Итак, двоих оставшихся подобрал обычный, казалось бы, океанский сухогруз, имеющий приписку к порту Кейптауна и принадлежащий кампании, якобы, специализирующейся на перевозке кофе, сахарного тростника и другого продовольственного сырья. Это по документам… На самом деле судно, равно, как и его экипаж, выполняли совершенно иные функции.
Когда, спустя несколько дней, волнения улеглись, и к Шахматову вернулась способность сопоставлять и рассуждать, ему показалось странным и то, что Вика, в отличие от него, была прекрасно осведомлена об истинном назначении судна, и то, что судно вообще появилось и подобрало двух беглецов, объявленных вне закона.
О, нет, Шахматов никогда не отличался наивностью! Не следует думать, что он не догадывался раньше о некоторых весьма темных делишках своей боевой подруги. Но он не был щепетильным и, к тому же, привык доверять Вике. Что же, она снова спасла его. Другое дело, какую цену он заплатил за свое спасение?
Предоставленный самому себе, Шахматов не находил никакого дела во время всего путешествия, поэтому времени у него было предостаточно. И, хотя капитан поселил пассажиров в одну каюту, Вика почти все время отсутствовала. Говорили они крайне мало. К тому же, после убийства Мигеля, Шахматов начал испытывать к своей любовнице непреодолимое отвращение; она, в свою очередь, чувствовала возникшую между ними отчужденность, но почему-то не стремилась ее преодолеть.
Шок тех самых страшных, первых часов, когда стало понятно, что падение острова неизбежно, прошел, и теперь Шахматовым овладела апатия. Он чувствовал себя тряпичной куклой, безвольной и ненужной, брошенной кем-то в этот плавучий металлический ящик, набитый непонятными механизмами и другими куклами; но эти другие знали, зачем они, а Шахматов не знал. И никто не говорил с ним, никто ничего не сообщал, не советовался, не спрашивал, не требовал. Такое положение было непривычным, даже неправильным. Ведь, если он – Борис Петрович Шахматов перестал быть нужным, если от него больше нет никакой пользы, то не проще было бы выбросить его за борт, как того несчастного пилота? Но он, по-прежнему, жив, его кормят, его везут куда-то, о нем заботятся… Что бы это все значило?
Но вопрос так и оставался без ответа, как и другие, возникающие поминутно вопросы. Пожалуй, Вика могла бы дать ответ хотя бы на часть из них, но она молчала, а Шахматову не хотелось говорить с ней. Он знал, получив ответы, он получит и новые вопросы, думать о которых ему не хотелось бы. Да и к чему лукавить, Борис знал или предполагал, что знает, ответы на все свои вопросы. Так к чему огород городить?
Что касается Вики, то надо заметить, последние события сильно изменили ее. И раньше не отличавшаяся мягкостью и женственностью, теперь она напоминала автомат, работающий по никому не ведомой программе. О чем думала она, чего хотела? Об этом не знал никто; а если кто-нибудь думал, что знает, то этот человек глубоко заблуждался.
Она частенько говорила с кем-то по спутниковому телефону, время от времени запиралась с капитаном в его каюте, или еще ее видели, одиноко стоящую на носу судна. Там она могла простаивать подолгу, словно забыв обо всем на свете, завороженная мерным шелестом волн за бортом и беспредельностью водной массы, по сравнению с величием которой их корабль казался ничем – пылинкой, случайно занесенной и колеблемой всеми ветрами вселенной.
Наконец, после нескольких дней плавания, Шахматов спросил у Вики, впрочем, без большого интереса, скорее равнодушно:
– Куда мы направляемся? – в это "мы" он вложил некоторую долю сарказма, потому что "мы" – это слишком сильно, никаких "мы" давно не было. Был корабль, с его капитаном, грузом и командой, и была Вика. Шахматов вполне отдавал себе отчет в том, что он – пустое место, и сего мнением никто считаться не станет; а спросил, потому что надо же было хоть что-то спросить.
Как ни странно, Вика ответила определенно и точно:
– Сейчас мы идем в Кейптаун, потом я попробую кое с кем связаться. Возможно, нам помогут и в дальнейшем, – она замолчала, задумавшись, – может быть, у тебя тоже есть какой-то план, – вскинув голову, спросила она.
– У меня? – удивился Борис. – Какие у меня могут быть планы… нет, ничего…
– Борис, – Вика несколько замялась, было заметно, что ей неприятно то, о чем она хочет сообщить, – ты, наверное, думаешь, что по моей вине лишился всех своих средств?
– Ну, почему же по твоей? – усмехнулся Борис. – Я взрослый человек, знал, во что вязался.
Вика вздрогнула, опустила глаза и прошептала:
– Я постараюсь вернуть…
– Что вернуть? – усмехнулся Борис. – Деньги? Чушь! Мы вне закона, изгои, нелегалы. Как ты представляешь себе дальнейшее наше существование? Впрочем, тебе, возможно, все это нравится… н-да. – он рассмеялся невесело, – жизнь полная приключений, рыцари плаща и шпаги… бред!
– Конечно, бред! – разозлилась Вика, – я было, подумала, что у тебя нервы сдали, и теперь ты немного – того… Так что же, кишка оказалась тонка? Отказываешься от борьбы?
– Где-то я это уже слышал, – остановил ее Борис, – мы теперь борцы за идею, да?
– Все лучше, чем за сумасшедшую девку! – крикнула Вика в сердцах.
– Теперь значит, ты так заговорила? – не успокоился Борис.
– Теперь все будет по-моему! – рявкнула Вика, наступая на своего шефа. Она толкнула его в грудь, и он сел на кровать. Но почему-то этот ее жест еще больше рассмешил Бориса, и он расхохотался во все горло.
– Уймись! – крикнула Вика. – Уймись, если хочешь жить!
Она прыгнула и врезала ему пощечину, так сильно, что голова Бориса произвольно мотнулась в сторону. Он замолчал, потирая ушибленную скулу и наблюдая с интересом за телохранительницей.
– Забавно, – произнес он.
– Заткнись, – уже успокоившись, бросила она и вышла, резко грохнув дверью каюты.
Борис негромко произнес ей в след:
– Еще немного и ты станешь запирать меня, чтобы я не дай Бог, не убежал…
85
Она действительно стала запирать его.
Когда они сошли на берег в Кейптауне, Вика отвезла Шахматова в какую-то частную гостиницу, а так как он, естественно, не знал города, то совершенно не представлял себе, в какой его части находится их теперешнее пристанище.
Сама же она с первого дня стала исчезать надолго, часто даже не возвращаясь на ночь. Борис был предоставлен самому себе. Он целые сутки проводил в постели, не считая нужным даже принять душ. Ограниченный стенами гостиничного номера он стал вспоминать свою бывшую узницу Риту Соболеву и сравнивать себя теперешнего с ней. Временами он находил, что его теперешнее существование имеет даже свои преимущества. Ведь ему не надо было ни о чем заботиться, что-то делать, за что-то отвечать. Раз в два дня Вика приносила пакеты с продуктами, молча загружала холодильник и исчезала снова. Борис же ел, не разбирая вкуса пищи, снова ложился, лежал с открытыми глазами, иногда он включал телевизор, бездумно щелкал каналы, ничего не понимая, забывал о телевизоре, чтобы вернувшаяся Вика раздраженно отключала его.
Он обрюзг, зарос серой щетиной, волосы его давно нуждались в стрижке. За какой-то месяц из подтянутого мужчины с внешностью английского аристократа, Борис превратился в состарившегося алкаша, бомжующего на вокзале. Но и это не волновало его.
С Викой они не спали больше. Точнее, они не спали давно, их отношения нарушились еще на острове. Но теперь это взаимное неприятие обострилось до крайности. Борису даже казалось, подойди к нему Вика, дотронься, и он не сможет сдержаться, его просто стошнит.
Вика же, в свою очередь, начала презирать бывшего любовника, потому что считала его трусом и размазней. Ведь не мог же человек, мужчина так распустить себя! Конечно, он со страху за свою шкуру совершенно деградировал и теперь повис на шее у нее, Вики. Так она считала, или примерно так. Но, в то же время, она не могла отказать себе в этой обузе под именем Борис Шахматов, она терпела его, говорила с ним сквозь зубы, едва выносила его заросшее, больное лицо на грязной подушке, и не гнала, не уходила, продолжала возвращаться в захламленный номер, носить продукты и молчать. Мало того, она начала запирать его, как Борис некогда предсказал. Она боялась? Вряд ли, такие как Вика не боятся. Да и что он мог сделать? Сдаться? Сдать её? Положим, он мог явиться с повинной в Интерпол, но Вике это никак не могло повредить. Ее положение было очень прочно в определенных сферах и с каждым днем все более упрочнялось. Ведь она, по сути, заработала для своей организации неплохие деньги. И, если счета Шахматова были арестованы, то счета, на которые она беззастенчиво переводила Шахматовские деньги, были совершенно легальны и чисты, как слеза младенца. Итак, фактически обокрав бывшего шефа, Вика теперь испытывала комплекс вины? Что мешало ей просто разделаться с отработанным человеком? Можно гадать и предполагать многое, но главным в ее отношении к Шахматову все же была и оставалась любовь. Да, да, как это ни странно, даже такая женщина как Вика оказалась способной на любовь. Пусть любовь её была извращенной, болезненной, мучительной, невозможной, но от этого она не перестала быть любовью.
Знал ли об этом Шахматов? Без сомнения! И, если раньше он не обращал на чувства телохранительницы должного внимания, то теперь, когда жизнь повернулась к нему свой темной стороной, он стал более внимательным. Итак, если раньше любовь Вики была для него чем-то само собой разумеющимся, то теперь она превратилась в единственный источник жизненных сил, последнее прибежище. Так что же, выходит, Борис все знал и беззастенчиво пользовался? А хоть бы и так! Ведь не помешала же Вике ее любовь обворовать Шахматова. Таковы эти люди, такова их мораль, такова их любовь…
86
Туристический автобус выпустил пассажиров перед университетской площадью. Туристы, как туристы, вспышки фотоаппаратов, восторженные возгласы, монотонный голос гида… Но Вику что-то остановило, что-то заставило ее чуть повернуть голову в сторону гомонящей группы людей… Что?
Вика умела ждать и видеть. От группы отделилась женская фигурка и скорым шагом направилась через дорогу к салону мобильных телефонов. Так!
Вика медленно пошла по противоположной стороне и остановилась как раз напротив окон салона. "Неужели? Такая удача сама плывет в руки? – Думала она, и тут же поправляла себя, – спокойно, спокойно, займи наблюдательную позицию и выжидай. Это может быть ловушка, подстава, одна из этих хитроумных штучек, что так любят разыгрывать интерполовцы… профессионалы, мать их! В конце концов, я могла обознаться…"
Она стояла, вперив напряженный взгляд в окно; стекло отсвечивало, и Вика могла различить лишь неясные тени, движущиеся в глубинах магазина. Она ждала долго. Но из салона так никто и не вышел.
Быстро прикинув свои шансы, она все же решилась, пересекла улицу и толкнула стеклянную дверь магазина.
Консультант вежливо приветствовал ее.
– Чем могу помочь, сударыня?
– О, извините, – залепетала Вика, – мне показалось, что я видела, как к вам зашла моя подруга, но теперь я понимаю, что ошиблась…
– До вас действительно была молодая женщина, она купила телефон, но, по-видимому, очень торопилась. Она уже ушла.
– Как? – хищно оскалилась Вика.
– Через другой выход, – махнул ладонью продавец.
Вика стремительно выскочила из магазина, миновала двор и заметалась по улице. Женщины, которую Вике так хотелось поймать, нигде не было.
– Ну, Валька! – по-русски шепнула Вика, погрозив кому-то кулаком, – поймаю, убью!
Вечером она рассказала Шахматову, как почти нос к носу столкнулась с женщиной, чертовски напомнившей Валентину.
– Оставь ты ее в покое, – поморщился Шахматов, слабо отмахнувшись от Вики.
– Оставить в покое? – прищурилась она, – да ведь эта медсестричка наш единственный шанс поквитаться!
– С кем?! – повысил голос Борис, – с кем ты собираешься квитаться и за что?
– С твоими врагами, между прочим! – крикнула Вика.
– Я сам виноват, – простонал Борис, – послушай, прекрати это всё, а? Займись чем-нибудь другим, прошу тебя!
– Что? – усмехнулась Вика, – Истомина-Соболева тебя больше не возбуждает? А, может, ты стал святым? Подставляешь правую щеку, если бьют по левой, и все такое?
– Прекрати, – попросил Борис, – ты утомила меня своей кровожадностью.
– А ты утомил меня своей бледной немочью, – наседала Вика. – Только подумай, ведь у девчонки младенец! Сын твоей Ритки и Андрея! Это же такой козырь!
– Если ты о том, чтобы и дальше ловить несчастную Валентину с чужим ребенком на руках, то я – против категорически! Слышишь! Если хочешь знать, то сейчас для нас с тобой любые попытки поквитаться, или еще что-нибудь в этом духе, равносильны самоубийству! У нас на хвосте висит Интерпол! А ты снова собираешься устроить какую-то необдуманную авантюру, смысла в которой – ноль!
– Все сказал? – злобно сверля бывшего шефа взглядом, спросила Вика.
– Все.
– А теперь послушай, что я тебе отвечу, – приблизив к его лицу свое, сквозь зубы прошипела она, – я ненавижу их! О! Как я ненавижу всю эту счастливую семейку! Все их правила, их ничтожную любовь, их гаденькую праведность… Всех ненавижу! Всех! – крикнула Вика. – Я уничтожу каждого, ставшего на моем пути! Никто, – она снова погрозила кулаком, – никто во всем мире не смеет!
– Э, – вздохнул Борис, – тебе лечиться надо…
– Молчать! – Вика со всего маху хлестнула его по щеке, – лечи своих шлюх! Это у них, у счастливых дочек из богатых семейств расстроенные нервы. А у меня нервы крепкие.
Борис поднялся, схватил ее за плечи, встряхнул и отвесил оплеуху, так что Вика отлетела в угол и шлепнулась в стоящее там кресло. Мгновенно вскочив, с рычанием бросилась она на Бориса. Завязалась безобразнейшая драка. Сцепившись, они не удержались и грохнулись на пол, где принялись яростно тузить друг друга, круша мебель и срывая занавески. В конце концов, Борису удалось прижать Вику к полу. Он заломил ей за спину руки и уселся сверху, ожидая, когда бешеная женщина перестанет вырываться. Оба тяжело дышали. Наконец, Вика, застонав, расслабилась и затихла. Борис ослабил хватку и опустился рядом на пол. Вика повернулась на спину, он видел ее лицо в профиль: тонкий нос, подрагивающее веко с густыми черными ресницами, длинный кровоподтек на скуле… а потом из-под ресницы выкатилась крупная блестящая слеза и поползла по щеке, оставляя мокрую дорожку. Борис потянулся и коснулся ее лица рукой, стараясь утереть слезу. Вика вздрогнула, повернулась к нему и, не открывая глаз, потянулась и поцеловала его долгим поцелуем, почти забытым, так давно они не целовались…
Эту ночь они провели в одной постели.
87
Несколько дней после этого любовники провели в относительном спокойствии. Вика больше не начинала разговоров о мщении, не порывалась разыскивать исчезнувшую медсестру Валентину, и вообще вела себя тихо. Борис, привыкший к перепадам в её настроении, не льстил себе надеждой, что Вика вдруг исправилась, и оставила всякие мысли о том, чтобы поквитаться с семейством Соболевых-Истоминых. Но, в то же время, он наслаждался этим относительным спокойствием, он был почти счастлив, засыпая и просыпаясь в объятиях своей неистовой подруги, ставшей до поры до времени страстной и нежной, почти прежней Викой.
Но синяки и ссадины постепенно сошли с лица любовницы, и оно снова стало приобретать жесткое и хищное выражение.
Однажды утром она снова исчезла, а когда появилась, Борис почуял недоброе.
– Завтра я уеду, – сухо сообщила она, – меня не будет несколько дней. Если не хочешь неприятностей, из номера не выходи. Я оставлю тебе продукты, денег тоже оставлю… Хотя, не следовало бы, – она задумчиво посмотрела на Бориса.
– Ты все-таки решилась, – с досадой произнес он.
– Не говори ерунды! – вспылила Вика, – это вообще совсем не то, что ты думаешь.
– Что, еще куда-то вляпалась? – насмешливо переспросил Борис.
– Ты хочешь меня разозлить? – удивилась Вика.
– Нет, просто уточняю.
– Так слушай же! – едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, – сказала она, – как ты знаешь, у нас с тобой больше нет твоих миллионов. Мы теперь нищие изгои. Но кушать нам от этого меньше не хочется. За все надо платить. Мне предложили кое-какую работенку, она займет несколько дней. Так что, не обессудь, побудь паинькой, никуда не ходи, дождись меня. Понятно?
– Вполне, – невозмутимо ответил Борис, – вот только хотелось бы узнать, что за работенка?
– Это тебя не касается, – отрезала Вика.
– Надеюсь, что у тебя не будет новых неприятностей?
– Если они появятся, тебе сообщат, – пообещала она. – Все? Вопросов больше нет?
– Вопросы есть. Эта, как ты выражаешься, работенка, по твоей специальности? – снова решился просить Борис.
– Да, по моей специальности, – Вика несколько секунд подумала и выдала, – я должна буду сопровождать одного человека…
– Это так важно? Ты можешь отказаться?
– Это очень важно. И, боюсь, что отказаться я не могу, – ответила Вика.
88
Она действительно не могла отказаться от этой "работенки по специальности". Во-первых, потому что была кругом должна, во-вторых, потому что собиралась одалживаться и в дальнейшем.
Вика продолжала вынашивать планы реванша. А для того, чтобы эти планы осуществились, требовались немалые деньги и немалые связи. Уже сейчас на Вику работали несколько человек, которые занимались, в основном, сбором информации. Но таковых требовалось все больше. Когда Вика превысила кредит, ей аккуратно предложили контракт. Правда, в контракте ни слова не говорилось о сопровождении, зато там говорилось об устранении некоего политического деятеля. Дело было достаточно сложным, но и деньги в случае удачного завершения, платились немалые. Вика согласилась.
Ей и ее группе предстояло выехать на Ближний Восток, где и предполагалось развернуть операцию. Собственно, в руках у Вики было сосредоточено непосредственное руководство, так что самой мараться, вроде бы, не надо. Беспокоил ее только Борис и исчезнувшая Валентина.
Пока, все, что она знала о медсестре с младенцем, заключалось в следующем: подлец Мигель достал для нее документы и куда-то отправил, но куда – неизвестно. Его человек в Каракасе ничего толком не смог объяснить. По его словам выходило, что Валентина исчезла еще до прибытия людей Мигеля. Все это, конечно, возможно, но маловероятно. Да еще эта встреча у магазина… Возможно ли такое совпадение? Вика отправила своих агентов по всем возможным направлениям. Валентину с ребенком искали в Венесуэле и Никарагуа, но пока безуспешно.
Борис истериковал. Это было неприятно, но, как казалось Вике, вполне поправимо. Ненавистная Маргарита Соболева и ее муженек сидели в Швейцарии и, судя по всему, просидят там еще долго. С ними все понятно. Можно брать голыми руками. Но пока не время, не время! Надо найти ребенка, надо найти Валентину, надо свести все нити воедино и поставить жирную точку!
А пока Вика будет работать. Она будет браться за самую грязную, самую опасную работу, лишь бы платили. Она знала себе цену, но и заказчики знали, чего она стоит.
Итак, Ближний Восток.