Вертикаль страсти
Теория заговора
Но коль скоро роман - это такой дикий, иррациональный хаос, сумятица чувств, когда нет правил и ограничений, а есть лишь поджидающая нас бездна отчаяния, кажется немыслимым, что мы все равно так жаждем "пережить роман".
Мы влюбляемся, мы хотим влюбляться, думаю, потому, что отчаянно жаждем любви-заботы, суррогатом, эрзацем, неполноценным заменителем которой становится роман. Мы стремимся к любви-заботе, единственно настоящему чувству, к заветной цели, которая есть для нас все и венец всего, стремимся к этой "любовной награде", поскольку убеждены, что она избавит нас от самого ужасного из наших страхов - от страха одиночества.
Так почему же, если любовь-забота встречается редко, как золотой самородок, мы все равно готовы пройти через страдания, нервы и слезы романа?
Вы можете возразить мне, что сам вопрос поставлен неправильно. Можете заявить, что у нас просто нет выбора, потому что влюбляться - естественно. В данном трактате я отвечу вам следующим образом: а что, если нет? Как вам понравится, если я докажу, что влюбленность - явление, в действительности порожденное культурой?
Разумеется, во многих социумах никого не интересуют эмоциональные аспекты так называемой любви при отправлении чисто биологических функций размножения и продолжения рода Скажем, устроенные родителями и родственниками браки на протяжении нашей истории занимали ведущее место, а во многих зарубежных социумах они до сих пор доминируют. От зарождения Европы до ее Возрождения правящие классы поддерживали эту традицию брака без любви, так как для скрепления политических либо экономических союзов у них было принято заключать брачные договоры.
Браки "по любви" - явление относительно новое, притом западноевропейское. Их не существовало до 1215 года, когда папа Иннокентий III постановил, что заключение брака возможно "по обоюдному согласию будущих супругов", без разрешения родителей; жениться по любви стало можно, это даже поощрялось. Такое решение Рима было прямо связано с политической линией зарождавшегося тогда в Европе нового правящего класса, линией, которую мы и намерены разоблачить и обличить в данном трактате.
Сегодня все мы настаиваем, что никто не должен определять для нас и за нас, кого нам любить, и все же мы признаем, что и сами выбирать тоже не можем. Зарождение любви - это "химическая реакция", случайная встреча; мы ждем мистического момента, когда в нас ударит молния, вонзится стрела Амура. Так что в вопросе зарождения любви наша "великая цивилизация" всего лишь перешла от ритуала к суеверию.
Не стану утверждать, будто бы мы можем выбирать, в кого нам конкретно влюбиться; однако в каждом случае у нас есть свобода выбора, влюбляться нам или нет. Свобода, вернее, остается только для тех, кого не слишком задурило "романтизмом" наше общество, общество, у которого есть самые веские причины - интересы правящих классов - эту свободу ограничивать.
Вся гамма рассмотренных выше проблем возникла передо мною в результате исследования эффективности любовной лирики. Вместо того чтобы отражать чувства, которые мы действительно переживаем, и тем самым под держивать наш эмоциональный настрой, она, похоже, нацелена на то, чтобы, наоборот, наши чувства подстраивались под нее, отражали слова и призывы к страсти, все время нас окружающие, ежедневно осаждающие нас. Вспомним всю линейку подобных продуктов культуры - песни о любви, слова признания, любовную лирику, романы, рекламные тексты - поистине, целая отрасль индустрии агитирует нас, как прекрасны такого рода чувства Вместо того чтобы возрождать в памяти ту любовь, что мы когда-то испытывали, они описывают, и весьма яркими красками, те чувства, которые естественным образом у нас бы не возникли. Социологи, например, считают, что школьницы читают любовные романы только для того, чтобы ознакомиться с правилами и условностями, принятыми в обществе для гетеросексуальных взаимоотношений, отношений между полами.
Сможет ли хоть один человек вспомнить, чтобы он полюбил кого-то кроме родных и близких до того, как услышал, что существует такая штука, как влюбленность? Как выявило одно интересное для нас исследование дошкольников, даже едва научившиеся ходить дети настолько хорошо знакомы с "конвенцией романтических отношений" по источникам типа детских сказок и прочего, что нарушение этой социальной конвенции
5
Собачья поездка
БЕССЕРДЕЧНЫЙ, НО ВСЕ ЖЕ СПОСОБНЫЙ ЛЮБИТЬ, ЭТОТ мир парадоксален для нас, скрытых где-то в пограничье между безжизненной материей и чистым разумом. В отличие от Железного Дровосека я не хочу, чтобы у меня было сердце. Я хочу любить вас, но не уподобляться вам. Сердце - измеритель времени у живых, и без него я существую вне времени. Видите ли, время ощущается сердцем. Сердце - часы души, оно ритмично отсчитывает время до тех пор, пока однажды не остановится. Время вышло.
Вы судите о мире и быстроте течения жизни по своим внутренним часам, и когда сердце замедляется, мир движется быстрее. В этом истинная трагедия старости. То, что когда-то заполняло целый год, теперь пролетает за неделю.
И наоборот, когда сердце бьется быстро, мир замедляется. Получается, что все лучшее и худшее в жизни происходит медленнее всего. И это приятно. Но также неприятно.
То, что произошло с Мирандой, определенно, было неприятно. Второй раз за последние сутки меня крадут, и в этот раз - прямо у нее из рук. Потрясение растянуло для нее время. Абсолютная неожиданность выходки Троцкого лишь усугублялась стремительностью его движений, так что нервная система Миранды начала обстреливать сердце частой дробью импульсов, а кровь втекала в сердце по венам и устремлялась назад в артерии с такой же скоростью и напором, как водка в пищеводе. Мир замедлился. И видеть неспешно уплывающего Троцкого было тем обидней, что она и сама не могла двигаться в этом мире быстрее. Сумочка плавно соскользнула с ее коленей, и косметичка, таблетки, спички, жевательная резинка, монеты, кошелек и ярко-голубая упаковка тампонов полетели над полом вагона по изящным параболам. Миранда, глядя, как ее вещи начинают отскакивать от пола, словно колыхаясь на волнах, успела подумать, что это обломки ее личного кораблекрушения. А потом засомневалась, не ошибался ли Эйнштейн, ведь не время замедляется при увеличении гравитации, совсем наоборот - гравитация уменьшается при замедлении времени. Мысли, в сущности, посторонние, но уж чего-чего, а времени у нее было навалом.
Иногда, вспоминая об этом, я удивляюсь - почему она не подумала обо мне, и понимаю, как мало я тогда для нее значил. Хотя к моменту кражи она и перелистала меня до сорок седьмой страницы, у меня было такое ощущение, что читать она еще не начинала. Тогда, в костлявых лапах Троцкого, мне показалось, что больше мы никогда не сможем быть вместе. Нет, такого не должно было произойти со мной; я знал, что хочу быть с нею, мой долг - вернуться к ней, и я вернусь. Не спорю, довольно самонадеянный план для того, кто никогда не имел конечностей, разве что в бытность свою зеленым древом.
Пока Лев Троцкий бежал, рука у него вспотела; вставляя свой билет в щель выходного турникета, он уже задыхался. Мне был слышен отчаянный крик Миранды, и она себя слышала, но в ее замедленном мире этот крик был больше похож на утробный, нечленораздельный рык львицы.
Миранда, уже не в силах удивляться, наблюдала, как игравший с ней в гляделки молодой человек бредет по вагону и вяло собирает все ее вещи обратно в сумочку. Закончив, он лениво протянул ее Миранде. Миранда неторопливо заглянула ему в глаза - когда их взгляды сцепились, прошла, казалось, вечность. Его рука, как во сне, потянулась к ее левой руке, пальцы плавно сомкнулись. Мистер Флирт рывком поднял Миранду и выдернул вслед за собой из вагона. Двери закрылись в тот момент, когда Миранда и Флирт вдвоем рухнули на платформу, ударившись об нее руками и коленками. Они снова очутились "в реальном времени". И почувствовали боль.
Поднявшись, Флирт побежал к турникетам.
- Жди здесь, - крикнул он на ходу. Миранда только и смогла, что кивнуть. Упираясь коленями в твердую платформу, она сжимала в руках сумочку, так же широко открытую, как ее рот. Колени болели. На работу она опаздывает. Колготки, конечно, опять порвались. Поезд, сбросив вес лишних трех пассажиров, бодро двинулся на следующую станцию.
* * *
Знаете, рано или поздно все равно должен появиться этакий герой, который с риском для жизни бросается спасать попавшую в беду героиню, чтобы героиня его смущенно благодарила и дала этому накачанному мачо повод приосаниться, раздуть грудь и расправить павлиний хвост:
Может быть, в библиотеке мне пришлось слишком долго общаться с подобными книгами, но этот парень показался мне именно таким персонажем, и, честно говоря, меня совсем не вдохновляла та перспектива, что к Миранде вернет меня какой-то шкаф с тестостероном, спасая меня только для того, чтобы предстать перед ней в выгодном свете.
В общем, это гордость, а гордость хороша, когда ты - лев. Но если ты лев, то ты не прав. Как, кстати, неправ был и Лев Троцкий.
Кажется, мне пора сказать пару слов о беспристрастности. Признаюсь, до этой страницы я не было справедливо к мужчинам, фигурирующим в моей истории. В истории Миранды. В нашей истории. Но, понимаете, я в противоречивом положении. С одной стороны, я хочу, чтобы вы знали, насколько трепетным было мое чувство к Миранде, с другой стороны, я хочу, чтобы вы узнали правду. К Миранде я чувствовал любовь, а у любви свои требования. Мне была нужна лишь капля взаимности. Но ревности, настоящей ревности, у меня не было.
В конце концов, могу ли я, стопка бумаги, с кем-то соперничать? Повествование - это одно, но у мужчин есть еще много других достоинств. Не стану притворяться, что могу починить выключатель или просто ввернуть лампочку. После меня не остается сбритых волосков в раковине и эгоистично поднятых стульчаков. Я никогда не смогу рыгнуть в вашей постели и не буду хрюкать во время пятого за месяц соития. Да, мне хотелось дать Миранде удовлетворение, которое могу дать только я. Да, мне нужно было ее безраздельное внимание, нужно, чтобы рядом со мной для нее больше никого не существовало. Но главным образом мне нужно было ее время. Время, чтобы читать меня. Время, посвященное ее душе. Все то время, что она тратила, одеваясь, накрашиваясь, прихорашиваясь "для мужчин"…
Что-то моя пара слов все не кончается.
Достаточно сказать, что лучше бы за мной погнался чуть менее многообещающий кандидат, чем Флирт, но, как говорят в юртах посреди бескрайней монгольской степи, не мы выбираем, в чью сторону судьба пустит ветры. В конце концов, хоть кто-то старался меня вернуть, а это всяко лучше, чем оставаться в руках подозрительного коротышки Троцкого. От него зловеще пахло шпротами в масле. Он сразу мне активно не понравился.
Не будучи ни молодым, ни стройным, Троцкий двигался медленно, зато очень шумно пыхтел; бегать он явно не привык. Добравшись до края железнодорожной платформы, замедлил шаг, чтобы затеряться в ждущей поезда толпе, - тут его неприметность работала на все сто.
Миранда пристроилась на деревянную скамейку с вырезанным изречением "Тим любит Эмму". Какой-то остряк залепил жвачкой одну букву "м". Получилось "Тим любит эму". Австралиец, наверное. Миранда отряхнула юбку; прикидывая, сколько же ей придется ждать Флирта. Рассеянно заглянула в сумочку. Тут ей в голову пришла мысль - а вдруг эти двое, Троцкий и Флирт, в сговоре? Один для отвода глаз крадет книгу, второй спокойно подбирает ее вещи и незаметно приватизирует кошелек. Миранда ощутила дрожь приближающейся паники, отзвук всех пережитых сегодня волнений. В кошельке хранилась дорогая для нее вещь, карточка, при одном взгляде на которую у Миранды всегда подступали слезы к глазам, ее пластиковая банковская карта. Миранда принялась яростно перетряхивать сумочку в поисках кошелька.
В это время Флирт добежал до клубящейся в начале платформы толпы, и ему пришлось притормозить. Он стал вглядываться в лица, сличая их с сохранившимся в памяти портретом. Небольшого роста. Зеленая куртка. Козлиная бородка. Флирт вертел головой во все стороны, упорно пробираясь вперед.
От громкого объявления, что подан поезд на "Бриз-з-зтоль", в ушах зазвенело такое пронзительное эхо, какого могут добиться только рекордсменки породы чихуахуа. Собаки, которых никакие собачьи поездки на самом деле не радуют. Под черным пощелкивавшим расписанием толпились сотни людей. Флирт резко обернулся, как если бы Троцкий мог, улучив момент, выбежать из-за колонны и скрыться за кучей мешков с почтой. Флирт хватал людей за плечи, с неудовольствием убеждался, что ошибся, и раздраженно отпускал.
Миранда нашла кошелек и облегченно вздохнула.
Троцкий двигался вдоль дальней платформы к выходу через арку. Он держал меня так крепко, что обложка проминалась. Вы чувствуете эти вмятины? Нет, конечно, шрамы уже заросли. Троцкий старался идти как можно быстрее, не сбавляя шага, но едва он зашел под арку, Флирт заметил его зеленую куртку и снова побежал.
Книгокрадец открыл дверцу такси, сел и выдохнул:
- Бонд-стрит, побыстрее.
Водитель кивнул, включил счетчик, аккуратно закрыл свой термос, сложил номер "Сан", почесал нос, завел мотор, с третьего раза воткнул передачу и выехал со стоянки.
Миранда сидела, глядя на часы, но не понимала, какое время они показывают. Она гадала, как долго ей придется ждать, чтобы убедить себя, что Флирта она больше не увидит.
А Флирт тем временем выбежал на улицу, увидел отъезжающее такси Троцкого, побежал за ним, но водитель прибавил газу, и Флирт, тяжело дыша, остановился.
Поезд подошел к платформе, где сидела Миранда, и она устремила нетерпеливый взгляд в строну вокзала. Где же Флирт? Не бежит ли он там с книжкой в руке?
На другом конце вокзала Флирт увидел, что такси притормозило и медленно-медленно переползает через первого "лежачего полицейского" в длинной-длинной их гребенке.
- Быстрее, быстрее, - ворчал Троцкий, не поднимая глаз от книги. Он даже не заметил, что мы толком не отъехали от вокзала. Он открыл меня и торопливо глянул на титульную страницу, собираясь пролистать дальше.
В метро двери открылись, показывая Миранде пустой вагон. Он так и манил ее войти. Где Флирт? Она же опоздает… Может быть, он забыл о ней и не вернется.
- Подвеска хреновая, - притормаживая перед следующей преградой, сказал водитель словно бы в извинение, хотя никаким извинением тут и не пахло.
Флирт - боже, он был так дьявольски хладнокровен - вразвалочку подошел к такси. Нет, он правда будто прогуливался. Поравнявшись с открытым окном такси, он без видимых усилий вырвал меня из рук Троцкого. Троцкий злобно зашипел и налился краской. Он отчаянно дергал дверную ручку, но, как и во всех такси в наш век тотального недоверия, дверца была заперта с момента включения счетчика.
Миранда смотрела на дверь поезда. Поезда, на котором еще можно было успеть на работу. Но Флирт сказал ей "жди здесь" таким тоном, будто он и в самом деле вернется. Миранда решила дать ему шанс.
Флирт побежал обратно на вокзал. У расписания он ринулся прямо в толпу, которая все прибывала. Обычно на вокзале поток спешащих людей увлекает и сносит нас своим течением, но Флирт изо всех сил лавировал и держал нужный курс.
Как скотина. Как все эти скоты. Хороший парень, с ним так хорошо, а потом он уходит и больше никогда не возвращается. Под вагоном что-то зашумело. Миранда была уверена, что двери вот-вот закроются. Она может избежать хотя бы еще одной неприятности, может не опоздать на работу.
Флирт подошел к турникетам и осознал, что билет-то свой он уже использовал. Он видел поезд, стоящий у платформы. Прыгай, дурак, твердил я, прыгай через турникет. Но он колебался. Он не хотел или не способен был нарушить закон. Переложил меня в левую руку, правой полез в карман. Достав мелочь, принялся заталкивать ее в автомат.
Миранда привстала на цыпочки и вытянула шею, чтобы посмотреть - а вдруг, просто вдруг, один раз в жизни она ошиблась. Может быть, ей стоит пропустить этот поезд. Может быть, один раз в жизни приятный, симпатичный, порядочный молодой человек вернется?
Билет не выполз. "Сколько поездок" - светилось в окошке автомата. В раздражении Флирт ударил кулаком по кнопке "одна".
Шипение закрывающихся дверей было настолько громким и знакомым им обоим, что они оба уставились на поезд.
С билетом в одной руке и со мной в другой Флирт выскочил на платформу, но двери уже закрылись. Он устремился туда, где оставил Миранду. Состав двигался мимо него, уезжая со станции.
Никого. Он снова стал озираться. У него книга. Ее книга. А где она сама? Поезд уже на две трети проехал мимо Флирта, когда тот догадался посмотреть на окна. Он бежал рядом с вагонами и на мгновенье увидел ее. Миранда, прижимаясь к дверному стеклу; смотрела на него. Она казалась удивленной, что-то кричала, но мы ее не слышали, мы видели только оседавший на стекле пар от ее дыхания. Увы, разлука неизбежна. Флирт побежал быстрее, а Миранда быстро нарисовала "х" на запотевшем стекле.
Поцелуй! Она послала мне поцелуй! А может, ему? Флирт смотрел на "х" и на лицо Миранды за дверью, а потому врезался в табличку "Хода нет" в конце платформы так сильно, что заработал сотрясение мозга. Я вылетел из его руки и чуть не лишился страницы, затормозив о платформу.