- Я все-таки… - Голос Дугала заглушил вдруг какой-то шум за ее спиной. Вырвавшись у Айрис из рук, Птолемей прыгнул на клетку. От удара проволока задрожала, а птицы заметались по клетке с неистовыми криками.
- Я ничего не слышу! - закричала Антония в трубку. - Увидимся завтра!
Услышав шум, Саймон бросился в холл.
- Все в порядке, Саймон, - успокаивала ею Айрис. - Ни одна из птичек не пострадала. Если уж кто и страдает, так это Птолемей, глупыш мой бедненький.
- …сегодня, - показалось Антонии, говорил Дугал.
- Я вам перезвоню, - сказала Антония. - Здесь слишком шумно.
Повесив трубку, она обернулась и увидела красное рассерженное лицо Саймона. Он просовывал сквозь сетку свой толстый палец и пытался успокоить перепуганных птиц.
- Ладно, дорогой, не волнуйся ты так из-за всякой ерунды, - нетерпеливо сказала Айрис.
- Но им это вредно. Их нельзя так пугать. Посмотри, даже Джонни не хочет теперь садиться ко мне на палец. Ты так его нервируешь.
- Я?! - возмутилась Айрис. - Да я, наоборот, всеми силами стараюсь поддерживать мир. Говорю тебе, Птолемей поймет, что ему их не достать, и оставит твоих птичек в покое. - Она положила Саймону на широкую спину свою тонкую ручку. - Такой большой, а глупый!
Однако Саймон продолжал дуться, не обращая на нее внимания.
- Красавчик! Красавчик! - шептал он, пытаясь заманить настороженного желтого попугайчика к себе на палец.
Айрис проводила Антонию до дверей холла:
- Я велела Белле приготовить тебе кофе, дорогая, - сказала она. - Какой же Саймон все-таки ребенок! Да, кстати, на чем вы с Дугалом все-таки остановились?
- Как ты сказала, мы встретимся завтра утром
- Вот и хорошо. Он что, хочет выдать тебе немного денег или что-нибудь другое?
- Пока не знаю.
- Ну, ничего. Это не горит. Ты знаешь, Гасси так и не появился. Я разрешила Белле уехать на несколько дней, но она, бедняжка, говорит, что ей некуда.
Значит, она так и будет сидеть в огромной пустой кухне и слушать печальный плеск волн, пока однажды они не выбросят на песок тело ее сына.
- Неужели ее нельзя куда-нибудь отправить? - с жалостью воскликнула Антония.
- Я предлагала. Саймон охотно оплатил бы любую поездку. Но она предпочитает остаться здесь. Видишь ли, она верит, что мальчик вернется. Однако полиция почти не сомневается, что он утонул. Все свидетельствует именно об этом. - Глаза Айрис потемнели от ужаса. Затем она встряхнулась. - Ради бога, не будем об этом! Сегодня нам надо быть веселыми.
- А как ты думаешь, что грозился рассказать Мне Гасси?
Айрис бросила на нее тревожный взгляд.
- Знаешь что, - предупредила она, - не начинай лучше опять болтать вздор, как вчера вечером. Наверное, на тебя так подействовал коктейль. - Затем она весело продолжала: - Вряд ли Гасси рассказал бы что-нибудь важное. Дети обожают делать секреты из всяких пустяков. Так, чтобы похвастаться. Но мне все-таки жаль, что я ударила его тогда, стервеца.
Антонии послышалась в словах Айрис фальшь. Однако ее голова была слишком тяжелой, чтобы о чем-то думать. Голос Айрис доносился как будто издалека.
- Антония, по-моему, ты нездорова. У тебя такой изможденный вид. В самом деле, дорогая, тебе непременно надо обратиться к врачу.
- Это все коктейль, - пробормотала Антония. - У меня от него похмелье.
- Но мы все его пили и прекрасно себя чувствуем. - Айрис засмеялась. - Бедный Саймон, чего доброго, обидится. Он так гордится своим произведением. Мы назвали его "Сон наяву". Здорово, правда? А вот и Белла с кофе. В двенадцать у нас ленч, и сразу же уезжаем. Мы с тобой и с Саймоном едем вместе с Ральфом, а Холстеды - на своей машине. Все, ухожу, мне надо еще помочь Белле. Сегодня она такая рассеянная
Через четверть часа Антония, решив, что холодный душ освежит ее, поднялась наверх и в коридоре столкнулась с Айрис, которая выходила из ее комнаты. Та казалась озабоченной:
- Антония, ты уверена, что не принимала вчера снотворного?
- Абсолютно,
- Тогда где же оно? Вечером этот пузырек был полон. - Она протянула ей флакончик. - Смотри, он почти на треть пуст. Здесь не хватает по крайней мере семи или восьми таблеток
- Если бы я выпила семь или восемь таблеток, - терпеливо отвечала Антония, - я вряд ли могла бы сейчас с гобой разговаривать. Как ты думаешь?
Айрис казалась испуганной:
- Пожалуй. Ральф сказал, что три штуки - предельная доза. Но ты ужасно долго спала.
- Это из-за коктейля, - устало повторила Антония. "Сон наяву". Вот уж действительно! Она и правда чувствовала себя как во сне. Но почему Айрис пристает к ней с этими несчастными таблетками? Ведь она их не пила - что ей еще надо?
- Ладно, оставим это, - сказала Айрис. Антония догадалась, что Айрис ей не поверила, а просто решила вдруг не спорить. Она поставила пузырек обратно на тумбочку и, бросив на Антонию странный взгляд, удалилась.
Постель была аккуратно заправлена, шторы распахнуты, и в комнату лились потоки света.
Голубое море вдали сливалось с таким же безмятежным небом. Казалось, вот-вот на склоне холма появится возвращающийся с рыбалки тощий и неряшливый Гасси. Как будто вчера ничего не случилось. Ральф Билей не делал ей того странного предложения, никуда не исчезал Гасси, Белла не собиралась ей ничего рассказывать, Антония не пробовала новый коктейль Саймона, а из пузырька со снотворным не пропадала треть зловещих желтых таблеток. Все это лишь сон. Вероятно, туман в ее голове скоро рассеется, и она снова сможет вернуться в реальность.
И все-таки, кому и зачем могли понадобиться эти таблетки - если, конечно, пузырек действительно был полный.
Глава 17
Мимо медленно двигались грузовики, вагончики, тележки и велосипеды, нагруженные фиолетовыми и голубыми гортензиями, розами, дельфиниумами, астрами и георгинами - такими яркими, что рябило в глазах. Все это многоцветье переливалось, словно радуга. Миловидные девушки в легких платьицах на ходу бросали из корзин розы. Клоуны пританцовывали, повесив на шеи гирлянды из цветов. С покрытых цветами машин дети кидали в толпу бутоны. Небо ярко голубело, а воздух был по-осеннему чист и свеж.
Казалось, люди утопали в цветах, как будто, коснувшись их лиц, алые лепестки георгинов стирали и уносили прочь все воспоминания и чувства, кроме одного - восхищения.
Ральф Билей припарковал машину на небольшом возвышении, откуда было хорошо видно все шествие. Негромко играло радио, и разноцветные потоки цветов и людей проплывали мимо под вальс Штрауса.
- Ну и красотища! - воскликнул Саймон.
- Эти георгины натолкнули меня на мысль, - сказала Айрис. - Как ты думаешь, будут они расти вдоль южной стены Хилтопа? Вон те, желтые и алые прекрасно бы смотрелись. Правда, Саймон?
- Пожалуй, - неуверенно ответил тот. - Интересно, есть ли что-нибудь новое про Гасси?
Айрис с укором взглянула на него:
- Хотя бы сейчас не напоминай нам, пожалуйста, о Гасси. Довольно нам этого и дома.
- Не так-то просто выбросить это из головы, - пробормотал Саймон.
Ральф повернул к нему бледное учтивое лицо:
- Айрис права, старик. Мы ничего не изменим, даже если будем постоянно об этом думать. Не так ли, Антония?
Он взглянул на Антонию, которая сидела рядом, на переднем сиденье. Она почувствовала в словах доктора двойной смысл. Наверное, он имел в виду не столько Гасси, сколько ее, Антонин, отказ выйти за него замуж. Похоже, он не собирается но этому поводу переживать. Ведь у него холодный ум, который спокойно раскладывает все по полочкам и запирает эти полочки на ключ. Он реалист. Она даже подумала, что, пожалуй, отнеслась бы к Ральфу с большей симпатией, если бы он взглянул на нее хотя бы с укоризной. Впрочем, это бы все равно не помогло. Она чувствовала, что будь в ее голове хоть немного яснее, она непременно заметила бы повисшее в машине напряжение. Саймон держался натянуто, Айрис изо всех сил старалась казаться спокойной, а невозмутимость Ральфа Билея скорее была Похожа на торжество.
Антония чувствовала, что их дружелюбие неискренне и что в действительности все они ни капли не верят друг другу. Девушка не сомневалась, что, если бы ее голова работала лучше, она бы поняла, в чем дело. Сейчас же ответ как будто ускользал от нее.
На грузовике медленно проехала группа девушек, которые бросали в толпу зрителей цветы. В воздухе отчетливо запахло розами. По радио закончили передавать вальс Штрауса, и послышался серьезный голос диктора: "Мы прерываем нашу программу, чтобы сделать следующее объявление: просим каждого, кто знает о местонахождении этого человека, сообщить в ближайшее отделение полиции".
Это по поводу Гасси, вздрогнув, подумала Антония. Однако голос диктора бесстрастно продолжал: "Разыскивается пожилая женщина. На ней может быть черная шляпа и плащ. В руках может держать небольшой саквояж. У нее седые волосы и голубые глаза, рост около пяти футов шести дюймов. Возможно, она будет спрашивать, который час и как пройти на вокзал. Каждою, кто увидит женщину, соответствующую данному описанию, убедительно просим немедленно связаться с полицией, так как женщина психически нездорова и может оказаться опасной. Мы повторяем объявление…"
Антония воскликнула:
- Да в такой толпе бедная старушка совсем потеряется!
Ей никто не ответил. В машине повисло тягостное молчание. Антония инстинктивно повернула голову и увидела лица Айрис и Саймона. Айрис кусала нижнюю губу. У нее так расширились зрачки - совсем как у Птолемея, когда тот смотрел на птиц, - что глаза из зеленых превратились почти в черные. Саймон открыл свой ярко-вишневый пухлый рот в испуге, который даже не пытался скрыть.
- Да что, собственно, случилось? - беззаботно спросила Антония. Ее сердце забилось от волнения. Ответ… от нее постоянно ускользает ответ. Ну что туг поделаешь! - Вы знаете эту женщину?
Айрис с нервной усмешкой выдохнула:
- Она же сумасшедшая, разве ты не слышала? Ужасно боюсь сумасшедших.
- …будет спрашивать, который час и как пройти на вокзал, - повторял диктор.
- В этой толпе она может оказаться где угодно, - дергалась Айрис.
- Дураки! Какого черта они трезвонят об этом по радио! - сорвалось у Саймона.
Успокаивающим тоном Ральф Билей сказал:
- И правда, нашли время! Люди могут поддаться панике. - Улыбаясь своей плоской улыбкой, он взглянул на Антонию. - Сумасшедшая совершенно не вписывается во всю эту красоту. Она как уховертка на цветке георгина.
- Что за сравнение, Ральф! - воскликнула Айрис. - Хотя точнее не скажешь. Черт возьми эту старуху, кто бы она ни была! Она испортила Мне весь праздник. - Айрис поежилась. - Терпеть не могу сумасшедших!
Антония слушала Айрис, а в ее голове творилось что-то невообразимое. Перед ее глазами медленно воскрешалось то, что произошло вчера вечером. Вот Ральф ведет ее из кухни в столовую, а Саймон берет единственный оставшийся на полке бара стакан и передает ей. А ведь в этот стакан вполне могли подсыпать снотворного. Едва ли, зная это, Саймон передал бы ей это зелье со счастливым лицом. Поэтому он так удрученно пробормотал: "Будем здоровы!" Говорят, после снотворного голова становится как раз такой тяжелой и тупой. Конечно, ее вовсе не собирались отправить на тот свет. Все гораздо проще. Им не хотелось, чтобы утром она встретилась с Дугалом.
И снова - почему? Какая разница - увидится она с ним сегодня или завтра? Неужели завтра будет слишком поздно?
Хотя в голове Антонии немного прояснилось, она не могла ответить на этот вопрос. Она даже не подумала о том, что поздно может оказаться потому, что завтра ее уже не будет в живых. Ведь это так невероятно! Она на самом деле уже падала с лестницы, ей подмешивали что-то в стакан и подсовывали снотворное. К тому же всем постоянно внушалось, что она может что-нибудь выкинуть. Но зачем? У нее были одни только подозрения, а не факты, как у Гасси.
Гасси! От ужаса у нее буквально волосы стали дыбом. Неужели исчезновение Гасси все-таки не случайно?
"Уезжайте, - советовал ей Дугал. - Заприте на ночь дверь". - Она думала, что он сказал ей это под влиянием буйной фантазии своей матери, но, скорее всего, он тоже знает что-то, о чем как раз и собирался ей утром рассказать. Все это каким-то невероятным образом связано и со светом в нежилом крыле, и с ночными криками, а теперь вот еще с несчастной старушкой, которая не в себе.
Ее рука лежала на рукоятке дверцы. Она осторожно нажала на нее, и дверца стала открываться.
- Тони, что ты делаешь? - закричала Айрис. Антония едва успела перекинуть ноги через порог, как Ральф схватил ее за руку худыми цепкими пальцами и задержал.
- Выпустите меня, пожалуйста! - сказала она, тяжело дыша и стараясь не сорваться. - Я хочу выйти. Так будет лучше видно шествие.
- Вам нельзя перегружать больную ногу, - настаивал Ральф.
- Правда, нельзя, дорогая, - словно эхо, повторила Айрис.
Антония чувствовала, что не в силах больше справиться с волнением.
- Господи, уж если я могу танцевать, я вполне могу пять минут и постоять!
- В том-то все и дело, дорогая. Если ты собираешься вечером с нами, тебе следует поберечь ногу. Ты же знаешь, опухоль все еще не спала.
Айрис немного наклонилась вперед. Антония различила запах ее духов - Шанель № 5. Именно эти дорогие духи кто-то из озорства разбрызгал по всей ее комнате. Вокруг маленькой головки Айрис нимбом сияли бледно-серебристые волосы и обрамляли ее напряженное белое лицо. Антония чувствовала, что крупное тело Саймона тоже натянут, будто струна. Лицо Ральфа с плоскими губами было невыносимо близко от нее, он до боли сжимал ее запястье. У девушки возникло дикое желание закричать так же, как кричал кто-то, когда она падала с лестницы. Закричать, словно оказавшийся в ловушке кролик, чтобы люди обратили на нее внимание, и она смогла бы сказать им: "Меня насильно здесь удерживают!"
Мимо проплывали благоухающие цветы. Слышались взрывы аплодисментов и приветственные возгласы. Казалось, воздух наполнен лишь солнцем и цветами. А где-то рядом несчастная безумная старушка ищет дорогу на вокзал, чтобы успеть на какой-то несуществующий поезд. Кто она? Имеет ли она какое-нибудь отношение к Хилтопу или Антонию опять подводит болезненное воображение?
Наклонившись к ней, Ральф Билей захлопнул дверцу машины. Он выпустил ее запястье, слегка похлопав по руке холодными сухими пальцами.
- Думаю, мы уже можем ехать, - объявила Айрис. - Мы почти все увидели. - Она по-прежнему сидела на самом краешке, однако ее лицо казалось уже почти спокойным. - У меня куча дел, да и Антония должна дать своей ноге немного отдохнуть. Как вы считаете, Ральф?
- Отличная мысль. Можно попробовать приложить холодные компрессы.
Время для компрессов давно прошло, хотелось сказать Антонии. Но она вдруг словно дар речи потеряла - как будто все они беспокоились о ком-то умирающем.
- Ради бога, поехали же! - не выдержал Сайгон, и Ральф нажал на стартер.
Как только они приехали домой, Айрис заявила, что ей надо сделать несколько звонков, и заперлась в спальне. Антония хотела позвонить Дугалу, но ей пришлось ждать. В ее комнате телефона не было, а с того, что стоял в холле, было невозможно спокойно поговорить. Рядом постоянно, случайно или намеренно, кто-нибудь крутился. Не могла же она, когда тут же возле клетки суетился Саймон, сказать: "Я чувствую себя узницей. Мне не разрешили даже выйти из машины". Казалось, каждый раз, когда ее звали к телефону, Саймон непременно оказывался возле своих птичек. Или с красиво повязанным вокруг головы красным шарфиком Айрис принималась вытирать с перил пыль. Или же проворно, словно мышь, по холлу прыгала со щеткой в руках Белла.
А когда звонила Айрис, она закрывалась в своей комнате, и никто не знал, о чем она там говорит. Заказывала ли она продукты, обсуждала с рабочими цвета красок и обоев… или же быстро шептала: "Вы ее еще не нашли? Она не должна бродить по улицам. Она опасна".
Почему вдруг Антония подумала, что Айрис звонит по поводу потерявшейся женщины?
Наконец Айрис спустилась вниз, а чуть позже Антония увидела, как она гуляет с Ральфом Билеем по саду.
Надо скорее позвонить Дугалу! Однако поспешите в холл, она увидела, что Саймон все еще там. Он шевелил в клетке пальцем и рассеянно цокал языком, потому что смотрел не на птиц, а на Айрис и Ральфа. В лучах солнца казалось, будто они сошли с картины Кэмпбелла Тейлора - такой же просторный светлый зал, из открытых дверей которого начинается дорожка, а в конце ее - две фигуры.
Через несколько минут Ральф снова сел в машину и поехал по дороге с холма. Айрис метнулась в дом и затараторила:
- Мне надо приготовить чай. Холстеды возвращаются. Антония, почему ты на ногах? Тебе надо прилечь.
На пороге появились Джойс и Дэвид Холстеды.
- Саймон! Вы все возитесь с этими птичками! - добродушно пророкотала громогласная Джойс. - Но они и правда милы. Я бы с удовольствием украсила шляпку вон тем желтеньким пучком перьев. Правда, цветы были чудесны? У меня буквально дыхание перехватывало.
- Да, очень красивые, - согласилась Айрис. - На следующий год я хочу засадить тут все георгинами. Они такие яркие. Если, конечно, их не прибьет ветром. Я поставила чайник. Сейчас будем пить чай. Белла отдыхает, бедняжка.
Джойс громко рассмеялась:
- Вы только посмотрите на Саймона! Наверное, он принял за чистую монету, когда я сказала, что хочу украсить шляпку желтыми перышками.
- Это ведь Джонни! - ответила Айрис. - Несчастный Саймон! Он убьет любого, кто тронет Джонни. Правда, дорогой?
- А эта сумасшедшая! - неожиданно вспомнила Джойс. - Вы слышали радио? У меня даже мурашки бегают, когда я думаю, что где-то рядом может бегать псих.
- У меня тоже, - согласилась Айрис. - Они совершенно испортили мне весь праздник. Надеюсь, ее найдут раньше, чем мы выедем из дому.
- В Крайстчерче сто пятьдесят тысяч человек, - резонно заметил Дэвид Холстед. - Едва ли именно мы натолкнемся на эту несчастную старушку.
Его жена содрогнулась:
- Да, пожалуй. Однако таких людей надо бы запирать получше. Чтобы они не смогли убежать.
Яркие глаза Айрис беспокойно заметались по комнате.
- Я с вами полностью согласна, - воскликнула она.
Они как раз пили в холле чай, когда в дверь позвонили, и на пороге появилась старушка с гладко причесанными седыми волосами и печальными голубыми глазами, аккуратно одетая во все черное.
Джойс Холстед открыла рот от изумления, а Айрис подскочила на месте, и ее чашечка со звоном запрыгала по блюдцу.
Антония засмеялась:
- Какие же вы нервные! Это всего лишь подруга Беллы. Она уже недавно заходила. Наверное, вернулась за своим зонтиком.
Айрис быстро пересекла холл и подошла к женщине.
С виноватым лицом Джойс откинулась на спинку стула:
- Не надо им было давать по радио такие объявления. Они сеют в людях панику. Бедные мои нервы!
- Ты ведешь себя как дура, - сказал ей муж. - На кой черт шизофреничка притащится именно сюда?
- Я все понимаю. И, правда, глупо. Но я не смогла сдержаться. Дэвид, не произноси, пожалуйста, таких ужасных слов. Шизофреничка! Что это еще такое?
- Это означает раздвоение личности. Шизофреник становится как бы двумя людьми одновременно. Как Джекил и Хайд, например.