- И собралась я, как все, - продолжала Лера, - вещи теплые взяла, спортивный костюм. Они так в сумке и остались. В Сочи. И с собой мне папа дал двести рублей. Я их, кстати, и половины не израсходовала. А он больше дать хотел. Только, знаете, сейчас в милиции не очень много платят, а он у меня… начальник отдела!
Это прозвучало у девчонки так гордо, словно ее папа был по меньшей мере министром иностранных дел, а не обычным милиционером, ментом, которых, как и нашу армию, не пинает только ленивый.
- Я больше и брать не стала. "Представь, - говорю, - папа, десять дней на всем готовом и дорога бесплатная. Не буду же я в Сочи по барам шляться!"
Она отчего-то смутилась.
- Какая же я все-таки дрянь!
Девочка сказала это горячо, для верности даже головой покачала, но такой уничижительный эпитет не подходил к ней никаким боком. Ни к ее открытой доверчивой мордашке, ни ко всему облику вчерашнего подростка.
Она как-то по-своему истолковала выражение моего лица, потому что пояснила:
- В бар-то ведь я пошла. В валютный. - И тут же обвиняюще уточнила: - Глупые девчонки у нас в школе мечтают туда попасть. Теперь я побывала и могу сказать: ничего особенного. Бармен такой высокомерный, шейкерами размахивает, как ребенок погремушками, да напитки спиртные в десять раз дороже, чем в любом нашем коммерческом ларьке… И мужчины там страшные…
- Какие? - изумилась я.
- Страшные. Как злодеи из сказок. Смотрят, смеются, а глаза у них такие, будто сейчас вынут ножи и начнут тебя резать…
Я невольно улыбнулась. Фантазия у девчонки!
- Не смейтесь, и вы бы так подумали. Смотрят на тебя так, будто в клетку посадили и теперь ты никуда не денешься. И просить их бесполезно, они не знают жалости…
Да, здорово малышку напугали. Нарочно при ней, что ли, рожи корчили? Или она просто чересчур впечатлительная, такой домашний маменькин ребенок…
А вырастет наверняка красавицей. Ножки вон какие длинные да ладненькие, и глаза сине-голубые, от голодания, наверное, чуть ли не фиолетовые. Волосы русые, густые. Вон она их в косу заплела и какой-то тряпочкой завязала. В бар, наверное, с распущенными ходила, а в дороге они ей здорово мешали. Коса длинная, почти до попки. Много мужиков поведется на такой набор…
Валерии, видно, хотелось выговориться. Как напроказившему ребенку, доверившемуся доброму взрослому.
- Я в Сочи с одной девушкой познакомилась. Старше меня на четыре года.
Ого! В ее возрасте четыре года - целая жизнь. Новоявленная подружка небось красотой не блистала, так что Лера при ней сыграла роль входного билета в этот самый валютный бар.
Впрочем, Валерия если и была наивной, то никак уж не глупой. И она подтвердила мои мысли:
- Света, конечно, не очень красивая, но показалась мне девушкой доброй, потому что уже на второй день нашего знакомства предложила мне провести вечер с ее друзьями… А я, знаете, всегда мечтала о старшей сестре, потому и относилась к девушкам старше меня с доверием и уважением…
Она тяжело вздохнула, как ребенок, который так и не получил долгожданную игрушку. Вернее, игрушка оказалась вовсе не такой, как девчонка хотела. Совсем не такой.
- Света была дежурной по этажу в пансионате, куда на время фестиваля нас поселили. В тот вечер как раз нам дискотеку организовали, и Света уговорила меня с нее удрать. Мол, зачем тебе нужны эти детские попрыгушки, лучше давай проведем время с интересными взрослыми людьми. Понимаете, до этого меня никогда не приглашали во взрослые компании. Папа вообще меня маленькой считает, хотя я уже и паспорт получила… В общем, я пошла.
Она замолчала. А я дополнила нарисованную Валерией картину:
- Вы посидели в баре, попили шампанское, а потом твои новые знакомые предложили провести остаток вечера в более приятной обстановке…
Сейчас я чувствовала себя старше Леры не на девять лет, а на целых девяносто. Эти затасканные приемчики нам давно известны, как и ухищрения, которыми с завидным постоянством пользуются стареющие казановы всех мастей, и с завидным постоянством на них попадаются наши младшие сестренки.
- Так и было. Я не хотела идти, но куда же от них денешься? Конечно, валютный бар был полон народу. На входе стоял милиционер. Когда мы потом уходили, он был на месте. Я могла бы закричать. Попросить о помощи. Но почему-то этого не сделала.
- Стыдно было?
- Ну да. Что бы я ему сказала? Меня кто-нибудь хоть пальцем тронул? Меня вообще в бар идти заставляли? Получался какой-то психологический гипноз. Теперь я могла бы объяснить это папе, а то он не понимал, почему девчонки покорно идут на явные неприятности, как овцы на заклание…
Моя попутчица определенно была незаурядной девушкой. Прежде всего она была в ладу с русским языком. Я хоть и технарь, а не могу не обращать внимания на то, как обеднел и засорился наш русский язык. Как плохо знают его молодые девчонки и мальчишки, порой бодро "спикающие", а на родном языке пользующиеся подобно знаменитой Эллочке-людоедке всего тринадцатью словами.
Я даже мысленно попыталась их припомнить, составить такой мини-словарь. Вот: короче, оттянуться, гнать пургу, торчать, чисто конкретно, стопудово… О чем я думаю?! У моей малолетней пассажирки проблемы куда серьезнее.
Видно, перспектива предстоящего разговора с отцом девочку угнетала, но не из страха перед грозным родителем, а именно из-за стыда.
- Если бы еще и Света была заодно со мной. А она как назло так много пила, что уже ничего не соображала. И не смотрела в мою сторону.
Еще бы! Вряд ли она в свои двадцать лет была уже настолько бесстыжей, что могла спокойно смотреть в глаза своей жертве. Она получила, что хотела, а там, как говорится, хоть трава не расти! Кто ей эта молоденькая простушка? Небось она втайне посмеивалась над ней: это ж надо быть такой дурочкой!..
А может, она такое вытворяла не в первый раз. Вряд ли руководитель группы, который привозит детей на фестиваль, все время водит их за руку. Какое-то время молоденькие девушки остаются в номере одни. А тут и Света подкатывается со своей дружбой. И предложением развлечений.
Лера между тем рассказывала:
- Села я к ним в машину, а в голове все крутится: "Что же придумать? Как убежать? Как их обмануть?" В баре-то они меня все споить пытались. Я отказывалась. Говорила, что пьяная женщина - неприглядное зрелище. А один из них засмеялся и сказал: "Понятное дело, женщина-алкашка - хуже всякой скотины, но женщина под градусом - совсем другое. Мягкая, доступная". Я спрашиваю: "А вам доступные женщины не надоели?" Он говорит: "Есть немного. Только ты еще зеленая, не знаешь - доступность приходит с возрастом". Правда, другой с ним не согласился: в том смысле, что доступными рождаются… Это я вам рассказываю так, для примера, чтобы вы имели представление, о чем они говорили. Неужели с такими мужчинами кому-нибудь может быть интересно?
- Наверное, таким же, как они, женщинам.
Мужественный человечек эта Валерия, подумала я. Другая бы на ее месте в той самой машине от страха описалась, а она еще с бандитами спорила, и по сторонам смотрела, и размышляла, как из опасной ситуации выпутаться.
- В общем, мы выехали из города, еще сколько-то проехали по шоссе, а потом повернули направо и поехали по узкой проселочной дороге среди деревьев. Остановилась машина у какого-то двухэтажного дома, в глуши, и поблизости никаких других строений не просматривалось. Зови на помощь, не зови, все равно никто не услышит. Я им сказала, что меня скоро искать начнут, а тот, что постарше, засмеялся: "Не будут, потому что мы, котеночек, меры приняли. Светка твоей руководительнице позвонила и сказала, что за тобой отец приехал. Мол, его в Сочи на семинар прислали, вот он и захватил тебя с собой, на обратном пути". Я поняла, что и сумку мою они скорее всего спрятали, так что из моих вещей осталось лишь то, в чем я стою. Я сказала: "Света, как же так, ты ведь мне совсем другое говорила?" А она смотрит на меня с такой подлой улыбочкой: "Господи, какая же ты глупая, таких простодыр даже обманывать неинтересно!" Сказала и по лестнице наверх стала подниматься.
Лера со всхлипом вздохнула - воспоминание было не из приятных.
- Тот, что помоложе, говорит: "Может, групешник сообразим?" А второй: "После. Вначале я с малышкой за жизнь поговорю". Молодой улыбнулся: "Понятно. Часа тебе хватит?" А старый: "Это как масть ляжет". Молодой за Светкой наверх пошел, а тот, что со мной остался, за руку меня схватил и потащил.
Лера замолчала. Уж если мне это трудно рассказывать, то представляю, как среагирует на ее повествование свирепый папаша. Не хотела бы я быть на ее месте!
Как-то по молодости мне тоже случилось вляпаться в подобную ситуацию, и спасло меня только то, что у девчонки, которая со мной в переплет попала, от страха эпилептический припадок начался. Насильники перепугались, что она помереть может, разрешили мне "скорую" вызвать, а сами скрылись, тем более что измываться над нами собирались на нашей жилплощади.
- Вначале он еще думал меня уговорить. Мол, сопротивление его только разжигает и ничего у меня не выйдет, а надо, как в Америке, расслабиться и получить удовольствие. Вы понимаете?
- Понимаю, - кивнула я.
- Говорит мне: "Давай раздевайся передо мной. Снимай медленно вещичку за вещичкой". И музыку включил. Я разозлилась: "Вот еще, стану я перед всяким козлом раздеваться!" Он как вскочит, как схватит меня за горло! Стал душить, всякими словами обзывать - мне и повторить их стыдно. Только я вспомнила прием, который мне папа давно показал на всякий случай. Как раз на тот, когда меня душить начнут. Надо ударить пальцами в кадык. Вот так. Я и ударила. Наверное, с перепугу слишком сильно, потому что он вдруг захрипел и стал назад падать. Не помню, как я из дома выскочила, как с крыльца сбежала. Мне еще повезло, что они ворота неплотно прикрыли. Створки такие тяжеленные, я бы их сама ни за что не отодвинула. А так в узкую щель проскользнула. А бежала - ветер в ушах свистел! Куда, мне было все равно, лишь бы оттуда подальше. Потом выдохлась. Брела еле-еле. Ночь, ничего не видно. Как я в яму не свалилась или ноги не поломала - ума не приложу. Говорят, у людей есть ангелы-хранители, а мне все время папа рядом чудился. Так мне было стыдно перед ним! А под утро я к шоссе вышла.
На этот раз молчание ее затянулось. Настолько, что я первая решила его нарушить:
- Значит, говоришь, среди водителей грузовиков тебе тоже длиннорукие попадались? И тебя опять папина наука выручала?
Но мне никто не ответил. Моя попутчица спала глубоким сном.
Я остановила машину у обочины и освободила заднее сиденье от сумок и пакетов. Поленилась сразу все вещи сложить в багажник. Поверила собственным уверениям в том, что я не стану подбирать попутчиков, а значит, заднее сиденье мне не понадобится.
Потом я разбудила Валерию - мера жестокая, но необходимая для того, чтобы ребенок хорошо отдохнул.
- Перебирайся на заднее сиденье, там тебе удобнее будет.
Она пролепетала что-то благодарное, перебралась назад и опять моментально заснула. Я тронула с места машину, и только тут меня осенило: "Лара, какая ты разиня. Девчонка наверняка голодна, а ты ей, кроме кофе, ничего не догадалась предложить!"
Позднее зажигание, как и лестничный юмор, это у меня врожденное. Наверное, оттого, что я сначала делаю, а потом думаю. Теперь остается только корить себя за недомыслие, но не будить же девчонку еще раз!
Глава четвертая
У меня в машине есть автомагнитола, так что я потихоньку включила музыку - Элвиса Пресли, любовь к которому перешла ко мне по наследству от родителей.
Наследство. Прежде это слово я могла произносить только в шутку. Теперь же оно имело ко мне самое прямое отношение. Юридическое. Но с долей романтики. В нем слышались тревога, роковые страсти, зависть родственников, наследством обойденных. В памяти оживали сюжеты приключенческих романов, в которых из-за наследства гибли люди.
Я поймала себя на том, что прикрыла глаза, убаюканная тихой напевной мелодией. Это ж надо, "поплыла" за рулем! Такого со мной прежде не случалось. Даже в ночное время. Сказалось то, что легла я поздно, спала беспокойно, а теперь вид спящего человека нагнал сонливость и на меня. Так можно заснуть и не проснуться. Нам обеим с этой девочкой.
Я остановила машину у придорожного киоска, купила бутылку холодной минералки, умылась, прополоскала рот - вроде отпустило.
Еще сотня километров осталась позади. Теперь я ехала и негромко напевала бодрые песни "Радио-ретро". Элвиса Пресли, под которого я, по словам мамы, в детстве засыпала как под колыбельную, я оставила для другой обстановки. Музыка ничуть не мешала спать на заднем сиденье девчонке, уставшей от борьбы со взрослой жизнью; она навалилась на нее уж чересчур тяжело и без предупреждения. Лера спала на правом боку, так что, скосив глаз, я могла видеть упавшую на щеку русую прядь, трогательно, по-детски приоткрытые губы, густые, светлые на концах ресницы, нежный пушок на щеках. И на всей этой юной чистоте лежал прямо-таки ощутимый налет переутомления. Сколько же она не спала: сутки, двое?
Люди порой склонны окутывать происходящие с ними события флером предопределения. Если что-то выходит из рамок рядовых будней, мы театрально шепчем: "Это судьба!" Интересно, насколько судьбоносна для меня встреча с Валерией? Для чего-то же я настроилась опекать эту глупышку.
Но ведь я бы не стала закатывать глаза, если бы к моим ногам из гнезда свалился неоперившийся птенец. Вот и здесь почти то же самое. Во всем вы, Киреева, пытаетесь таинственность разглядеть!
О чем это я? Ах да, опять ассоциативное мышление. Я посмотрела на часы - скоро два часа пополудни. До конечной цели моей поездки осталось чуть меньше двухсот километров. Чего-то мне хочется… Точно, еды! Утром есть не хотелось, я выпила чашку кофе, и теперь кофе весело переливался по желудку, наглядно свидетельствуя о его пустоте.
Будить Леру было жалко. Я решила, что позову ее тихонечко. Проснется - пойдем куда-нибудь перекусить. Не проснется - тормошить не стану. В конце концов у меня есть бутерброды и кофе. Кусну, хлебну - и поеду дальше. Не умру с голоду.
Я позвала:
- Лерочка!
Она встрепенулась и тут же открыла глаза. Как солдатик, который и во сне думает о службе.
- Вы меня высаживаете?
Без обиды спросила. Просто уточнила, как факт.
- Тебе надоело со мной ехать? - передразнила я ее тоном. - Лучше скажи, не согласилась бы ты со мной пообедать?
Едва я это произнесла, как мимо окон проплыл огромный щит: "Домашние пельмени. Кафе "У мамы Ванды"". Интересно, откуда посреди России взялась эта мама с польским именем?
А у моей юной попутчицы загорелись глаза.
- Неужели мы уже так близко от дома? До Ивлева отсюда сто пятьдесят километров. Можно даже пешком дойти.
- Через неделю.
- Тут можно и знакомых встретить! - радовалась она как ребенок, пока я обряжала ее в свой спортивный костюм и кроссовки.
Тут вам не Сочи! За окном примерно плюс четыре. Коротенькая юбочка Леры примерзнет к ногам и к тому, что чуть повыше. Лера покорно поднимала и опускала руки, не переставая тараторить. Смешно, я одевала ее словно свою дочь, и она покорно подчинялась мне.
- Говорят, наши ивлевские крутые ездят сюда обедать. Наверное, не часто, все-таки далековато…
Необъятных размеров хозяйка заведения с прической а-ля Беата Тышкевич из какого-то давно известного фильма силилась изобразить стопроцентную полячку. Видимо, таковые в ее роду все же имелись, потому что российская обширность мамы Ванды сочеталась с бело-розовой гладкой кожей, какой славятся полячки, а в глазах ее светилась какая-то особая гордость, каковую прежде, наверное, называли шляхетской.
Увы, мне пока не довелось побывать в Польше. Хищные щупальца компьютерной фирмы "Каола" еще не дотянулись до этой страны. Но под что-то этакое кафе было стилизовано.
Арочного типа дверные проемы, стены покрыты обычной с виду известкой, особой выделки деревянные столы и лавки, барная стойка в виде половины гигантского пельменя, наряд самой Мамы… Определенно здесь поработал хороший дизайнер. Если же и пельмени у них, как заявлено в рекламе, домашние, заведение это непременно должно процветать.
Я усадила Валерию за столик, а сама пошла побеседовать с мамой Вандой. К посетителям здесь подходили официантки, но мне хотелось подчеркнуть, что я тороплюсь.
- У нас едят все, кто торопится, - одновременно приветливо и строго сказала мне мама Ванда, таки с акцентом, и, надо думать, польским. - Мы привыкли. И умеем торопиться медленно. Без суеты.
Вот как, Мама цитирует древних греков? Или у нее получилось невольно? Но она не дала мне додумать, а просто крикнула в сторону кухни:
- Казимир! Две порции пельменей за третий столик. - И уже мне: - Садитесь, пожалуйста, вам принесут.
Я улыбнулась Лере и жестом показала, что пойду вымыть руки. Умывальник здесь был расположен сразу у входа и отделялся от зала невысокой перегородкой. Вода была такой холодной, что у меня заледенели руки, горячей не было. Я подставила руки под теплую струю электрополотенца, не столько высушить, сколько согреть. Тут в кафе опять кто-то вошел, и удивленный голос сказал глухо:
- Ты гляди, Щука, откуда-то здесь щенок Михайловского. Одна, без папочки…
Поверх перегородки я смогла рассмотреть двух вошедших мужиков, которые не обратили на меня никакого внимания.
- Кончай, Моряк, - торопливо заговорил другой, - давай лучше свалим отсюда. Вечно ты нарываешься. Сдалась тебе эта девчонка!
- А чего, спрашивается, мне отсюда валить? Во-первых, я соскучился по маминым пельменям, а во-вторых, мне давно пора повеселиться. Такой случай не скоро представится. Почему бы не насолить этому менту, который считает себя чересчур умным. Разве не по его милости я три года на нарах парился?!
- Что ты задумал, Моряк? - настаивал тот, кого назвали Щукой.
- Еще не знаю, но душа куражу просит. Для начала познакомимся поближе…
Они прошли в зал и сели напротив нашего с Лерой столика, а я наконец отодвинула руки от горячей струи сушилки. И отчего-то сразу подумала: это они о Лере, но на всякий случай подошла к столику и спросила:
- Как твоя фамилия?
- Михайловская.
Значит, я угадала. О чем там говорила моя пассажирка в самом начале? Что ее отец возглавляет какой-то отдел в милиции. Ты посмотри, какая дрянь этот Моряк! Не может отомстить папаше, решил справиться с дочерью. С девчонкой!
Но что он может сделать ей здесь, при всех? Или рассчитывает подкараулить, когда она выйдет из кафе?
Сама не знаю, откуда пришло ко мне это решение, но я сказала Валерии:
- Сделай вид, что мы с тобой случайные соседи. Будто я сама по себе и с тобой не знакома.
- Вы здесь кого-то встретили.