Догнал он шуструю машинку только возле Ликиной работы. Лика и какой-то парень вышли из нее и вошли в здание. Олег немного постоял, выкурил сигарету и уехал. Вечером он снова предпринял попытку дозвониться, и снова - "Лика только что вышла". Так. Она водит его за нос. И чего она хочет этим добиться? Ведь он же первый пришел к ней, не так ли? Не он ли предлагал ей все, что только возможно? Он готов был купить ей квартиру, любые красивые тряпки, какие она только бы пожелала, поездку в Париж, в конце концов! Она же предпочла ему какого-то там Сергея Кузнецова. Компьютерный гений, блин! А у самого жена и маленький сын. Олег навел справки о сопернике через знакомых, которых всегда можно найти, если захочешь… Вот каков оказывается ее выбор. Как-то он заехал посмотреть на строящийся магазин своего соперника. Место было хорошее. Центр города, куча институтов вокруг. Старое, облезлое, но еще крепкое двухэтажное здание снаружи уже совершенно преобразилось. Да и внутри, судя по всему, кипела работа. При соответствующей рекламе отбоя не будет от покупателей. Олег помрачнел. А Лике, наверное, просто нужно выскочить замуж, сидеть дома, нарожать кучу детей… А потом с ней двух слов не о чем будет сказать… Несмотря на все эти размышления, ему мучительно хотелось ее вернуть. Но как? Он чувствовал, что не в силах пойти и предложить ей замужество, после того как она таким недвусмысленным образом дала понять, что не нуждается в нем больше. Сергей Кузнецов! Этот Сергей Кузнецов застрял в его голове как в кость в горле. Он ненавидел его заурядное лицо, заурядную фамилию. То, как он подает руку Лике, выходящей из машины. То, как он улыбается. И он остро, до спазмов в горле, ненавидел Лику в такие моменты. Сука! Она еще приползет к нему на коленях, и тогда он будет решать, что с ней делать. В то же время он так же остро желал ее, как тогда, в кабинете заведующей, куда заманил ее хитростью. Нет, она должна прийти к нему сама и на его условиях. Но когда? Как? Олег Шумейко знал, что рано или поздно это случится.
Море пленило Димку с первого дня. Из воды его совершенно невозможно было вытащить, он сидел в ней часами. А после обеда он мирно засыпал, прикрытый от солнца полотенцем, под шелест волн. У него появились друзья. Они вместе строили из камней крепости, рыли бассейны возле линии прибоя.
В этих бассейнах томились маленькие прозрачные медузы, какие-то бесцветные создания с кучей ножек-закорючек, раки-отшельники - милые животные, которыми изобиловало здешнее дно. И - о чудо! Однажды какой-то ныряльщик подарил им настоящего, большого краба. Краб был безумно интересный, с глазами-пенечками, с большими шипастыми клешнями, с постоянно двигающимся ртом. Димка рассматривал краба несколько часов кряду, угощая его остатками бутербродов. Хлеб краб есть не стал, а колбасой сильно заинтересовался: держал ее в одной клешне, а другой отщипывал микроскопические кусочки и отправлял в рот. Краб просидел в ямке до вечера, а потом, когда матери стали собирать своих чад, воспользовался суматохой и сбежал. Димка очень горевал, так как хотел забрать краба домой и поселить в аквариуме.
Он печалился до самого вечера, пока Валентина Яковлевна не отвлекла его какой-то книгой.
- Давайте сходим сегодня на набережную? Там есть неплохое кафе. Посидим, выпьем шампанского, - предложил Нине Кирилл.
- А что, сегодня какой-то праздник? - в шутку спросила она.
- Конечно. Сегодня неделя, как вы приехали, - сказал он не то весело, не то серьезно. Этого Нина так и не поняла. Но ей внезапно захотелось пойти с этим человеком, посидеть за столиком, посмотреть на закат. Послушать, как шепчутся волны внизу, накатывая друг за другом, - так было миллионы лет до них и будет еще столько же после того, как их не станет. Море и закат вечны. И эти горы, и сосны с красными стволами переживут много поколений. И представители каждого из этих поколений будут приходить на набережную, пить шампанское, слушать ночной разговор волн, смотреть на луну, может быть, целоваться.
Они действительно пили шампанское и смотрели на ночное море, потом танцевали под какую-то медленную музыку, и Нина чувствительной от моря и солнца кожей ощущала на себе его руки - обнимавшие ее бережно-бережно. Словно она обгорела и малейшее прикосновение должно причинять ей боль.
- Сто лет ни с кем не танцевал, - сказал он.
- Должно быть, вы не тем занимаетесь.
- Это точно. - Он отвел ее назад к столику и спросил: - Еще шампанского?
- О нет, меня и так можно брать голыми руками, - пошутила она и вдруг отвела взгляд.
Черт возьми! Как она могла так забыться? Неизвестно сколько ей осталось, скорее всего очень немного… - Черная тоска вдруг нахлынула, как осенний прибой - сокрушительно и неумолимо. А она пьет шампанское, танцует с этим непроницаемым человеком с такими бережными, надежными руками. Отвернувшись так, чтобы он не мог видеть ее лица, она сказала потухшим голосом:
- Пойдемте домой. Я замерзла.
- А я хотел предложить вам еще мороженого… - начал он и осекся. Почувствовал ее настроение. Быстро расплатился, снова бережно-бережно взял ее под руку, и они медленно пошли наверх. "Хорошо, что темно", - думала Нина. Слезы, которых она так и не смогла сдержать, катились из глаз, текли по щекам и бесшумно падали на футболку.
Вероника Валерьевна развила бурную деятельность. Лика отдала ей ключи от квартиры Сергея, чтобы она там прибралась, - поспешные сборы не обошлись без беспорядка, а мать сама вызвалась помочь:
- Давай ключики, Ликуся, я все приберу, разложу… Да и окна пора мыть. Вы приедете, а в доме чистота и порядок! Лика для вида поупиралась, но мать настаивала: - Тебе, в твоем положении - лазить по окнам? Вдруг голова, к примеру, закружится? Еще выпадешь! Боже упаси! Я все равно в отпуске.
Ни та, ни другая ни словом не поминали о Нине - как будто у Сергея никогда и не было жены.
Васька, пришедшая поливать цветы и кормить рыбок через два дня после отъезда Сергея и Лики, застала в квартире какую-то женщину в выгоревшем сарафане, с косынкой на голове, и мужчину в старых тренировочных штанах и шапке, сделанной из газеты. Мужчина и женщина дружно обдирали обои. В комнате, гулкой от того, что мебель была вынесена, мощно орал приемник.
- Нас не догонишь, нас не догонишь, - . - подпевала женщина, энергично обдирая железным шпателем симпатичные обои молочно-белого цвета. Васька, пораженная, остановилась в дверях. Эти обои они с Ниной дружно клеили и красили два года назад, а теперь неизвестно кто их обдирает!
- Извините… - начала Васька нерешительно, потом собралась с духом и перекричала радио: - Что вы здесь делаете?!
Пара дружно повернула головы и увидела в дверях девицу с огромным животом, в домашнем халате и шлепанцах. В руках у девицы была пластиковая красная лейка. Мужик нагнулся и прикрутил приемник.
- Извините, кто вы такие и что здесь делаете?
- А вы как сюда попали? - Женщина подошла к Ваське и убрала под косынку выбившуюся прядь волос. - Ах, это вы, Танечка? - внезапно разулыбалась она.
- Вероника… Валерьевна? - Татьяна тоже узнала женщину. Это была мать Лики - та, что приезжала помогать Сергею и Герке с документами. - А что вы делаете?
- Помогаем нашим молодым с ремонтом. - Мать Лики обвела взглядом разоренную спальню. - Пока они отдыхают.
Ах, вот как! Уже "наши молодые"!
- А вы здесь по какой надобности, Танечка?
- Пришла цветы полить, - буркнула Васька.
- Я уже все полила! - Мать Лики потихоньку оттесняла подругу этой самой неуступчивой Нины, которая не хотела выезжать из этой самой квартиры - прекрасной квартиры! Вероника Валерьевна только мечтать могла о такой квартире. И ее Ликуся будет в ней жить, чего бы это ни стоило. Эта мерзавка с чужим ребенком неизвестно от кого пусть поищет другого дурака, который будет их содержать! А здесь будет жить Лика и ее мальчик - непременно мальчик! Ее внук. И она будет приезжать с ним гулять, и нянчить его, и… - у Вероники Валерьевны были далеко идущие планы.
- А откуда у вас ключи?
- Мне Нина оставила. - Васька с вызовом смотрела на мать Лики.
- Хорошо, хорошо… То есть я хочу сказать, что цветы больше поливать не нужно, Я сама их поливаю. - Вероника Валерьевна протянула руку. - Давайте ключи мне, пусть будет две пары. А то вдруг, к примеру, Станислав Петрович приедет без меня и не сможет войти…
- Послушайте! - Васька была не готова дать нахалке отпор, но ключи держала крепко. - Я эти ключи взяла у Нины и Нине отдам.
Вероника Валерьевна улыбнулась Ваське иезуитской улыбкой.
- Хорошо-хорошо, Танечка! Какая вы… примерная подруга! Как там Герочка, справляется? Не нужно помочь? Если что, звоните, и я сразу примчусь. Всего хорошего! Не волнуйтесь… - Она вытеснила Ваську на лестничную площадку и захлопнула дверь прямо у нее перед носом.
Вернувшись в спальню, Вероника Валерьевна застала Станислава Петровича курящим на балконе.
- Это кто, Викусь? - спросил ее супруг, с наслаждением затянувшись сигаретой.
- Да так, соседка одна… Подружка того самого Геры, который работает с нашим Сережей.
- Подружка? - Станислав Петрович смачно сплюнул с балкона. - А беременная она от кого?
- Да от него же!
- Так чего они не женятся? Подружка… - осуждающе протянул Станислав Петрович. - В наше время такого разврата не было! А сейчас живут как попало! - Он снова сплюнул с балкона и решительно шагнул в комнату. - Давай соберем, что ли?
Вероника Валерьевна держала мешок, а Станислав Петрович заталкивал плачевные остатки недавнего ремонта. Набив два мешка и выбросив их на помойку, они переоделись, привели себя в порядок, выпили на кухне чая и отправились выбирать новые обои для спальни дочери.
Два дня назад Вероника Валерьевна по-хозяйски отперла дверь и боевым маршем обошла квартиру Кузнецовых.
- Ничего, ничего, - приговаривала она себе под нос, - все сложим, все приберем, окна вымоем… Ликуся приедет, а здесь - полный ажур!
То, что Нина с ребенком могут вернуться раньше ее дочери, ее совсем не волновало. Вот еще! Волноваться из-за всяких… Да кто ее сюда пустит, интриганку эту! Аккуратно и быстро сложив разбросанные вещи, она подмела, подтерла полы и стала смахивать пыль. Орудуя тряпкой, она нашла под детской игрушкой небольшую пачечку денег. "Да уж. - Пересчитав, она покачала головой. - Как можно? Бросать деньги где попало! А если б не я! Если б чужой человек?" Вероника Валерьевна неодобрительным взором обвела детскую: обои бесцветные, занавесочки такие же жалкие - какой-то застиранный ситчик… Мебель, правда, добротная, но могла бы быть и поярче… Да и спальня такая… голая. Неудивительно, что Ликусе тут неуютно! Обои белые, шторы белые, ковер на полу ничего из себя не представляет. Она бы все сделала по-другому, будь у нее деньги! Внезапно ее осенило: она сделает им подарок к свадьбе! Пока они ездят, они с мужем сделают им ремонт. "И Ликусе пойдет на пользу перемена обстановки, - радовалась Вероника Валерьевна, - девочка совсем извелась! Конечно, когда тут на каждом шагу…" Она быстро сошла вниз, в магазин, и купила десяток больших прочных пакетов. "И чтоб духу тут не было…" - невнятно шептала она себе под нос, поднимаясь обратно в квартиру.
Вид у детской, из которой были прибраны все игрушки, сразу стал нежилой. Даже аквариум с рыбками выглядел здесь случайным. Белье с Димкиной кровати Вероника Валерьевна сняла, занавески тоже. "Выстираю, - великодушно решила она. - Для ребенка ведь! И тоже им сложу. Пусть ничего не остается".
Вечером она поделилась планами с мужем. Станислав Петрович полностью ее одобрил:
- Прекрасно, Викуся! Ты у меня умница. Сделаем им подарок! Я могу взять неделю отгулов.
Ремонты Станислав Петрович умел и любил делать. Каждые три-четыре года они с женой меняли обои, красили двери-окна, белили потолки. Станислав Петрович собственноручно перетягивал обивку мебели - был на все руки мастер. А уж вкуса у его жены было не занимать. Всякий раз любуясь обновками, Вероника Валерьевна говорила:
- Шикарно, Славик! Это именно то, что нужно. В духе времени!
Приехав на следующий день с женой, чтобы оценить масштабы работ, Станислав Петрович сказал:
- Да раз плюнуть! Где ты хочешь поклеить? В этих двух комнатах?
- Да, Славусик, сначала в этих двух. - Вероника Валерьевна с видом полководца, обходящего позиции, влекла мужа за собой. - Прежде всего - спальня и детская! Чтобы ничего не портило им настроения, когда приедут!
- Конечно, - согласился деликатный Станислав Петрович. - Как говорят, погода в доме! Правда, Викульчик? А здесь зачем? - Он стоял посреди детской, похлопывая ладонью по светлому комоду. - Хорошо сделано! Настоящее дерево, - одобрил он.
- Ну как зачем, как зачем?! - Вероника Валерьевна разволновалась. - А если у них дети будут, сам подумай? Все должно быть новое!
- Так когда будут, тогда и поменяем. - Станислав Петрович закончил разглядывать комод и смотрел теперь на крепления дверцы. - Вот это фурнитура! - восхитился он.
- Будут гораздо быстрее, чем ты думаешь, - загадочно бросила его жена, подняв красивые, подведенные брови. - Да брось ты наконец эту свою, как ее… фурнитуру!
Он потрясенно воззрился на нее:
- Викуся, ты думаешь?!..
Она многозначительно поджала губы:
- Все может быть… - Вероника Валерьевна сплюнула три раза через левое плечо и постучала по матовому дереву комода.
- Ну, бабы! - Станислав Петрович в изнеможении развел руками. - Все скрывают, всего боятся! Чего ты стучишь, как клуша какая-нибудь?
- За Ликочку страшно. - Вероника Валерьевна опасливо покосилась на мужа - хоть Славик и не глазливый, слава богу, но все ж… - Хочется, чтобы все у них было хорошо…
- Дим, тебе море еще не надоело?
- А что, уже уезжать пора? - На Димкиной перепачканной грушей мордашке отразилась целая гамма чувств - от испуга до глубокого отчаяния. - Мам, давай еще побудем! Хоть немножечко!
Самый большой Димкин друг позавчера уехал домой - настоящий друг, который давал Димке посмотреть в специальные подводные очки и примерить ласты. Ласты оказались Димке велики, а очки с трубкой сынишка, к великому удивлению Нины, мгновенно освоил и лазил по мелководью, увлеченно высматривая между камнями живность. Теперь друг Женька уехал в свой Чернигов. Димка даже не представлял, где это. Должно быть, на другом краю земного шара. Что земля - шар, он тоже узнал от Женьки. И на следующий год они договорились обязательно встретиться.
- Мы сюда каждый год приезжаем, - говорил Женька. - У тебя мобилка есть?
- У мамы, - Димка указал на Нину, которая под неизменным зонтом читала какой-то роман.
- Созвонимся, - солидно кивнул Женька и написал Димке номер телефона на обертке от шоколада.
Теперь он уехал, и Димка по нему скучал. "Малышня!" - пренебрежительно говорил он о своих сверстниках Женькиным тоном. Женьке нужно было идти в первый класс, и он уехал. Димка тоже был не лыком шит - научился читать, а теперь тетя Валя по вечерам осваивала с ним еще и письмо.
- Прямо вундеркинд какой-то! - с восхищением говорила она, рассматривая Димкины каракули. Димке было приятно, и он старался.
- Валентина Яковлевна, а кто вы по профессии? - спросила как-то вечером Нина, наблюдая, как Димка пишет, а мать Кирилла ненавязчиво ему помогает.
- Я всю жизнь в школе проработала, Ниночка. Учитель физики. Сейчас бы наверное, работала с малышами. Больше всего люблю детей в этом возрасте, - вздохнула она.
- Написал! - гордо предъявил Димка.
- Замечательно! - похвалила его Валентина Яковлевна. - Смотри, как уже хорошо! Гораздо лучше, чем вчера.
- Мне буква "кэ", по-моему, не совсем удалась, - самокритично заявил Димка, красуясь своей объективностью.
- Ничего, еще завтра потренируемся. Кота покормишь? - предложила Валентина Яковлевна.
- Давайте. - Димка взял блюдце с рыбой и отправился в сад.
- Что-то вы сегодня, Ниночка, невеселая. Или мне показалось?
Нина действительно была сегодня грустная, с утра почему-то она больше смотрела на море, чем читала. Не пошла купаться с Димкой последний раз, хотя последний раз у них был самый любимый. Димка объявлял: "Последний раз!" - прямо как смертельный номер в цирке, и они, взявшись за руки, с визгом и брызгами бросались в воду. Сегодня Нине почему-то не захотелось вечером купаться, хотя тихая вода была чудо как хороша - совершенно спокойное море, в прозрачной воде были видны мельчайшие камешки, в воздухе - ни ветерка, только величественное, уходящее за горы солнце.
- Погода меняется, - заметила Валентина Яковлевна, глядя в сторону моря. - Вот увидите, ночью шторм начнется.
- Сегодня было так тихо, - удивилась Нина. - Слышите?
Она прислушалась: какой-то далекий, еле слышный шум деревьев на склонах гор.
- Это ветер поднимается. - Валентина Яковлевна села в свое любимое плетеное кресло. - Я всегда непогоду чувствую. Сколько лет прошло после операции, а перед непогодой всегда болит…
Димка ушел в гостиную, поближе к корзинке с фруктами, и включил телевизор. До ужина было еще часа полтора, но ужинать сегодня почему-то никому не хотелось.
- Валентина Яковлевна, а во время операции чувствуешь что-нибудь?
- Смотря под каким наркозом, Ниночка. А что? Почему вас это интересует?
- Да так… А если, допустим, опухоль удаляют, это под каким наркозом?
- Опухоль? - Валентина Яковлевна повернулась и пристально посмотрела на Нину. - Какую опухоль, Нина? - Голос ее стал напряженным, глуховатым.
- Ну, скажем, доброкачественную опухоль. - Нина уже жалела, что начала этот разговор.
- Нина, а ведь вы не просто так спросили? - Валентина Яковлевна пристально взглянула ей в лицо, и Нина почувствовала, что заливается краской.
- Знаете, я сегодня целый день думала… думала. Нет, я не боюсь боли, я привыкла терпеть боль, Я ведь спортсменка - хоть и бывшая. Но вы понимаете, боль боли рознь…
Да! Бывшая спортсменка, бывшая учительница, бывшая жена… Как больно! Действительно, боль боли рознь. Эту боль нужно еще научиться терпеть. Но Нина чувствовала, что уже не в силах молчать. Она должна выговориться, рассказать о том, что мучит ее.
- А теперь еще буду и бывшая… женщина! Они ведь все уберут, все, я знаю! И я больше никогда никого не смогу родить. Я никому не нужна! Нет, что я говорю? - Она помотала головой, как бы отгоняя эти страшные мысли. - У меня же Димка! Димка! Только он у меня и остался. Как подумаю, что его могло и не быть… - Слезы подступили к глазам, она уже чувствовала их где-то в носу и с усилием сглотнула, чтобы не заплакать прямо сейчас.
Валентина Яковлевна встала, подошла к ней, прижала ее голову к себе и погладила по коротким, жестким от несмытой морской воды волосам:
- Бедная моя девочка! Я как чувствовала, что что-то неладно.
- Знаете, я собаку сбила, когда сюда ехала. Кирилл меня там и нашел, возле собаки. Собака каких-то Кузнецовых. И я тоже Кузнецова. Это как знак, - лепетала Нина сквозь слезы, - и я ее убила…
- Не нужно об этом думать. Никакой это не знак. Просто глупая собака выбежала на дорогу. - Валентина Яковлевна уговаривала Нину как маленькую, баюкая и гладя ее голову. - Бедная моя, хорошая…
Нина потихоньку справилась с собой и отстранилась. Встала, подняла плечи - тоненькая, почти мальчишеская фигурка, нежный загар, серые глаза.
- Я, наверно, пойду. Заговорила вас совсем. Уже ужин пора готовить.