему нужно как можно скорее выбраться отсюда и отправиться домой.
– Обстановка накалена до предела. Деревенские жители хотят, чтобы цыгане ушли. Отец пытается всех успокоить.
– Ты взволнована, – заметил он, глядя ей в глаза.
Девушка поморщилась:
– Да, так и есть.
– Предоставь мне право беспокоиться. Ты и так уже достаточно сделала, – сказал Эмилиан, понимая, однако, что у Ариэллы доброе сердце и она не перестанет волноваться о цыганах. Он взял ее за руку и посмотрел ей в лицо. – Целую неделю ты ухаживала за мной, и я всегда буду у тебя в долгу. Возможно, ты и права касательно своего отца. Как показывает опыт, большая часть людей нетерпимы, но не все. Если капитан де Уоренн желает урегулировать ситуацию, я буду очень ему за это признателен. Так же как и тебе.
– Если ты хочешь, чтобы люди без предубеждения относились к цыганам, почему бы тебе не попытаться сделать то же самое касательно gadjos ? Мы не все одинаковые, и я ни за что не поверю, что, прожив столько лет в Вудленде, ты сам этого не понял.
Эмилиан молча смотрел на девушку, изумляясь тому, до чего она особенная.
Она улыбнулась ему:
– Ты слишком умен, Эмилиан, чтобы с предубеждением относиться ко всем gadjos.
Ариэлла была права. Он отлично понимал, что и среди англичан встречаются очень достойные люди. Сердце его смягчилось.
– И что ты предлагаешь? Чтобы я явился на званый вечер, уверенный, что все собравшиеся жаждут водить со мной дружбу, а сочащиеся презрением пересуды за моей спиной мне всего лишь послышались?
– Да, – прошептала девушка. – Можно провести такой эксперимент, – твердым голосом заявила она. – Я помогу тебе.
Сердце его екнуло. Закрыв глаза, Эмилиан медленно поцеловал ее ладонь, пробуя на вкус нежную кожу. В голове у него шумело. Есть только один способ, которым он может отплатить этой женщине, и он не имеет ничего общего с социальными экспериментами.
Ариэлла издала чуть слышный хриплый стон.
Он привлек ее к себе, обняв за талию. Волосы Ариэллы рассыпались по плечам. Он положил ее руку себе пониже живота, и девушка вскрикнула от удивления, поглаживая складки покрывала.