Люси нахмурилась. Элис не единожды было говорено, что входить в комнату без разрешения нельзя. Но, казалось, то обстоятельство, что вход в комнату Люси был настрого запрещён, лишь делало её для Элис самым желанным местом. Люси подозревала, что сестра прокрадывалась туда и прежде, когда не обнаруживала своих кукол и мягких игрушек на привычных местах.
Услышав бессловесное восклицание Люси, Элис, вздрогнула, обернулась, и что-то выпало из её рук прямо на пол. Это "что-то" разбилось вдребезги, заставив обеих девочек подпрыгнуть. Краска вины залила маленькое личико Элис.
Люси оцепенело уставилась на осколки, блестевшие на деревянном полу. Это был стеклянный воздушный шар, подаренный ей отцом.
– Почему ты вошла сюда? – не в силах поверить в произошедшее, яростно закричала она. – Это моя комната! Это мои вещи! Убирайся отсюда!
Элис разразилась слезами, стоя посреди стеклянных осколков.
Встревоженная шумом, в комнату ворвалась мама.
– Элис! – она кинулась вперёд и подхватила дочку с пола, подальше от разбитого стекла. – Детка, ты поранилась? Что случилось?
– Люси напугала меня, – всхлипнула Элис.
– Она разбила моё стеклянное украшение, – неистово защищалась Люси. – Она зашла без спроса в мою комнату и разбила его.
Мама держала Элис, гладя её по волосам.
– Главное, что никто не пострадал.
– Главное, что она разбила вещь, принадлежавшую мне!
Мать бросила на старшую дочь сердитый и расстроенный взгляд.
– Ей просто было любопытно, Люси. Это произошло случайно.
Люси сверлила взглядом младшую сестру:
– Ненавижу тебя. Никогда больше не заходи сюда, или я проломлю тебе голову.
Угроза вызвала у Элис очередной поток слёз, отчего лицо матери потемнело.
– Довольно, Люси. Я ожидала, что ты будешь добра к сестре, особенно после того, как она так тяжело болела.
– Но теперь-то она здорова, – возразила Люси, но её слова потонули в шуме бурных рыданий Элис.
– Сейчас мне нужно позаботиться о твоей сестре, а после я вернусь и соберу стекло. Не вздумай прикасаться к нему, эти осколки острее бритвы. Ради всего святого, Люси, я куплю тебе другой сувенир.
– Это будет не то же самое, – угрюмо проговорила Люси, но мать уже унесла Элис из комнаты.
Люси опустилась на колени перед разбитым стеклом, мерцавшим и едва различимо, подобно мыльным пузырям, переливавшимся на деревянном полу. Сжавшись в комочек, она всхлипывала, глядя на разбитый сувенир до тех пор, пока в глазах всё не расплылось. Эмоции, захлестнувшие её, казалось, вот-вот перельются через край и заполнят пространство вокруг … ярость, горе и страстная, мучительная, отчаянная жажда любви.
В тусклом пятне света лампы стали загораться крошечные огоньки. Сглотнув слёзы, Люси обхватила себя руками и, дрожа всем телом, сделала глубокий вдох. Она моргнула, и огоньки, поднявшись с пола, закружились вокруг неё. Изумлённая, она вытерла руками глаза и, не отрываясь, принялась смотреть на кружившиеся в танце огоньки. Наконец, она поняла, что перед ней.
Светлячки.
Волшебство, предназначенное только ей.
Каждый осколок стекла превратился в живую искорку. Танцующая процессия светлячков неспешно добралась до окна и выскользнула из него, скрывшись в ночи.
Когда через несколько минут вернулась мама, Люси уже сидела на краешке кровати и неотрывно глядела в окно.
– Что случилось со стеклом? – спросила мама.
– Оно исчезло, – рассеяно отозвалась Люси.
Это волшебство было её тайной. Люси не знала, откуда оно взялось. Она лишь понимала, что оно отыщет нужные ему лазейки и пронесёт сквозь них жизнь, подобно цветам, растущим в трещинах разбитого тротуара.
– Я же сказала тебе, не прикасаться к нему. Ты могла порезать себе пальцы.
– Прости, мамочка, – Люси потянулась за лежавшей на ночном столике книжкой и, раскрыв том на первой попавшейся странице, уставилась в неё невидящим взглядом.
Она услышала мамин вздох:
– Люси, ты должна быть терпимее к младшей сестре.
– Я знаю.
– Она до сих пор не окрепла после всего пережитого.
Взгляд Люси оставался прикован к раскрытой книге, и она продолжала упрямо молчать до тех пор, пока мать не покинула комнату.
После напряжённого ужина, за которым тишину прерывала лишь болтовня Элис, Люси помогала убирать со стола. В голове у неё роилось множество мыслей. Наверное, её чувства оказались столь сильны, что из-за них стекло обрело новую форму. Она предположила, что стекло, должно быть, пыталось ей о чем-то сообщить.
Она отправилась в кабинет отца и обнаружила, что он говорит по телефону. Папа не любил, когда его отвлекали от работы, но ей очень нужно было его кое о чём спросить.
– Папочка, – нерешительно окликнула Люси отца.
Судя по тому, как напряглись его плечи, девочка догадалась, что он недоволен её вторжением. Но голос оставался спокойным, когда он, положив трубку, спросил:
– Да, Люси?
– Что значит, если ты видишь светлячка?
– Боюсь, в штате Вашингтон светлячков не увидеть. Они не живут так далеко на севере.
– Но что они означают?
– Ты имеешь в виду, символически? – На мгновение он задумался. – В дневные часы светлячок – насекомое неприметное. Если не знать, что это, наверняка решишь, будто в нём нет ничего особенного. Зато ночью этот жучок светится, благодаря собственному источнику света. В темноте проявляется его самая прекрасная черта. – Он улыбнулся при виде сосредоточенного выражения на личике Люси. – Не правда ли, необычайный талант для такого заурядного на вид создания?
Глава 2
– Мне сложно доверять людям, – как-то раз, спустя недолгое время после знакомства, призналась Люси Кевину.
Заключив её в объятия, он прошептал:
– Но ко мне ведь это не относится, правда?
Прожив с Кевином Пирсоном два года, Люси до сих пор не могла поверить в свою удачу. Он был всем, о чём она только могла мечтать, мужчиной, понимавшим ценность маленьких жестов, таких как выращивание любимых цветов Люси на переднем дворике их съёмного дома, или звонок посреди дня, просто так, без повода. Он был общительным человеком, и частенько вытаскивал Люси из мастерской, чтобы сходить на вечеринку или поужинать с друзьями.
Непреходящая одержимость работой порядком подпортила её предыдущие отношения. И хотя она создавала множество произведений искусства: мозаику, светильники, и даже небольшие предметы мебели, больше всего ей нравилось делать витражи. Прежде Люси никогда не встречала мужчину, который увлекал её хотя бы вполовину так же сильно, как работа. В результате художник из неё вышел куда лучший, нежели подруга. Но Кевин разрушил сложившиеся устои. Он научил Люси чувственности, доверию, вместе они разделили мгновения, когда ей казалось, что в жизни у неё не было человека ближе. Правда, даже тогда между ними сохранялось маленькое, но непреодолимое расстояние, удерживавшее их от попыток вызнать друг у друга самые сокровенные тайны.
Свежий апрельский ветерок скользнул сквозь приоткрытое окно в переоборудованный гараж. Мастерская Люси была оснащена всевозможными орудиями её ремесла: монтажный стол со встроенной горелкой, паяльная установка, стеллажи для листового стекла и муфельная печь. Яркая мозаичная стеклянная вывеска снаружи изображала женский силуэт на старомодной деревянной качели на небесном фоне. Вытравленная ниже надпись "Долети до звезды" была выполнена позолоченным шрифтом с завитушками.
От расположенной неподалеку гавани Фрайдей-Харбор доносились отголоски бодрой перебранки чаек и рёва прибывающих паромов. Несмотря на то, что остров Сан-Хуан являлся частью штата Вашингтон, казалось, он принадлежал совершенно иному миру. Он находился под защитой дождевой тени Олимпийских гор, и потому, даже если Сиэтл укутывало серой пеленой мороси, остров продолжал греться в лучах солнечного света. Остров, покрытый буйно разросшимися пихтовыми и сосновыми лесами, был заключён в оправу из пляжей, протянувшихся по всему побережью. По весне и осени над ровной морской гладью то и дело вздымались клубы водных брызг там, где стаи китов-косаток преследовали лососевые косяки.
Люси бережно раскладывала и перекладывала кусочки стекла, прежде чем наклеить их на столешницу, покрытую тонким слоем скрепляющего раствора. Мозаичный набор представлял собой мешанину из пляжного и муранского стекла, миллефиори и ломаной китайской мозаики, окружавшую завитки гранёного стекла. Она готовила Кевину подарок ко дню рождения – стол с витиеватым узором, так восхитивший его на одном из её набросков.
Поглощённая работой, Люси напрочь позабыла про ланч. Где-то в разгар дня в двери, постучавшись, вошёл Кевин.
– Привет, – широко улыбнулась ему Люси, накрывая мозаику куском ткани, чтобы Кевин не увидел работу раньше времени. – Что ты здесь делаешь? Не хочешь съесть где-нибудь по сэндвичу? Я жутко проголодалась.
Но Кевин не ответил. С застывшим лицом, он старательно избегал встречаться с ней взглядом.
– Нам нужно поговорить, – произнёс он.
– О чём?
Он издал вздох, выдавший его неуверенность.
– Это всё не для меня.
Видя по выражению его лица, что дела действительно плохи, Люси вся похолодела.
– Что... что не для тебя?
– Мы. Наши отношения.
От изумления её сознание захлестнула паника, напрочь лишив способности связно думать. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем Люси удалось собраться с мыслями.
– Дело не в тебе, – оправдывался Кевин. – Я хочу сказать, ты замечательная. Надеюсь, ты мне веришь. Но в последнее время, этого было недостаточно. Нет... я неверно выразился. Скорее мне тебя слишком много. Словно во мне не хватает места, словно бы я переполнен. Ну как тебе объяснить?
Люси ошарашено уставилась на разрозненные кусочки стекла на рабочем столе. Если она сосредоточится на чём-то ином, на чём угодно, только не на Кевине, если она не станет слушать его, то может быть, он не станет продолжать.
– ... в этом вопросе нужно быть предельно, предельно честным, чтобы, в конечном счёте, не оказаться подлецом. Никто не должен быть подлецом. Это так изматывает, Люс, постоянно убеждать тебя, что я по уши в этих отношениях, совсем как ты. Если ты лишь на минутку поставишь себя на моё место, то поймешь, почему мне нужно немного отдохнуть от этого. От нас.
– Но ты ведь не отдохнуть хочешь. – Люси рассеянно нащупала резец по стеклу и обмакнула его кончик в масло. – Ты порываешь со мной. – Она не могла в это поверить. Даже услышав свой голос, произносящий эти слова, она всё равно не могла в них поверить. Используя в качестве направляющей треугольную линейку, она процарапывала на кусочке стекла бороздки, едва ли понимая, что делает.
– Видишь, как раз об этом я и говорю. Эти нотки в твоём голосе. Я знаю, о чём ты думаешь. Ты всегда боялась, что я тебя брошу, и теперь, когда я это делаю, ты решила, что с самого начала была права. Но тогда всё было иначе. – Кевин замолчал, наблюдая, как она зажимает размеченное стекло в щипцы. Нажатие опытной руки, и лист стекла раскололся ровно по намеченной линии. – Я не говорю, что это твоя вина. Я лишь пытаюсь сказать, что это и не моя вина тоже.
Люси с чрезмерной осторожностью опустила щипцы и стекло на стол. Её не покидало ощущение падения, хотя она сидела совершенно неподвижно. Неужели она была такой дурочкой, раз так поражена? Какие знаки она упустила? Почему оказалась настолько слепа?
– Ты говорил, что любишь меня, – выдавила она, и почувствовала досаду от того, как жалко прозвучали эти слова.
– Я вправду любил тебя. До сих пор люблю. Поэтому мне так нелегко. Мне больно не меньше твоего. Надеюсь, ты это понимаешь.
– У тебя кто-то есть?
– Даже если и так, это не имеет никакого отношения к моему решению взять паузу в наших отношениях.
Люси услышала собственный голос, с надрывом произнёсший:
– Ты говоришь "взять паузу" так, словно решил выйти выпить кофе с рогаликами. Но это не пауза. Это навсегда.
– Так и знал, что ты будешь вне себя. Знал, что ситуация получится тупиковая.
– А какой ещё она могла оказаться, кроме как тупиковой?
– Мне жаль. Мне правда жаль. Сколько раз ты хочешь, чтобы я это повторил? Я не мог бы сожалеть сильнее, чем жалею сейчас. Я сделал всё, что в моих силах, и мне жаль, что для тебя этого было недостаточно. Нет, я понимаю, что ты никогда не говорила, будто я недостаточно хорош, но я это знал. Потому как, чтобы я ни делал, мне так и не удавалось побороть твою неуверенность. И, в конце концов, мне пришлось признать тот факт, что наши отношения не для меня. Весёлого в этом мало, поверь мне. Если тебе станет легче, я чувствую себя настоящим дерьмом. – Встретившись с непонимающим взглядом Люси, Кевин резко выдохнул. – Послушай, есть нечто такое, что тебе лучше узнать от меня, нежели от кого-то другого. Когда я осознал, что в наших отношениях наступил кризис, мне необходимо было с кем-то об этом поговорить. Я обратился... к другу. И чем больше времени мы проводили вместе, тем ближе становились. Никто из нас к этому не стремился. Всё просто случилось само собой.
– Ты начал встречаться с другой? Даже раньше, чем мы расстались?
– Эмоционально я с тобой уже расстался. Просто не успел тебе об этом сказать. Знаю, мне стоило повести себя иначе. Но дело в том, что мне нужно двигаться в этом новом направлении. Так будет лучше для нас обоих. Обстоятельство, которое делает наш разрыв столь нелёгким для всех, включая меня, заключается в том, что девушка, с которой я сейчас встречаюсь... близка тебе.
– Близка мне? Ты имеешь в виду кого-то из моих подруг?
– Вообще-то... я говорю об Элис.
Всю её кожу стянуло, как всякий раз, когда, чудом не упав, продолжаешь чувствовать жгучий всплеск адреналина. Люси не могла вымолвить ни слова.
– Она предвидела такой поворот событий, не больше, чем я, – проговорил Кевин.
Моргнув, Люси сглотнула.
– Какого поворота событий? Ты... ты встречаешься с моей сестрой? Ты в неё влюблён?
– Я не предполагал, что так произойдёт.
– Ты с ней спал?
Ответом ей было пристыженное молчание.
– Убирайся, – выговорила она.
– Хорошо. Но ты ведь не станешь винить её за...
– Убирайся, убирайся! – Люси услышала достаточно. Она не вполне понимала, что собирается сделать дальше, но определенно не хотела, чтобы Кевин при этом присутствовал.
Он направился к выходу из мастерской.
– Обсудим это позже, после того, как у тебя будет возможность хорошенько всё обдумать, ладно? Потому что я хочу, чтобы мы остались друзьями. Вот только, Люс... Элис совсем скоро собирается переехать ко мне. Так что тебе нужно подыскать какое-нибудь жилье.
Люси не ответила. Застыв от потрясения, она не двигалась ещё несколько минут после его ухода.
С горечью она размышляла, что же так её удивило. Порядок оставался прежним. Элис всегда получала всё, чего бы ни пожелала, брала всё, что ей было нужно, никогда не задумываясь о последствиях. Каждый член семьи Маринн ставил Элис на первое место, включая и саму Элис. Её запросто можно было возненавидеть, если бы не находившая порой на Элис меланхолия вкупе с ранимостью, так похожие на отголоски тихой грусти их матери. Люси постоянно обнаруживала себя в роли заботливой сестры: платила за обед, когда они куда-то шли, давала деньги в долг, который никогда не выплачивался, и одалживала одежду и обувь, которые никогда не возвращались.
Элис была умна и умела чётко выражать свои мысли, но ей всегда было трудно доводить начатое до конца. Она часто меняла работу, оставляла невыполненными планы, разрывала отношения прежде, чем они успевали к чему-то привести. Первое впечатление о ней всегда было блестящим – сексуальная, харизматичная и весёлая – но она быстро избавлялась от людей, по всей видимости, неспособная выносить обычное повседневное общение, составлявшее основу любых взаимоотношений.
В течение полутора лет Элис работала младшим сценаристом в многосерийной мыльной опере, которую показывали днём. Дольше той она ни на одной работе не задержалась. Жила в Сиэтле, время от времени наведываясь в Нью-Йорк на встречу с главными сценаристами, чтобы обсудить развитие всего сюжета. Люси познакомила её с Кевином, и изредка они выбирались куда-нибудь вместе, но Элис никогда не выказывала какого бы то ни было интереса к нему. Люси наивно не подозревала, что заимствование принадлежавших ей вещей дойдёт до кражи её парня.
Как завязались отношения между Кевином и Элис? Кто сделал первый шаг? Неужели Люси столь надоедлива, что Кевин предпочел от неё сбежать? Если это не его вина, как тот заявил, тогда это её вина, верно? Должна же в этом быть хоть чья-то вина.
Она крепко зажмурила глаза, пытаясь не уступить горячему натиску слёз.
Как можно думать о том, что причиняет такую боль? Как быть с воспоминаниями, чувствами, стремлениями, ставшими вдруг беспризорными.
Пошатываясь, Люси побрела к своему старомодному трёхскоростному велосипеду, прислонённому около дверей. Это был винтажный бирюзовый "Швинн" с расписанной цветами корзиной на руле. Она дотянулась до шлема, висевшего на крючке возле двери, и выкатила велосипед наружу.
На прохладный весенний день опустился туман, верхушки дугласовских пихт пронзали лёгкую, словно мыльная пена, облачную дымку. Обнажённые руки Люси покрылись гусиной кожей, когда ветерок влажной прохладой пробрался ей под футболку. Она ехала, не разбирая дороги, пока не сгорели ноги и не заболело в груди. Она остановилась у поворота, узнав тропу, ведущую к бухте на западном побережье острова. Люси покатила велосипед по неровной дорожке и наконец достигла линии крутых утёсов из выветренного красного базальта с вкраплениями чистого известняка. Внизу на пляже вороны и чайки расхватывали то, что оставил после себя отлив.
Некогда коренные обитатели острова, племена прибрежных сэлишей сетями собирали урожай устриц, лосося и моллюсков. Они верили, что в изобилии водившаяся в проливе пища – дар некой женщины, давным-давно вышедшей замуж за море. Как-то раз, когда она купалась, море приняло облик красивого, влюблённого в неё мужчины. И стоило отцу девушки нехотя дать своё согласие на брак, как та со своим возлюбленным навсегда исчезла в морских глубинах. С тех пор море в благодарность посылало островитянам богатые урожаи.