- Все мое нижнее белье перерыла, пока его искала, Эдди? Спорю, что начала ты оттуда! - говорю я ледяным тоном. Молчит, значит я угадала. - Если Монацелли уже сказал вам имя, Леклер, давайте срочно обменяем его на новенькие погоны. Ведь обещания для вас пустой звук, - картинно взмахиваю я рукой в сторону Карины. - Так вы давно разговаривали с полковником?
На лице у Карины выражение страдания. Она вообще ничего не понимает.
- Что вам надо, доктор Конелл?
- Звоните в Штаты и срочно выправляйте юридические документы, где будет указано, что все как в браке: по завершении трудовых отношений блага напополам! Пока бумаг нет, меня у вас тоже не будет. На документах должны стоять все подписи, кроме одной - полковника. Два экземпляра, один для вас, другой - для меня. Ну, на этом все, отдыхайте, агент. Выглядите так, будто по вам кто-то проехался. - Я хлопаю его по плечу, снова целую его в щеку, а затем ухожу. - Ну в раз у меня отпуск за ваш счет и погода ужасная, пойду, наконец, займусь куплю родителям сувенирчиков!
В номере я беру ноутбук и лак для ногтей. Закрываю дверь и капаю капельку розового лака на пол. Если кто-то войдет, дверь свезет лак, и я узнаю. Потому что не родился еще человек, который может не свезти лак для ногтей!
Я наклоняюсь за плоским камушком и бросаю "лягушку". Но море все еще неспокойное, и после трех ударов о воду он тонет. В штиль я могу бросить "лягушку" на восемь прыжков. Мой многообожаемый сосед Коул бросал на девять, но меня все равно считали чуть ли не чемпионкой, так как не каждый мальчишка сумеет повторить мой рекорд. Это был особый ритуал издевательств над приезжими. Девчонка вас влет побьет. У выходцев побережья свои законы и игрушки. Мы прекрасно плаваем, и нет ни одного ребенка, который бы ни разу не встал на доску для серфинга.
Передо мной лежит мертвая медуза, выброшенная штормом на берег. Я боюсь медуз. Не могу выносить, когда их маленькие скользкие тела касаются моей кожи, и довод "не укусит" не действует. Они противные. Почти как тараканы. Те тоже не кусаются, но от этого менее гадкими не становятся. Я наклоняюсь к медузе. Фу-фу-фу. Мне всегда приходилось делать вид, что я их не боюсь, а то бы меня обсмеяли с ног до головы. Но от этого мое сердце не перестает попыток остановиться при соприкосновении с медузой.
Сажусь на колени и смотрю на медузу. Прозрачная и безобидная. Пока не попадает в ладонь, когда ты гребешь на глубине. Вот тогда самое время утонуть. Пальцем трогаю мертвое медузье тельце, вскрикиваю, вскакиваю, начинаю отряхивать палец и отплевываться. Ну с чего я могла подумать, что высушенная солнцем медуза чем-то лучше живой? И после этого я гордо называю себя доктором философии. Начинаю хохотать. Со стороны, готова поспорить, смотрится мое поведение маразматически.
Это мне урок, который стоит перенести и на Шона. Несмотря на то, что сейчас он ведет себя на удивление хорошо, суть не поменялась. Он все еще черствый ублюдок, который может ужалить и обидеть.
Снимаю кеды и шагаю в воду. После шторма она холодная. Я бреду в сторону бунгало хакеров. Не знаю зачем. Просто, чтобы убить время. Непосредственно к бунгало я не иду. Стою и смотрю издали. Я всегда наблюдала за жизнью Бабочек сквозь щелку в заборе. Сквозь окошки домика Шона. Но с этим покончено. Бабочки уже не те, что прежде. Пентагон-скандал уничтожил все. Я ненавижу человека, который решился на памятный славный подвиг, он порушил мечты тысяч и тысяч людей во всем мире. Людей, которые надеялись и стремились. Теперь стать Бабочкой не менее почетно, в сотни раз более опасно. За ними следят. Они были богами, а теперь за ними по всему миру таскается прилизанный маньяк. Вздрагиваю от этих мыслей, разворачиваюсь и иду в отель.
Захожу в холл и вижу двух дедушек-итальянцев, играющих в шахматы. Подсаживаюсь и смотрю. Разумеется, мне тоже предлагают сыграть. Мы с папой играли в шахматы с тех пор, как мне исполнилось… лет шесть, наверное. Я играю хорошо, даже слишком. Итак, я обыгрываю в шахматы двух пенсионеров. Джоанна Конелл, кажется, совсем опустилась. Иду в сторону собственной комнаты. Лак, конечно, смазан. И смазан так, словно его и не было. Вздыхаю и открываю дверь. А что мне это дает? Либо это горничные, либо Леклер, либо еще и Картер. Как ни крути, а я подозреваю всех хором.
- Привет, Леклер, - говорю я.
На моем письменном столе лежат документы. Но я все равно не верю, что он заходил только за этим. Я не юрист, я не доверю своим не испытанным на юридической практике мозгам жизнь своего отца! Я могу только пригрозить взорвать перегрузом все мэйнфрэймы ВВС. Очень крутая угроза, но за это я буду объявлена национальной преступницей. И на эшафот мы с отцом пойдем вместе.
А потому я беру документы и иду к бунгало снова. Потому что Леклеру я даже отправку факса больше не доверю! Стучусь. На небе собираются тучи. Новый шторм? Я категорически отказываюсь застревать с Картером под одной крышей на еще одну ночь. Пока я смотрю по сторонам, дверь открывается. На пороге Шон лично. В руке - стакан. И прежде, чем успеваю подумать, что говорю, язык сам выдает:
- Ты слишком много пьешь. - Но он всего лишь поднимает брови, ждет, когда я перейду к конструктивной части. - Мне нужно отправить факс.
Шон отталкивает дверь, не говоря ни слова. Демонстрирует, что я могу зайти. Я прохожу внутрь домика, который рассматривала в камеру и машу ладошкой агентам. Картер спускается вниз, в подвал, там они работают. От обилия техники у меня перехватывает дыхание. Я хочу это все и сразу.
- Факс, - сухо говорит Шон, и садится на один из столов. Даже вид не делает, что доверяет мне. Я набираю номер отца. У него ночь, но на военной базе можно найти факс в любое время суток.
- Пап, привет, - говорю я.
- Что-то случилось, Джо?
- Нет. Мне нужно, чтобы ты принял факс. Перезвони, как его найдешь, и дай мне номер.
Чтобы не молчать, пока ждем, завожу дежурный разговор.
- Думала, вы работаете допоздна.
- Так и есть.
- Но…
- Электричество еще не починили, а у меня генератор много техники не потянет, так что у всех что-то вроде выходного, - сухо отвечает Шон.
- Понятно, - киваю я.
В этот момент, к счастью, раздается звонок, и я начинаю давать отцу указания:
- Проверишь у юристов. Есть одна контора… я даже не знаю как тебе передать… ах да, у Брюса должен был остаться мой старый ежедневник, там записан адрес, прямо на форзаце. Только сделай это срочно!
- Я люблю тебя, Джо, - тихо говорит он.
- Я знаю, - вздыхаю я и отключаюсь.
И ухожу обратно в отель. От бесконечного хождения у меня сильно болят ноги, и завтра мне возвращаться на службу Отечеству.
И хотя Шон пообещал мне помочь, и хотя я хочу, чтобы у Бабочек все сложилось хорошо, я ищу хакера сама. Не могу я довериться. Не мое это! Сижу, весь день просматриваю записи с камер наблюдения. Глаза болят. Хочется отвлечься. Это тяжелый труд. Ну, когда приходится вдумываться. Разумеется, большая часть записей - фигня. Самый интересный фрагмент, на мой взгляд - приезд хакеров на Сицилию. Шон объявился на Сицилии за месяц до остальных. Что они с Манфредом здесь делали? Документы о передаче Бабочек готовили? Не знаю. В общем, Манфред приводит остальных, рассказывает, как будет проходить работа, а затем эти двое - в смысле бывший и будущий сеньоры хакеры - остаются наедине.
- Твоя работа найти нам приличного параллельщика, - обвиняет Монацелли Шон.
- Я одного знаю не просто приличного, а очень классного, и этот кадр попросту тухнет на военной базе ВВС, развлекаясь запуском ядерных боеголовок на Иран и их отзывом. Только сможете ли вы вместе работать?
- Я смогу работать с кем угодно. Только она тебя пошлет быстрее, чем успеешь сказать пару фраз.
- Картер, как ты ухитрился потерять такого программиста?
- Я, Манфред? - Шон выпрямляется во весь рост и буквально нависает над итальянцем. - Ты набрал в Бабочек всякой швали, Такаши туда же, и ты мне теперь говоришь, что я прошляпил Джоанну Конелл?! Я много лет твердил, что нет у нас параллельщиков, а ты что? Гнул свою линию, что тебе никто не указ. Вот и наслаждайся теперь обществом тех, кто остался, потому что, такими темпами, и нас посадят, а сам ты уже никого не наберешь!
- Ладно, не спорю, доля моей вины тоже есть. Ты просто внятно объясни мне, что вы с Джоанной Конелл не поделили? - спрашивает Манфред.
- Журнальный столик.
Леклер входит именно в тот момент, когда я сгибаюсь пополам от хохота на стуле.
- На сегодня, я полагаю, все?
- Я тоже… так… полагаю, - выдыхаю я на каждом слове, протирая глаза от слез.
Сицилия медленно, но верно становится моей клеткой. Есть здесь люди, с которыми я не могу общаться, есть те, с которыми не хочу, есть те, с которыми пыталась, но ничего не вышло. Сижу на пляже, но море совсем не такое веселое, как в детстве. Я пытаюсь складывать все, что происходит в бунгало в отдельную картинку, но на кого не смотрю, кажется, что кругом одни лишь жертвы обстоятельств. Злодея вычислить просто в книжке, когда тебе предлагают полный ассортимент персонажей, и один из них непременно злой. А тут… кто злодей? И кому я могу верить? Вообще-то я не вижу ни одного полностью положительного героя. Все они играют. Со мной и друг с другом… Вот как сейчас. Иначе почему бы еще рядом со мной оказалась Карина?
- Не возражаешь?
Я не знаю, что на это ответить. Пожимаю плечами. Иногда я не понимаю, каким образом мы с Шоном вообще ухитрились сойтись. Если он любил Карину, если она в его вкусе, то каким ветром его могло вынести на меня? Мы же с ней настолько разные, что говорить даже о дне и ночи, воде и огне не приходится. Мы вообще несравнимы. Вот просто нет, вообще. Она из мира соболей и бриллиантов, а я - текилы и серфинга. Без Шона Картера мы бы не пересеклись никогда. Не в этой реальности!
- Нас подслушивают? - опасливо оглядывается Карина.
- Конечно, - отвечаю я.
- Кто?
- Не знаю, все? - Я прикусываю собачку молнии не куртке, стараюсь смотреть только на море. Присутствие пани всегда роняет мое настроение. Хотя сегодня, пожалуй, и без ее участия оно не блещет.
- Здесь так одиноко, - вдруг говорит она. Стараюсь не выдать удивления. Но мир определенно с ног на голову переворачивается.
- Ты просто скучаешь по Алексу. - Сухо сообщаю я, потому что я скорее с Келлерер еще разок подружусь, нежели с Кариной Граданской.
- Нет. В смысле да, но не в этом дело. Просто я не чувствую, что мне здесь хоть кто-то рад. После Пентагона это наш первый общий проект. Все боялись встречаться, боялись взглянуть друг другу в глаза. И до сих пор вместе нам совсем не так легко, как прежде. Осознание, что один из нас предатель, который всех подставил, не способствует налаживанию отношений. Мы все друг друга подозреваем. Мы все друг для друга Леклеры. - Аа, ясно. То есть с остальными ей еще более некомфортно, чем со мной? Ну что ж, у меня для нее нерадостные новости. Я скорее с Шоном попытаюсь завязать задушевную беседу, чем с ней, хотя это и чревато.
- Как там поживает Алекс?
- Алекс?
- Алекс - единственная безопасная тема для разговора, которую я смогла придумать, - сухо говорю я.
- Нормально поживает. В данный момент с детьми.
- Ты уверена, что это хорошая идея - оставлять мужчину одного в стране с детьми?
Карина смеется. Ненавижу ее. У нее даже смех красивый.
- Поверь, кроме как на детей, сил у него ни на что не останется вовсе.
Это не то, что я слышала об Алексе, но благоразумно решаю промолчать. К тому же мне плевать. Но затем она добавляет нечто интересное:
- В любом случае я скоро вернусь, проект не продлится больше месяца, так что мы доживем. Должны.
Не больше месяца, значит… это мне подходит. Самые последние лучи солнца скрываются за водной гладью, и мы погружаемся в темноту. Мне надо бы вернуться в отель. К видео файлам, но от них, если честно, уже тошнит. Карина молчит, неотрывно смотрит на воду.
- Джоанна, я хотела тебе сказать, что сторону выбирать все равно придется. Одной тебе не справишься. Кому ты доверяешь?
- Я никому не могу доверять.
- Так не выжить…
- Главное не выбрать, а чтобы выбрали тебя.
Она как-то странно притихает. Это прозвучало весьма двусмысленно.
- Шон, я думаю, ему ты можешь верить, - говорит она опасливо. Я надменно усмехаюсь. А она долго смотрит на меня.
- Зачем ты мне это говоришь?
- Потому что он не такой, как тебе кажется.
- Не такой? А какой?
- Он не плохой, Джоанна.
- Ты не все понимаешь. Дело не в том, кто плохой, а кто нет. Все сложнее. Знаешь, я должна тебя поблагодарить. Ты сдала мне козырные. До того, как я узнала вашу с Шоном историю, мне нечем было крыть. Вообще. А потом… потом каждый раз, когда он начинал зарываться, я хлестала его именно тобой. - От этих слов она вздрагивает. - Так что каким бы замечательным Шон ни был, мы четыре года друг друга прокручивали в мясорубке, устраивали персональный ад. И это с вами он может быть хорошим, не со мной. И я не верю, что он мне желает только добра. И я не стану ему безоговорочно доверять. Больно было. Подставляться снова нет ни малейшего желания.
- Что ж, я тебя поняла, - хрипло говорит Карина, а потом откашливается. - Хм, ты знаешь что пропало из данных Пентагона, Джоанна?
У меня аж дыхание перехватывает.
- Нет.
- Карты.
- Карты? - Это кажется совершенно невероятным. Зачем кому-то могли понадобиться карты?
- Сами по себе они абсолютно бесполезны. Это просто карты с обозначением полной застройки Земли. Они ежедневно обновляются со спутников, и они пропали. Можно говорить о том, что кто-то хотел построить локационную модель, но нет. Каждый день военные отслеживают количество поступающих на спутник запросов, но ни одного лишнего никто не засек. Карты просто где-то лежат. Ситуация очень сильно напоминает чью-то злую шутку. Именно по этой причине власти так озадачены и все еще тянут с поимкой злоумышленника. Не взлом, а показуха. Взяли трофей, на стенку повесили. Но, надо отдать этому гению должное, именно благодаря этому я осталась на свободе. Мне нужна была не слава, а деньги. А наш взломщик явно жаждет величия. Поэтому Леклер и думает, что это Шон себе такую корону приобрести вздумал. Что ж, не стану тебя утомлять своим обществом далее. Спокойной ночи, Джоанна.
Она ушла, а я сижу в темноте в одиночестве и жду озарения. Какому ненормальному могли понадобиться карты застройки, если они просто лежат? Или им нужен был спутник? Но они не направляют спутник, просто используют, да и то единственным доступным образом? Даже Шон бы не перепрограммировал спутник, перебив единолично коды военных. Той ночью я не сплю. Не понимаю, а когда я не понимаю, я сама не своя. Может, прав был агент, что не сообщал мне эту информацию. Определенно сбивает с толку.
Я встаю и иду в бар. Там сидит Леклер. Сюрприз. И, пожалуй, приятный. Разговор с ним мне не помешает.
- Вы слышали? - спрашиваю я.
- Конечно.
- И что вы можете на это сказать?
- Есть идеи?
- Если бы были, я бы уже спала, - ворчу я. - Вот почему вы ищете исполнителя, а не заказчика?
- Даже если подумать, что он был, доказать, что кому-то понадобился голографический глобус, не так просто. Для чего? Либо заказчик сам крутой программист, который будет использовать получаемые координаты. Но, опять же, военные уже тысячу раз сменили адреса обращений к спутникам, пытались таким образом выманить хакера, но нет. Ни единой попытки взлома.
- Хреновая у вас работа, агент.
Сидим с ним в баре и пьем. А я еще обвиняла Шона чуть ли не в алкоголизме. Спиртное, кстати достаточно развязывает мне язык, чтобы наконец, спросить:
- Почему вы так по-дурацки зализываете свои волосы? - Бармен смотрит на меня и хмыкает. Он тут, кстати, забавный. Мне этот парень определенно нравится.
- Потому же, почему вы не носите раздельное бикини, доктор Конелл. Все всегда предельно просто.
Я застываю на месте.
- Смелее, - подбадривает меня Леклер.
Подавляя неприязнь, запускаю пальцы в его волосы и обнаруживаю под ними большой рубец. Из моего горла вырывается странный звук.
- Это пулевой ожог. Ваша очередь?
Вместо ответа я роняю голову на сомкнутые на барной стойке предплечья и начинаю плакать. Леклер ведет рукой по моей спине прямо по одежде и добирается до места, откуда начинаются шрамы. Собственно, их и искать нечего. Там их очень-очень много, начинаются они чуть ниже поясницы и идут вверх, почти до самых лопаток… Леклер, как и я, отдергивает руку и трет пальцы. А я не могу остановиться, не могу перестать плакать. Бармен, наконец, догадывается напоить меня успокоительным.
- За что он это сделал?
- Я не знаю, - всхлипываю я. - Или знаю. Понимаете, агент, это удивительно, но женщина может продолжать уважать мужчину даже после такого. - Я указываю на собственную спину. - Бояться, но уважать. Но если он ухитряется свалить на ее свои проблемы, потому что сам с ними справиться не смог, - нет. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Тогда в ее глазах он просто перестает быть мужчиной, опорой. Кто бы он ни был: муж, брат, друг, любовник или… - и на выдохе я заканчиваю, - отец. Так что в тот день, когда я уехала на Сицилию, я потеряла своего папу. Ничто никогда не будет так, как прежде. Я больше никогда не позволю себе на него положиться. А Шону Картеру браво, собственную только зрения он до меня донес однозначно, но все-таки можно было выбрать способ помягче, чем стеклянный журнальный столик.
Глава 8. По Фурье
Семь лет назад
Во вторник вечером в общежитиях отключили электричество. Цунами обрушило электропровода на всем побережье. Мы пришли совершенно неподготовленные к лабораторным Шона, так как у нас тотально сели аккумуляторы. И он рассвирепел. Он рвал и метал, и все страшно перепугались. Никто не понимал, что мы должны были в такой ситуации делать. Но, как выяснилось, претензии были вообще не в к нам.
В рекордные сроки в аудиторию были вызваны начальники общежитий, техники, заведующие учебной частью, а также пара проректоров и несколько совершенно неопознанных личностей. И всему этому звездному составу была устроена выволочка по первое число. Дошло до отчетов и объяснительных. Занятия были сорваны во всем университете. Начали собираться комиссии. Ректор негодовал. Как же можно оставить человека одного-одинешенька и беззащитного во всем враждебном мире? Нужен как минимум один родственный компьютер на душу! Мы стояли перед огромной аудиторией и слушали сбивчивые объяснения и оправдания нашего, по большей части, свирепого коменданта перед вальяжно раскинувшимся на первой парте ректором.