5
Весь день Аня светилась от своей тайны. Началась новая, загадочная, полная неизведанных блаженств жизнь. Денис был рядом - вон за теми соснами. Он думал о ней и ждал вечера. Скоро они останутся вдвоем в сумраке пустого дома. Все будет по-другому - свободней, раскованней, бесстрашней. Ведь теперь Аня знала - пришло её лето, свершилось предначертание судьбы…
Наступил вечер, сгустились сумерки, по телевизору кончилась программа "Время".
- Я пройдусь по улице, - не выдержала Аня, выскользнув за калитку. В окнах дома Южных было темно. Рамы закрыты и на гараже большой замок. Если он уехал, то почему не предупредил? Раз не предупредил, значит, скоро вернется.
Еще два дня прошли в полной неизвестности. Радужное настроение сменилось полной растерянностью. Ане хотелось то ли кричать, то ли плакать. Рассказать все матери, умчаться в Москву искать Дениса… Вероятно, случилось что-то страшное. Авария? Драка? А если… если все было лишь хитрой игрой опытного соблазнителя, ложью? За что…
Вечером во вторник прибыла Инга с дочерью - загорелая, похожая на икусительницу Кармен, с алым цветком-заколкой в скрученных на затылке волосах. Алина жалась к матери и выглядела совершенно невинно.
- Что тут новенького? Огурчики солите? - Она пристально взглянула на Аню.
- Какие огурчики? Цветут только. За три дня прямо сразу малосольные огурчики… - Возмутилась Муся. - Ничего у нас тут нового не случилось. Не в Америке. У них там негра какого-то важного застрелили…
- Верочка, - Инга ласково обняла Веру за плечи. - Крепись, мне надо сообщить тебе неприятную новость. Вчера твоя соседка звонила, там телеграмма из Тулы пришла…
- Тетя Фима?.. - Ахнула Вера, отправившая жившую с ними в Москве тетю на лето к сестре.
- Инсульт. Завтра вам с Анютой надо выезжать, - кивнула, глубоко вздохнув, Инга.
Аня зарыдала, дав волю накопившемуся отчаянию.
Вернулись они через неделю. Сестры пристально посмотрели друг на дружку, оценивая произошедшие изменения. В облике Ани, одетой в знак траура в школьное темно-синее шерстяное платье, появилось что-то вдовье: опущенные глаза, бледные потрескавшиеся губы, собранный на затылке "кукиш".
- Скучно было? - посочувствовала Лина.
- Тяжело… А здесь что? Какие новости?
- Да что… - пожала плечами Алина. - Ну, у Федосеевых сарай с каким-то ценным архивом спалили. Зинку Жулька укусила вот здесь, за пятку. Денис три сета подряд у Карлоса выиграл. Поздравляли, чествовали.
- Он здесь? - оторопела Аня. - То есть, - спохватилась она, - я хотела спросить, что это он вдруг выиграл?
- Прилив сил, душевный подъем. - Алина многозначительно улыбнулась. Купаться пойдем? Там сегодня с утра все жарятся. Я ждала, когда ты приедешь.
- Спасибо. Не жди. Мне вещи разобрать надо. И вообще, сегодня у меня некупальные дни.
Оставшись одна, Аня лихорадочно пыталась осмыслить случившееся. Так что же все-таки стряслось, что? Была ли вообще та ночь на даче Южного? - в отчаянии размышляла она, сидя в шезлонге на веранде. Солнце жгло нестерпимо. Это лишь усиливало переполнявшую её боль. Вот так бы и расплавиться здесь на месте, сгореть, кануть в небытие… Исчезнуть…
- Мать моя, неужто в платье теперь загорают? - удивилась Муся. Скидывай его и жарься.
- Муся, тебе Денис Южный нравится? От него здесь все без ума, растравляя рану, спросила Нюта.
- Тьфу… И говорить не хочется… Бабку свою - Веронику Карповну до инсульта довел - все пьянки, гулянки… С виду-то он представительный. Вон, все девки как очумели. Хорошо, ты у нас девушка серьезная, ничего такого не допустишь.
- А он мне вовсе не нравится. Вот ни капельки, - хихикнула Аня. Надменный, лживый гад… И противный, правда, Муся, противный… - Она истерически хохотала, роняя на синюю шерсть ливень горючих слез.
Весь следующий день, не снимая траурного платья, Аня провела дома. Она никуда не выходила и о запропастившейся Алине ничего не расспрашивала. "На пляже", "В поселок поехали", "У Нины собрались", - по собственной инициативе сообщала Верочка.
А потом произошло ужасающее событие.
Подслеповатая Муся забралась на чердак в поисках какой-то старинной мороженицы и стала свидетельницей жуткой сцены: на старом дерматиновом диване, списанном сюда ещё в хрущевские времена, лежали в обнимку двое соседский Денис прижал к себе совершенно обнаженную девицу. Длинные светлые волосы свешивались до полу с запрокинутой головы. Взвизгнув, Муся перекрестилась и опрометью бросилась вниз.
Прибывшая на следующий день Инга выслушала покаянный доклад дочери о происшествии. Алина умоляла мать не сердиться на Аню, которая давно влюблена в Дениса.
- Я не знала, мамочка, что у них так далеко зашло. Но ведь Ане скоро семнадцать. Сейчас все девушки уже…
- Что значит уже?! - Взвизгнула Инга, с отвращением отвернувшись от пунцовой, опустившей глаза Ани. - И какие это девушки "уже"? Из хороших семей? Что-то не слышала… Эх, Анна, ведь ты за сестру Линочке была… Что теперь-то про нас скажут… И Денис хорош - смазливый, развратный подонок…
Алине удалось замять скандал. Никто не проговорился Верочке о предосудительном поведении её дочери. Даже Муся молча вздыхала, лишенная возможности покритиковать нравы молодежи.
- Дрянь ты, Лина, - без злобы констатировала Аня. В тот день она сбежала на пляж, не желая попадать на глаза домашним.
- Тебе-то что: твоя маманя кроткая. А мне шею свернули бы. Муська все равно от страха ничего не разглядела - она нас с двух шагов путает. Уж я-то тебя при случае постараюсь выгородить, Анечка. На всю жизнь твоей должницей буду.
- Не надо мне ничего. У меня свое счастье будет, получше твоего, лживого, - заявила Аня, и вдруг с необычайной силой почувствовала, как хочет этого самого счастья - яркого, роскошного, шумного, от которого только одна у всех болезнь - зависть.
Пути "сестричек" окончательно разошлись. Инга демонстративно давала понять окружающим, что игры в близняшек окончены. Она стала покупать дочери фирменные вещи, решительно отказавшись от изделий Веры, и как-то мимоходом, но вполне определенно заметила, что времена "самострока" миновали и не стоит портнихе копировать для своей дочери туалеты Алины.
В августе Ане исполнилось семнадцать - она была на целых три месяца старше Алины. Но вместо заранее обещанного праздника с молодежной вечеринкой на даче дело ограничилось приглашением Верочки и Ани в московскую квартиру Лаури и торжество прошло более чем скромно. Аня получила в подарок коробку шоколадных конфет и английские колготки.
- Ну вот, ты теперь совсем взрослая девочка, с собственными планами на будущее, - сказала Инга, выразительно глядя на Аню. - У Алины впереди напряженный год - надо готовиться с преподавателями к поступлению в институт. Я уже договорилась с репетиторами по истории театра и русского языка… Ужасные расходы… Так что, дорогие мои, пора браться за голову… Каждый сам хозяин своей судьбы.
Верочке почудилась укоризна в задумчивом взгляде Инги. Вот, мол, не сумела тульская дурочка свою жизнь устроить, да и от дочки ничего путного ожидать не стоит.
Они сидели на кухне, обставленной вожделенной каждым москвичом финской мебелью. На резной деревянной полке, идущей вдоль мягкого углового дивана, поблескивали медью самовары, громоздились разнообразные гжельские безделушки, среди которых мрачно взирал с потемневшей иконы темный лик Николая-угодника.
- Анечка тоже в институт собирается. - Верочка аккуратно ковырнула ложкой киевский торт.
- Ой, не забивай девочке голову, Вера! - Взмахнув пушистыми от бархатной туши "Ланком" ресницами, Инга долила гостям чай. - Без "руки" туда не попасть. А я, к сожалению, помочь вам здесь не могу - Альберту Семеновичу, сами понимаете, неудобно сразу за двух ходатайствовать.
- Да она не в ГИТИС собирается, мам! В технический. - Успокоила мать Алина, переглянувшись с Аней.
- В технический, в технический, - согласно закивала Верочка, впервые услышав об этом.
Ей, как всегда, было неудобно ставить в неловкое положение кого-то другого, и сейчас она боялась за Ингу - как бы та не добавила ещё чего-то обидное в их адрес. Верочка была из тех, кто думает, что обида в первую очередь унижает самого обидчика, и обидчика этого жалела. Но Аня относилась к другой породе.
- Нам пора. - Она решительно поднялась из-за стола. - Уверена, - вашу дочку, Инга Фридриховна, ждет блестящее будущее.
- Разумеется, деточка, разумеется. Мы приложим все силы. - Инга сделала вид, что не заметила иронии. - Надеюсь, однако, что вам удастся пронести через всю жизнь светлые воспоминания о детской дружбе.
Она собственноручно закрыла за гостями массивную дверь в шикарной передней и с облегчением вздохнула: если уж не наивная Верочка, то Анна поняла все правильно - пора учиться жить самостоятельно. Пора, ох, пора!
Вскоре Верочке дали понять, что семейство Лаури в её услугах больше не нуждается, и жалованье ей ожидать не следует. Она все ещё надеялась, что недоразумение как-то разрешится, Инга позовет её, и они снова станут жить одной семьей. Ведь не могла же Инга, ну никак не могла, узнать про то, кто был отцом Ани.
6
Приехав из Тулы к одинокой тетке - филармонической певице, выступавшей в кинотеатрах перед началом сеанса, Верочка, по её протекции, устроилась работать помощницей портнихи в пошивочный цех театра оперы и балета. Здесь как раз блистал в ведущих партиях перспективный тенор Валентин Бузыко, лауреат множества вокальных конкурсов. По репродуктору, висевшему в мастерской, транслировали идущие на сцене спектакли, и Верочка. Не раздумывая, влюбилась в Ленского, Радомеса, в Водемона, в Германа, воплотившихся в улыбчивом тридцатидвухлетнем хохле Валентине Бузыко. Он был коренаст, плотен, прост и чрезвычайно обаятелен, пользуясь в театре славой завзятого ловеласа. Но Верочка не умела, да и не хотела разделять настоящего Валю от сыгранных им героев. Она покупала цветы - дорогие болгарские гвоздики, и тайком передавала их через кого-нибудь для Вали к финальному занавесу. Разумеется, вскоре все знали, что русокосая, застенчивая, немногословная швея сохнет по звездному тенору.
А потом и он обратил на неё внимание и пригласил в ресторан. Дело было перед Новым годом, в холле ВТО оказалось полно народу, и все кидались здороваться или лобызаться с Валей. Верочка смущалась до горячей испарины под кримпленовым платьем, стояла в стороне, делая вид, что не имеет к Бузыко никакого отношения.
- Слушай, здесь сегодня банкет, - зыркая по сторонам настороженными глазами, шепнул Валя. - Может, погуляем? Ты как, на кофе-то можешь коллегу пригласить?
- Могу! - обрадовалась Вера. - Только у нас коммуналка и тетка в отъезде.
- Это ничего. Мы не гордые. - Великодушно заверил лирическй герой.
В подъезде старого дома в Дмитровском переулке Валя обнял одеревеневшую от нежданного счастья Верочку. - Я от тебя балдею.
Всю неделю, пока Серафима Ивановна гостила в Туле, Валя навещал Верочку то с конфетами или сервелатом из театрального буфета, то с тортом из Елисеевского, но обязательно с вином. Верочка твердо верила, что выиграла самый большой приз и никогда уже ничего у судьбы не попросит. Она преданно смотрела в васильковые веселые глаза, торопясь наглядеться впрок, и совсем не обиделась, когда Валя сказал:
- Знаешь, моя благоверная что-то почуяла. Придется пока дома посидеть с пацанами. Они меня, кажется, узнавать стали плохо… - Он замялся. - Но ты того… не скучай. Если честно, твоя любовь - лучшее, что было в моей жизни.
Потом Верочке стало известно, что эту фразу он говорил на прощанье всем своим мимолетным подружкам. Но, опять-таки, не обиделась, потому что знала наверняка - уж если кому-то Валя и врал, то только не ей. Ведь никто не сможет любить его так преданно и верно - на всю жизнь…
Родив девочку, Верочка дала ей свое отчество, а в графе "отец" оставила прочерк. И поклялась, что никто никогда не узнает про Валю, у которого уже росли два сына. Он не слишком допекал её своим вниманием, даже не сообразив, что по его милости попала в роддом тульская простушка. Да и некогда было блистательному вокалисту. Выйдя после декрета на работу, Вера тут же узнала последнюю закулисную новость - Бузыко закрутил безумный роман с прима-балериной Лаури-Кудяковой. Ах, как горько, как больно ревновала она, как завидовала уверенной, богатой красавице, пожинающей плоды всеобщего поклонения и несказанного благополучия в браке с высокопоставленным сотрудником министерства.
До чего же иногда хотелось Верочке похвастаться хоть кому-нибудь, какой знаменитый и красивый отец у её крохи! Но никогда, ни единым словом не выдала она свою тайну. Неужели же теперь, прознав о давней измене любовника, разъярилась на Веру победоносная Инга?
Или боится, что девочки женихов не поделят? Ведь похожи стали, аж диву даешься - бывают же совпадения!
Что же касается характера, то уж на что терпеливой была Верочка к чужим недостаткам, но выходки Алины казались ей порой злыми и нетактичными. И вообще, девочка росла двуличной, умела бесцеремонно использовать людей и ловко подстраиваться к обстоятельствам. Ничего общего с Аней!
Десять лет, прожитые, по существу, в семье Лаури, не испортили девочку, не подавили в ней гордости и самостоятельности.
Ведь не захотела Аня сносить унижения - даже из престижной школы ушла, чтобы быть подальше от Алины. Сама без всякой помощи Кудяковых, устроилась в культпросветучилище на отделение хореографии и скромного достатка маленькой своей семьи не стеснялась.
Верочка с удвоенной энергией взялась обшивать театральных дам, ведь Аня стала барышней и ни в чем не должна была нуждаться. Но дочь за богатыми модницами не тянулась, о утерянном министерском благополучии никогда не вспоминала.
С тех пор, как они ели киевский торт на кухне Лаури и выслушивали нравоучения Инги, прошел целый год. Ни одна из сторон не пожелала возобновить дружбу. Связь порвалась, будто её никогда и не было. Но сквозь стрекот швейной машинки Верочка продолжала прислушиваться - не зазвучит ли в передней телефон и не воскликнет ли удивленно Аня: "Это ты, Линка?"
7
С тех пор, как умерла тетя Фима, Венцовы стали владельцами двухкомнатной квартиры в старом доме за Центральным рынком, и Аня перебралась в двенадцатиметровую угловую комнату. Оба окна были открыты настежь, но свежести не чувствовалось. В тесном дворике любила отдыхать заходящая с рынка торговая публика. И тополя - такие гордые, свежие весной, - уже скукожились, зачахли, словно от пожара. Шелестят на сухом ветерке ржавыми, искореженными листьями.
Облокотившись на подоконник возле колючего куста алоэ, Аня думала о том, что где-то загорают у морской волны разморенные отдыхом пляжники, танцуют на террасах под пальмами холеные, томные красотки. Она недавно вернулась из ставропольской деревни, где вместе со своими однокурсниками трудилась на уборке урожая. Вернулась загоревшая дочерна, повзрослевшая, с шершавыми, покрытыми цыпками руками. В прошлом осталась дача Лаури, цветы, гамаки, ароматная прохлада от политого огорода… И тайна. Тайна обиды, нанесенной Денисом. Аня не признавалась себе, что не обида это, а рана. С трудом затянувшаяся, до сих пор больная. А кроме того - постыдная, как дурная болезнь. Что и не рассказать никому, не пожаловаться, не попросить совета. И только оторопь и отвращение охватывает от каждого мужского взгляда, прикосновения, намека…
Настойчивый звонок в дверь не прекращался. На лестничной клетке стояла соседка, просительно глядя в дверь и держа перед собой конверт.
- Это вам. Номер квартиры перепутали. А уж письмо такое красивое, ну, думаю, важное.
Аня поблагодарила и взяла большой конверт с золоченой рамочкой и двумя переплетенными кольцами. Внутри оказалась атласная карточка с красиво выведенным обращением к "Уважаемой Анне Владимировне". А далее сообщалось, что в связи с бракосочетанием Алины Кудяковой-Лаури и Дениса Южного, её просят пожаловать в субботу в Зимний сад ресторана "Прага". Виньетка из золотых лилий изящно вилась вокруг фантастического текста, который Аня пробежала глазами несколько раз.
Все ясней ясного. Чего же морочить себе голову "тайнами", пытаясь объяснить поступок Дениса какими-то зловредными кознями. Встретил её на дороге ночью, принял вначале за Алину, и уж не мог упустить, распаленный страстью. А что болтал - неважно. Это дело мужское - мозги девочкам пудрить. Они сами за себя в ответе. А уж Алина отвела душу - после всего, что было, приглашение на свадьбу прислала!
Усмехнувшись, Аня порвала открытку и швырнула обрывки в окно. У подъезда на лавке всегда собирались бабули - пусть погадают, кто из жильцов трехэтажного дома "хулиганничает". Аня вдруг поняла, что ненавидит этот пыльный дворик, жалкое строение с облупившейся штукатуркой, сбитой, едва держащейся лестницей, квартиру, доставшуюся Венцовым из десятых рук от целой вереницы предыдущих жильцов, обитавших здесь в такой же беспросветной нищете, наверно, с конца прошлого столетия. Она ненавидела себя за доверчивость, за мрачный, неуживчивый характер, обветренные руки. И тяжело, смутно, всей душой завидовала Алине, желая ей всяких напастей прямо на пороге блистательной свадьбы.
Раздумывая о том, как здорово было бы, если б накануне бракосочетания явился к невесте какой-нибудь Карлос с разоблачительными воспоминаниями о прошлом, Аня машинально сняла трубку звонившего телефона. Услышав веселый знакомый голос, она потеряла дар речи.
- Ты что молчишь, Нюта? Я все лето тебе названивала, даже мимо ходила, но кроме Веры Владимировны никого в ваших окошках не высмотрела. А напрашиваться в гости не хотелось, сама понимаешь… На югах, что ли, пропадала?
- Лина? - Аня едва справилась со своим голосом. - Я с неделю назад приехала. В Гаграх с друзьями загорала. А ты как?
- Получила мое приглашение? Как нет? Ой, я же тебе в первую очередь послала. Замуж выхожу… - Алина вдруг замолчала. - Слушай, Ань, мы же дурами были, девчонками… Так глупо расстались. Это неправильно - столько вместе пережито. Я скучаю. И поболтать охота!
- Я тоже вспоминала кое-что. А когда свадьба? Кто этот счастливец?
В трубке засопели, Лина усиленно соображала, стоит ли наносить удар так сразу.
- Сюрприз. - Ответила неопределенно.
- Уговорила, в семь буду с букетом возле "Праги". Одна… Я пока девушка свободная…
Повесив трубку, Аня пожалела о своем обещании. Но, заклиная себя не ходить на чужой праздник, подогревая былую злость противными воспоминаниями, она в глубине души знала, что все равно придет на эту свадьбу.