- Просто думаешь, будто так романтичней, - заключила миссис Хили, улыбаясь все шире, отчего на ее щеках образовались ямочки. - Понятно.
Реджис кивнула, поежилась, смутилась. Задумалась, станет ли когда-нибудь такой, как миссис Хили в мужниной рубашке поверх бирюзового купальника, в шлепках, безмятежно поливающая квадратный метр ярких розовых петуний. Неужели ангст - наследственный дар Салливанов?
- Реджис, - окликнул ее Питер, выскочив из задней двери.
Увидев его она испытала облегчение и чуть не заплакала. Высокий, загорелый, темноволосый, в меру мускулистый, он схватил ее в объятия, прижался губами к ее губам, и Реджис в его руках обмякла.
- В чем дело? Почему ты дрожишь?
- Просто очень рада тебя видеть, - вымолвила она, сдерживая слезы. - Даже не представляешь, какое безумие творится дома.
- По-моему, представляю, - возразил он. - Отец вернулся из тюрьмы.
Она дрогнула, сморщилась, как от пощечины. Заверила себя, что Питер это сказал не нарочно. Он еще не знает отца - никто не знает его, изгнанного с берега.
- Как вчера порыбачили? - спросила Реджис, стараясь вернуть беседу в нормальное русло.
- Выпили много пива, поймали много рыбы, отлично провели время.
Она схватила его за руку, желая из него вытянуть что-то - любовь, понимание, в чем отчаянно сейчас нуждалась. Бросилась бежать - он за ней - по тенистой Каввью-роуд, к эстакаде, где поезда шли вдоль узкой полоски частного пляжа. Под ярко сиявшим солнцем думала, что если удастся остаться вдвоем с Питером, наедине, то к ним вернется чувство, испытанное в волшебный дождливый день.
Взобравшись на берег, они увидели стаю птиц-песочников, вспорхнувших вдоль поднимавшейся приливной волны, и пошли рядом с рельсами мимо заливных болот, позолоченных илом, заросших высокой травой. Глядя вниз, Реджис видела голубоватых крабов, которые копошились на мелководье, прячась в мелкие норки. Перед высоким ржавым железнодорожным мостом сердце ее затрепетало. Мост тянулся над Дьявольской пучиной - речкой в скалистом ущелье с бешеными водоворотами и воронками, образующимися во время прилива.
- Когда следующий поезд? - нервно уточнил Питер.
- Хочешь, чтобы мы в него сели? - спросила она, стиснув его руку.
- Ходить по эстакаде опасно.
- В любом случае вместе погибнем, - сказала она, и он мрачно взглянул на нее.
Они приближались к самому опасному месту. Если поезд пройдет раньше, можно сбежать либо с одной стороны на берег, либо с другой в болото. Но если грохочущий локомотив появится прямо сейчас, останется только прыгать в Дьявольскую пучину. У Реджис колотилось сердце. Раньше она уже прыгала и теперь испытывала неудержимое, бешеное желание.
Питер, озираясь по сторонам и прислушиваясь, не стучат ли колеса, несся во весь опор по высокой узкой эстакаде. Реджис разочарованно наблюдала, желая внушить ему свой восторг. Старые перекладины между рельсами потрескались, сквозь трещины виднелся бурный поток. В Дьявольскую пучину не ныряют даже самые храбрые парни из Хаббард-Пойнт, которые в полночь пробираются по кошачьим тропкам по мосту над рекой Коннектикут, хватаясь, пока руки держат, за тросы, а потом прыгают на глубокую середину реки. Ей хотелось произвести на Питера впечатление, удивить его.
Однако она не решилась. Вскочила на гладкий гранитный валун, откуда они по каменному склону взобрались на вершину, поросшую соснами. Скала даже сейчас была усеяна сломанными ветками, с которых содрал кору сильный морской ветер. На самом пике среди вьющихся лоз и маленьких дубков была пещера индейского вождя. О ней почти никто не знал - отец показал ее миру на снимках. Реджис с Питером перебрались через склон и обнялись в пещере. Ее сердце билось сильно и часто. Питер остолбенел.
- Потрясающе, правда? - спросила она.
- Почему обязательно надо… - начал он и умолк.
- Что?
- Ничего. - Он обнял ее крепче и поцеловал.
Потом они легли на холодные камни, глядя в глаза друг другу, успокаиваясь. Питер прижался губами к ее согретой солнцем коже над ключицей, она ощутила вкус его соленого пота. Хотела прямо здесь и сейчас утонуть в его объятиях, никогда уже не выходить из пещеры.
- Кто был с тобой на рыбалке?
- Целая куча ребят.
- Только ребят?
- Реджис, брось.
- Признайся. Девчонка из Нью-Йорка тоже была? - Возникшее в глубине души беспокойство заклокотало.
- Слушай, я собираюсь не на ней жениться, а на тебе.
- Твоим родителям она нравится больше, чем я?
- Хватит.
- Поэтому они недовольны, что мы собираемся пожениться? - Реджис была не в силах остановиться.
- Ты знаешь, почему. Мы еще слишком молоды. По их мнению, могли бы подождать.
- Твои родители очень счастливы, - проговорила она. - Оба были первой любовью друг друга.
- Угу, но всегда повторяют, что поженились только после окончания юридической школы, - заметил он, обнимая ее и как-то сердито поглаживая по спине.
- Разве это не пустая трата времени? Они все это время могли быть вместе, но не были.
- Ну, наверно, заканчивали учебу и прочее.
- И мы закончим учебу. - Она поцеловала его, а потом отодвинулась, посмотрела в глаза. - А по ночам будем вместе. За завтраком, за обедом и ночью.
- Можно бы обождать… три года до выпуска.
- Три года? - с болью переспросила Реджис.
- Я же не говорю, что это обязательно, - быстро оговорился Питер. - Попросту пересказываю, что родители говорят. Знаешь, они нам помогут деньгами и прочим, но все время задают практические вопросы. Страховка, машина, всякое такое…
Она затрясла головой, отчего из глаз выкатились горячие слезы. Реджис зажмурилась, стараясь их сдержать. Кого волнуют подобные вещи? Разве Питер не знает, что упущенного времени не воротишь? Три года - половина шести; каждый день, каждая минута жизни уникальны, другие их никогда не заменят.
- Когда кого-то любишь, - проговорила она, по-прежнему зажмурившись, едва узнавая собственный голос, - с ним хочешь все время быть вместе. Если очень хочешь, то отбрасываешь всякие практические соображения.
- Реджис…
- Страховка, машина… Кому это нужно? Любовь наполняет мир красками, а потеряв любимых, просыпаешься в черно-белом кино.
Питер погладил ее по щеке, поцеловал в губы, горячие, мягкие. Они слились воедино.
- Можно было сделать это на Литл-Бич, - сказал он, когда они оторвались друг от друга. - Гораздо проще. И не менее красочно.
- Но не так волшебно, - возразила она. - Там не было бы такого уединения, такого вида.
Реджис махнула рукой на вершины деревьев у пролива, на свет, сиявший всеми оттенками синего - лазурным, свинцовым, бирюзовым, кобальтовым, цвета морской волны. На поверхности воды сверкало солнце, в ярком небе медленно кружили белые птицы - чайки и крачки.
- Только… - запнулся он, - зачем ты все превращаешь в какое-то жуткое испытание?
- В какое испытание?
- В прогулку по рельсам над Дьявольской пучиной. В Хаббард-Пойнт куча мест, куда можно пойти. На Литл-Бич, к болотам, даже на кладбище. А тебя всегда тянет к опасности.
Реджис крепко закрыла глаза. "На тонкий лед", по выражению матери. Почему Питер не чувствует сладости и волшебства, как в тот дождливый день?
- Из-за отца? - расспрашивал он. - Потому что он тебя когда-то сюда привел? Откуда такое желание подражать ему?
- Не желание, - шепнула Реджис. - Я и есть такая, как он.
Питер прав. Без отца она этого места не знала бы. Он однажды собрался на эту скалу, чтобы создать здесь скульптуру из камней и сучьев.
- Пап, я с тобой пойду, - взмолилась она. Мать и Агнес сидели на изгибе берега, он повесил фотоаппарат на плечо, готовясь нести инструменты через железнодорожный мост. - Помогу строить замок.
- Знаю, детка, - кивнул он. - И тоже хочу, чтобы ты со мной пошла. Только помнишь, что я говорил? Детям нельзя ходить по рельсам.
И Реджис с содроганием вспомнила. Когда ей было пять лет, отец взял ее на руки, показал на рельсы и рассказал о гибели мальчика, с которым они с сестрой в детстве дружили.
- Тогда и ты не ходи!
- Я взрослый, - объяснил он. - Делаю свое дело. Посмотри на упавший ствол вон там, на камнях. Хочу сегодня поспешить, поснимать до заката. Разве не здорово будет, когда весь Пойнт протянется в заводь?
- Тогда возьми меня!
- Реджис, - сказал он, - не во всякое место отец может взять с собой дочь. Это меня огорчает, но такова жизнь. Я рассказывал тебе о мальчике, которого сбил поезд. Хочу, чтобы ты пообещала никогда, ни в коем случае не ступать на рельсы.
- Не дам, если и ты не дашь, - заявила она.
- Джон, - сказала мать, и Реджис даже тогда расслышала напряженный натянутый тон, - может быть, твоя дочка права.
Ей навсегда запомнились глаза отца, улыбнувшегося в ответ - сверкающие, синие, невероятно счастливые. Она видела, как он колеблется, желая угодить и жене, и дочери, потом переводит взгляд на гранитную скалу за железнодорожным мостом. Хотел пообещать и не смог, выбрав работу, связанную с риском. Или любовь к риску заставила его выбрать работу.
Реджис предстояло сделать свой собственный выбор: спокойно жить с матерью на берегу или взлетать с отцом к небу. Она равно любила обоих, но знала, что жажда приключений у нее в крови и в душе.
В тот день она припомнила каждый свой переход через высокую эстакаду. Припоминала каждый раз, глядя на сделанный им в тот день снимок. Выдержанный в тонах сепии, он напоминал фотографию столетней давности, запечатлев упавшие, посеребренные ветром сосновые ветки, которые отец собрал, выстроив из них замок, и плоские камни, сложенные в виде зубчатой крепостной стены перед устьем пещеры.
Должно быть, он установил аппарат прямо у входа: снимок был сделан как бы из укрытия и в то же время с перспективной точки. Как он и задумывал, мыс протянулся в золотистую воду, прочно ограничив кадр справа. Одни сравнивали его скульптуру с песочным замком, другие видели в ней нечто более возвышенное. В одной рецензии говорилось об "устремленности в небеса". Тетя Берни называла ее кельтской башней вроде каменного столба, дольмена. Для Реджис она всегда оставалась руинами замка вроде тех, которые отец со временем отыскал в Баллинкасле.
- Ты хоть чему-нибудь научилась в Ирландии? - спросил теперь Питер. - Могла погибнуть на утесе, наверно, на таком же, как этот. Отец тебя не уберег и поэтому очутился в тюрьме.
- Очутился как раз потому, что меня уберег! - возразила Реджис.
- Он кого-то убил. Мой отец звонил своему приятелю в Дублин. Тот просмотрел дело, сказал, что твой отец признал себя виновным. Даже не пытался сослаться на самозащиту. Избил того типа и сбросил с утеса.
- И твой отец об этом расспрашивал?
- А ты как думала? Папа юрист, естественно, хотел знать детали. Зачем тогда нужны судебные протоколы?
- Твоего отца там не было, - задрожала Реджис. - Тебя тоже. Вы не знаете, что там случилось!
- Откуда мне знать, что случилось, если ты ничего не рассказываешь? Ни разу не говорила об этом. Ни словом не обмолвилась о том дне и о Грегори Уайте…
- Замолчи! - приказала она. - И никогда больше не говори, что мой отец сидел в тюрьме.
- Да ведь он сидел в тюрьме. Мог бы получше о тебе заботиться.
"Он и позаботился, - мысленно заявила Реджис. - Никто себе даже не представляет"… Она встряхнула головой. Откуда возникла подобная мысль? Как будто наполовину вспомнился сон, замерцал в памяти за гранью сознания.
- Ну, оставим Ирландию, - продолжал Питер. - Ему и здесь не следовало тащить тебя за собой на скалу, а надо было оставить на берегу с матерью.
- Да ведь он меня с собой не взял. В том и дело.
Не надо было вообще рассказывать.
Она упрашивала отца разрешить ей помочь ему строить замок из камней и сучьев, а он велел сидеть на берегу с матерью, играть с Агнес. И ушел. Она стояла, смотрела, как он становится меньше и меньше, шагая по рельсам со складным штативом на плече. Ожидая его возвращения, строила для него песочный замок, мать с Агнес таскали сырой песок для башен. Через двадцать минут его размыли волны.
Сейчас на глаза ей попался кусок дерева без коры и хвои, выцветший в непогоду до костяного серебристо-белого цвета. Реджис задумалась, давно ли он тут лежит, может быть, даже отец подобрал его для своей замковой башни тринадцать лет назад.
- Я люблю тебя, Реджис, - сказал Питер. - Хочу о тебе заботиться. Не карабкаться по скалам, а на берегу под солнцем строить с тобой песочные замки. Что ты скажешь на это?
- Скажу, что песочные замки непрочные, - прошептала она, пристально глядя в его голубые глаза.
Вдалеке прозвучал долгий скорбный свисток поезда, словно предупреждая о приближении чего-то ужасного.
Глава 14
Управляя делами монастыря, школы и виноградника, сестра Бернадетта привыкла принимать массу решений и в значительной степени руководить множеством жизней. Она устанавливает распорядок, расписание праздников и выходных, время молитвы, поста, высадки новых сортов винограда.
Погодой, конечно, не распоряжается - если молиться о суши для сладких сортов, то засуха погубит шардоне. С другой стороны, при обильных дождях корни подгнивают - однажды всем лозам на склоне грозила гибель. Берни все-таки попросила Тома выкопать в том году дренажные канавы и спасла урожай. Всегда новичкам повторяет: "Бог стоит у руля, а вы гребете. Приплывете в любой колледж, в какой пожелаете. Соберете виноградные гроздья, о которых мечтали…"
В данный момент в запылившемся одеянии, с грязными ногтями, она стояла на самом высоком холме в винограднике и смотрела, как ее брат трудится на берегу, зная, что он делает что-то не то. Услыхав скрип, оглянулась, увидела поднимавшегося по тропинке Тома с тачкой. Попробовала спрятаться в покрытых листвой лозах, но он уже увидел ее.
- Доброе утро, сестра.
- Привет, - ответила она.
- Что ты тут делаешь? - спросил он, громыхая тачкой и сворачивая с дорожки.
- Лозы подрезаю. По-моему, в этом году нас ждет хороший урожай.
- Угу, похоже на то, - буркнул он. - С ирригационной системой дела идут лучше?
- Кажется. Хотя хорошо бы, чтобы дождь пошел. Боюсь, как бы колодец не высох.
- Я за ним присмотрю, - пообещал Том.
- Приказав его выкопать, твой прадед вряд ли думал, что он будет снабжать водой монашескую общину, которая откроет школу и разведет виноградник.
- Наверняка думал. Больше всего на свете он любил монашек и выпивку.
- Ты, обыватель, - это не выпивка, - усмехнулась она, - а изысканное вино.
- Ты кого это назвала обывателем? - Том подошел поближе.
Берни шагнула назад, отвернулась. Дунувший по холму ветер бросил плат на лицо. Чувствуя, что Том стоит рядом, она откинула плат с глаз.
- Взгляни на моего брата.
Джон стоял на берегу у разбитого валуна, связывал цепью крупные осколки и вытаскивал на берег за линию прилива. Берни наблюдала за ним весь день. Теперь он взвалил камень на плечо, слегка пошатнулся и бросил в общую кучу.
- Сооружает новую скульптуру, - сказал Том. - Слушай, не ты ли его наставляла, советуя "сбросить с плеч ношу"?
- Хорошо бы. Хотелось бы мне вразумить их с Хонор.
- Да? Что бы ты им сказала?
- Посоветовала бы не ссориться из-за того, что им отлично известно. Они любят друг друга, у них трое детей…
- Утверждаешь, что дети связывают родителей? - спросил Том.
- Нет, не утверждаю. - Она сверкнула на него глазами.
- А мне только что послышалось.
- Зачем тебе вдруг понадобилось осложнять ситуацию? - спросила она. - Столько лет мы работали вместе изо дня в день. Я тебя вижу повсюду, ты ведешь за меня дела. Никогда никаких проблем не возникало. Почему теперь? Что случилось?
Он покачал головой, глядя на Джона.
- Все время их перед собой вижу. Джона и Хонор.
- Какое это к нам имеет отношение? - спросила Берни. Том искоса бросил на нее долгий мрачный взгляд, отчего она покраснела. Впрочем, не желая сдаваться, прямо взглянула ему в глаза. - Отвечай, Томас Келли.
- Слушай, - он схватил ее за плечи. - Может быть, ты прошла долгий путь, чтобы стать матерью-настоятельницей. Я этого не знаю и знать не хочу. Пусть для всех ты сестра Бернадетта Игнациус, а для меня по-прежнему Берни. Моя Берни…
Она заледенела, не в силах вымолвить ни слова.
- Разве любовь не священна? - допытывался он. - Разве бывает что-нибудь священнее, даже для такой верующей, как ты?
- Нет, - тихо признала она.
- О чем тогда еще говорить?
- Любовь для каждого разная, - сказала Берни. - Я люблю Бога. Сделала выбор и живу с тех пор такой жизнью.
- Знаю, - кивнул он, по-прежнему держа ее за плечи и глядя в глаза. Ей казалось, будто он хочет из нее что-то вытрясти… И вдруг Том выпустил ее. - Прости.
- Ничего.
- Просто Джон вернулся домой. И мне захотелось вернуть прежние времена. Помнишь? Когда мы все были молоды, куролесили на холмах… Помнишь, как тайком таскали вино из погреба моего деда, распивали за стенами?
- Помню.
- Тогда ты нарушала правила точно так же, как все.
- Правда. - Берни отвела глаза.
- Я думал, мы все вместе будем растить своих детей.
- Тебе надо жениться, - прошептала она. - Еще не поздно завести семью.
- Да? - спросил он. - Не будешь возражать, видя меня с женой и сынишкой в коляске?
- Не буду. Желаю тебе этого.
Том посмотрел на Берни сверху вниз, и она постаралась убрать с лица озабоченное выражение, скрыть волнение, думая прежде всего о том, чтобы Том ничего не заметил.
- Ах, Берни, вот моя семья.
Он повел рукой, охватывая широким жестом территорию Академии, виноградник, берег, ее, стоявшую рядом. У нее из глаз покатились слезы. Том протянул руку, большим пальцем смахнул их со щек.
- Все лицо перепачкала, - проворчал он. - Матери-настоятельнице больше нечем заняться, кроме подрезки виноградных лоз?
- Что может быть важней земледелия? - сказала она.
- Надо нам с этой парочкой что-то делать, - кивнул он вниз.
- Они в руках Божьих.
Том, прищурившись, покачал головой.
- Этого мало. Смотри, что он с нами сделал. Мы должны им помочь.
Они вместе смотрели на Джона, стоявшего на обломке валуна и размахивавшего кувалдой. Берни казалось, что каждый удар бьет прямо по ней. Она сложила руки, как в молитве, на самом деле, защищаясь от чувств, которые так долго скрывает.
- Джона всегда спасала работа. Он любит ее, ею живет.
- Как бы не покалечился, - проворчал Том.