Хотя можно ли быть уверенной, что кто-то из братьев незаметно не отлучился? Для того чтобы сыграть с Луизой злую шутку, не требовалось много времени. Теперь уже трудно припомнить, кто и где находился в тот поздний вечер. Несомненно одно: Барнаби появился последним; ему понадобились минуты, чтобы разуться… Нет, нет, нет! Все это ревнивые домыслы. Как ей в голову могла прийти такая крамольная мысль? Луиза просто истеричка с больным воображением. Разве можно хоть в чем-нибудь верить недалекой, трусливой и мнительной особе?
- Эмма! Солнышко! Где ты?
Барнаби звал жену из комнаты.
- Я здесь. - Эмма медленно пошла по коридору.
- Дорогая! - Он лежал в постели с растрепанными волосами, в его глазах играли веселые искорки. - Ты сердишься на меня?
- За что? - отрешенно спросила жена.
- За то, что я оставил тебя на всю ночь с невыносимой ханжой. Но я вынужден был так поступить. Мне на редкость легко работалось, Писатель не может пренебрегать такой желанной гостьей, как вдохновение. Слава богу, истерика Луизы прекратилась.
- Кажется, ты не обеспокоен истинной примой ее истерики?
Барнаби приподнялся на локте.
- Нет. Совсем не обеспокоен. Это кажется тебе странным?
- Честно говоря, да. Я не привыкла, чтобы женщины кричали по ночам оттого, что к ним в окна заглядывают клоунские лица.
- Одно лицо, дорогая. В единственном числе. Видишь, ты склонна все преувеличивать. Мне пришлось привыкнуть к этим женским причудам, когда здесь жила Сильвия. Она постоянно затевала разговоры о привидениях и прочей дьявольщине, дети наслушались бредовых историй и теперь делятся ими с тобой и Луизой. Вы обе поддались влиянию маленьких хичкоков. Не зря же гувернантке привиделось невесть что. Но от тебя я ожидал большего здравого смысла.
Барнаби хотел заключить жену в объятия. Но Эмма, уклонившись от ласк мужа, спросила ледяным тоном:
- Когда ты в последний раз надевал свои ботинки?
- Мои ботинки? Полагаю, что вчера. Сегодня утром я никуда не выходил.
- Тогда почему они мокрые? Вчера не было дождя.
Барнаби сердито нахмурился. Веселые искорки в его глазах погасли.
- Твои изыскания не кажутся мне особенно забавными. Если это шутка, то не смешная.
- Какие изыскания?
- Полагаю, ты намекаешь на то, что я совершил ночную прогулку и спел серенаду для отразимой мисс Пиннер, взобравшись к ее окну по вьющемуся плющу. - Барнаби был встревожен. - Эмма, ради всего святого, скажи, что ты пошутила. Если ты думаешь, что я способен на такое… но, уверен, ты говорила не всерьез!
- Почему твои ботинки мокрые, ответь!
- А бог их знает. Может быть, я вчера прошел по сырой траве и они еще не высохли.
Эмма изменила тактику.
- Тогда объясни, чем были вызваны мистические россказни Сильвии о привидениях?
- У Сильвии ветер гулял в голове. И она впервые в жизни приехала в деревню. Ее могло напугать блеяние овцы ночью, а если бы сова ухнула в печную трубу, она умерла бы от страха. Кроме того, - суровый взгляд Барнаби невольно смягчился, - она любила, когда ей оказывали внимание. Ей нравился свет рампы.
- Звучит не слишком убедительно, поскольку она сбежала от этого света, - съязвила Эмма и снова задумалась: о чем же хотела сообщить ей Сильвия в соборе. Или все это чья-то провокация?
- Может быть, она сбежала, потому что не добилась успеха? Эта мысль не посетила тебя? Послушай, дорогая, мы устроили много шума из-за сущей ерунды. Иди ко мне, и я тебя поцелую.
Эмма направилась к двери. Ей не хотелось покидать спальню. Ее ноги словно налились свинцом. Она вела себя глупо, противясь желанию проситься в объятия Барнаби и обрести покой.
Вместо этого она задала вопрос:
- Может быть, в этом доме слишком много целуются?
- Ты имеешь в виду поцелуй, которым я одарил мисс Пиннер? - Барнаби закатился смехом. - Но это было лекарственное средство, вроде валерьянки. После него Луиза опомнилась. Мои поцелуи производили такое же воздействие и на Сильвию. Девушки понимают, что психотерапевтические поцелуйчики ничего не значат. Они не вчера родились.
- Мисс Пиннер родилась вчера. По крайней мере, для неизвестного этому феномену проявления нежности.
- Эмма, любимая, неужели ты не доверяешь мне?
Эмма не отвела взгляда от его недоумевающих глаз.
- Сказать по правде, я не уверена, что доверяю тебе.
Это была их первая ссора… Невыносимо! Снизу раздался требовательный голос Мегги:
- Эмма, спускайся к нам. Дядя Дадли согласился поиграть на фисгармонии, и мы будем петь. Спускайся скорее.
Как же это чудесно, что девочки выглядят сегодня счастливыми; как хорошо, что Дадли вылез из своего психологического панциря, проявив чуткость к маленьким детям. Но самое прекрасное - Барнаби, кажется, не придал серьезного значения их ссоре, поскольку тоже спустился вниз и запел от всего сердца вместе со всеми домочадцами, собравшимися вокруг фисгармонии.
- Послушай, Дадли, сегодня не суббота. Никаких гимнов. Споем что-нибудь веселое. Как насчет "Фермера в долине"? В долине фермер задремал, хей-хо, хей-хо, хей-хо…
Они пели эту задорную песенку, когда Вилли яростно заколотил в дверь.
Его обычно румяное лицо поражало мертвенное бледностью, он почти лишился дара речи.
- Скелет, - шептал он заплетающимся языком. - На том поле, которое мы не перепахивали с войны. С вашего позволения, сэр, мой плуг вывернул из земли череп. На нижнем поле, возле рощицы; там не только череп, но и человеческие кости. О боже, сэр, это не к добру.
* * *
Пришлось вызвать полицию. Минула вечность, прежде чем прибыли стражи закона. Спустя еще одну вечность вернулись мужчины, ходившие на нижнее поле, чтобы взглянуть на чудовищный "клад" Вилли.
В столь тревожное время глупо таить обиду на кого бы то ни было, будь то Луиза или Барнаби. Эмма понимала, что среди обитателей Кортландса должен быть человек, сохранивший ясность мысли - это прежде всего она сама. Какую весомую помощь могли оказать трусливая Луиза, оглашенная Ангелина или полубезумная миссис Фейтфул?
Первая ее мысль была о детях. Когда Вилли, запинаясь и тяжело дыша, выложил свою зловещую новость, Эмма возмутилась: опять обсуждают страшные события в присутствии детей. Никто не подумал о том, чтобы уберечь девочек от потрясений.
Близнецы стали похожи на маленьких истуканов: белолицые и молчаливые. Эмма обняла Мэгги и Дину и прижала к груди. Они простояли обнявшись, пока в холле не появились Барнаби и Руперт. Мужчины надевали пальто, а Дадли в полном смятении увязался за братьями.
Когда они ушли, Мегги, запинаясь, прошептала:
- Я думаю, Дину тошнит.
Эмма взглянула на бескровное страдальческое личико Дины.
- Нам лучше подняться наверх.
- Но ее не вытошнит, - предрекла Мегги, еле передвигая ноги, словно последние силы покинули ее маленькое худенькое тельце.
Тем не менее, Дину вырвало, а на пороге ванной появилась фигура Луизы Пиннер.
- Я думаю, со мной случится то же самое, - сочла необходимым предупредить Эмму мнительная плакальщица.
- Ну что ж, валяйте. - Мегги испытывала отвращение к гувернантке и не скрывала этого.
Луизу пошатывало.
- Это так мучительно, - стонала она.
- Когда человека тошнит? - спросила безжалостная Мегги.
- Я имела в виду совсем другое: когда находят останки человека, кому бы они ни принадлежали.
В глазах Эммы зажегся зеленый огонек.
- Мисс Пиннер, пожалуйста, не будем говорить об этом… Я попрошу миссис Фейтфул, чтобы сегодня нам подали чай сюда, наверх. Дети попьют его в постели.
Озорница Мегги подскочила от радости.
Дина, придя в себя, прошептала:
- Я с удовольствием попью чай в постели.
Но проницательная Мегги разгадала маневр Эммы:
- Просто вы решили таким образом удалить нас с первого этажа, чтобы мы ничего не узнали о черепе и костях!
- Нам всем нечего там делать, - спокойно возразила Эмма. - Исполняйте, пожалуйста, свои обязанности, Луиза. Проследите, чтобы девочки переоделись в пижамы, а я тем временем разыщу миссис Фейтфул.
С кухни доносился громоподобный голос Ангелины, смолкший при приближении Эммы. На полу валялись осколки фарфоровой посуды: еще одной чашки и тарелки, выскользнувших из рук миссис Фейтфул. Осколки напоминали Эмме человеческие останки.
- Дети попьют чай в постели. Мы с мисс Пиннер тоже не будем спускаться к чаю. - Голос Эммы звучал по-хозяйски властно.
Ангелина спросила:
- Вы слышали, что нашел мой Вилли, миссис Корт?
- Да, слышала. Но нет смысла бесконечно мусолить это событие, не так ли? Пусть расследованием займется полиция.
Миссис Фейтфул, чья обезьянья мордочка еще более сморщилась, была настроена воинственно:
- А разве страшная находка имеет хоть какое-нибудь касательство к дому? Поле находится в полумиле отсюда, возле шоссе. Там бродят подозрительные люди. Кто мог додуматься - похоронить человека в таком сомнительном месте!
- А вам не кажется, что останки принадлежат молодой женщине, миссис Фейтфул? - спросила Ангелина, вытаращив глаза.
Экономка обернулась к служанке со всем высокомерием, какое только способна была выразить ее тщедушная фигура:
- Что вы хотите этим сказать, Ангелина?
- Я подумала… о той девушке, которая была с нами на Рождество… о той, которая исчезла…
- О Сильвии! - воскликнула Эмма.
Миссис Фейтфул отнюдь не была смущена нелепым предположением Ангелины; она рассмеялась своим каркающим смехом.
- Какие только глупости не приходят в твою пустую голову! Скажешь тоже, Сильвия… Не спорю, смазливая вертихвостка заслужила такой конец, но я не думаю, что это она. Ангелина, поставь чайник. Ты что, не слышала распоряжения миссис Корт?
Сама почтенная леди достала своими скрюченными лапками хлеб, масло и джем. Ничто не могло помешать ей выполнить свои обязанности экономки.
На полу лежали осколки фарфора, - немые свидетели небрежности - или внезапного потрясения миссис Фейтфул.
* * *
Девочки сидели каждая в своей постели, тщательно умытые, притихшие.
- Я читала им одну поучительную историю, доложила Луиза.
Книга дрожала в ее руках. Она страдальчески посмотрела на Эмму. Было ясно: любопытной особе требовались адские усилия, чтобы усидеть на месте; еще труднее было удержаться от дальнейших пересудов находки Вилли. Чьи это бренные останки? Кто был похоронен на пустыре? Связана ли смерть незнакомца или незнакомки с кем-либо из обитателей Кортландса? Эти захватывающие вопросы были словно начертаны в ее близоруких глазах.
Эмма принесла чайный поднос.
- Чай, горячее молоко, хлеб с джемом и немного аспирина, чтобы вы сразу уснули.
- Я не голодна, - отказалась Дина.
- А я проголодалась. Могу съесть тысячу кусков хлеба.
Бравада Мегги говорила о силе воли девочки, вызывающей у Эммы искреннее восхищение. Тем более что сегодняшнее поведение Мегги было чистой бравадой. Она поперхнулась первой же ложкой чая и вдруг жалобно запричитала:
- Это не мама, правда? Я знаю, что это не мама. Не может этого быть. Я говорила, что она умерла, но на самом деле никогда так не думала. Это не она! Правда, Эмма? Правда? Правда?
Луиза приложила пальцы к губам. Но не смогла все же удержаться от трусливого восклицания.
- Мегги! Какой ужас!
Эмма осторожно убрала поднос с постели Мегги, села рядом и бережно обняла худенькое, дрожащее тело девочки.
- Мегги, дорогая, успокойся, это не твоя мама. Папа только сегодня говорил с ее адвокатом, и тот пообещал срочно отправить письмо Жозефине. Через несколько дней она вернется.
Тонкая ручка Мегги обвила Эмму за талию.
- Вы убеждены? Это правда?
- Не сомневайся, правда, детка. (Прости мне Господь мою ложь. Но кто-то должен помочь девочкам перенести эту ночь.)
Дина вымученно заулыбалась:
- Может быть, мы все же поедем в Венецию?
- Надеюсь. - Эмма так хотела, чтобы мечты детей сбылись.
- Чур, я первая поеду в гондоле! - воскликнула Мегги.
- Нет, я! Я!
- Гондолы настолько просторны, что вы поплывете вместе. Лучше скажите, кто первым проглотит аспирин?
- Я! Я! - закричали разом обе девочки. - И без молока. Мы умеем глотать пилюли без молока.
Кажется, кризис миновал. Задернув занавески и уложив девочек, Эмма вышла из комнаты. Луиза ждала ее в коридоре.
- Должна сказать, что вы были неотразимы, миссис Корт, но что будет, если дети узнают, что вы лгали?
Эмма не удостоила обнаглевшую гувернантку ответом.
- Или вы говорили правду? - не могла успокоиться Луиза. - Я хочу сказать… вы думаете, что… что это останки Жо… я имею в виду первую жену мистера Корта.
Эмма побледнела.
- У вас нет сердца, Луиза, а еще - мозгов!
- Не сердитесь. Я подумала… - лицо гувернантки исказила уродливая гримаса. - Ведь, как ни крути, она давно не появлялась, не так ли?
Любящая мать не способна забыть о существовании своих детей.
- Неужели вы не понимаете, - еле сдерживая гнев, ответила Эмма, - что вас не касается личная жизнь семьи Кортов. Буду вам признательна, если в дальнейшем вы будете держать свое мнение при себе.
- Простите, миссис Корт. Я не имела в виду ничего… ничего похожего. - Луиза схватила ее за рукав. - Просто я потрясена.
Эмма усилием воли подавила острое желание вырвать руку и оттолкнуть от себя богом ушибленную гувернантку.
- Мы все потрясены. Я не должна была говорить с вами таким резким тоном. Думаю, нам лучше спуститься вниз и чего-нибудь выпить. Мужчины могут появиться в любую минуту.
Братья вернулись домой, когда было уже темно.
- Полиция еще здесь, - сообщил Барнаби. - Теперь все под наблюдением властей. Боже, как хочется выпить. А вам, девочки?
Барнаби казался бодрым, едва ли не веселым, выглядело странным. Словно он в чем-то твердо убедился. Руперт беззаботно насвистывал, Дадли, обретший вновь здоровый румянец, переминался с ноги на ногу, говоря, что сырой вечер - неподходящее время для раскопок; он был поражен, что опытный Вилли вздумал пахать в такую погоду.
- Вы имеете хоть отдаленное понятие о том, кто жертва? - спросила Эмма, пытаясь не выдать своего смятения.
- Ни малейшего. - Барнаби был краток: - Рост около пяти футов четырех дюймов и копна черных волос. Сержант сказал, что вряд ли удастся восстановить причину смерти: с момента захоронения прошло так много времени. - Барнаби Корт говорил о трагедии минувших лет без каких-либо эмоций. Казалось, автор детективов испытывает к случившемуся сугубо профессиональный интерес, словно в маленьком, возможно прелестном, теле никогда не теплилась жизнь. - Извините, что вдаюсь в эти патологоанатомические подробности, но они меня заинтересовали как писателя: в моем воображении уже зреет захватывающий сюжет. Жаль, что мы так и не узнаем истины. А вы что пригорюнились, красавицы? Нас этот криминальный кошмар не должен беспокоить.
Руперт рассмеялся, как всегда удивляя фальшивой интонацией сердечности.
- Боже милостивый, ведь не думают же власть предержащие, что это прискорбное событие как-то связано с Кортландсом? Среди нас нет Синей Бороды. По крайней мере, я уверен в этом. Полиция, разумеется, обязана "проиграть" и такую абсурдную версию, но через день-другой слуги закона поймут, какой это бред.
- Да, кстати, тебе пока разумнее никуда не отлучаться, Дадли, старина, - посоветовал отшельнику Барнаби. - Что ни говори, ты проводишь в поместье больше времени, чем мы с Рупертом.
- Если преступление свершилось примерно два года назад, любой из нас мог оказаться в Кортландсе, - возразил Дадли.
- Это случилось так давно? - у Эммы отлегло от сердца. (Значит, в могиле не останки Сильвии. Ангелина теперь может успокоиться.)
- Пока нет результатов медицинской экспертизы, время гибели несчастной всего лишь предположение. По правде говоря, я думаю, что сержант грамотно ведет следствие: он вспомнил о том, что в четырех милях отсюда располагался военный лагерь. Боюсь, что какой-то лихой солдат жестоко обошелся со своей подружкой, в один прекрасный день убив ее. Прискорбно, что злодей захоронил труп в наших владениях, и еще весьма сомнительно, удастся ли полиции установить личность погибшей.
Глава 13
Среди ночи Барнаби тихо спросил Эмму:
- Ты не спишь?
Его чувственный голос всегда завораживающе действовал на жену, но на сей раз этого не произошло.
- Нет, - более чем сухо ответила ему Эмма. Барнаби обнял жену:
- Может быть, принести тебе чашку чая или еще что-нибудь успокаивающее?
- Благодарю. Мне хорошо. - Разумеется, это было не так. По ее щекам текли слезы; слава богу, Барнаби не видел их в темноте. Эмму оскорбило, что, невзирая на печальное событие, муж хотел ее ласк.
- Дорогая, ты проявила сегодня завидную выдержку. Я горжусь тобой. Луиза рассказала мне, как ловко ты успокоила детей; ты была просто великолепна!
- Мне удалось вернуть детям покой, только солгав им, - покаялась Эмма. Подумав, она все же сказала: - Девочки решили, что найден прах их матери.
- Жозефины?! - голос изумленного Барнаби дрогнул. - Но конечно… о боже, конечно… - Он не сразу овладел собой. - Но я так и не понял, почему ты солгала детям?
- Мне пришлось сказать близнецам, что их отец связался с адвокатом Жозефины и надеется со дня на день получить от нее весточку. Но ведь ты этого не сделал?
- Нет, не сделал. Извини. Я подумал, что звонить старому мистеру Квантрилу - значит попусту тратить время. Он давно обещал тотчас известить меня, если что-нибудь узнает о Жозефине. - Барнаби бережно сжал ее тонкие запястья; она не в силах была противиться его трепетному прикосновению. - Но клянусь, завтра я свяжусь с ним.
- Не слишком ли поздно? - непроизвольно вырвалось у Эммы.
Она лежала, не шелохнувшись, ужасаясь тому, что столь кощунственная мысль могла возникнуть в ее сознании. В то же время она понимала, рано или поздно выскажет Барнаби свои подозрения. Этот жуткий истлевший скелет, выкопанный из промозглой, сырой земли… черные волосы - и больше ничего, что поддавалось бы исследованиям криминалистов.
Когда-то - теперь уже казалось, что в незапамятные времена - Барнаби подарил ей камею - любимое украшение своей матери - и сказал, что семейная реликвия по праву принадлежит его новой жене. Но у Барнаби имелась до этого другая, первая, жена, которая и должна была наследовать антикварную брошь.
Барнаби отодвинулся на край широкой постели. Эмма ощутила, что он по привычке приподнялся на локте. Она подумала, что его мужественное красивое лицо напоминает сейчас мраморный лик прадедушки Корта, высокомерный, чуждый сочувствию и состраданию.