"Здесь, наверное, он", - подумал индус.
У каждого из окон первого этажа был небольшой выступ. Вьющиеся растения обвивали прутья его решетки, предназначенные для этого, и превращали окна как бы в корзины с цветами.
Согор, несмотря на свой высокий рост, соединял в себе ловкость обезьяны с гибкостью пантеры. Он ухватился за железные прутья, казавшиеся слишком слабыми, чтобы выдержать тяжесть тела, и одним прыжком достиг верхнего балкона.
Заглянув в окно, он убедился, что ни в чем не ошибся. Дождавшись минуты, когда молодой англичанин повернулся к нему спиной, Согор прыгнул в комнату.
Джордж видел Согора обычно в белом одеянии, скрывавшем его с головы до ног, поэтому не мог узнать сразу же, - лишь однажды в присутствии Джорджа он сбросил свой плащ. Мы должны прибавить, что геркулесовская фигура и далеко не ангельское выражение лица этого человека, к тому же в такой поздний час, отнюдь не были приятны хозяину комнаты.
Чрезвычайно удивленный и немного испуганный этим неожиданным появлением, Джордж уже хотел было закричать, а рука его потянулась к оружию.
Согор остановил его жестом, прошептав:
- Никого не зовите. Не нужно защищаться. Я не враг. Я тот, кто напрасно ждал вас целый вечер на дороге.
- Мой проводник…
- Да.
- Зачем вы пришли ночью в этот дом?
- За вами. Проводить туда, где вас ждут.
По губам Джорджа пробежала самодовольная улыбка.
- Она знает, что вы звали меня два раза, а я не ответил?
- Знает.
- И все-таки велела вам вернуться?
- Да. "Иди, - сказала она мне, - скажи ему, что я жду его, и он придет".
Джордж некоторое время молчал.
- Пойдемте, - продолжал Согор, - лошади ждут нас.
- Поезжайте без меня, - возразил Джордж, - я не поеду с вами.
Согор сделал порывистое движение, на его лице отразилось удивление. Он не верил своим ушам. Неповиновение казалось ему невозможным.
- Я приехал, чтобы взять вас с собой, - прошептал он.
- Я понял, - сказал Джордж, - но не все желания осуществляются. Вы приехали один, один и уедете.
Согор покачал головой.
- Это невозможно, - сказал он.
- Ну почему же?
- Госпожа приказала, и ей нужно повиноваться!
- Вы обязаны ей повиноваться и хорошо делаете, говоря так. Вы - верный слуга и достойный человек. Если когда-либо место, которое вы занимаете, будет вами потеряно, я с удовольствием возьму вас к себе.
Затем, открыв ящик и вынув из него десять гиней, англичанин прибавил:
- Много раз вы служили мне проводником, сегодня же подверглись серьезной опасности, чтобы добраться до меня. Это заслуживает награды. Вот она.
С этими словами Джордж вложил золотые монеты в руку индуса.
Согор в течение минуты с наивным удивлением смотрел на блестящий металл. Затем по его лицу пробежало выражение необыкновенного презрения.
Он двинул рукой, как бы желая избавиться от неприятного прикосновения к золоту, и гинеи рассыпались по ковру.
- Что вы делаете? - воскликнул Джордж.
- Господин, - ответил Согор с надменной вежливостью, - та, которой я принадлежу, щедрее самого бога Вишны. Золото течет между ее пальцев, как вода из источника! Золото так обыкновенно в ее дворце, что самые бедные из ее слуг презирают его.
"Странное племя, - подумал Джордж, глядя на индуса, - какое чувство гордости даже у рабов!"
Потом громко сказал:
- В нашей стране принято вознаграждать за оказанные услуги… Я не хотел оскорбить вас, поступая таким образом.
- Господин не оскорбил слугу, - возразил Согор, - он только ошибся.
Затем, подойдя к окну и увидев, что луна зашла за вершины деревьев, сказал:
- Время проходит, госпожа ждет! В последний раз, господин, спрашиваю вас: идете ли вы?
- Я уже ответил вам, - возразил Джордж с твердостью, не позволявшей Согору больше надеяться. - Мое решение непоколебимо, я не поеду с вами.
- Но почему?
- Я не обязан никому давать отчет.
Это было сказано с гордостью. Точно так же ответил и Согор:
- Господин ошибается! Он должен дать отчет той, которая ждет его и которая еще никогда никого не ждала. Поэтому ваш отказ есть оскорбление.
- Пусть будет так! - воскликнул Джордж. - Я напишу письмо, которое вы ей отдадите. И она не обвинит вас в том, что вы не выполнили ее приказания.
Англичанин сел к столу и, взяв лист бумаги, быстро написал: "Той, лицо которой мне незнакомо, той, имя которой мне неизвестно.
Благодаря вам, сударыня, я видел сон, обворожительный, сладостный сон, который должен был привести меня к любви. К счастью для моего сердца, между любовью и мной была ваша маска. Я умолял вас снять ее, но всегда напрасно. Маска не упала! И она закрыла дорогу к любви.
Сегодня я проснулся. Сон кончился, но никогда не изгладится из моей памяти. Ваш очаровательный образ, хотя и не полный, существует и навсегда останется в признательном сердце Джорджа Малькольма".
Наш герой вложил письмо в конверт и запечатал его перстнем с гербом Малькольмов.
- Возьмите, - сказал он, протягивая письмо Согору. - Вам останется только передать это послание вашей госпоже.
Индус поклонился, опустив голову и приложив руки к груди. Потом, повернувшись спиной к своему собеседнику, достиг балкона и спрыгнул вниз.
Джордж быстро подошел к окну, чтобы проследить за Согором, но темная фигура посыльного мгновенно исчезла во мраке.
Молодой англичанин задумался.
"Исполнил ли я свой долг? - спрашивал он самого себя. - Не подло ли я поступил с женщиной, перед которой остался должником хотя бы потому, что она выбрала меня из всех остальных? Не обязан ли я был пойти к ней в последний раз?"
Много раз задавал себе Джордж эти вопросы с той минуты, как, оставив отца и брата, он ушел к себе в комнату. Эти мысли сильно беспокоили его. Но наконец он поднял голову, как бы избавившись от страшной тяжести.
"Да! Сто раз да! Я исполнил свой долг! Такая любовь, которую я чувствую к Марии, должна быть совершенно чистой. Неверность, даже невольная, загрязнит в моем сердце чистый образ ее невинного существа. Честь моя приказала мне именно так отказаться, и я отказался!"
Погруженный в свои мысли, Джордж Малькольм не заметил, как прошел целый час после ухода Согора.
И вдруг к его ногам упал белый, довольно тяжелый предмет. Он наклонился, чтобы поднять его, и увидел конверт, привязанный к камню. Это было письмо. Развернув его, он прочитал строки, написанные прекрасным почерком по-английски: "Приходите. Маска спадет, и сон ваш не окончится, потому что возобновится в любви".
А немного ниже: "Посланный ждет".
Джордж подошел к окну. Он заметил стоявшую под балконом огромную фигуру Согора.
Джордж - отдадим ему справедливость - не колебался ни минуты. Взяв лист бумаги, он написал только два слова: "Слишком поздно".
Затем, обернув им в свою очередь камень, бросил его в сад, с шумом затворил окно, чтобы предотвратить дальнейшие попытки индуса проникнуть в комнату.
- Ну, теперь все кончено! - прошептал он с видимым облегчением.
Джордж бросился на постель, измученный усталостью и волнениями этого вечера, и быстро заснул.
Согор некоторое время спустя уже отдавал записку Джорджа Малькольма своей госпоже.
Во время чтения ответа ее лицо сильно побледнело.
- А! - вскричала она, - "Слишком поздно"! Ты отталкиваешь мою любовь! Так я обещаю мою ненависть! Принцесса Джелла не знает забвения и прощения! Берегись, Джордж Малькольм!
Женщина, назвавшая свое имя, произнесла его громко.
- Госпожа поручит исполнить месть мне? - спросил Согор.
- Тебе?..
- Вы же знаете, для вас Согор готов на все.
- Знаю, но что ты можешь сделать?
- Я могу убить. По одному вашему знаку я могу влить в жилы Джорджа Малькольма яд, убивающий через год, он заставит его сильно страдать… А может быть, лучше задушить его сегодня ночью. Я готов! Мой аркан со мной".
Принцесса, посмотрев на Согора, приподняла плечи.
- Запрещаю тебе и думать о Джордже Малькольме! - прошептала она. - Для тебя среди всех англичан этот должен быть священным. Помни это!
На лице индуса появилось удивление.
- Как? - прошептал он. - Вы хотите, чтобы он жил?
- Да, я хочу, чтобы он жил страдая! Чтобы он жил, видя, как все, кого он любит, умирают, как гибнут все его надежды. Я хочу истоптать ногами его слишком гордое сердце, отторгнувшее мою любовь. Хочу, наконец, чтобы он долго призывал смерть, и убью его сама, сказав, за что убиваю! Понимаешь ли теперь мою месть и не находишь ли ее лучше своей?
Индус распростерся перед принцессой, глаза которой мрачно блестели непримиримой ненавистью.
- Госпожа, - пробормотал он, - великая госпожа! Я обожаю в вас дочь Шивы и Бовани, самой богини ненависти.
- Тамерлиды - сыновья богов, - сказала принцесса с гордостью, - а я - дочь тамерлидов.
XVI. ПЕРВОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ
Помнят ли наши читатели разговор между Джоном Малькольмом и Джорджем на другой день после приезда его в Бенарес? Напомним его читателям.
Джордж спрашивал отца о таинственной цели его жизни, просился к нему в помощники. Судья же просил у сына отсрочки на месяц, говоря, что по истечении этого срока он не станет от него ничего скрывать.
Прошло три недели с того времени. Джордж с нетерпением считал дни и ожидал того момента, когда ему можно будет наконец разделить с отцом опасности его предприятия и славу успеха.
Джон Малькольм стал еще деятельнее. Его сыновья и воспитанницы поражались тому, как хватало сил этому человеку столь преклонных лет вести насыщенную ежедневным трудом жизнь.
С самого раннего утра Джон Малькольм садился верхом на лошадь и без сопровождения лакея покидал усадьбу в неизвестном направлении. Джордж, попросившийся однажды сопровождать его, получил категорический отказ.
Обычно сэр Джон возвращался к ужину. Пыль, покрывавшая лошадь, свидетельствовала о большом расстоянии, которое преодолевал всадник. Час или два Джон Малькольм разговаривал с сыновьями. Радость светилась на его одухотворенном, выразительном лице. Затем, удалившись к себе, он приводил в порядок заметки, привезенные им из поездки, и лампа его горела часто до самого рассвета. Нередко лакей замечал, что постель хозяина не была даже смятой, и высказал свое удивление Джорджу, который не замедлил передать его отцу:
- Вы целые ночи проводите за работой?
- Не буду отрицать, но это необходимо.
- Вы совсем не спите?!
- Немного сплю. Но у меня нет времени.
- Это приводит меня в отчаяние, батюшка!
- Почему же?
- Продолжая вести такую жизнь, вы убьете себя!
- Успокойся, милое дитя, успокойся. Такая жизнь скоро кончится.
- Это правда?
- О! Абсолютная правда! Нить Ариадны, которая ведет меня среди мрака, не вырвется теперь из моих рук… Через неделю для меня настанет отдых, не полный, конечно, не праздность, но больше не будет переутомления, потому что ты удвоишь мои силы… Посмотри на меня: надежда и уверенность в успехе меня поддерживают, и я не чувствую утомления!
Старик говорил правду. Нечеловеческие труды не оставили на нем даже следа. Каким Джордж видел своего отца в день приезда, такой он был и теперь. Та же гибкость в походке, та же твердость в чертах лица, тот же блеск во взгляде, та же откровенная улыбка.
Молодой человек, совершенно успокоившись и отогнав от себя мимолетный страх, стал думать о Марии. Джордж и Мария были теперь женихом и невестой, так же как Эва и Эдуард. Они знали, что должны принадлежать друг другу, твердо веря, что ничто в мире не может их разъединить и стать между ними. Они, ощущая силу отцовского благословения, ничего не боялись и твердо шли к своему счастливому будущему, полные непоколебимой уверенности во взаимной привязанности.
Джордж и Мария полюбили друг друга.
Все было настолько безоблачным, что следовало ожидать грозы.
Однажды вечером Джон Малькольм, уехавший с утра, вернулся только к ужину. Множество писем на его имя лежало возле его прибора. Два из них отличались от других атласной бумагой и толщиной и были запечатаны красным сургучом. На одной из печатей красовался герб Англии. На другой было изображение индийского божества.
Джон Малькольм, пробежав глазами адреса отправителей, отложил письма в сторону, не распечатав ни одного из них, и воскликнул со смехом:
- Отложим серьезные дела! Проделав сегодня верхом двадцать миль, я вполне заслужил двухчасовой отдых.
Мария наполнила хересом стакан из богемского хрусталя.
- Выпейте вина, милый отец, - сказала она с ангельской улыбкой, подавая стакан сэру Джону.
- Благодарю, мое дитя, - ответил судья. Выпив вино, он прибавил, целуя молодую девушку: - Поцеловать ангела - значит забыть усталость, жажду, голод!
- Батюшка, - спросил Джордж, - неужели вы действительно сегодня проскакали двадцать миль?
- Не меньше, друг мой.
- Но ведь вы рискуете здоровьем!
- Ты же видишь, все как раз наоборот. Я здоров, как никогда.
- Потому что вы скорее счастливы, чем благоразумны.
- Ну-ну! Не брани своего отца. Главные труды закончены. Я завершил посев, и час жатвы приближается!
- Что, конечно же, не помешает вам завтра продолжать жизнь, которую можно назвать самоубийством.
- Вот в этом ты глубоко ошибаешься.
- Почему?
- Завтра я отдыхаю.
- Отдыхаете? - прошептал Джордж с шутливым удивлением.
- Да… да… да… - ответил, смеясь, Джон Малькольм, - да, сто раз да, завтра я отдыхаю!
- Так вы почувствовали, наверное, упадок сил?
- Нет. Сегодня я сделал открытие, постоянно ускользавшее от меня. С этого часа я буду работать только у себя в кабинете.
- Ах, батюшка! - вскричал обрадованный Джордж. - Какая новость! Наконец-то вы окажетесь среди нас. Нам больше не придется жить в доме, где хозяин постоянно отсутствует.
Джордж выразил общую мысль, поэтому благодаря приятной новости ужин был весел и очень оживлен.
Когда подали десерт и слуги удалились из комнаты, поставив на стол портвейн и другие вина, судья начал распечатывать письма. По-видимому, они были малоинтересны для него, потому что, пробегая их, он бросал прочитанное на пол… Скоро из всех писем осталось только два, о которых мы уже упоминали.
Джон Малькольм вскрыл одно из них и прочел с большим вниманием.
- Милые дети, - затем сказал он, обращаясь к молодым девушкам, - вот здесь кое-что касается и вас: я вполне уверен, что новость, полученная мной, заставит ваши сердца забиться от радости.
- Что же это такое? - почти одновременно спросили Мария и Эва.
- Приглашение.
- А, - радостно вскричала Мария, - какое счастье! Наверное, речь идет о бале, не так ли?
- Да… о большом празднике…
Молодые девушки захлопали в ладоши.
- Кто же приглашает нас?
Джон Малькольм прочел вслух:
- "Лорд Сингльтон, губернатор Бенареса, просит сэра Джона Малькольма, сэра Джорджа Малькольма, сэра Эдуарда Малькольма, мисс Марию и мисс Эву Бюртель оказать ему честь прибыть на бал, который он дает во дворце своей резиденции в субботу 8 августа 1830 года".
- Этот бал у губернатора, наверное, должен быть восхитителен, не правда ли, батюшка? - с живостью спросила Мария.
- Больше чем восхитителен, милые дети, - подтвердил Джон Малькольм. - Уверяю вас, лорд Сингльтон смело соперничает с Востоком по великолепию.
- Итак, бал в субботу?
- Да.
- Сегодня понедельник: у нас еще достаточно времени для подготовки туалетов…
- Кокетки! - улыбаясь, сказал Джордж.
- Кокетки, если хотите, господин жених, - смеясь, в тон Джорджу ответила Мария. - Но несомненно также и то, что мы должны поддержать честь нашего флага! Мы хотим, чтобы вы гордились нами, хотим затмить всех принцесс и поразить всех принцев! Одним словом, хотим быть красавицами! Или вы думаете, что это будет трудно?
- Напротив, и потому хочу дать вам совет.
- Какой?
- Чтобы быть красавицами из красавиц, вам следует сделать только одно.
- Что же?
- Оставаться такими, как есть.
- Льстец! - Мария погрозила жениху пальчиком.
- Но, - возразил Джордж, - вы хорошо знаете: то, что считается лестью для других, правда для вас с Эвой.
Эдуард в свою очередь поддержал брата. Между влюбленными началась одна из тех милых ссор, которые составляют самую прелестную суть их отношений.
Спустя некоторое время решили обратиться за советом к Джону Малькольму, который помирил всех, подтвердив, что Джордж и Эдуард правы, что всюду, где только покажутся Мария и Эва, они будут лучше всех и что искусство женщин украшать себя ничего не прибавит к их молодости и грации.
- Откуда лорду Сингльтону известно о моем приезде в Бенарес? - спросил Джордж у отца.
- Я сам сообщил ему об этом несколько дней назад, сказав, что буду иметь честь представить тебя… Я хотел и обязан был сделать это, но у меня не хватило времени. Глубоко сожалею об этом и спешу исправить свою вину. Завтра же ты поедешь со мной в губернаторский дворец.
- Лорд Сингльтон… Какой он человек?
- Трудно ответить. Может быть, он и не имеет качеств выдающегося деятеля, но он честен, храбр, обладает умом, если и не блестящим, то вовсе и не посредственным. Но если, не дай бог, судьба неожиданно поставит его в критические обстоятельства, когда английское владычество в Индии будет зависеть от него одного, он не найдет в себе той воли, которая повелевает обстоятельствами. Однако я вполне уверен, что он не перенесет поражения и умрет в борьбе, не отступив ни на шаг… Это мое беспристрастное мнение о лорде Сингльтоне. Его рыцарская любезность вынуждает прямых потомков древних владык Индии, самых заклятых врагов английской короны, считаться с ним. Я готов поклясться, и никто не сможет опровергнуть моего мнения, что это достойный дворянин.
- Это очень лестный портрет, - сказал Джордж.
- Да. Я симпатизирую лорду Сингльтону, уважаю его и смею думать, что и он удостаивает меня некоторым уважением.
- Лорд Сингльтон еще не стар?
- Да и не молод. Ему около пятидесяти, но он хорошо выглядит, заботится о себе, и ему можно дать не более сорока.
- Он женат?
- Вдовец. Лет пятнадцать назад лорд приехал из Англии со своей женой, но ее слабое здоровье не выдержало убийственного климата Индии. Лорд Сингльтон тосковал много лет. А так как время ослабляет горе, то и на него подействовал этот общий закон… Не знаю, забыл ли он, но я уверен, что утешился, по крайней мере внешне.
- Он ведет свободный образ жизни?