Дымов невольно залюбовался ее тонким, точеным профилем. Мундштук, манерные жесты… Дешевая киношка? Но почему-то цепляет. И явно что-то русалочье в облике. Впрочем, лучше бы ты, Дымов, на эту русалку не засматривался - очарует, утащит к себе в омут, защекочет… Или ее дружок, лесной вурдалак, тебя погубит. В общем, гибелью веет от этой наяды.
* * *
Слова любовника отозвались в ней болью и обидой: надо же, даже такой дуболом, как Кабанов, сумел понять про нее что-то главное, потаенное, то, что она тщательно скрывает. Ну да, он правильно понял и имел наглость произнести это вслух: она совершенно не приспособлена к жизни и не вписывается в социум. Патологически асоциальна. И от осознания этого через всю ее жизнь какой-то разлом идет. Трещина.
Завелась беда давным-давно, с самого Тамириного рождения. Какая-то она и в детстве уже была с хитрым вывертом.
Толком ни к чему не приспособленная, вся такая томная, прочь от реальности - в мечты и грезы, и уже с детсадовского возраста чувствовала себя прохожим, который все время мимо, мимо…
А хотелось не мимо, а четко в цель.
Кем же стать, как угадать себя?
Может быть, стать врачом и изобрести средство Макропулоса? А может, режиссером и снять фильм, над которым будут плакать миллионы людей в разных странах мира, или знаменитым писателем, таким, чтобы вокруг шептали: "Смотрите, вот идет знаменитый писатель!" Но она никак не могла выбрать что-то одно - просто патологическая неспособность сконцентрироваться на чем-то конкретном. Хваталась и за то, и за это и быстро сгорала! Ну что поделаешь, она не стайер, а бегун на короткие дистанции, вспыхнет стремительно и ярко и вскоре гаснет. И не хочется уже ни быть врачом и изобретать средство Макропулоса (кому это нужно?), ни снимать фильм, над которым будут плакать во всех странах, - занятие долгое и нелегкое. О писательском труде речи и вовсе нет: больно хлопотное и кропотливое занятие. Короче, ей хотелось всего, но сразу! К тому же при полном отсутствии дисциплины и организованности.
В школе ее считали чудачкой. Класса с четвертого Тамира заимела милую привычку на первую половину уроков вообще не являться, а во время второй - без зазрения совести дремать на последней парте, всем видом подчеркивая, что окружающая действительность ей глубоко противна. Ни двойки, ни увещевания не могли вернуть Тамиру в отдельно взятую модель социума "В" класса средней школы.
После школы Тамира со своим неприятием реальности, грезами и двойками поступила в некое высшее учебное заведение, где проучилась совсем недолго. Ее быстро отчислили за неуспеваемость, неуважение к устоям и асоциальность.
Дальше больше. Надо было как-то зарабатывать на жизнь и иногда чем-то питаться. И потому Тамира, сделав над собой усилие, отправилась сдаваться в лапы социума.
Она устроилась в какой-то офис и проработала там два дня. На третий ушла - после того, как узнала, что ее обязанности в конторе заключаются в продаже пнекорчевателей и мусоросборников. Конечно, любой труд почетен, и кому-то, безусловно, надо продавать пнекорчеватели и обеспечивать городское хозяйство мусоросборниками, но Тамире не хотелось тратить на это свою единственную жизнь и время, драгоценный Дар богов.
Затем она устроилась продавщицей в отдел косметики. Но розничная торговля оказалась неподходящим занятием для такой тонкой натуры, как она (возможно, крупная оптовая - подошла бы больше). Уже через два дня Тамире разбили прилавок. Подвыпившие парни, заглядевшись на красивую продавщицу, облокотились на хрупкий прилавок, чтобы поболтать с девушкой, ну и снесли все к чертям.
В итоге растерянная Тамира стояла среди осколков и выслушивала раздраженное бормотание директора, что ее задача на рабочем месте "не глазки строить, а работать на повышение продаж".
Глазки она вроде не строила, однако покупатели неизменно притормаживали возле прилавка и назначали ей свидания. Смешные такие мужчины! Один подошел, держа в руках крышку от унитаза.
И ведь не стыдно ему было с унитазной крышкой к ней подойти? Нет, стоит, даже не смущается. Серьезно так: "Давайте встретимся? Завтра". Ага, сегодня вот не могу, крышку на очко буду прикручивать, а завтра свободен, пожалуйста… Смешно, ну просто до колик! Как они глупы и самонадеянны!
Да и женщины, признаться, не лучше. Вот крутится идиотка и сорок минут выбирает помаду, как будто от этого вся ее жизнь зависит. А у самой такая морда лица, что помада тут вообще ни при чем.
Потом Тамире просто стало скучно в этом бесконечном дне сурка среди банок и ароматных склянок. Поняв, что в розничной торговле ловить нечего, она уволилась.
Устроилась секретаршей в крупную компанию, но и там продержалась недолго. На третий день начальник пригласил ее к себе в кабинет в обеденный перерыв и попытался употребить в дело прямо на огромном, дорогого дерева столе. И вот тут Тамира с удивлением обнаружила, что ее томность отнюдь не входит в противоречие с силой удара. Рука у нее оказалась тяжелой. От точечного джеба босс свалился под стол. А поднявшись, сразу, особо не стесняясь в выражениях, попросил Тамиру свалить по собственному.
В компании номер два повторилась примерно та же самая история. Проверять принцип дежавю в третий раз Тамира не захотела и на карьере секретарши поставила крест.
Следующим местом работы стало крупное казино, куда она устроилась крупье. Там она, кстати, задержалась дольше всего - на целых полгода. Затем, правда, ей и эта работа наскучила, фишка так легла, что ли: смертельно обрыдли алчные рожи и пустые глаза, в которых адским огнем светились три известные цифры. Короче, Тамира сбежала и оттуда.
И вот как-то так сложилось, что с тех пор она больше не работает, спряталась от социума, как улитка в панцирь, - фиг достанете. И вообще она искренне считает, что у человека, которой хочет что-то понять о себе и о жизни, нет времени на то, чтобы служить и зарабатывать деньги.
Может, конечно, бывают такие удачливые люди, которым удается и жить в свое удовольствие, и зарабатывать, но лично у нее так не получается. Она слишком хрупкая, слабая, уязвимая, чтобы вставать каждый день в восемь утра и отправлять себя на каторгу служения непонятным идеям. И вовсе это не лень, а просто другая организация, более тонкая, что ли. Вот Тамире, например, утром нужно несколько часов на то, чтобы просто прийти в себя. И это вовсе не каприз. Каждое утро она приводит в порядок голову, принимает ванну, заваривает себе правильный чай или варит нормальный, а не какой-нибудь псевдо, кофе, читает умные книги, гуляет по городу и рисует картины. Делает все вдумчиво и никуда не спешит.
Кстати, услышав однажды, как некая бизнес-дама заявила, что если бы она пила по утрам кофе, она бы ничего в своей жизни не достигла, имея в виду свой бизнес, Тамира подумала: "Господи, зачем чего-то добиваться, если у тебя даже нет возможности элементарно выпить кофе? Уповать на то, что в старости в качестве бонуса тебе будет гарантирован кефир? Но ведь это скука какая!" А разные там разговоры насчет преодоления себя и упоения от победы над собой - так это все люди придумали.
Между прочим, один мудрец из древнегреческих говорил, что свободное время есть непременное условие для духовного развития личности. А физический труд, факт, отупляет.
Вот! Тамира затем и высвободила по максимуму свое время, чтобы что-то понять в этой жизни, с чем-то разобраться и развиться духовно.
И тем не менее стать свободной не получается. В конце концов, деньги пока никто не отменял, и свобода от социума должна быть оплачена. Ну, хотя бы из средств любовника. Правда, в последнее время Тамиру начали тяготить товарно-денежные отношения. Вроде нормально все, но иногда такая тоска накатит… Или, как сейчас, раздражение.
Она взглянула на Кабанова. Вот он смотрит, словно что-то про нее понимает. Только что башкой не качает: мол, знаю, все про тебя знаю. А ни хрена ты не знаешь, товарищ дорогой! Ну ладно, тешь себя, свое мужское самолюбие, с которым вы, мужики, носитесь, как курица с яйцом! О-ля-ля, звучит двусмысленно, если не сказать, похабно!
Глава 5
- Ку-ку, Тамара! - донесся голос Кабанова. - Может, наконец, сделаешь одолжение, вспомнишь о нас, вернешься на нашу пошлую землю?
Тамира серьезно покачала головой, мол, так всегда: не хочется возвращаться на вашу землю, а приходится, потому что дергаете.
- Слышь, пианист, сыграй, а? - предложил Кабанов. - Все равно просто так сидим, твою бабу ждем?
- Нет, увольте! - отрезал Дымов. - Не имею ни малейшего желания!
Русалка Тамира затушила сигарету и присела на диван рядом с Дымовым, поджав под себя умопомрачительно длинные ноги.
Поигрывая рыжей прядью волос, томно спросила:
- Скажите, Вадим, вы, наверное, много путешествуете по миру?
Дымов сухо кивнул.
- Должно быть, это безумно интересно, - вздохнула Тамира, - расскажите нам о своих впечатлениях!
- Что рассказывать? - угрюмо ответил Дымов. - Как известно, пространство меняет форму в зависимости от нашего внутреннего состояния, как было показано в том гениальном фильме!
- Каком? - заинтересовался Кабанов.
Дымов снисходительно посмотрел на Кабанова и махнул рукой:
- Да неважно!
- Вообще, в натуре, я понимаю, - хохотнул Кабанов, - это ты, пианист, точно подметил! Вон я как-то на курорте в Турции так набрался, что пространство сильно поменяло форму! Я этим туркам в их пространстве все разнес! Веришь, нет, даже унитаз в номере своротил! А чего, знай наших!
- Скажите, Вадим, а можно мне завтра прийти на ваш концерт? - спросила Тамира.
- Зачем? - испугался Дымов.
- Как зачем? Я люблю музыку. Буду смотреть на вас, аплодировать… А в конце вручу вам свою картину! В знак благодарности.
- Нет, спасибо, не надо! - замахал руками Дымов. - Извините, но я предпочел бы, чтобы недоразумение с квартирой разрешилось сегодня и наше знакомство после этого закончилось.
- Значит, все-таки обижаетесь на меня из-за квартиры, - вздохнула Тамира. - А ведь я ни в чем не виновата! Откуда мне было знать про ваши обстоятельства?
- Теперь-то знаете, - резонно заметил Дымов.
- Знаю. Но уходить мне некуда. Родных у меня нет. А Кабанов, как вы уже знаете, женат. Вряд ли его жена обрадуется, если я приду к ним жить.
- Не-а, не обрадуется! - подтвердил Кабанов.
- Ну а, я не знаю, подруги? - предположил Дымов.
- Не имею! Девочки-подружки, завитые головки в кудряшках, болтовня, нехитрые желания, соперничество из-за всяких Кабановых - фи! Зачем мне это?
- А папа-мама? - вздохнул Дымов.
Тамира печально покачала головой.
- Я ж говорю, ты без меня пропадешь! - обрадовался Кабанов. - Одна в целом мире! Беспомощная, жалкая! Опять же с придурью! Да еще с какой!
Он подмигнул Дымову.
- Все придумывает что-то, привирает… Небось и тебе, пианист, про Тамиру-Тамиру плела? А она Тамара!
Тамира усмехнулась:
- Ну и что? Да, придумала имя. Я бы, может, и жизнь себе хотела другую придумать! В которой бы я тебя, Кабанов, и знать бы не знала! А любила бы кого-нибудь тонкого, нежного… Вот как его, - она кивнула на Дымова.
- Вы, кажется, опять начинаете его провоцировать, - поморщился Дымов. - Спешу напомнить, что в прошлый раз для меня это кончилось плохо.
Тамиру, впрочем, замечание Дымова не образумило.
- Подумать только, - с надрывом произнесла она, - я трачу лучшие годы на какого-то Кабанова! А моя молодость проходит! Жизнь проходит!
- Жизнь у всех проходит! - процедил Кабанов. - Не только у тебя, детка! Не понимаю, что тебя не устраивает? Живешь на всем готовом, чего тебе не хватает?
- Разве ты можешь понять?
В голосе любовницы звучало столько презрения, что Кабанов растерялся и не нашел что ответить. Взяв коньячную бутылку, он допил коньяк прямо из горлышка.
- Хороший коньячок!
И в сердцах отшвырнул пустую бутылку:
- Между прочим, на мои деньги куплен!
- Да что ты меня все время попрекаешь своими погаными деньгами? - возмутилась Тамира. - Будто они вообще имеют какое-то значение!
- Для тебя, может, и не имеют, потому что все на блюде приносят! - хмыкнул Кабанов. - А для меня деньги очень даже важны, поскольку я их зарабатываю!
- Кстати, а кто вы по профессии? - поинтересовался Дымов.
- Скрипач! - хихикнул Кабанов. - Сыграем на пару?
- Очень смешно! А если серьезно?
- Бизнесмен!
Ответ Кабанова рассмешил Тамиру. Она расхохоталась:
- Бизнесмен! Обычное жулье! Из тех, что считают себя хозяевами жизни!
Кабанов стукнул кулаком по столу:
- Тамарка, замолчи!
- Не буду молчать! - Тамира с вызовом посмотрела на любовника.
Дымов почувствовал, что назревает очередной конфликт.
Так и случилось. Кабанов заметался по комнате, ища выход гневу, пока наконец не нашел. Месть его оказалась изощренной: он сдернул со стены картину с нежным сиреневым котом и приготовился расправиться с ним самым жестоким образом.
- Не смееееей!!! - отчаянно закричала Тамира.
Дымову почему-то стало жалко и художницу, и ее картину.
- Не надо, ну зачем вы… - попытался он образумить Кабанова.
Тот, однако, на увещевание не откликнулся и воткнул в кота Тамирин нож.
- Не надо, он живой! - Тамира закрыла лицо руками и зарыдала. Кабанов снова занес руку для удара.
Не выдержав, Дымов бросился к Кабанову и повис на его могучей лапе.
- Прекратите, что вы делаете?!
- Уйди, пианист! - прохрипел Кабанов. - Сейчас тебе наваляю!
- Опомнитесь, вы же видите, что причиняете ей боль! - бормотал Дымов.
Кабанов снова воткнул нож. Тамира вскрикнула, как будто ножом ударили ее. Дымов изловчился и со всего маху залепил Кабанову пощечину. Только свист раздался. Кабанов отшвырнул картину и уставился на Дымова.
- Ты что, охренел? Ты на кого руку поднял, вошь балалаечная?
- Быдло! - парировал Дымов.
"Сейчас опять увижу парад планет", - подумал он, но ему почему-то было все равно.
- Смело, - усмехнулся Кабанов, - и для пианиста неплохо! Но сейчас культура в твоем лице понесет утрату! Считай, что в тот раз я просто размялся, а теперь все будет по-серьезному! Начнем с твоих пальцев!
- А вот пальцы трогать не надо! - закричал музыкант, который к таким жертвам готов не был, и попятился назад. Кабанов бросился вперед - физика двух тел, в которую неожиданно вмешалось третье.
Тамира, мирно рыдавшая на диване, вдруг вскочила, подняла с пола пустую коньячную бутылку и ударила ею Кабанова по голове.
Теперь парад планет наблюдал Кабанов. Он опустился на пол и тупо уставился в пространство.
- Лихо! - восхитился Дымов. - Вы смелая!
- Это вы смелый! - улыбнулась Тамира. - Не побоялись за меня заступиться! А ведь у вас руки, их надо беречь!
- К черту руки. Если бы струсил - себя бы не уважал, - честно признался Дымов. - Как вы думаете, что будет, когда он придет в себя? Поубивает нас?
- Не знаю.
Тамира подняла с пола искалеченную картину.
- Неужели нельзя исправить?
Девушка горестно покачала головой.
- Не огорчайтесь! - попросил Дымов. - Хотите… Я у вас куплю эту картину?
- Зачем?
- На память. Повешу на стену, буду вас вспоминать.
- Я вам так подарю. Или нарисую для вас новую.
Улыбаясь, они смотрели друг на друга.
Раздался стон Кабанова. Кажется, он начал приходить в себя. Дымов на всякий случай загородил собой Тамиру.
- Ну и стерва же ты, Тома! - беззлобно и даже с восхищением прохрипел Кабанов.
Он приподнялся и сел на диван. Виновато поглядел на разорванную картину. Сокрушенно покачал разбитой головой:
- Вот ведь, довела меня черт знает до чего!
- Кабанов, я тебе этого кота никогда не прощу! - пообещала Тамира.
- Ладно, Тамарка, извини! - миролюбиво сказал Кабанов. - Погорячился, был не прав! Хочешь, я у тебя куплю этого кота?
- Фиг тебе! - отрезала Тамира. - Никогда! Ни за какие деньги!
- Ну, заплачу за моральный ущерб, так сказать?
- Конечно, заплатишь! - усмехнулась Тамира. - Но не деньгами! Кстати, извинись перед человеком!
- Я перед ним еще извиняться должен? Между прочим, это он мне по морде своими музыкальными граблями съездил!
- Извинись!
- Ладно, - скривился Кабанов. - Ты это, пианист… не бери в голову. Понимаешь, она кого хочешь доведет. Баба такая, с вывертом! Устал я от ее капризов! Иногда, кажется, так бы и прибил! Но почему-то терплю! А скажи, пианист, Тамарка красивая?
- Очень красивая, - кивнул Дымов.
- То-то! Я привык к тому, что у меня все лучшее! Машина, женщины! А про эту, знаешь, как получилось? - Кабанова неожиданно потянуло на откровенность. - Ехал я, значит, как-то на машине вдоль набережной. Смотрю, стоит на мосту девица, эффектно так стоит. Платье желтое, волосы рыжие по ветру развеваются… Красивая, ну да не в этом дело, у меня и получше были, но есть в ней что-то такое, необычное…
- Есть, - согласился Дымов.
- Короче, подрулил к ней. Отвез в ресторан, поужинали. А она мне историю рассказала, мол, хахаль ее в карты проиграл и идти ей теперь некуда. Вот я и решил помочь девушке. А потом, веришь, нет, так к этой суке привязался! Баловать стал! Деньги на нее тратить немерено - еда, шмотки, квартиру ей снял вот эту, за очень приличные бабки!
- Мою квартиру! - ввернул Дымов.
- Все у нее есть, живи и радуйся! А ей, дуре, все чего-то не хватает! А чего, понять не могу.
Тамира молча слушала откровения любовника, но тут вступила в разговор, обратившись к Дымову:
- Скажите, а вот вы, например, понимаете, что мне нужно?
Дымов усмехнулся (необычная девушка, она, кажется, и сама себя не понимает) и промолчал.
- Баб вообще не поймешь! - убежденно сказал Кабанов. - Что там у них в башке - одному черту известно! А у этой особенно! Но веришь, пианист, мне ни с кем не было, как с ней! Я даже привык к ее причудам! А самое странное, знаешь что?
Дымов пожал плечами, нет, мол, не знаю, ни что в этой девушке "самое странное", ни почему ее любовника вдруг пробило на откровенность. Не иначе у него в голове после удара бутылкой что-то сместилось…
- А самое странное то, что ей как будто на самом деле деньги не очень нужны… Ну, то есть ей от моих бабок не плохо, конечно, - шмотки, то-се, но дело не в них… Я это не сразу понял, а когда понял - сильно удивился… Понимаешь, она такая дура, что ежели влюбится, то и за нищего пойдет! И когда я это узнал, то еще больше к ней привык!
- Кажется, это называется любовью! - усмехнулся Дымов.
- Да? - удивился Кабанов. - Ну не знаю. Любовь-морковь, сентиментальщина… Это все не для меня.
- Конечно, не для тебя! - фыркнула Тамира. - А вот скажите, Дымов, вы лично в любовь верите?
- Что-то я не пойму, - нахмурился Кабанов. - Чего это ты у пианиста все время его мнение спрашиваешь? Ты что, Томка, к нему клеишься, что ли?
- А тебе-то что?
- У него, между прочим, жена есть!
- У тебя тоже есть! - отрезала Тамира.
- Брось, Томка, ты же знаешь, что с женой так… Привычка! Слышь, пианист, а чего твоя жена не едет?
Дымов взглянул на часы. Ирина и впрямь не торопится. Однако это уже ни в какие ворота!