* * *
Марик снова позвонил. Начал шантажировать. Мол, если она не согласится встречать Новый год в его обществе, лично для него год не наступит. Вот так. Выбирай, пожалуйста. Хочешь взять на душу страшный грех? Свобода выбора!
Спокойно, не на ту напал! Лера спокойно, даже лениво выдала: "Ты идиот и никогда меня не любил. Ты вообще не знаешь, что такое любовь, потому что элементарно не можешь, не способен выйти за рамки своего чертова "я". Хочешь травиться? Пожалуйста! Кстати, говорят, алкоголь неплохо сочетается со снотворными. Можешь рассмотреть и другие варианты: прыжок с крыши или смерть через повешение. И не надо давить мне на уши и стараться произвести впечатление, - я все равно буду встречать Новый год без тебя. Веселиться и пить шампанское".
Отбой. Может, хоть на этот раз с концами? Наверняка?
Хорошо, что Ева не слышала, запричитала бы: "Какая ты, Лера, жестокая!" Вот в чем разница между ней и Евой. Ева, конечно, все бы бросила, сорвалась и побежала. Утешать. Наплевав на собственные желания и планы. А Лера - нет. Леру на понт не возьмешь. Она в эти игры не играет. В их семье за жалость отвечает Ева.
Возле матери всегда кто-то крутится. Какие-то бесполезные подруги, часами занимающие телефон и вываливающие на Еву свои жалкие проблемы. Мать постоянно подтирает этим клушам носы и бесконечно одалживает кому-то деньги (тоже мне, миллионерша! Несчастный искусствовед с дырой в кармане).
Лера как-то спросила у матери: "Тебе это точно нужно?"
Ответ ее поразил. "Человек не должен быть один!"
Больше вопросов Лера не задавала.
Довольно часто Евин гуманизм приводил к тому, что в доме (как правило, на кухне) заводилась какая-нибудь очередная тетка. Обычно тетка сливалась с кухонным интерьером, прижимала грузным задом табурет и жаловалась. На жизнь, которая заела, коллег по работе, мужа-придурка и неблагодарных детей. Бу-бу-бу, неустанно и с чувством. Ева слушала ее с печальным и просветленным лицом, изредка вставляя что-нибудь душеспасительное.
Лера заходила на кухню как ни в чем не бывало, угрюмо кивала на теткино приветствие, наливала свой чай-кофе и уходила, плотнее притворяя дверь. Это ваши проблемы.
Однажды Ева печально констатировала:
- В тебе очень много желчи. Откуда, не понимаю. Ни мне, ни бабушке, ни Вадиму это не свойственно.
- Вот именно. Ошибка мироздания, - развела руками Лера. - На вас с бабкой ни злости, ни гордости почему-то вообще не досталось. Желчи скопилось избыточное количество, и, чтобы исправить ошибку, ну хоть как-то, все влили мне. Ничего не поделаешь - халтура творца.
И Лера рассмеялась смехом печального отверженного демона, приводя Еву в ужас.
- А может, был кто-нибудь такой в роду, прабабка там или прадед, и я из-за него все время во что-то вляпываюсь! Вы думаете, Лера плохая, а это предок во мне проявляется.
Ева лишь покачала головой и заметила, что причина Лериной ипохондрии не в генах, с генами - полный порядок, а в том, что Лера страдает от недостатка общения, а решение проблемы в том, что ей надо бы "с кем-то дружить".
- Чего? - фыркнула Лера. - Дружить? Избави меня бог от такой сомнительной радости!
- Бедная моя девочка, ты так одинока, - пожалела дочь Ева и расплакалась.
Что правда, то правда, подруг у Леры нет. Впрочем, так было не всегда.
В детстве Лера стремилась к общению и была, что называется, ориентирована на человека. И что же такое должно было произойти, чтобы заставить девочку изменить эту естественную ориентацию?
Ведро. Дубль первый.
Однажды Еву посетила не самая удачная идея - отдать пятилетнюю Леру в детский сад. "Надо же ее, наконец, социализировать!"
И отдали. Прямо из "бабского царства", из вселенной любви. Лера хорошо помнит первое утро вхождения в социум: прощальный поцелуй Евы в раздевалке, слезы, ласковые ободряющие слова, шкафчики с коряво нарисованными зверушками, безразличие детей, которых собирали на прогулку…
На улице Лера решила сама подойти к играющим в песочнице девочкам.
"Здравствуйте, девочки!"
Девочки отвлеклись от игры, взглянули на Леру, а потом одна из них в красной шапке ударила Леру по голове ведром. Под ободряющий смех остальных детей.
Обычно детские ведерки довольно легкие, из пластмассы, но с этим Лере не повезло, видимо, это был вариант специально для новеньких девочек.
Лера увидела "небо в алмазах", и что-то изменилось в ее сознании после того, как она пришла в себя. Не то чтобы удар вызвал у Леры тектонический сдвиг, но, в общем, опечалил и несколько изменил ее представления. Хотя подумаешь, мало ли кому дают тяжелым ведром по голове ни с того ни с сего - мизантропами ведь становятся далеко не все. Тоже мне, тонко организованная натура!
Лера долго рыдала в углу, а потом ей захотелось переломать обидчице ноги. Но поскольку исполнить желание не было возможности, она пообещала сделать это, если ее не заберут из детского сада. Социализироваться Лере отчаянно не хотелось.
Забрали. До школы девочка сидела дома и получала исключительно правильное воспитание. Бабушка мешала этические категории с христианскими и кормила ими внучку.
Потом Лера пошла в школу. Тоже, конечно, не обошлось без потрясений. Но поскольку потрясения особенной оригинальностью не отличались, их можно вынести за скобки.
Ведро. Дубль второй.
Классе в третьем завелась у Леры подружка. Лера и Света всегда были вместе. За одной партой - вместе, домой - вместе, в кино - вместе, даже влюбиться в первый раз умудрились вместе. Делились переживаниями, мастерили всякие девчачьи секретики: стеклышки, фантики. Потом секреты пошли посерьезнее, но тоже общие.
Обнимались девочки, спали в одной постели, задыхаясь от нежности, а потом раз - и выросли, превратились в девушек. Лера - в красивую.
В десятом классе у Леры закрутился роман с одноклассником. Мальчик ухаживал, ждал у парадного, дарил цветы - все как полагается. Лера благосклонно принимала ухаживания. Ева следила за развитием событий с одобрением.
Подружка Света вздыхала: "Счастливая ты, Лерка!"
А потом вдруг все закончилось. И цветы, и ухаживания, и дружба со Светой. И вроде ничто не предвещало. Но случилась вечеринка одноклассников, с которой Лера ушла чуть раньше, а Света осталась с Лериным ухажером. А на следующий день Света сказала: мол, извини, подруга, но мы с твоим молодым человеком вчера "эээ… провели время".
И сказала, главное, без сожаления в голосе, гаденько так, торжествующе.
"Але, гараж, в чем дело?" - обратилась Лера к неверному.
Смутился голубь, молчит.
- Было?
- Было.
Лера до выяснения отношений опускаться не хотела, но все же сочла возможным задать один вопрос: почему?
Ответ поразил Леру цинизмом и хорошей такой, мужской честностью.
- С тобой надо было канителиться, ухаживать, то-се, а Светка сразу дала.
- А тебе надо было сразу?
- Этого всем надо, - улыбнулся настоящий мужчина.
Ну ладно, дала и дала, личное дело каждой женщины, но дальнейшее поведение Светы совсем уже не вязалось с представлениями об этике, скажем, Лериной бабушки-графинюшки. Черт его знает, что Свету на него спровоцировало. Может, зависть, а может, обида на подругу. Лера-то после разговора с неверным холодно и отстраненно, не без брезгливости, сообщила ей о разрыве.
Широкая душа Светы недоумевала.
- Как же так? Семь лет вместе! И вдруг вот так, из-за какого-то парня!
- Не из-за парня, - заметила Лера, но вдаваться в объяснения не стала.
Скорее всего, Света не смогла простить высокомерия, и горячая любовь превратилась в не менее горячую ненависть.
Ненависть вызвала целый ряд разрушительных действий по отношению к бывшей подруге. Детали Лера так никогда и не узнала, но Свете каким-то образом удалось настроить против Леры всех одноклассников. И в один не очень солнечный день на аутодафе под названием "классный час" наиболее активные девочки (наверняка среди них была девочка в красной шапке из песочницы Лериного детства) торжественно приговорили Леру к бойкоту.
- А тебе, Дымова, бойкот!
Заявление прозвучало довольно неожиданно, как-то врасплох, у Леры все поплыло перед глазами, как от удара ведром.
Видимо, все-таки не удалось "социализироваться"…
Тем не менее она встала и спокойно (слез не дождетесь) сказала:
- А я объявляю бойкот всем вам!
И ушла, изо всех сил стараясь держать гордо выпрямленную спину.
Дома, увидев зареванное лицо дочери, Ева испугалась.
- Что случилось?
Лера долго, целых две минуты размышляла (сказать, не сказать), потом выдохнула и попросила:
- Мать, купи мне боксерскую грушу. Говорят, отлично стрессы снимает!
На следующий день Ева купила дочери грушу. Стрессы, действительно, снимает замечательно.
Ведро. Дубль третий. "Вечное возвращение" по Ницше.
Уже в театральной академии Лера сблизилась с одной сокурсницей. Собственно, та первая пошла на контакт, и Лера откликнулась. Полечка - веселая, бездна обаяния.
И пусть между девочками уже не было той нежности, как у Леры со Светой, но, тем не менее, они дружили. И может, благополучно дружили бы и дальше, но надо же было такому случиться - главную роль в курсовом спектакле отдали Лере. А роль была такая - прямо мечта студентки.
Полечка тоже хотела эту роль и полагала (вполне возможно, не без оснований), что сможет сыграть ее не хуже Леры.
В общем, давно известно, что нельзя подвергать друзей испытаниям.
Видимо, для Полечки испытание было слишком серьезным, тем более Лера, сама дура, дала ей такой повод, можно сказать, толкнула подругу на предательство. И главная роль в спектакле, и папа - известный музыкант против Полечкиного рядового инженера, и слишком большие, до неприличия, глаза с избыточно длинными ресницами и, что уж совсем не по-товарищески (порядочные люди так не поступают), грудь большего размера, а бедра меньшего…
Чего вы от Полечки хотели?
История развивалась следующим образом.
За Лерой давно водилась привычка к резким суждениям и крепким формулировкам. Как-то, после семинара, на котором руководитель курса, заслуженная и уважаемая институтская гранд-дама, устроила "разбор полетов" режиссеру-новатору, Лера возьми да скажи Полечке: "Эта Соболевская - совершенная бездарность! Просто старая сука, ни черта не понимающая в искусстве! И вообще мышей уже совсем не ловит!"
Лера, сама того не зная, бросила камень, и пошли такие круги по воде …
На следующий день Соболевская при всем курсе устроила Лере разнос. Мол, как ты смеешь, фря зеленая, про меня всякое по институтским коридорам нести? Да я тебя отчислю на раз-два-три!
Лера взглянула на Полечку: ой, зарделась девочка, в самом деле, она же не ожидала, что Соболевскую после их разговора понесет и та при всем честном народе начнет сводить с Лерой счеты. К такому повороту Полечка, похоже, не была готова.
Но Лера не стала входить в Полечкино положение, встала и сказала при всех, обращаясь к подруге:
- У тебя, безусловно, есть перспектива когда-нибудь превратиться в такую же старую суку, как Соболевская!
И вышла из аудитории, как когда-то в школе.
После этого Соболевская действительно задалась целью отчислить Леру из академии.
На раз-два-три, как она обещала, не получилось, и тогда появилось письмо на имя ректора, в котором говорилось, какая Лера распоследняя шлюха и вообще плохая девочка, как разлагающее влияет она на весь курс. И прочее, вполне в стиле совковых доносов. Все это безобразие подписали пять человек с Лериного курса. Первой в списке значилась фамилия Полечки.
Уже был готов приказ об отчислении, когда Ева предложила обратиться за помощью к Дымову. "Все-таки не последний человек в искусстве, пусть позвонит кому надо и шороху там наведет!"
Лера наотрез отказалась: "Да ну, не хочу его об этом просить. Я понимаю, денег попросить не стыдно, а это… Не хочу!"
В общем, в итоге Ева позвонила Вадиму сама.
- А в чем соль? Чего она такого натворила?
- Да ничего особенного. Просто назвала старую суку сукой.
- Ну я понял, - вздохнул Дымов, - постараюсь что-нибудь сделать. Если получится.
- Спасибо, Вадим!
"Ну вот, - гордо заявила Ева, - отец сказал, что поможет! Значит, все будет хорошо!"
Лера усмехнулась. Ей почему-то казалось, что хорошо теперь уже никогда не будет. Во всяком случае, она вдруг перестала заниматься йогой (а она, как все продвинутые барышни, подсела на йогу) и решила брать уроки бокса. На полном серьезе. Просто молотить боксерскую грушу было уже недостаточно.
- С ума сошла, - охнула Ева, узнав о решении дочери. - Нос сломают или еще чего… И накроется твоя актерская карьера!
Лера лишь махнула рукой: ну сломают, и хрен с ним. Сделаю пластику, какие проблемы. Лишь бы в душу не гадили.
- Ты из-за Полины так переживаешь? - осторожно спросила Ева.
Лера ответила с горечью:
- А как ты думаешь? Не могу сказать, что я была готова с этим столкнуться. Блин, ну ведь не тридцатые годы! Ну может, при иных обстоятельствах, если бы она предала, я бы постаралась понять: пытали, заставили подписать… Но тут-то! Но сейчас! Без всякой угрозы для жизни! Что же за человек гнилой!
Ева обняла дочь и, задыхаясь (самой было больно, прямо на разрыв), сказала:
- Люди слабые! И с этим ничего не поделаешь!
- Ага, слабые! В том-то и дело! Знаешь, до чего ее слабость может довести? Подпишет все что угодно! Любой донос. Будь сейчас тридцать седьмой год, меня бы вообще живьем съели! Вместе с кроссовками! И я сама, и мамашка моя, и даже папа Дымов давно бы уже на Колыме были, в районе вечной мерзлоты!
Но на дворе стоял не тридцать седьмой, а раздолбайские нулевые, в чести был принцип "звонка другу". Кроме того, Дымов действительно занимал в искусстве "не последнее место" - и Леру в академии восстановили.
Хотя ту самую роль, из-за которой, как поняла Лера, и разыгрался весь сыр-бор, играла теперь Полечка (протекция Соболевской сделала свое дело).
Лера брала уроки бокса. Надо уметь держать удар. Конечно, от всех ведер добрых девочек это не спасет, но по-любому пригодится.
А подружек ей теперь не надо вовсе.
В детстве все эти сволочи носили красные шапки.
…Телефон постоянно звонил. Звонили многочисленные подруги Евы поздравить с Новым годом.
Ева устало улыбалась и вымученно выдавала в трубку очередное шаблонное поздравление. И много-много счастья!
Услышав от матери сто пятьдесят восьмой привет от какой-то там тети Клани ("Ну ты помнишь ее, детка?"), Лера хмыкнула. Просто невероятно! И ведь довольны друг другом!
Общаются люди.
Глава 9
Разуверившись в женской дружбе, Лера завела приятельские отношения с мужчиной.
Не то чтобы она специально стремилась к этому. Все получилось само собой.
Ровно год назад, тридцать первого декабря, Лера отправилась отмечать праздник в компании приятелей.
Чего ради она туда поперлась, непонятно, правду сказать, эти люди ей были до лампочки. Просто парень с курса собирал компанию и пригласил Леру.
Подумав, она решила идти, поскольку других вариантов не было, а оставаться дома с Евой не хотелось. В середине декабря они похоронили бабушку-графинюшку. Евино лицо опухло от слез, в доме пахло тоской, безнадегой и корвалолом, но Лера, отчаянно жалевшая мать, тем не менее не хотела новогоднего праздника, превращенного в поминки.
В общем, она смалодушничала и решила сбежать. Ева, узнав о решении дочери, ничуть не обиделась. Сказала: "Может, и правильно, тебе надо развеяться, а я выпью снотворного и лягу спать".
…Компания оказалась сборищем разномастных и малознакомых людей. Первую часть вечера Лера отчаянно скучала, не разделяя шумное придурочное веселье ("Зачем я здесь, зачем мне эти чужие люди?"), и даже хотела домой к Еве…
Со скуки она налегла на спиртное.
Особенного опыта распития спиртных напитков у Леры не было, и по неопытности она быстро и сильно захмелела. Можно сказать, первый раз в жизни напилась. Как сапожник. В хлам. До такой степени, что ей вдруг взбрело в голову пойти прогуляться на свежем воздухе.
Воздух оказался очень свежим. За бортом градусов восемнадцать мороза. Таким пустяком, как зимнее пальто и сапоги, Лера по пьяни заморачиваться не стала. Слегка покачиваясь на высоких каблуках, поддерживая подол вечернего платья, она побродила по безлюдному заснеженному двору и, обнаружив детские качели, с радостью на них взгромоздилась.
Градусы суммировались, и еще было тепло.
Как мутит! Вообще мутит, не от спиртного, а на душе муторно. И год был тяжелый… Бабка умерла, как никому не нужная, бесполезная.
Лежала в приемном покое, и к ней никто не подходил… А она наверняка, Лера уверена, и не звала на помощь. Аристократическое воспитание: всю жизнь боялась обременить кого-то. Так и жила, так и померла. И, конечно, чему удивляться, эти скоты решили: бабка старая, свое пожила, хорош, дай пожить другим, у нас в палатах мест не хватает.
А она так любила Леру и была, наверное, для нее вообще самый главный и полезный человек. А теперь бабушку зарыли в землю, и ей холодно. Холодно…
Последняя мысль сопровождалась отчаянным стуком чьих-то зубов. Ба, да это ж стучат мои зубы, да это ж я замерзаю! Лера стала соображать и вроде бы протрезвела.
Вставать надо, возвращаться в тепло… Там какие-никакие, а люди. К ним надо идти. Лера сделала попытку встать.
Странное состояние. Вроде голова соображает, а движения не координирует. Мозг посылает сигнал: "А ну давай, корова, вставай, чего расселась!" - и тут опа - сбой в программе, ноги-руки сигнал не принимают. Встать не может. Сидит, как приклеенная.
"Ну все, замерзну - и кранты", - поняла Лера.
Что делать-то, мать честная? На помощь звать? Орать: "Люди, я такая пьяная, что встать не могу. Не дайте замерзнуть"? И, может быть, даже кто-нибудь придет на помощь. Но это же гадость, такое кричать. Нет, лучше тихо отойти в мир иной.
Найдут потом, утром. Девушку в вечернем платье под толстой коркой льда…
- Але, - раздалось где-то рядом. - Бухая, что ли?
Лера заплетающимся языком, но с достоинством ответила:
- Конечно, нет! Ни разу не бухая.
Вгляделась в неопознанный объект. Какой-то незнакомый парень.
- А чего сидишь тут?
- На качелях качаюсь! - невозмутимо ответила Лера и икнула.
Парень насмешливо кивнул.
- У тебя проблемы?
Лера честно задумалась и вдруг как-то неожиданно ясно поняла, что да, у нее проблемы. Собственно, у нее вообще много проблем. Заревела отчаянно и безнадежно.
Парень снял куртку и укутал в нее Леру. Сел на соседние качели.
- А я с той же тусовки. Хозяин квартиры - знакомый чувак. Я видел, как ты уходила. Заметил, что под градусом. Время идет, тебя нет, и я пошел искать. Нельзя дать пропасть хорошему человеку. Что случилось-то?
Оставшись без куртки, парень быстро начал подрагивать. А Лера вдруг стала рассказывать ему обо всем, что наболело.