Она и не подозревала, насколько права, но Джо больше не тратил времени на разговоры. В тот момент, когда Габриелла раскрыла бумажник и взглянула на его жетон, он ногами ловко подсек ее лодыжки. Она упала, и он запрыгнул на нее, прижав всем своим весом к земле.
Упершись руками в его плечи, она попыталась оттолкнуть Джо, дернулась в одну сторону, потом в другую, и ее револьвер оказался в опасной близости от его левого уха. Джо схватил Габриеллу за запястья и поднял ее руки над головой, используя всю длину своего тела, чтобы окончательно прижать ее к земле.
Распластавшись, он лежал на Габриелле, ее полные груди упирались в его грудь, а бедра - в его бедра. Джо крепко держал ее руки, и попытки женщины освободиться слабели, но окончательно она не сдавалась. Лицо Габриеллы находилось в дюйме от его лица, и пару раз она задела его своим носом. Открытым ртом она хватала воздух, ее зеленые глаза смотрели прямо в глаза Джо, и в них читались страх и отчаяние от невозможности освободить руки. Ее длинные стройные ноги переплелись с его ногами, а свитер задрался до подмышек. Животом Джо чувствовал тепло гладкой мягкой женской кожи.
- Ты правда легавый! - Габриелла старалась отдышаться, и грудь ее вздымалась.
Встану, как только отберу у нее револьвер, сказал себе Джо.
- Именно, и ты арестована за ношение оружия и оказание сопротивления представителю власти.
- О, слава Богу! - Она глубоко вздохнула, и Джо почувствовал, как мышцы ее тела стали податливыми и мягкими. - Большое облегчение для меня. Я думала, что ты психопат и извращенец.
Ослепительная улыбка озарила лицо Габриеллы. Он только что арестовал ее, а она радуется этому. Совсем не похоже на выражение лиц женщин, когда он проделывал то же самое с ними, благоговейной радостью там и не пахло, скорее - разочарованием. Мисс Бридлав не только воровка, но наверняка еще и сумасшедшая.
- У вас есть право хранить молчание, - отбирая револьвер, забубнил Джо. ~ У вас есть право…
- Ты же шутишь, правда? Ведь ты же не арестуешь меня в самом деле?
- …на адвоката, - продолжал он, одной рукой все еще прижимая руки Габриеллы к земле, а другой - отбрасывая револьвер на несколько ярдов.
- Но это вовсе не настоящий револьвер. Я бы хотела, чтобы он был настоящим, но это револьвер девятнадцатого века. Антикварная вещь, и потому, думаю, его нельзя считать настоящим оружием. И кроме того, он не заряжен, хотя даже если бы он и был заряжен, большой дыры не сделал бы. Я его носила с собой потому, что вы преследовали меня. - Она умолкла и нахмурилась. - Зачем вы следили за мной?
Джо, проигнорировав вопрос, закончил читать Габриелле ее права. Отвечать на ее вопросы он не собирался. Ни теперь, когда не знал, что ему с ней делать. Ни тогда, когда она обзывала его психопатом и извращенцем и истошно орала. Он не верил, что есть необходимость говорить ей больше, чем ей положено знать.
- У тебя есть еще оружие?
- Нет.
- Медленно выверни карманы.
- У меня только ключи от машины, - пробормотала она, выполняя приказ Джо.
Подняв ключи высоко над головой, Габриелла уронила их в подставленную им ладонь. Джо сжал ключи в руке и сунул в нагрудный карман.
- Вставай, руки на стену. - Он показал пальцем на кирпичную стену здания.
- Вы собираетесь меня обыскивать?
- Именно.
Пока Габриелла шла к зданию, Джо, не спуская с нее глаз, наклонился и, подняв с земли револьвер, сунул его за пояс своих шортов.
Габриелла замерла у стены, упершись в нее широко расставленными руками. Джо провел ладонями по ее бокам, пояснице и животу, затем сунул руку под рубашку Габриеллы и прощупал пояс ее шортов. Он почувствовал гладкость ее кожи, прохладу металла серьги, украшавшей ее живот.
- Эй, не давай волю рукам!
- Не возбуждайся, - съязвил он. - Я не собираюсь.
Джо ощупал ее ягодицы и, опустившись на колено, проверил отвороты ее гетр. Он не стал проверять, не спрятано ли что-нибудь между ее ляжками. Не то чтобы он доверял Габриелле, но вряд ли она могла бы бегать с оружием, спрятанным в трусах.
- В участке я уплачу штраф, а потом меня отпустят домой?
- Когда судья установит сумму залога, ты сможешь уйти домой.
Габриелла попыталась обернуться, но лежащие на ее бедрах руки Джо не позволили ей это сделать.
- Меня еще никогда не арестовывали.
Ему это было прекрасно известно.
- Ведь на самом деле это же не такой арест, когда у меня станут брать отпечатки пальцев и фотографировать, правда?
Джо еще раз прощупал пояс ее шортов.
- Да, мэм, у вас возьмут отпечатки пальцев и сфотографируют.
Повернув голову, она пристально взглянула на Джо.
- До этой минуты я думала, что вы шутите. Думала, вы хотите посчитаться со мной за то, что я дала вам коленом в…
- Ты промахнулась.
- Вы уверены?
Джо выпрямился, завел руку за спину и вытащил наручники.
- Такое ни с чем не спутаешь.
- О! - В ее голосе отчетливо прозвучало разочарование. - Что ж, я до сих пор не верю, что это происходит со мной. - Она замолчала и сделала глубокий вдох. - Вы наносите большой ущерб своей карме и, уверена, потом очень пожалеете об этом.
Джо заглянул в глаза Габриеллы и защелкнул на ее запястьях наручники. Он и впрямь уже сожалел. Ему было жаль, что подозреваемая в преступлении надрала ему задницу, но еще больше он сожалел, что ему пришлось открыть свое инкогнито.
Первая капля дождя упала ему на щеку, и он, задрав голову, посмотрел на сгустившиеся грозовые облака. Еще несколько капель упали ему на лоб и подбородок. Джо невесело усмехнулся.
- Прекрасно, черт побери.
Глава 2
Когда Габриелла представляла себе допрос в полиции, ей почему-то виделась темная комната, яркая лампа и обезумевший нацист с бормашиной.
Комната, куда ее привели, оказалась совсем не такой. Гладкие стены были белыми и не имели окон, способных пропустить внутрь лучи июньского солнца. Металлические стулья окружали металлический же стол, на котором стоял телефон. На двери висел плакат, предупреждающий об опасности употребления наркотиков.
В углу стояла видеокамера, и горевший на ней красный глазок свидетельствовал, что она работает. Габриелла дала согласие на запись своих показаний. Ей плевать. Она ни в чем не виновата. Она решила, что если станет сотрудничать, то они поторопятся и быстрее закончат, а она сможет уйти домой. Она устала и проголодалась. А кроме того, воскресенья и понедельники были ее единственными выходными днями, и ей нужно еще очень многое сделать к предстоящему в эти выходные фестивалю.
Габриелла несколько раз глубоко вздохнула. Правильное дыхание способствует снятию напряжения, твердила она себе, я абсолютно спокойна. Она подняла руку и пригладила волосы. Спокойной она себя не чувствовала и знала, что нервозность не исчезнет, пока ее не отпустят домой. Только там она сможет обрести покой и забыть обо всем.
Остатки черной краски покрывали подушечки ее пальцев, наручники с нее сняли, но Габриелла по-прежнему испытывала болезненные ощущения в запястьях. Детектив Шенегэн заставил ее, закованную в наручники, идти через весь парк под дождем, словно преступницу, и единственным утешением Габриелле служило то, что он, как и она, вряд ли получил удовольствие от этой прогулки.
Ни он, ни она не произнесли ни слова, но она заметила, что ее конвоир несколько раз массировал свою правую ляжку. Габриелла поняла, что несет ответственность за это, и подумала, что ей следует испытывать сожаление по этому поводу - но она его не испытывала. Она была напугана и сбита с толку, а одежда ее все еще не высохла. И виной этому он. То немногое, что он мог сделать, - так это страдать вместе с ней.
После составления протокола о нападении на полицейского и о ношении незарегистрированного оружия Габриеллу отвели в небольшую комнату для допросов. Сейчас напротив Габриеллы за столом сидели Шенегэн и капитан Лючетти. Оба хотели выяснить кое-что об украденных предметах антиквариата.
Их темноволосые головы склонились над блокнотами, и они жарко спорили. Габриелла не понимала, какое отношение краденые предметы имеют к нападению с отягчающими обстоятельствами. Кажется, полицейские считают, что одно связано с другим, хотя ни тот, ни другой, похоже, не торопятся объяснить ей что-либо.
Худшим, чем ее замешательство, было осознание того, что она не может встать и уйти. Она полностью зависит от милости детектива Шенегэна. Она знакома с ним чуть больше часа, но уже достаточно хорошо его изучила, чтобы понять: милости от него ждать не стоит.
Неделю назад, когда Габриелла впервые увидела его, он стоял под деревом в парке Энн Моррисон. Она пробегала мимо него и, возможно, вообще не обратила бы на него внимания, если бы не пелена табачного дыма вокруг его головы. Она бы, вероятно, не вспомнила о нем, если бы на следующий день не увидела его в магазине покупающим лимонный пирог. На этот раз она обратила внимание на его мускулистые ноги в обрезанных спортивных брюках и торчащие из-под бейсболки кудрявые волосы. У него были темные глаза, и пристальный взгляд, которым он наблюдал за ней, тревожил Габриеллу, заставляя мурашки удовольствия бежать по спине.
Она давно поклялась не иметь дела с импозантными мужчинами - кроме сердечных травм и душевных расстройств, ждать от них нечего. Они похожи на шоколадки "Сникерс" - красиво выглядят и хороши на вкус, но настоящей едой их считать нельзя. Время от времени у Габриеллы бывали увлечения, но уже дня через три ее больше начинала интересовать душа нового знакомого, чем его мужские достоинства.
Несколько дней спустя она заметила любителя лимонного пирога скучающим в машине около почты, затем снова - на стоянке в конце улицы, рядом со своим магазином. Габриелла попыталась уговорить себя, что у нее разыгралось воображение. С какой стати темноволосому симпатичному мужчине преследовать ее? Но неделя шла, и она еще несколько раз заметила его - не вполне близко, но и не так уж и далеко от нее.
Габриелла еще раз попробовала списать все на свою впечатлительность - но лишь до вчерашнего дня, когда увидела незнакомца в магазине "Барнс и Ноубл", куда зашла купить кое-какие справочники. Габриелла заметила его, когда он попытался укрыться в отделе женских гигиенических товаров. Ни мужественным лицом, ни крепкими мышцами, плотно обтянутыми майкой, он вовсе не походил человека, которого заботят женские муки в определенные дни.
Вот тогда-то Габриелла наконец и вынуждена была признать, что ее преследует психопат с сексуальными отклонениями. Она обратилась в полицию и услышала, что может прийти и подать заявление на "неизвестного курящего бегуна", но, поскольку он ничего плохого не сделал, многого ей добиться не удастся. Помощи от полиции ждать не приходилось, поэтому Габриелла даже не потрудилась назвать свое имя.
Накануне ночью она спала очень мало, большую часть времени посвятив обдумыванию плана. В тот момент он казался Габриелле замечательным. Она заманит этого типа в ту часть парка, где полно людей. Она собьет преследователя с ног и начнет диким криком звать на помощь. К сожалению, Габриелла упустила из виду два очень важных момента: погода нарушила все ее расчеты и то, что преследователь вовсе не был преследователем. Он оказался легавым.
Когда Габриелла впервые увидела его стоящим под деревом, ей показалось, что она видит иллюстрацию из календаря с портретами красавцев мужчин, принадлежащего ее подруге Фрэнси. Теперь же, когда она смотрела на него, то удивлялась, с какой стати причислила его к красавцам. В потрепанной фуфайке, которую он так и не снял, и с красным платком на голове он больше походил на полоумного байкера.
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите, - поглядывая то на Шенегэна, то на второго мужчину, заявила Габриелла. - Я думала, меня доставили сюда по поводу того, что произошло в парке.
- Вы когда-нибудь раньше видели это? - придвинув к ней фотографию, спросил Шенегэн.
Габриелла видела такую же в местной газете. Она читала о похищении картины Моне, принадлежащей Хилларду, и слышала об этом в новостях.
- Вы узнаете это?
- Я узнаю Моне, если увижу его картину. - Она грустно улыбнулась и отодвинула от себя фотографию. - Я читала о ней в "Стейтсмене". Это картина, украденная у мистера Хилларда.
- Что вы можете рассказать мне о ней? - Детектив Шенегэн впился в Габриеллу глазами, словно надеялся прочесть ответ на свой вопрос в ее мозгу.
Габриелла постаралась не выказывать страха, но это ей плохо удалось. Ей было страшно. Шенегэн выглядит таким огромным, а комнатка такая маленькая…
- Только то, что и все остальные, читавшие о краже.
История с кражей картины Моне наделала много шуму. Мэр публично заявил о своем возмущении. Владелец картины был вне себя, а о полиции города Бойсе в национальных новостях говорилось не иначе как о кучке ни на что не способных деревенских сыщиков. Что, по мнению Габриеллы, являлось шагом вперед, поскольку Айдахо обычно характеризовали в федеральных программах новостей как штат, где живут лишь любящие картофель белые шовинисты, помешанные на оружии. Вообще-то не все в Айдахо любили картофель, а девяносто девять процентов населения не считали себя арийцами или кем-то подобным. А те, кто являлся членами нацистских организаций, в большинстве своем жителями штата не являлись.
Хотя то, что касалось оружия, вероятно, можно было считать правдой.
- Вас интересует искусство? - Низкий голос Шенегэна, казалось, заполнил все пространство комнаты.
- Конечно, ведь я художница.
Вообще-то Габриелла была скорее человеком, имеющим склонность писать картины, чем настоящим художником. И пусть ей удавалось передать внешнее сходство, она никогда не отваживалась изображать руки и ноги. Но рисовать ей нравилось, а только это имело значение.
- Тогда вы понимаете, что мистер Хиллард весьма озабочен тем, чтобы вернуть своего Моне, - отложив в сторону фотографию, сказал Шенегэн.
- Догадываюсь, - пробормотала Габриелла, хотя по-прежнему не понимала, при чем здесь она. Когда-то Норрис Хиллард числился в друзьях их семьи, но это было очень давно.
- Вы когда-нибудь видели или встречали этого человека? - Шенегэн придвинул к ней другую фотографию. - Его зовут Сэл Катзингер.
Габриелла взглянула на снимок и отрицательно покачала головой. Человека, носящего очки с такими толстыми стеклами, она наверняка запомнила бы. К тому же качество фотографии оставляло желать лучшего.
- Нет. Не думаю, что я когда-либо встречала его.
- А не слышали ли вы, чтобы его имя упоминал ваш партнер по бизнесу Кевин Картер? - спросил напарник Шенегэна, на пластиковой карточке которого, прикрепленной на груди, значилось: "Капитан Лючетти".
Габриелла видела достаточно фильмов и телепередач, чтобы понять, что он изображает "доброго полицейского" в противовес "злому полицейскому" Шенегэну - что в принципе не было большой натяжкой в отношении Шенегэна. Но из этих двоих капитан Лючетти и впрямь производил более приятное впечатление.
- Кевин? Какое отношение Кевин имеет к человеку с фотографии?
- Мистер Катзингер - профессиональный вор. Он очень ловок и крадет только лучшее. Немногим более недели назад его арестовали за кражу антикварных вещей на сумму более двадцати пяти тысяч долларов. Находясь под арестом, он дал показания, что, возможно, знает, у кого находится картина мистера Хилларда, - сообщил капитан Лючетти. - Он также поведал нам, что ему предлагали украсть картину Моне, но он отказался.
Габриелла скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула.
- Почему вы говорите мне об этом? Судя по всему, вам лучше побеседовать с ним. - Она ткнула пальцем в фотографию.
- Мы уже беседовали, и на допросе он рассказал о своей "крыше". - Лючетти выжидающе замолчал.
Габриелла полагала, что под "крышей" капитан имел в виду человека, занимающегося укрывательством и сбытом краденых вещей. Но какое отношение это имеет к ней, она понять не могла.
- Вероятно, вам лучше прямо сказать, чего вы от меня добиваетесь. И почему он, - Габриелла кивком указала на Шенегэна, - преследовал меня в течение последних дней.
Шенегэн помрачнел, капитан же остался невозмутимым.
- По словам мистера Катзингера, ваш партнер знает толк в торговле краденым антиквариатом. - Капитан помолчал и добавил: - Его также считают посредником в краже у Хилларда. Поэтому выходит, что он виноват во многом, в том числе и в большой краже.
У Габриеллы от изумления перехватило дыхание.
- Кевин? Ну нет. Ваш Катзингер лжет!
- А с какой стати ему лгать? Ему обещали послабление в наказании, если он станет сотрудничать.
- Кевин никогда не станет делать ничего подобного, - уверенно заявила Габриелла. Сердце ее бешено колотилось, и вернуть душевное спокойствие не помогали даже глубокие вздохи.
- Откуда вы знаете?
- Знаю. Я знаю, что Кевин никогда не позволит втянуть себя во что-то противозаконное.
- Да? - Выражение глаз Шенегэна подсказало Габриелле, что его раздражение под стать его грубому голосу. - Почему это?
Габриелла бросила взгляд на Шенегэна. Несколько густых каштановых завитков выбились из-под его платка и упали ему на лоб. Он протянул руку к блокноту и стал что-то писать в нем. Аура раздражения и злобы, окружавшая его словно туча, пронизывала воздух. Очевидно, у него уже бывали неприятности по службе из-за неумения держать себя в руках.
- Что ж, одно могу сказать точно. Я знакома с Кевином несколько лет и наверняка узнала бы, если бы он торговал краденым антиквариатом. Мы почти каждый день вместе, я бы смогла определить наличие у него таких тайн.
- Каким образом? - спросил капитан Лючетти.
Он не производил впечатления человека, верящего в глупости вроде ауры, поэтому Габриелла не стала говорить, что не обнаружила в ауре Кевина никаких черных пятен.
- Ну… просто смогла бы, вот и все.
- Еще какие-либо доводы у вас есть?
- Да, он по гороскопу Водолей.
Ручка взлетела в воздух и, несколько раз перевернувшись, приземлилась где-то за спиной детектива Шенегэна.
- О Боже, наивное дитя… - простонал он.
Габриелла взглянула на него.
- Да, а Водолеи с презрением относятся ко лжи и обману. Он ненавидят двуличие и двурушничество. Известно ли вам, что Авраам Линкольн был Водолеем?
- Нет, я не знал этого, - ответил капитан Лючетти и протянул руку к блокноту. Положив его перед собой, он вытащил из нагрудного кармана серебристую ручку. - Но сдается мне, вы не вполне отдаете себе отчет в серьезности вашего положения. Нападение на полицейского при отягчающих обстоятельствах карается максимальным сроком в пятнадцать лет.
- Пятнадцать лет! - ахнула Габриелла. - Я не стала бы нападать на него, если бы он не следил за мной. И потом, это не было настоящим нападением. Я пацифистка.
- Пацифисты не носят оружия, - напомнил ей Шенегэн.
- Мисс Бридлав, - продолжал капитан, - помимо обвинения в нападении, вы подозреваетесь в краже частной собственности. Итого вам грозит тридцать лет тюрьмы. Неприятностей у вас предостаточно.
- В краже собственности… я? - Габриелла схватилась рукой за сердце. - Чьей?
- Мистера Хилларда. Картина Моне.
- Вы считаете, что я имею отношение к краже картины мистера Хилларда?
- Вы причастны.