Они бродили около часа, проходя мимо таких магазинов, как "Гермес", "Шанель", "Александрин", "Реми", "Ами" и "Анри а ля Пансэ". Надя болтала с дочерью, показывая ей витрины, заполненные великолепными перчатками, блузами и платьями. Затем она сказала:
- Мы достаточно посмотрели, пора работать.
Они наняли такси на улице Скриба и через несколько минут были на Вандомской площади, где роскошные магазины выставили в своих витринах сверкающие ожерелья и серьги. Для славянского слуха Валентины их названия звучали прекрасно: Бушрон, Картье, Ван Клиф и Арпелс, Шомэ. Но Надя больше не казалась веселой, вид у нее был измученный. И она все время прикасалась рукой к груди, как будто для того, чтобы удостовериться в сохранности того, что положила в лифчик.
В каждом магазине все повторялось по единому сценарию. Валентина ожидала в торговом зале, а Надя в сопровождении ювелира проходила во внутренние помещения. Предоставленная самой себе, девочка ходила взад и вперед, разглядывая стеклянные витрины, в которых поблескивали кольца с бриллиантами, рубиновые булавки в форме стрекоз, кулоны с бриллиантами и сапфирами и извивающиеся золотые цепочки. Через двадцать минут Надя, бледная, выходила.
- Пойдем дальше! - объявляла она. - Они говорят, что огранка камней старомодная! Эти люди невежды! Моя прабабушка надевала это ожерелье на бал, где танцевали царь с царицей! Я годами хранила его зашитым в подол пальто, Валя. Я знала, что не смогу получить за него хорошую цену в России!
Тени стали длиннее, когда Надя вышла из магазина, называемого "Стерль", а они потом посетили еще пять или шесть магазинов на улице Риволи, после чего рот Нади сжался в тонкую линию и все искорки погасли в ее глазах.
- Я могла бы, конечно, согласиться на меньшее, но не стану! - устало сказала она Валентине. Они проходили боковую улицу мимо ночного клуба под названием Diables , украшенного неоновыми огнями, которые ночью маняще и таинственно трепещут. Рядом с ним располагался еще один ювелирный магазин, не такой большой, как другие, но богато отделанный медными украшениями и европейским граненым стеклом.
- Сюда, - сказала Надя и потащила Валентину ко входу.
Через полчаса Надя вышла из маленькой задней комнаты магазина, лицо ее сияло.
- Валентина! О Валенька!
Надя подбежала к дочери, подняла ее и закружила. Увидев, что ювелир с любопытством смотрит на них, поспешно вывела девочку из магазина.
- Валя, я сделала это!
Они нашли станцию метро и втиснулись в вагон, переполненный в час пик пассажирами. Надя крепко прижимала Валентину. Она сгорбилась и обхватила себя руками так, чтобы никто не мог коснуться ее груди, где она спрятала франки.
- Теперь, - с удовлетворением объявила она, - мне одной придется выходить по вечерам, чтобы достать то, что нам необходимо. Но я добуду это… и мы скоро покинем Париж.
Надина простуда все прогрессировала. В то утро, когда они взяли такси до аэропорта Шарля де Голля, она кашляла так сильно, что ей приходилось опираться о Валентину. Она все время оглядывалась, пока такси пробиралось среди транспорта.
- Мама, - с тревогой спросила Валентина, - кого ты ждешь?
- Никого! - нервно воскликнула Надя, хотя в душе опасалась, что руководству советского посольства стало известно о ее незаконных сделках. Не исключено, что за ней следует КГБ.
- Ты больна?
Надя решительно покачала головой. Она была бледна, изящна и прекрасна в своем черном брючном костюме от Диора.
- Это всего лишь простуда. Мне станет лучше, когда мы взлетим.
- Может, тебе принять таблетки, которые нам оставил тот дядька, Петров?
- Я выпила их все, Валя, по одной в день, чтобы хватило надолго.
- Но…
- Со мной все будет в порядке, Валентина. А теперь запомни - мы граждане США, Валенька! Ты должна помнить об этом всегда. Я потратила много денег на наши документы, и это очень, очень важно.
По прибытии им едва хватило времени подняться на борт переполненного самолета. Несколько пассажиров с вниманием посмотрели на заметно выделяющихся мать и дочь, когда они торопливо шли к своим местам. На Валентине было надето изящное голубое шелковое платье цвета яиц зарянки. Надя уложила ее волосы мягкими блестящими локонами так, что они обрамляли ее лицо в форме сердечка, и надела берет в виде раковины. Девочка несла своего голубого плюшевого медвежонка. Он тоже был принаряжен - на его шее красовался голубой шелковый бант.
Валентина опустилась в прямое мягкое кресло самолета "Пан Ам", выглянула из окна и со страхом посмотрела на взлетную полосу. Всего через несколько минут они с мамой поднимутся в воздух и полетят высоко над морем. Так как она плохо говорит по-английски, Надя велела ей быть очень внимательной, общаясь с обслуживающим персоналом или с кем-либо еще.
- Мама, - прошептала она, - что станет с Мишей и папой, если мы будем так далеко, по ту сторону огромного океана?
- Детка, - ответила Надя, - не имеет значения, как далеко мы улетим от них. Они будут с нами, куда бы мы ни уехали… в наших мыслях, наших сердцах.
Теперь красивая женщина в униформе - стюардесса, как объяснила Вале мама, - ходила взад и вперед по проходу, закрывая верхние пластиковые дверцы.
- А сейчас, Валя, ты должна застегнуть свой ремень, - инструктировала ее Надя по-английски. - Вот так… видишь?
Самолет медленно тронулся с места, и Валентина ощутила внезапный приступ тошноты, смешанный с острым чувством утраты. Она проглотила слюну, пытаясь отделаться от этого ощущения. Может, океан не такой уж и большой. Когда-нибудь, непонятно сейчас каким-то образом, она непременно вернется назад в Россию и найдет Мишу, даже если ей придется подождать, пока она вырастет.
Когда они приземлились в аэропорту О'Хара и прошли через таможню, состояние Нади заметно ухудшилось. Ее знобило, она все время кашляла, тяжело дышала, лицо ее побледнело, а щеки, наоборот, ярко пылали.
- Мамочка, - сказала Валентина, забирая у матери их старый, видавший виды чемодан, он был очень тяжелый. - Как ты себя чувствуешь?
- Билеты, - с беспокойством сказала Надя, лихорадочно роясь в сумочке. - Нам нужно долететь до Детройта, Валентина… еще один перелет. У меня есть там подруга Соня, мы вместе танцевали в Большом. Она вышла замуж за богатого американца и живет в замечательном месте, которое называется Блумфилд-Хиллз. Мы остановимся у нее, пока я не найду работу. - Надя остановилась, разразившись сильным приступом кашля. - Теперь пойдем, нужно найти правильный выход.
Ночью их самолет наконец приземлился в ближайшем к центру Детройта аэропорту. Здесь шел сильный дождь. Потоки воды залили взлетную полосу и струились по иллюминатору. Все это выглядело очень мрачно, неприветливо и совсем не походило на страну сказочного света, прекрасных людей, телепрограмм и машин, как когда-то рисовала Надя.
Валентина с тревогой смотрела на мать. Надя проспала весь полет, дышала с трудом.
- Мама? - Она потормошила мать, чтобы разбудить ее.
Надя пошевелилась, тихо застонала и снова стала кашлять.
- Мама! - взмолилась Валентина. - Мы должны выйти из самолета. Нужно позвонить Соне, твоей подруге.
- Да, да, - отозвалась Надя, в замешательстве переходя на русский язык, и снова закашлялась.
Надя, покачиваясь, стояла в телефонной будке, лицо ее так побледнело, что Валентина боялась, как бы с ней не случился обморок.
- Я не могу… номер… не соединяется, - сказала она. Силы явно оставляли ее. - Телефон Сони отключен.
Валентина тоже попыталась набрать номер и получила тот же, записанный на непонятном языке, ответ. Она повесила трубку, внезапная слабость охватила ее. Соня не отвечала. Они остались одни.
- Куда, леди? - спросил водитель такси с кожей цвета черного дерева.
Дождь все еще лил, поблескивая при свете ночных огней у багажного отделения.
- В отель, - прохрипела Надя. Она несколько оживилась, после того как Валентина купила ей бутылочку аспирина в магазине аэропорта.
- Какой отель, леди?
- Блумфилд-Хиллз, - ответила Надя.
К тому времени, когда они добрались до гостиницы "Американа" в Бирмингеме, куда по своему выбору решил отвезти их шофер, Надя поняла, что мама очень больна.
Их комната была огромной, с двумя двуспальными кроватями, каких они в России и не видели. Большой телевизор был подвешен к потолку, стены украшали морские пейзажи, а на полу лежал роскошный голубой ворсистый ковер.
Надя без сил свалилась на кровать.
- Валя, - прошептала она, - принеси мне бутылочку с таблетками, а потом… прими, пожалуйста, теплую ароматную ванну. Мой маленький зайчик, полежи в теплой душистой пене. Это одно из американских удовольствий, тебе следует насладиться им!
Когда Надя услышала шум воды в ванной, она с трудом села и протянула руку за Валиным медвежонком. В ее сумочку были засунуты катушки ниток, иголка и маленькие ножницы, сейчас она достала их, с усилием вставила нитку в иголку и разрезала шов на спине у медвежонка, обнажив тонкий тюль, которым тот был набит.
Мучительный приступ кашля скрутил ее. Когда приступ отпустил, она достала пакет с американскими долларами. После всех расходов на самолет, поддельные паспорта и другие бумаги у нее осталось только одиннадцать тысяч долларов. Их будет достаточно, если расходовать бережно, пока она не найдет свою подругу Соню.
Она вытащила часть тюля и вложила обратно пачку в десять тысяч долларов, оставив тысячу на расходы по отелю, затем снова зашила голубого медвежонка. Это, конечно, всего лишь предосторожность. На случай…
Закончив, Надя снова откинулась на подушки гостиничной постели, черные и белые пятна мелькали у нее перед глазами.
- Валентина, - из последних сил позвала она. - Валя…
Девочка вышла из ванной. Щеки ее раскраснелись.
- Мама! - воскликнула Валентина. - Ванная такая красивая. Стены оклеены цветными обоями, и я насчитала десять полотенец! Там есть даже большое белое полотенце для пола и маленький флакончик с шампунем и…
- Валентина, - прошептала Надя, протягивая руку, чтобы притянуть к себе дочь.
- Мама? - спросила Валентина, встревоженная тоном матери.
- Тише. Я должна что-то сказать тебе… Теперь ты в новой стране, но я не хочу, чтобы ты забыла меня, папу или Мишу… потому что мы всегда будем с тобой независимо от того, куда ты поедешь и что будешь делать.
- Мама? - глаза девочки стали огромными, в них затаился страх. - Мама, ты куда-то уходишь?
- Надеюсь нет, - сказала Надя, тяжело дыша. - Мне бы хотелось быть с тобой всегда. - Слезы побежали по ее щекам, губы задрожали, но она заставила себя произнести, - но если я не смогу… Валя… - Больше она ничего не смогла сказать.
- Мама, мама, мама! - рыдала Валентина, бросившись к матери на грудь.
Мать и дочь прильнули друг к другу, Надя собралась с силами и погладила мягкие красивые блестящие волосы Валентины.
- Моя деточка, моя доченька, моя Валенька, - снова и снова шептала Надя, пока наконец слова не превратились в невнятный шепот. Слова, которые она хотела навсегда запечатлеть в сердце дочери. - Никогда не забывай… Ты сильная девочка… ты найдешь свою дорогу. Ты обретешь любовь, я знаю это. Люби, Валентина, никогда не бойся любви.
ГЛАВА 4
Дождь превратился в изморось, серую и бесконечную.
Два сотрудника скорой помощи, едва взглянув на Валентину, положили Надю на носилки и повезли через автостоянку к своей большой зеленовато-желтой машине.
- Эй, милашка, с ней все будет в порядке, - сказал служащий за конторкой, взглянув на девочку, застывшую на месте, в то время как вой сирены скорой помощи постепенно затихал в ночи. - У тебя есть кто-нибудь, кому бы ты могла позвонить, детка? Может быть, папа?
Ошеломленная и смертельно напуганная Валентина, услышав слово "папа", которое показалось смутно знакомым, кивнула.
Дежурный пожал плечами, обрадованный, что сможет сбыть ее с рук.
- Тогда хорошо, детка, позвони папе. Он приедет и заберет тебя. - Купив ей пепси из автомата и плитку Херши, он отвел ее назад в номер. - Я оставлю записку дневному дежурному, - пообещал он и ушел.
Во вторник сестра Мэри Агнес из Детского дома Св. Винсента и Сары Фишер поставила школьный сильно потрепанный микроавтобус "Форд" на стоянку у гостиницы "Американа". Даже в утренние часы было трудно дышать из-за июньской жары. Мэри Агнес обливалась потом под длинным черным платьем.
Она проверила бумаги, составленные час назад после телефонного звонка от директора социальной службы в Понтиаке округа Окленд. Маленькая девочка, лет восьми или девяти, осталась одна в номере гостиницы, когда ее мать увезли в госпиталь Уильяма Бомонта. Мать умерла прошлой ночью от осложнений на сердце после воспаления легких. Ночной дежурный написал записку о ребенке, но записка потерялась, и девочка два дня оставалась в комнате одна, пила воду из-под крана и смотрела телевизор.
Мэри Агнес вздохнула, выходя из машины. Еще один осиротевший ребенок, еще одно разбитое сердце. Она обычно не давала волю своим эмоциям, она любила детей, и ей было нелегко сохранять необходимую дистанцию.
Мэри Агнес постучала в дверь и, не получив ответа, открыла ее ключом. Она вошла в комнату и прищурилась, привыкая к темноте помещения.
Поразительно красивая маленькая девочка сидела, сжавшись посередине аккуратно застеленной постели, ее спутанные волосы черными как смоль локонами струились по плечам. На ней было надето мятое голубое платье, а огромные глаза смотрели на телевизионный экран напряженно, как будто в состоянии транса. В руках она сжимала голубого плюшевого медвежонка.
- Валентина? - мягко окликнула Мэри Агнес.
Девочка подняла глаза. На ее щеках виднелись полоски от высохших слез.
- Валентина, я сестра Мэри Агнес. Приехала сюда из очень хорошего места, которое называется Детский дом Св. Винсента и Сары Фишер. Это место, куда приходят дети, когда с ними происходит что-то неладное и родители не могут о них вовремя позаботиться.
Девочка ничего не ответила, но Мэри Агнес увидела проблеск понимания. Слава Богу, она смышленая.
Мэри Агнес подошла к кровати и села рядом, наблюдая, как ребенок пытается скрыть свою дрожь.
- Валентина, - нежно сказала она, - у меня очень плохие новости для тебя.
- Нет! - внезапно закричала девочка, и ее глаза наполнились слезами. - Нет! Нет! Нет!
"Ребенок говорит на каком-то славянском языке, кажется русском", - подумала Мэри Агнес.
- Мне очень жаль, Валентина, но твоя мама умерла в больнице. Врачи сделали все возможное, чтобы спасти ее, но не смогли. Она так долго не обращалась к докторам, что болезнь зашла слишком далеко.
Девочка пристально смотрела на нее своими зелеными глазами. Монахиня повторила все сказанное, сделав ударение на словах "мама" и "умерла".
Она видела, что девочка все поняла и кровь отхлынула от ее лица. В огромных прекрасных глазах отразилось горе.
- Мне очень жаль, дорогая, но Бог хранит ее сейчас, а также хранит и тебя. Валентина, давай соберем твои вещи - придется отправиться в дорогу.
Микроавтобус въехал в широкие кованые железные ворота. Они выглядели так, словно были поставлены в центре парка. Несколько ребятишек, смеясь и крича, играли в мяч на траве. В отдалении виднелось невысокое, беспорядочно выстроенное здание с большой автостоянкой перед ним, где разместилось несколько дюжин машин.
Валентина закрыла глаза. Ей хотелось ничего не видеть.
- Домом управляют католические сестры, - объяснила сестра Мэри Агнес. - Мы ухаживаем за детьми, которые временно нуждаются в уходе, а также за сиротами. - Она помедлила. - Валентина? Ты понимаешь, что я говорю?
Валентина не открывала глаз. Ей не хотелось быть здесь. Она ненавидела все это! И ей не хотелось плакать в присутствии высокой доброй женщины, одетой в черное монашеское платье.
- Открой глаза, Валентина, - решительно приказала монахиня.
Через несколько секунд девочка повиновалась. Она смотрела вниз, на свои руки.
- Хорошо, - вздохнула сестра. - Мы успеем на ленч. После еды я отведу тебя в твою спальню. Мне хотелось бы познакомить тебя кое с кем из детей.
Мэри Агнес верила, что дети часто помогают друг другу больше, чем это делают взрослые или врачи и, может быть, даже Бог.
Они въехали на стоянку и припарковались.
- Вот мы и дома, - сказала Мэри Агнес.
Девочка смотрела на нее со страхом.
- Бог любит тебя, дитя. Ты почувствуешь себя намного лучше через неделю-другую. Я обещаю.
- Я не хочу мыть эту дурацкую, гадкую, старую машину! - Глаза девочки сверкали, как голубые огоньки. Ее морковно-красные волосы были мятежно взъерошены, а свою зеленовато-синюю рубашку она надела задом наперед. - И вы не заставите меня! Слышите? Я ничего не буду делать!
Сестру Мэри Агнес, казалось, совершенно не тронул этот поток брани.
- Сью Энн Уэлч, не стоит употреблять таких выражений, а то тебе придется провести полчаса в молитве на коленях в часовне. - Монахиня продолжила: - Я дала вам поручение - всем троим - вымыть микроавтобус. Вот садовый шланг, вот ведро и вот губки.
Валентина подняла голову, внимательно вслушиваясь, хотя она все еще не проронила ни слова с тех пор, как приехала сюда вчера утром. Рядом с ней бросала сердитые взгляды на монахиню Сью Энн Уэлч, а худой смуглый Пол Баджио засунул руки в карманы и тоже хмурился.
- Такую работу хотели бы получить все остальные ребята, - закончила сестра Мэри Агнес. - Начинайте сейчас же, или я отдам ее кому-нибудь другому.
Она повернулась и пошла к зданию, а трое детей переглянулись.
- Дерьмо-о-о! - закричала Сью Энн. - Все они пытаются заставить нас работать, как мулов на поле.
Валентине показалось, что произношение Сью Энн сильно отличается от произношения сестры Мэри Агнес.
- Но это вода, - внезапно сказал Пол Баджио, хватая шланг. - А вода мокрая!
Он покрутил насадку, и брызнула серебристая, как лезвие ножа, струя.
Сестра Мэри Агнес стояла в одном из коридоров, соединявших крылья дортуаров, и смотрела в окно, откуда открывался прекрасный вид на школьный сад. Несколько минут она наблюдала, как трое ребят возились и боролись, отчаянно поливая друг друга из шланга. Мэри Агнес мысленно улыбнулась. Игра с водой - безвредный способ избавиться от гнева. Может быть, потом эта троица успокоится и подружится.
- Эностранка! - взвизгнула Сью Энн, подняла извивающийся шланг и шлепнула им Валентину. - Глупая, глупая девчонка, ты не могёшь даже говорить по-английски.
- Сама ты не можешь, деревенщина! - закричал Пол. Десятилетний мальчишка приблизился, направив струю воды прямо ей в лицо.
- О! О дерьмо! - взвизгивала рыжеволосая девчонка, отчаянно извиваясь и отбиваясь босыми ногами.
Внезапно игра перестала ее забавлять. Валентина увидела, что лицо Сью Энн исказилось от слез.
Не раздумывая, она подбежала сзади к Полу, обхватила обеими руками его за талию и опрокинула на землю. Шланг выскользнул у него из рук и, извиваясь, устремился в воздух.
В то же мгновение Сью Энн, издав радостный вопль, вскочила и подбежала к шлангу, глаза ее сверкали. Она схватила шланг и устремилась к Полу.