- Опусти пальчик в воду, Эдам, и тебе станет легче, обещаю.
Эдам, перестав плакать и поежившись, глубоко вдохнул и сделал то, что ему велели. Брин увидела, что Брайан и Кит прибежали за ней и теперь испуганно глазеют на брата.
Она состроила им рожицу, потом ободряюще улыбнулась.
- Это не очень опасно, ребята, правда. Думаю, это была всего-навсего маленькая медовая пчелка.
Брайан сжал губы на минутку, потом потупил глаза Брин, наблюдая за ним, нахмурилась.
- В чем дело, Брайан?
- Он… он…
- Что "он"?
Брайан, сам пораженный пришедшей ему в головку мыслью, за спиной Эдама беззвучно зашевелил губами: "Он ведь не умрет, нет, тетя Брин?"
- Нет! - воскликнула Брин. - Разумеется, нет!
Она отвела глаза, отвернулась и притворилась, что что-то ищет в холодильнике.
Странно, что Брайану пришел на ум такой вопрос. Казалось, все трое мальчишек за прошедшие полтора года свыклись со случившимся. Они приняли ее за старшую и были так трогательно готовы доверять ей и любить ее.
А может, это и не было так уж странно. Сью умерла от воспаления легких, оттого что не прислушивалась к советам врачей, когда Эдаму было всего год от роду; Джефф менее чем через два года последовал за ней, вследствие нелепого несчастного случая. Не имеет значения, насколько привыкшими к существующему положению вещей мальчики выглядят - то, что они беспокоятся друг о друге, совершенно естественно.
И совершенно естественно, что они льнут к ней, пугаясь иногда, что и она тоже может их покинуть…
Она вынула из холодильника упаковку хот-догов и, улыбаясь, повернулась к троице - Эдаму с его покрасневшему от плача личиком, Брайану и Киту, бледным и испуганным.
- Алё, а чего лица такие грустные сделали?.. Эдам, не вынимай палец из воды…
- Холодно очень…
- О'кей, вынь на минутку, а потом сунешь обратно. Брайан, Кит, ступайте в ванную. Потом мы все съедим по хот-догу и по мороженому, я включу какое-нибудь кино, а потом все пойдут спать. Завтра вам в школу.
"И, - добавила она про себя, - я закончу печатать последние пробные снимки и выскочу, чтобы купить новые колготки. У меня нет ни одной не дырявой пары".
Тремя часами позже все мальчики были помыты, даже Эдам, все хот-доги были съедены, а кино приближалось к концу.
Брайан сидел слева от нее, Кит - направо, Эдам восседал у нее на коленях.
Болезненная волна воспоминаний неожиданно нахлынула на Брин, и она прикусила губу, чтобы мальчики не заметили слез, покатившихся из ее глаз.
Она так их любила.
И чувствовала прямо-таки болезненную к ним привязанность. Отчасти оттого, что они были прелестными детишками, отчасти оттого, что они были детьми Джеффа. И не важно, что там произошло, не важно, как отчаянно ей придется бороться, не важно, от чего ей придется отказаться, она никогда, никогда не оставит их одних.
Вот Джефф никогда не оставлял ее без присмотра.
Ей было только шестнадцать, когда ее мать и отец погибли, спускаясь на лыжах с крутого горного склона. Шестнадцатилетняя, растерявшаяся и раздавленная горем. Единственной опорой в ее жизни стал Джефф, и Джефф боролся за нее. Он боролся с дальними родственниками, боролся за нее в суде.
Он заставил ее принять смерть их родителей, ему пришлось хоть как-то окончить школу, работать и создавать для них обоих семейный очаг - до того, как она почувствовала себя готовой поступить в колледж. Будучи всего на три года старше, он никогда не ставил ее на второй план - никаких девочек, никакой работы, никаких шумных вечеринок в ущерб сестре.
Даже когда они со Сью поженились, Брин никогда не чувствовала себя чужой в их семье. Она ожидала в больнице, когда появлялся на свет каждый из их мальчиков. И она была единственной, кто сидел со Сью каждый раз, когда она возвращалась домой с новорожденным.
Нет, она никогда и никому не позволит встать между нею и мальчиками, она всегда будет любить их, будет предана им - так, как могли бы это делать их настоящие родители.
Даже такому человеку, как Джо, она бы не позволила встать между ними.
Она всегда считала себя самостоятельной и уверенной в себе девушкой, но Джо буквально сбил ее с ног. Он приехал в Тахо на каникулы, когда закончился футбольный сезон. И с того самого момента, когда он увидел ее, он стал преследовать ее с какой-то иступленной страстью.
Сначала Брин это удивляло, и она воспринимала ситуацию с известной долей иронии. Она не считала себя особенно красивой, но осознавала, что в ее подтянутой, сухощавой фигуре и кошачьих глазах есть нечто особенное - что-то, что делало ее привлекательной для представителей противоположного иола. Она не была уверена в том, что ей льстит то впечатление, которое она производила. Было не совсем приятно знать, что мужчины всех мастей смотрят на нее и воображают не то, какова она как личность, но то, какова она в постели. Долгое время она по-доброму смеялась над тем, как Джо на каждом шагу рассыпал ей невероятные комплименты и просил поехать с ним.
Но однажды все это стало действительностью. Она убедила себя, что даже герои футбольных полей нуждаются в том, чтобы их любили, и способны отвечать взаимностью. И ведь ей казалось, что он ее любит.
Дела пошли плохо после смерти Сью. Джо очень раздражало, когда она проводила время с братом, хотя он это терпел. Футбольный сезон открылся вновь, и Джо вернулся к работе. В декабре он позвонил ей, чтобы сказать, что у него есть свободный вечер, и он мог бы заскочить… Но в этот день ей надо было быть у Джеффа - он был пилотом, и Брин обещала посидеть с детьми.
Джо был вне себя от ярости. Она попросила его прийти к Джеффу, но он не хотел быть нянькой, он желал остаться с ней наедине. Брин умоляла, просила ею понять ее…
Он просто повесил трубку.
Но на следующей неделе он снова позвонил, делая вид, что ничего не случилось.
Она поехала с ним. Но потом пришла телеграмма из Тахо. Джефф погиб, летая для развлечения на параплане.
Джо пытался утешать ее, но как-то отстраненно. Он не приехал, чтобы поддержать ее на похоронах брата, - наверное, не хотел видеть личики трех крошечных мальчиков, оставшихся без родителей, потерянных, одиноких и испуганных…
Брин не смогла выплатить по закладной за дом Джеффа, и ей пришлось забрать детей к себе в небольшой городской дом.
Когда Джо приехал в первый раз, все было просто прекрасно. Она наняла нянечку и оставалась в гостиничном номере Джо до двух ночи, потом помчалась домой, чтобы быть там на тот случай, если детям посреди ночи приснится плохой сон.
Они сильно поссорились, когда она оказалась не готова поехать с ним в турне. А он, будто ничего и не случилось, позвонил ей через несколько дней.
Но на самом деле что-то все-таки случилось. Брин смотрела по телевизору матч с участием его команды. И в послематчевых кадрах с прославленными игроками, празднующими победу, она увидела Джо… И он был не один. Он был в обществе очень юной, очень красивой и сильно накрашенной рыжеволосой девушки.
Джо почувствовал холодность Брин во время их очередного телефонного разговора и приехал в Тахо в ближайшую пятницу. При детях, которые ожидали ужина, он принялся добиваться от нее ответа. Когда она обвинила его в неверности, он просто взбесился:
- Я же нормальный, живой, здоровый мужик! Сама знаешь, как это бывает у футболистов… Там столько девчонок вечно отирается.
Брин с беспокойством глянула через кухню в гостиную, где дети смотрели телевизор. Понизив голос, она прошептала:
- А, значит, ты не спал с ней?
- А если и спал, какая разница? Она для меня ничего не значит. Она была там - и сама этого хотела. А ты вот обычно не хочешь… Ты так занята, все играешь в хозяюшку. И я предупреждаю тебя, Брин, ни один мужчина не будет ждать, пока ты наиграешься к Матушку Гусыню. И Спящая красавица в постели тоже никому не нужна.
Невероятным усилием воли Брин сдержалась, чтобы не швырнуть кастрюльку с кипящей фасолью ему и физиономию. Она выложила фасоль в глубокое блюдо и поставила его на стол в столовой.
- Ужин готов, Джо. - Она до сих пор помнила собственный ледяной тон, которым произнесла эти слова. - И ты можешь называть меня Матушкой Гусыней, если тебе это нравится, но я не намерена обсуждать подобное при детях. Понятно?
Он кивнул и занял свое место за столом, пока она шала мальчиков. Но Брайан мог слышать какую-то часть спора. Он враждебно отмалчивался, когда Джо пытался с ним заговорить. А затем, когда Джо чертыхнулся сквозь зубы, Брайан зачерпнул полную ложку фасоли и запустил ею через стол прямо в лицо Джо.
Это была последняя капля, сказал ей потом Джо. Разумеется, ей придется заботиться о племянниках. Но, черт возьми, лучше бы ей нанять домработницу, чтобы та сидела с детьми. Тогда Брин сможет ездить с ним и ему не придется крутить любовь с болельщицами, которые поджидают игроков после матча.
Он показал себя ненадежным человеком и едва ли сочувствовал ей по-настоящему. Думать о том, что он был с другой женщиной, было больно, но потом эта боль притупилась. Но вся боль вернулась опять, когда она ответила ему:
- Забудь все, Джо. Просто забудь все.
- Что - "все"?
- Все, что было. Я никогда не выйду за тебя замуж. Это было бы безумием с самого начала и до конца.
- Да ты рехнулась! Ты сама не понимаешь, от чего отказываешься!
- Да, от мужчины, который считает нормальным изменять своей женщине из-за того, что та не ложится в постель каждый раз, когда ему этого хочется.
Они еще много чего друг другу наговорили. Очень много, с многократным повторением сказанного. Но под конец стало ясно главное - помолвка окончательно разорвана.
- …Тетя Брин? По телевизору какая-то фигня…
- Ну что же, Брайан, - вернулась Брин к реальности. - Значит, завтра утром у тебя в голове не будет ничего, кроме фигни, - если ты не выспишься хорошенько. А ну по койкам, ребята!
Они пробурчали что-то, но подчинились. Брин проверила, как пальчик Эдама, и убедилась, что опухоль спала и от "бобо" осталось только небольшое красное пятнышко. Эдам заснул почти сразу, как только его головка коснулась подушки, и это означало, что он на пути к выздоровлению.
Уложив детей и подоткнув им одеяльца, Брин надела колготки, старое трико и поспешила вниз. У нее оставалось немного времени, чтобы сделать упражнения для рук и ног и заодно посмотреть новости по телевизору.
На экране было внушавшее доверие лицо ведущего прогноза погоды, сообщавшего, что в ближайшие дни сохранится тенденция к потеплению, а ночи все еще будут прохладными. Затем на экране снова появился ведущий новостей и принялся рассказывать о молодом политике, Дирке Хэммарфилде, который начинал кампанию за свое избрание в сенат от Лейк-Тахо.
Растягивая мышцы, Брин в полглаза наблюдала за происходящим на экране. У этого человека была энергичная улыбка - в стиле молодого Кеннеди. Он был среднего роста, с ухоженными песочного оттенка волосами и голубыми глазами.
Что ж, подумала Брин, он может получить немало голосов. Возможно, даже ее собственный.
Брин легла на живот, вытянув ноги, и… внезапно похолодела.
История с фокусами на экране повторялась…
Симпатичный ведущий продолжал говорить, а в левом нижнем углу экрана появилось изображение человека.
Это был Ли Кондор.
Брин не слышала, что там говорил ведущий - она была заворожена изображением. И эти метавшие золотистые искры глаза приковывали внимание - даже и неподвижном кадре.
Возможно, пыталась она убедить самое себя, его глаза притягивали к себе внимание до такой степени тем, что они были невероятно темными - несмотря на то, что отдавали золотом. Или оттого, что само его лицо было таким интересным. Высокий, широкий лоб. Темные, хорошо очерченные дуги бровей. Прямой - просто на удивление прямой - нос. Высокие скулы. Твердая, квадратная линия нижней челюсти. А его губы… Даже будучи неподвижными, они, казалось, двигались. Он будто хотел улыбнуться, а потом сжал губы в линию, свидетельствующую о твердом намерении… или гневе.
Волосы у него были черные, почти как агат, довольно длинные, но, тем не менее, он выглядел скорее как бизнесмен, нежели как рок-звезда. А может быть, и не как бизнесмен, а как кузнец-молотобоец. В нем было нечто такое, заметное даже в кадре, что исподволь говорило о том, что его тело состоит из одних мышц и костей, а его хозяин обладает громадной физической мощью.
Нечто, о чем упоминала Барбара, выдавало в нем всепоглощающую мужественность, тем более что он не казался человеком, который слишком об этом заботится…
Внезапно сюжет закончился, и в эфир пошла реклама упаковки для сэндвичей.
Брин тут же расслабилась, сменив странную позу, и сбросила напряжение с мышц. "Я же никогда не встречалась с ним", - напомнила она себе.
Но даже когда она закончила свою гимнастику, приняла душ и легла, уже поздно ночью, в постель, она не могла не думать о нем.
И воображать, на кого бы он мог быть похож.
И могла бы она сдерживать эти противные мурашки, которые бегали у нее по спине, когда она видела золотистый огонь в его темных глазах.
"Это все не имеет ни малейшего значения. Возможно, он даже не обратит на меня внимания среди прочих других", - подумала она.
И на этой печальной ноте заснула.
Но ее мечта сбылась с точностью до наоборот, тогда, во вторник, когда они почти пятьдесят минут находились в Фултон-Плейс.
Брин вдвоем с Барбарой, нервничая и болтая о пустяках, делали упражнения на разогрев, когда их хороший знакомый хореограф-постановщик отозвал Барбару в сторону. Несколько мгновений спустя Барбара и хореограф пришли назад и в возбуждении потащили Брин с собой.
- Он говорит, ты идеально подходишь… - начала Барбара.
- Это значит, что и оплата пойдет по другим расценкам, - заметил хореограф.
- А работы почти не прибавится!
- Ли сам объяснит тебе, в чем дело.
Врин вдруг обнаружила, что стоит прямо перед ним, а ведь она даже не заметила, когда он вошел. Барбара произнесла впечатляющее представление, он слегка улыбнулся, вряд ли придав ее словам большое значение.
Его глаза - необычного орехового оттенка, вдруг поняла она, с ободком цвета красного дерева вокруг желтовато-зеленой радужки, - смотрели прямо на нее. Они медленно оглядели ее с головы до ног, будто раздевая, и снова вернулись, чтобы поглядеть ей в лицо.
- Брин Келлер? Так вы еще и фотограф, ага. Приятно познакомиться.
Ее кисть оказалась в его руке. Жесткой - с грубыми мозолями на ладони. Большой - такой, что полностью поглотила ее изящные пальчики.
Обжигающей…
По мере того как его кипучая энергия проходила по его телу, делая его взрывоопасным как вулкан, его сила тем не менее становилась обманчиво спокойной, как увенчанный вечными снегами горный пик под синим небом.
Этот жар, казалось, побежал волнами по ее спине.
Она высвободила руку из его руки - точнее сказать, выдернула, - и отступила на шаг.
- Да, я Брин Келлер. Если вы объясните мне, чего вы хотите, я доведу до вашего сведения, способна я это сделать или нет.
Леденящий…
Лучшего определения для голоса, которым она это сказала, не найти. На самом деле она вовсе не хотела выглядеть холодной, однако…
Оказалась на самой грани, где холодность переходит в невежливость.
Глаза с золотыми искорками сузились, хоть и едва заметно.
- О, я вполне уверен, что вы справитесь, мисс Келлер, - сказал он, лениво растягивая слова. - Вполне уверен. Тони объяснит вам замысел.
Он повернулся и ушел прочь.
Глава 2
Даже первый, вскользь брошенный Ли Кондором взгляд на девушку, мог иметь серьезные последствия.
Когда он прибыл в Фултон-Плейс, бурная деятельность была в самом разгаре. Когда Ли вошел, никто не обратил на него внимания. Танцовщики - в тренировочных костюмах всех форм и расцветок - двигались в веселом беспорядке, разминая мышцы. Седовласый плотник заканчивал что-то прибивать на верхней ступеньке длинной винтовой лестницы, а Тони Эсп, хореограф, и Гэри Райт, главный режиссер, о чем-то спорили, устроившись на ее середине.
Ли бросил быстрый взгляд на изящный портал и огромную бальную залу. Ни Перри, ни Эндрю, ни даже Мик еще не изволили приехать, хотя было уже десять минут одиннадцатого, поскольку все они пропели эту ночь в казино, празднуя возвращение в Тахо и вплоть до самого рассвета провозглашая тосты друг за друга.
Однако, подумал Ли, улыбаясь про себя улыбкой тающего человека, Перри и Эндрю обязательно подъедут к десяти. Они давно усвоили, что, когда они работают, они - команда, поэтому они должны быть учтивыми и не подводить друг друга. Это означало ценить время друг друга и не срывать съемки.
Взгляд Ли случайно упал на танцовщиков. Десять парней, десять девушек. Большинство из них очень молоды. Возможно, просто ученики старших классов или учащиеся колледжей, старающиеся попасть в шоу и Тахо. Ну что ж, если кто-то с его помощью получит шанс, он будет чертовски рад. Шансы - они вообще редко даются.
А когда Ли без особого интереса рассматривал танцовщиков, он заметил ее.
Девушка перегнулась в талии, вытянув спину параллельно полу, потом наклонилась так, что ее голова почти коснулась земли. На ней были ярко-розовые колготки и черное трико. Ли почти не разглядел ее лица, все, что он заметил с первого взгляда, это ноги - изящные, но мускулистые. И он не мог не заметить приятной округлости попку. И не потому, что она венчала эти длинные ноги, но оттого, что находилась прямо перед ним…
Девушка выпрямилась, вытянув руки над собой - будто хотела дотянуться до неба, потом изящно их развела.
Что-то в этих движениях загипнотизировало его.
После Виктории у него было много женщин, но ни одна не вызывала у него таких чувств с первого взгляда. Смерть Виктории сильно изменила его, и далеко не к лучшему.
В прежней жизни если он иногда и думал о Виктории таким образом и она бы об этом узнала, то действительно решила бы, что он сошел с ума.
Ли слегка одернул себя. Какие бы ошибки он ни совершал, какие бы ошибки ни совершала Виктория - все было в прошлом. С этим покончено. Страдания от того, что произошло, лучше его не сделают. Возвращаться было поздно.
- Ли, ты уже здесь! Я не видел, как ты вошел.
Ли обернулся, услышав возглас Тони Эспа, который шел к нему, широко улыбаясь и протягивая руку для рукопожатия.
- Привет, Тони, - сказал Ли, пожимая протянут тую руку и улыбаясь в ответ. - Я только что вошел. - Он сделал широкий жест, указывая на центральный вход и главную бальную залу. - Здорово выглядит. Как ты думаешь?
- День и ночь, - ответил Тони с усмешкой. - Должен признать, я думал, ты бредишь, когда покупал и ремонтировал это здание, но ты все сделал правильно. Насколько я слышал, это обошлось дешевле, чем аренда, а ты еще и обзавелся потрясающим домом. Ты ведь хочешь переехать сюда после съемок?
Ли покачал головой:
- Мне нравится мой старый дом. Или мой новый дом - это как посмотреть.