* * *
По дороге домой Сергей был молчалив. Мария подумала, что он слишком устал за вечер, утомленный светскими разговорами. Он, конечно, заметила странное поведение Эмилии Ван Гольц, но постеснялась спросить мужа об их разговоре.
Дома, когда супруги легли уже в постель, Сергей отвернулся от жены и тут же заснул. Она удивилась – такое поведение было не характерно для Сергея. После вечеров, проведённых в салоне Скобелевой, он обычно был возбуждён, полон сил и любовного желания. Теперь же напротив – он спал, даже не пожелав "спокойной ночи".
Между супругами пробежал первый холодок.
Маша была расстроена и не могла заснуть. Она встала, накинула пеньюар и села перед зеркалом туалетного столика, на котором в бархатном футляре лежала диадема. Женщина открыла его и извлекла драгоценность, покрутив её в руках, и насладившись отблесками камней при свете одной-единственной свечи, которую она не тушила на ночь, надела украшение на голову.
Она распустила волосы, заплетённые в косу, расправив их на груди, и начала рассматривать своё отражение в зеркале. В последнее время её постоянно мучил вопрос: неужели она так и проживёт с Сергеем всю жизнь? И тут же отвечала: "Боже, какая скука. Он постоянно на службе, я же предоставлена сама себе в этой убогой мещанской квартире. Да и потом, разве о такой жизни в Москве я мечтала? Князь Рокотов, такой красавец и к тому же богат, ведёт светский образ жизни. Хотя зачем я ему? А почему он так странно смотрит на меня? Я не задумываясь изменила бы Сергею… Куда ушла любовь? А была ли она вообще? Я так скоропалительно покинула с ним Смоленск…"
Утром, когда Маша проснулась (а заснула она только под утро), Сергей уже уехал на службу. Она повернулась на другой бок, вставать не хотелось – просто не было смысла. Постоянное каждодневное безделие и скука утомили её: посещение салона госпожи Скобелевой было единственным развлечением, и то не частым.
Неожиданно в дверь постучали, раздался голос хозяйки:
– Мария Алексеевна! Вам письмо!
Маша вскочила с кровати и бросилась к двери прямо в рубашке: "От кого? Да ещё в такую-то рань?"
Хозяйка протянула голубой конверт, благоухающий одеколоном. "Знакомый аромат", – подумала Маша, и устроившись в кресле поудобней вскрыла его, извлекла листок добротной бумаги и прочитала:.
"Дорогая Мария!
Смею Вам признаться, что все последние дни только и думаю о Вас, сгорая от страсти. Я окончательно потерял голову и готов бросить к Вашим ногам своё состояние и любовь. Решайтесь. Жду вас на углу Хвостова переулка и Полянки сегодня в два часа по полудни.
Князь Александр Рокотов".
Глава 13
Мария сидела в кресле, откинув голову назад; правая рука, сжимавшая письмо беспомощно свисала с деревянного подлокотника. Она плакала, уставившись в потолок, слёзы ручьём стекали по щекам и вискам, теряясь в густых локонах, разметавшихся по изголовью кресла.
Женщина боролась с охватившим её соблазном и чувством долга пред мужем, но первое взяло верх и она, посмотрев на часы, а они уже пробили четверть двенадцатого, начала приводить себя в надлежащий вид.
Ровно в час дня Мария была готова к свиданию с Рокотовым, к своему вящему удивлению обнаружив, что она совершенно успокоилась, приняв решение круто изменить свою жизнь. Эта мысль пришла сама собой, когда она причёсывала волосы, сидя перед зеркалом: "Надо уйти от мужа. Буду жить с Рокотовым невенчанной. Подумаешь, грех какой! Живут же содержанки, и поди не жалеют ни о чём. А здесь, сплошные муки… Знала бы, лучше осталась в доме Горюновых вензеля на простынях вышивать. Хотя, чего хорошего… Не стоит кривить душой – хочется богатства, развлечений, яркой праздничной жизни. Разве Серж может мне дать всё это? Нет…"
Она вышла из дома ровно в четверть второго и наняла извозчика до пересечения переулка с Полянкой.
* * *
В последние несколько дней Его Сиятельство князь Александр Рокотов предпринимал отчаянные попытки поправить своё в очередной раз пошатнувшееся финансовое положение. Так же как и его покойный отец Александр привык жить на широкую ногу, вести безалаберную светскую жизнь, растрачивая остатки родового состояния направо и налево.
Недавно ему исполнилось двадцать восемь лет, как говориться, князь вступил в зрелый возраст мужчины, когда обычно светские повесы остепенялись и выгодно женившись, приобщались к семейной жизни.
Рокотов уже был женат на Наталье Лисовской, дочери некоего успешного Петербургского банкира. Когда умер Рокотов-старший, Александру едва исполнилось восемнадцать, и он сполна познал тяготы неоплаченных отцовских долгов. Расплатившись по всем долговым распискам и векселям, он с ужасом обнаружил, что от огромного состояния покойной маменьки почти ничего не осталось, мало того, дома, перешедшие ему по наследству в Москве и Петербурге, были заложены в банке Лисовского.
Молодой Рокотов навёл справки о банкире Лисовском, вскоре уверившись, что на снисхождение с его стороны рассчитывать не следует. Тогда он пошёл другим путём. У Лисовского была дочь Наталья, девушка весьма продвинутых прогрессивных взглядов, ведущая самостоятельную жизнь на отцовские деньги. У неё была собственная квартира в Москве, куда она и перебралась, когда ей исполнилось семнадцать лет, захватив из Петербургского дома свои вещи и двух служанок. Папенька положил ей месячное содержание с условием, что она будет посещать лекции в университете по своему выбору в качестве вольного слушателя.
Наталья исправно посещала лекции по истории, философии и литературе, пока не познакомилась с таким же вольным слушателем, как и она – весьма привлекательным молодым человеком князем Александром Рокотовым.
Лисовский хоть и позволил единственной взбалмошной дочери жить самостоятельно, но всё же нанял человека, который исправно следил за ней и обо всём отписывал родителю. Получив очередное донесение от филёра, в котором тот указывал, что Наталья встречается с неким Рокотовым, в дурных делах не замеченных, банкир сразу же навёл о нём справки. Выяснилось, что молодой человек на гране разорения, его недвижимость заложена, кстати, в банке Лисовского, и кроме княжеского титула он ничего не сможет дать своей будущей жене.
Немного подумав, Лисовский принял решение, что, мол, молодой человек не виноват, в том, что непутёвый родитель оставил ему лишь долги и, пожалуй, не худо бы было женить его на Наталье и сделать её княгиней Рокотовой-Лисовской.
Женившись на Наташе, молодой князь недолго вёл жизнь примерного семьянина, пустившись во все грехи тяжкие через год после свадьбы. Жена переехала в свою московскую квартиру, Александр же предавался светским развлечениям в родительском доме, платёж по закладным векселям за который был отсрочен Лисовским на неопределённое время. Банкир всё же наделся, что молодой зять остепенится и вернётся к дочери, но, увы, вихрь светских развлечений так подхватил молодого князя, что уносил его всё дальше и дальше от семейного очага.
Наконец, нервы банкира сдали, и он в качестве меры устрашения выставил петербургский дом Рокотова на торги. Молодой князь был взбешён, он тут же направился к Наталье, умолял её похлопотать перед отцом, изобразив полное раскаянье, он даже сошёлся с ней на некоторое время.
Лисовский ликовал – урок с продажей дома возымел эффективное действие!
Князь понял, что придётся жить с женой под одной крышей и выполнять хотя бы иногда свой супружеский долг. В результате чего через год родился наследник – князь Дмитрий Александрович Рокотов-Лисовский.
Банкир вновь ликовал: зять остепенился и взялся за ум!
Прошло ещё три года, Наталья была занята воспитанием маленького Дмитрия, Александр же предавался разгульной жизни, проматывая деньги жены, не появляясь дома по несколько дней. Наташа не жаловалась, смирившись со своей судьбой, она слишком любила мужа, и решилась на отчаянный шаг – рождение второго ребёнка. Она успешно понесла, когда Александр, утомлённый очередной светской львицей, пребывал в лоне семейного очага.
Беременность протекала тяжело: появилась одышка, голова постоянно кружилась, отекали ноги. Александр же равнодушно относился к жалобам жены на здоровье: чего, мол, с ней станется – родила первого, разрешиться и вторым.
Наташа не выдержала равнодушия мужа, отписав обо всём отцу в Петербург. Тот был ошеломлён полученной новостью, наивно полагая, что семейная жизнь дочери, наконец, наладилась. Он понял, что жестоко ошибался, и немедленно перепоручив все дела в банке управляющему, направился в Москву.
Наташа встретила отца лежа в постели, ей было тяжело ходить, горничные не покидали её, выполняя все распоряжения. Маленький Дмитрий играл в детской, ни о чём не подозревая, под присмотром гувернантки.
Лисовский пребывал в бешенстве, готовый убить своего непутёвого зятя, как только тот соблаговолит появиться дома. Но тот не спешил возвращаться к семейному очагу, предаваясь развлечениям в весёлой компании.
Наташа призналась отцу, что Александр наделал множество долгов, и показала ему долговые расписки мужа. Банкир пришёл в ужас, но делать нечего – пришлось оплатить все долги, проклиная свою наивность.
Рокотов знал о прибытии тестя из Петербурга, но так и не предстал пред его очами, понимая, чего можно ожидать от сей встречи лишь гнева и нескончаемых упрёков. Лисовский нанял лучших врачей в Москве, оплатив им предстоящие визиты к Наталье авансом. Затем он напряг все свои давние связи, договорился с банками и почти со всеми известными ростовщиками Москвы, чтобы те не давали Рокотову взаймы.
Князю ничего не оставалось, как пойти на поклон к известной Елене Яковлевне Скобелевой, продолжившей дело своего покойного мужа, весьма преуспевшего на поприще ростовщичества и прославившегося своей жестокостью по отношению к должникам.
Скобелева дала князю заём под льготный процент, но с условием, что он станет её любовником. Рокотову ничего не оставалось делать, как в течение почти двух лет ублажать женщину, которой было почти сорок, успокаивало лишь то, что она была ещё хороша собой и содержала известный в определённых кругах общества салон, где собирались люди разные, порой с сомнительной репутацией.
Князь Рокотов, как человек общительный и умеющий пустить пыль в глаза, сошёлся с неким виконтом Ла Шарите, якобы французом – соответствовало ли его имя истине, никто не знал. После этого знакомства князь успешно расплатился со Скобелевой, и, наконец, перестал ублажать её наигранной любовной страстью. Елена Яковлевна, как женщина умная и весьма практичная, окончательно не порвала с Рокотовым, позволив посещать свой салон в любое для него удобное время, что он и делал.
Но в последнее время удача отвернулась от князя. Наташа переехала с детьми к отцу в Петербург, тесть же более не желал содержать своего непутёвого зятя, банки и ростовщики денег не давали, а у Скобелевой более брать взаймы не хотелось. Жить на содержании какой-нибудь пожилой вдовы также претило гордости и самолюбию Рокотова.
Оставалось одно: ввязаться в очередную авантюру с виконтом Ла Шарите.
* * *
История виконта Николя Ла Шарите была, попросту говоря, неудавшимся коммерческим предприятием. Виконтом, урождённый Николай Терентьевич Фомин, стал позже, а, будучи, ещё при своём настоящем имени, служил в известном петербургском мебельном салоне Иоганна Фон Дервина, в качестве управляющего. Модное в то время экономическое образование позволило перспективному молодому человеку двадцати пяти лет, с отличными рекомендациями, занять это место. Владелец салонов, немец Фон Дервин, лично, росчерком пера, утвердил претендента.
Фомин ликовал, сын почти разорившегося дворянина, стал управляющим. Его живой ум и прочие таланты позволили немецкому мебельному промышленнику уверенно утвердиться в Петербурге. Вскоре Фон Дервин стал подумывать о расширении торговли и открытии подобного салона в Москве.
Молодой управляющий также не остался в накладе, хозяин, видя радение своего служащего на благо процветания дела, повысил ему жалованье почти в два раза. Тот же, одарённый не только умом, но и скажем, излишней дерзкой предприимчивостью, скопив приличную сумму денег и взяв кредит в банке под залог своего небольшого, но добротного дома, решил действовать самостоятельно.
Фомин, прекрасно знающий весь ассортимент и качество мебели, выпускаемой Фон Дервином, отправился в Польшу под предлогом отдыха. Там, в Лодзи, он нашёл некоего промышленника, владельца местной мебельной фабрики, и тут же предложил ему выгодное сотрудничество.
Фабрикант, не раздумывая, согласился. Вскоре в Санкт-Петербурге открылся магазин французской мебели некоего владельца по фамилии Ла Шарите. Его продукция была гораздо дешевле немецкой, но выглядела совсем не хуже, а возможно, даже изысканнее.
Дела Ла Шарите шли в гору, а в салоне у немца поток покупателей иссякал с каждым днём. Фон Дервин, будучи человеком твёрдым, а с конкурентами, порой, даже жестоким предпринял решительные меры. Он перекупил у банка небезызвестного Лисовского закладные Фомина, сиречь Ла Шарите, с огромной выгодой для их держателя. Вскоре салон французской мебели попросту исчез, на его месте открылся другой – немецкий.
Николай был в отчаянье, пропивая последние деньги и собираясь покончить с собой, после того, как они закончатся. В этот момент судьба свела его с Александром Рокотовым, их объединило одно – ненависть к банкиру Лисовскому. И она позволила новым компаньонам выжить.
* * *
Виконт Ла Шарите с удовольствием покуривал английскую сигару, предложенную князем Рокотовым, сидя на диване в гостиной мебелированной квартиры. Виконт и князь были знакомы достаточно давно, пожалуй, лет пять или шесть, что позволяло им прямо высказывать свои мысли, не беспокоясь о светских формальностях.
– Мои дела в плачевном состоянии, Николя.
Ла Шарите выпустил из рта тонкую струйку дыма:
– Дорогой друг, для меня это перестало быть новостью с тех пор, когда мы познакомились. Насколько мне известно: вы постоянно нуждаетесь в деньгах. Все приличные люди отказывают давать вам взаймы, благодаря назойливым просьбам вашего тестя. Кто же захочет нажить себе влиятельного врага? Не так ли?
Владимир усмехнулся:
– Ваша осведомлённость, виконт, просто шокирует. Лучше подумайте: как можно разбогатеть!
– О! Весьма просто. Видите ли, дорогой друг, люди, а в особенности светское общество, обожают слагать легенды, а потом верить в них, как в истинную правду. Вы понимаете, о чём я говорю?
Князь вынул сигару изо рта:
– Откровенно говоря – нет. Ваша манера витиевато излагать мысли, несомненно – достоинство, но, увы, для собеседника – недостаток. Он путается и не понимает, что именно вы имели виду.
– Пора бы привыкнуть к моим причудам за столь долгое время нашего знакомства. Ладно, буду краток: вы пустили слух в салоне госпожи Скобелевой, что Мария Шеффер – ваша любовница, мало того, – внучка Бонапарта. С какой целью, позвольте полюбопытствовать? У вас есть определённый, далеко идущий план? Или это просто – сто первая интрижка?
– Ах, Николя, если бы я знал сам. Сначала меня заинтересовала сентиментальная история её происхождения. Затем молодая прелестница меня увлекла и я, как обычно, в таких случаях не устоял перед соблазном и потерял голову, как вы изволили выразиться – в сто первый раз.
– Убеждаюсь снова и снова: вы – не практичны, Александр, – разочарованно сказал виконт.
– Позвольте, а причём здесь моя практичность? Любовная интрижка – вот и всё! Что можно взять с неопытной провинциалки?
– Да что угодно. Например, её происхождение. Если припомните, пять минут назад, я говорил вам, о легендах…
– Да, и что же?!
Виконт вопросительно воззрился на своего собеседника:
– Александр, вашу бы любвеобильность и мастерство прожигать жизнь и деньги, да на пользу дела!
Князь не понял мысль собеседника и возмутился:
– Меня задевает ваша манера умничать, виконт!
– Не сердитесь, мой друг. Я всё разъясню. У меня есть дерзкий план, благодаря которому можно получить приличные деньги. И вашей прелестнице, внучатой племяннице Бонапарта…
– Да, нет, Николя – внучке, – поправил князь.
– Ну, да. Я и говорю, внучке Бонапарта – Марии Шеффер, отведена немало важная роль.
Александр удивлённо округлил глаза: Марии Шеффер уготована роль приманки, но в чём?
* * *
Экипаж прибыл в назначенное время и место во время. Мария вышла, расплатилась с извозчиком и огляделась: на противоположной стороне стояла карета, несомненно, женщина её узнала, она принадлежала князю.
Женщина быстрым шагом направилась к карете, её дверца распахнулась, кучер откинул ступеньку, изнутри появилась рука в белой перчатке. Мария поставила правую ногу на ступеньку, оперлась на предложенную руку, и тут же очутилась в объятиях Рокотова.
– Слава Богу, это вы… – едва успела вымолвить Мария, как страстный поцелуй перехватил её дыхание.
Князь умел сделать так, чтобы женщина потеряла голову и забыла о долге. Он начал целовать ей руки:
– О! Мария! Какое счастье, что вы пришли. Могу ли я надеяться на вашу взаимность?
Он посмотрел на женщину умоляющими глазами полными слёз и надежды.
– Да, иначе бы я не пришла, – призналась Мария.
Он вновь поцеловал её с ещё большей страстью, вложив в этот поцелуй всё своё мастерство коварного обольстителя. И это возымело немедленное действие: женщина обмякла, голова её закружилась, она желала князя прямо здесь и сейчас, ей было всё равно, что они посередине Москвы, в карете.
Через полчаса они лежали в постели в доме Рокотова, что в Хрустальном переулке, и предавались любовному безумию.
Такого Мария не испытывала никогда при соитии со своим супругом. Она была на вершине блаженства, потеряв счёт времени.
ЧАСТЬ 2
ДАМА ТРЕФ
Глава 1
Вокруг Сухаревской башни кипел торг – московские воры сбывали украденные вещи. Почти тридцать лет прошло с того момента, когда генерал-губернатор Растопчин позволил сомнительному люду продавать добро, добытое во время войны 1812 года. С тех пор рынок торговал два раза в неделю. Здесь можно было найти всё что угодно: и барские женские платья, украденные хитрыми горничными, и столовые приборы, и обувь, весьма сомнительного качества, украшения из серебра, постельное бельё и просто то, что успели снять с подвыпившего прохожего.
Частенько сюда заходили приличные люди в надежде найти свои украденные вещи, но здесь возвышались горы ворованного добра, и несчастный просто терялся в них. Скупщики, наживающиеся на горе вдов и детей, привозили полные телеги различного скарба, включая даже мебель, и продавали дёшево, как говорили на местном жаргоне "по случаю". Так по случаю здесь можно было приобрести щеблеты, подошвы, которых отваливались сразу же после первого дождя, да к кому пойдёшь за правдой, одно слово – Сухаревка! Вот уже тридцать лет она жила под девизом: на грош – пятаков, и успешно воплощала его в жизнь.