Ползая на четвереньках, она сломала ноготь, подгребая к себе патрончик с помадой и пачку презервативов. Это явилось последней каплей. Слюни, слезы, сопли текли по лицу ручьем. Джилл свернулась клубочком и надрывно скулила по-собачьи. Она уродина! Одежда у нее уродская! Даже плачет она по-уродски…
Боль набухала внутри, как нарыв, и снова прорывалась потоками слез. Почему?! Этот вопрос она задавала себе миллион раз за жизнь. Почему именно ей выпало быть жирной, некрасивой, никому не нравящейся и уж тем более никем не любимой? Это нечестно! Почему она должна столько трудиться, чтобы переделать себя, когда стервам вроде Эрин и Пэрис все достается задаром?
Она вытерла лицо белым кружевным рукавом, собрала барахлишко в сумку и поднялась на ноги. Элегантная пожилая чета, вышедшая из "Ягуара", смотрела на нее с ужасом. Джилл показала им средний палец. Дама ахнула, мужчина покровительственно обнял ее за плечи и повел к клубу.
Джилл отперла машину, швырнула на пассажирское сиденье сумочку и вещи. Плюхнулась за руль, хлопнула дверцей и снова разревелась.
Ее хитрый план! Ее неотразимая обольстительность! Идиотка, каким только местом она думала?!
Джилл пришла в "Игроки", зная, что Джейд будет там; он пригласит ее выпить, она с ним начнет флиртовать и даст понять, что отмазала его перед тем легавым. Он, конечно, будет благодарен ей за верность и поражен ее смекалкой. А потом они поедут к нему и будут трахаться до изнеможения (план устранения Пэрис, пункт первый).
Но все сразу пошло наперекосяк, потому что весь этот дурацкий мир против нее! Когда она пришла, Джейда еще не было, и метрдотель смерил ее таким взглядом, как будто принял за дешевую проститутку. А официантка и бармен шушукались и хихикали, пока она сидела за столиком и, как полная идиотка, пила кока-колу, потому что на спиртное ей денег не хватило. А потом приперся этот говнюк Ван Зандт, полупьяный, и пригласил ее к себе за столик.
Нахал! Она ведь слышала все гадости, которые он о ней говорит. А он думает, что можно вдруг притвориться милым и любезным – и беспрепятственно залезть ей под юбку. Первые пятнадцать минут глаз с бюста не сводил. А когда она сказала, что ждет другого, имел наглость оскорбиться. Она и вообще в жизни не легла бы с таким стариком! Ну и что же, что он ей купил два коктейля? Это еще не значит, что теперь она обязана ублажать его!
А потом наконец появился Джейд. И взглянул на нее с таким отвращением, что ей захотелось разбиться вдребезги, как стекляшка. Злые слова до сих пор звенели у нее в ушах, словно Джейд кричал, хотя на самом деле он просто ее попросил выйти с ним в коридор и там говорил почти шепотом.
– Ты о чем думала, когда пришла сюда в таком виде? – прошипел он. – Ты у меня работаешь и должна прилично вести себя на людях!
– Но я только…
– Я не хочу, чтобы в связи с моей конюшней звучало выражение уличная девка!
Джилл задохнулась, будто он дал ей пощечину. Тут-то в коридор вышел Майкл Берн. Краем глаза она видела, как он притворяется, что звонит по телефону, а на самом деле следит за ними.
– Я т-только хотела тебя увидеть, – пробормотала Джилл. Слова застревали у нее в горле, к глазам подступали слезы. – Я х-хотела сказать тебе о…
– Да что с тобой?! Думаешь, ты вправе приходить сюда и портить мне вечер?
– Н-но я д-должна сказать… Я знаю про Звездного…
– Если тебе надо о чем-то со мной поговорить, мы сделаем это в конюшне, в рабочее время.
– Н-но…
– У вас все в порядке? – встрял Майкл Берн, как будто его кто-то приглашал. Недоносок конопатый!
– Вас, Майкл, это не касается, – отрезал Джейд.
– Юная леди чем-то расстроена?
Но Джилл прекрасно знала, что плевать ему, расстроена она или нет. Он смотрел на нее так же, как все мужики сегодня вечером: как будто она торгует собой, и пора бы сбавить цену.
Она бросила на него злобный взгляд сквозь мутную пелену слез.
– Катись! Ты нам не нужен – ни здесь, ни в другом месте!
Берн пожал плечами.
– Вы бы, Джейд, решали свои личные вопросы без свидетелей, – жеманно произнес он. – Как-то это непрофессионально, знаете ли.
Джейд выждал, пока Берн свалит, и снова набросился на Джилл.
– Убирайся! Убирайся, пока не опозорила меня еще больше! Поговорим завтра, прямо с утра. Если только я смогу на тебя смотреть.
Лучше бы взял нож и зарезал! Боль от его слов терзала Джилл сильнее ножа.
А впрочем, ну его к черту! Дон Джейд ей не отец, чтобы указывать, как одеваться, куда ходить, куда не ходить. А ведь она могла бы быть ему партнером – в постели и вообще. Она была бы верной и преданной. Все бы для него делала. Но он недостоин ее верности и преданности! Пусть теперь его предают, пусть всадят нож в спину – поделом ему! Он заслуживает всего, что с ним случится!
Пока Джилл сидела в машине, в ее мозгу начала медленно оформляться мысль. Нечего ей мириться с тем, что с ней обращаются, как с грязью. Нечего терпеть оскорбления. Работу она себе найдет в любой конюшне, какую пожелает. А Джейда к черту!
Она вырулила со стоянки, свернула влево, к Южному берегу, и поехала к ипподрому, не обращая внимания на машину, которая следовала за ней.
15
Молли слышала, как ссорятся мама и Брюс. Слов она не разбирала, но тон был тот самый. Она лежала на полу, у трубы кондиционера. Комната ее находилась прямо над кабинетом Брюса, куда он частенько вызывал маму, Чеда или Эрин для очередного громкого распекания за последние преступления против него. Молли же давно научилась становиться незаметной и сама старалась Брюса не замечать. Пусть даже формально он теперь ее отец. Она его отцом не считала. Думала просто как о человеке, в чьем доме случайно живет.
Ссора была из-за Эрин. Имя сестры всплывало на каждом повороте разговора. Происходило явно что-то не то. Когда Молли вернулась домой из школы, мама уже была расстроена, нервничала, металась по комнате, то и дело высовывалась за дверь покурить. Привезли обед из "Домино", но Кристал ни к чему не притронулась. Зато Чед смел все подчистую и удрал восвояси до появления Брюса.
А едва Брюс переступил порог, Кристал тут же отозвала его в кабинет, поговорить.
От тревоги у Молли ныло в животе. Она расслышала имя Эрин и слово "полиция". Мамин голос из напряженного стал злым, потом истерическим, а затем в нем зазвучали слезы. Брюс только злился. К голосам примешивался какой-то странный механический звук, будто видеомагнитофон то включался, то выключался, то перематывал пленку. Что это значило, Молли понять не могла. Разве что Кристал нашла у Чеда в комнате какую-нибудь порнуху. Но почему тогда они склоняют не Чеда, а Эрин?
С бешено бьющимся сердцем Молли вышла из комнаты и прокралась по черной лестнице вниз. В доме было темно, только в кабинете горел свет. Молли на цыпочках, затаив дыхание, прошла по коридору. Супружеская спальня через стенку от кабинета. Вот если пробраться туда… К счастью, дверь в спальню была приоткрыта. Молли забилась в угол за кадку с фикусом и сжалась в комочек.
– Нет, Кристал, в полицию звонить не будем, – говорил Брюс. – Во-первых, я не верю, что это правда. Розыгрыш какой-то…
– А если нет?
– Они же сказали: в полицию не звонить.
– Господи, неужели это происходит с нами?.. – дрожащим голосом пробормотала Кристал.
– Почему бы и нет, – возразил Брюс. – Она же твоя дочь. Сама знаешь, с ней вечно одни неприятности.
– Как ты можешь так говорить?!
– Легко. Это ведь правда. А ты сейчас ведешь себя неадекватно. Надо владеть собой, Кристал. Подумай логически. На пленке ясно сказано: в полицию не звонить.
– Так что же нам делать?
– Сам разберусь.
– Но я думаю…
– Тебя кто-нибудь просил думать?
– Нет.
– Кто в доме принимает решения, Кристал?
Кристал судорожно вздохнула:
– Тот, кто лучше всего это умеет.
– А это кто?
– Ты.
– Спасибо. Так вот, действовать предоставь мне. Иди прими таблетку и ложись. Сегодня мы все равно ничего сделать не сможем.
– Хорошо, – тихо отозвалась Кристал. – Так я и поступлю.
Молли по опыту знала: мама примет не одну таблетку да еще запьет водкой. Затем погрузится в свой маленький мирок и притворится, будто все в ее жизни прекрасно и замечательно. А у Молли тем временем разболелся живот. То, что она услышала, ее напугало. Что натворила Эрин? Что-нибудь ужасное, если Кристал хотела звонить в полицию.
– Пойду прокачусь, чтобы развеяться, – сказал Брюс. – День был отвратительный. А теперь еще это.
Молли затаилась и не дышала, моля бога, чтобы только никто из родителей не зашел зачем-нибудь в спальню. Вот по плиточному полу коридора процокали мамины каблучки. Кристал всякий раз поднималась на второй этаж по главной лестнице, потому что лестница была красивая, а она всегда мечтала жить в красивом доме. Брюс протопал мимо спальни в кухню. Молли не шевелилась, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Брюс пошел в гараж. Вот заурчал мотор автомобиля, и закрылась дверь гаража. Убедившись, что отчим уехал, Молли выбралась из своего убежища и вошла в кабинет.
Когда Брюса не бывало дома, заходить к нему в кабинет было строжайше запрещено. Он требовал от всех уважения к своей территории, хотя сам регулярно вторгался на чужую. Дом был его, и забыть об этом он не давал никому ни на минуту.
Молли включила настольную лампу, обвела взглядом книжные полки, рамки на стенах – Брюс жмет руку разным важным людям, награды и дипломы Брюса за какие-то трудовые подвиги и служение обществу. Здесь все было расставлено в точности так, как решил Брюс, и он тотчас заметил бы, сдвинься любая мелочь хоть на сантиметр.
Оглянувшись на дверь, Молли взяла пульт управления видеомагнитофоном, нажала кнопку пуска и принялась ждать. От волнения ее била крупная дрожь.
Фильм начался вдруг, без всяких титров. Девушка у ворот на проселочной дороге. Эрин! Молли в ужасе смотрела, как подъехал фургон, оттуда выпрыгнул человек в маске, схватил Эрин и втолкнул в салон.
Из динамиков раздался странный механический голос:
– Ваша дочь у нас. Не звоните в полицию…
Ничего не видя от заливших очки слез, Молли нажала "стоп", затем забралась на стул, дотянулась до магнитофона и достала кассету. Ей хотелось зареветь в голос, но она сдержалась.
Прижимая к груди кассету, Молли выбежала в темный коридор, сдернула с крючка куртку, завернула в нее кассету, а курткой подпоясалась. Ее так трясло, что она не знала, удастся ли осуществить задуманное. Знала только, что надо постараться.
Открыв дверь гаража, она вывела велосипед и помчалась по ночной улице, изо всех сил нажимая на педали.
16
Хоть меня и ненавидели все без исключения агенты службы правопорядка Палм-Бич, профессиональные связи я пока не растеряла. Позвонила знакомому агенту ФБР из отделения Уэст-Палм. Когда-то мы с Армеджаном вместе проводили операцию по раскрытию сети торговцев героином в Уэст-Палм-Бич и во Франции. Я попросила его найти мне в Интерполе все, что есть по Томасу Ван Зандту и Всемирному конному аукциону. Последовала пауза, после чего Армеджан поинтересовался, не вернулась ли я на работу. Я объяснила, что помогаю другу, у которого с этим типом какие-то дела, а я слышала, что он мошенник. Ничего особенного не прошу, только выяснить, нет ли на него чего-нибудь. Это ведь нетрудно, правда?
Армеджан, как и положено, завел песню о риске разоблачения и строгой секретности. Федеральные агенты – чисто дети малые, которые искренне боятся сбегать в туалет без официального письменного разрешения на отлучку с урока. Но в конце концов он согласился мне помочь.
Со вчерашнего дня мое мнение о Томасе Ван Зандте изменилось. Логично предположить: если он терроризировал одну девушку, могли быть и другие. Может, хоть одна из них осмелилась обратиться за помощью к властям? Но, с другой стороны, отчасти его влияние на Сашу Кулак объясняется тем, что она была иностранка, в чужой стране, причем, cкорее всего, нелегально.
Я уже собиралась лечь, когда что-то громко стукнуло в дверь. Я нашарила пистолет, который положила на стол, чтобы вычистить. В голове в мгновение ока промелькнул десяток сценариев. Но вот снова застучали, и послышался тоненький голосок:
– Елена! Елена!
Молли?..
Я открыла дверь, и девочка ввалилась в прихожую, будто ее внесло в дом ураганом. Вся в поту, волосы мокрые, бледная как смерть.
– Молли, что с тобой? Что стряслось?
Я подвела ее к креслу, и она безвольно, словно тряпичная кукла, упала на него, судорожно хватая ртом воздух.
– Ты как сюда добралась?
– На велосипеде.
– Боже! Это ночью-то?.. Почему ты не позвонила, если надо было увидеться?
– Не могла.
– Что-нибудь от Эрин?
Молли стащила с себя завязанную на талии куртку, порылась в карманах и с трудом, поскольку руки у нее ходили ходуном, выудила видеокассету. Я молча вставила ее в магнитофон, перемотала, нажала "пуск". И посмотрела то, что, разумеется, уже смотрела Молли, только с поправкой на собственное чувство опасности, которого у нее быть не может, ибо на свете она живет значительно меньше меня и не видела того, что довелось мне.
На моих глазах сестру Молли повалили наземь и втолкнули в белый фургон. Затем раздался голос, измененный аппаратурой, чтобы не узнали: "Ваша дочь у нас. Не звоните в полицию, иначе она умрет. Триста тысяч долларов. Подробности позже".
Картинка на экране замерла. Я выключила магнитофон и обернулась к Молли. Маленькая бизнес-леди исчезла. Взрослой Молли тоже видно не было. За моим столом сидела хрупкая двенадцатилетняя девчушка, в смертельной тревоге за старшую сестру. За стеклами круглых, как у Гарри Поттера, очков блестели слезы, усиливая застывший в глазах страх.
Она изо всех сил старалась быть храброй. И это напугало меня куда больше, чем видеозапись.
Я присела перед ней на корточки, оперлась руками о подлокотники кресла.
– Молли, ты где это взяла?
– Услышала, как мама и Брюс ругаются из-за Эрин, – скороговоркой ответила она. – Когда они вышли из его кабинета, я вошла и нашла кассету.
– Они видели запись?
Молли кивнула.
– И что они сделали?
Из-под очков по щекам потекли слезы.
– Ничего, – еле слышно, тоненько произнесла она.
– Не позвонили в полицию?
– Брюс сказал, что сам разберется. Потом отправил маму спать. – Девочка недоуменно покачала головой. – А сам отправился покататься, чтобы развеяться, потому что у него был плохой день… Ненавижу его! – вдруг выкрикнула она, с размаху стукнув кулачком по столу. – Ненавижу! Ничего он не будет делать, потому что не хочет, чтобы она вернулась! Из-за него Эрин умрет!
Теперь слезы хлынули как положено, Молли прижалась ко мне, обхватила руками за шею.
Утешать я никогда не умела. Потому, возможно, что мне не у кого было учиться. А может, потому, что свою собственную боль я всегда загоняла очень глубоко и никому не позволяла ее касаться. Но Молли боль переполняла, и у меня не оставалось иного выбора, как разделить ее с нею. Я обняла девочку, погладила ее по волосам.
– А он нам и не нужен, Молли, – сказала я. – У тебя есть я, верно ведь?
И тут мне стало по-настоящему страшно. Уже не было расследования, которое не хочется вести, с прогнозируемым результатом и без особых последствий. Уже не было обыденной служебной необходимости. Я оказалась связана с девочкой, приникшей ко мне. Я взяла на себя обязательства. Я, которая хотела только забиться куда-нибудь подальше со своей тоской, пока не хватит сил свести счеты с жизнью.
Я крепче прижала к себе Молли – не ради нее, ради себя.
К тому времени, как я сняла копию с видеозаписи, погрузила к себе в багажник велосипед Молли и мы отправились в Бинкс-Форест, план дальнейших действий у меня созрел.
17
Джилл пробралась к Джейду в кладовку и включила стоявшую на старинном комоде настольную лампочку. Потом схватила с полки бутыль касторового масла, открутила пробку, выдвинула ящик, где лежали выходные бриджи Джейда, и щедро полила их маслом. Из каталогов она знала, что такие штаны стоят по меньшей мере двести долларов. Распахнула шкаф, вытащила два сшитых на заказ пиджака, облила оба, потом проделала то же самое со свежевыглаженными, тоже сшитыми на заказ рубашками.
Но этого было мало! Хихикая себе под нос, Джилл пошла к деннику, где раньше жил Звездный, и вилами раскидала подстилку, открыв кучи навоза и мокрые пятна мочи. В нос ей ударил едкий запах аммиака, и она злорадно улыбнулась. Потом разбросала одежду по деннику, прямо на кучах дерьма, и от души походила ногами по дорогостоящим тряпкам, втаптывая их в грязь. Когда Джейд увидит этот бардак, с ним случится удар. Он поймет, что это ее рук дело, но доказать ничего не сможет. А утром ему надо быть на соревнованиях. Одеться ему будет не во что. Лошади не готовы. А Джилл в это время будет валяться на пляже, загорать и искать себе прикольного парня. Он еще пожалеет, что так с ней обошелся. Она могла бы стать его союзницей, его шпионкой. А теперь пусть он хоть сдохнет.
– Иди к черту, Дон Джейд! Иди к черту, Дон Джейд! – нараспев твердила Джилл, расхаживая по деннику.
Что Джейд ее застукает, она не боялась. Он еще там, в паршивом клубе, старается произвести впечатление на клиента или на какую-нибудь бабу. Пэрис должна бы заглянуть перед сном, проверить, все ли в порядке, но почти никогда этого не делала, Джилл точно знала. Ей не пришло в голову, что в конюшню может заглянуть кто-нибудь чужой или охрана во время ночного обхода территории.
И тут вдруг все лампы в конюшне погасли.
Джилл замерла, ощущая лишь стук собственного сердца. Оно так грохотало в ушах, что услышать, не идет ли кто, было невозможно. Когда глаза привыкли к темноте, стали видны очертания предметов, но денник, в котором она была, отстоял слишком далеко от выхода, и туда почти не попадал свет фонаря у дороги.
Лошади в стойлах проснулись. Некоторые заржали – тревожно, как показалось Джилл. Она вслепую пошла вдоль стены, пытаясь нашарить вилы, которые оставила в дальнем углу денника. Наконец, повернувшись спиной к двери, нащупала черенок.
Все случилось так быстро, что она не успела отреагировать. Кто-то набросился на нее сзади, чья-то ладонь зажала ей рот. Ее собственные пальцы отчаянно сжали черенок вил, она изогнулась, пытаясь вырваться из рук нападавшего и с размаху наугад ударить вилами. Но она схватилась за черенок слишком высоко, что лишило ее свободы маневра и ослабило силу удара. Вилы вырвались из ее рук и отлетели к холщовой стене.
Джилл попробовала закричать, но безуспешно – крик застрял у нее в горле, cловно в кошмарном сне. И в тот же момент она поняла, что сейчас умрет.
Нападавший повалил ее на пол, а сам тяжело рухнул сверху. Послышался какой-то звук, голос, но она не могла разобрать его за шумом крови в ушах и собственным хрипом. Воздуха не хватало, хотелось рыдать, молить о помощи. Она почувствовала, как ей задрали мини-юбку, как чужая рука шарит между ног, рвет тесемки слишком тесных трусиков.
Джилл сделала попытку ползти вперед, но что-то страшно надавило на спину, потом на затылок, вдавливая лицо в кучу навоза. Дышать стало нечем. Она попыталась повернуть голову набок – не смогла; попыталась втянуть ртом воздух – и набрала полный рот дерьма; попыталась вызвать рвоту – и почувствовала жуткое жжение в груди.
А потом уже ничего не чувствовала.