Лечащий врач Бориса – один из видных специалистов по легочным заболеваниям, был совладельцем клиники. Борис верил ему. Как-то так получилось, что у них сразу же возникла взаимная симпатия. Хотя Борис и предполагал, что это чисто профессиональный интерес доктора к пациенту, но все же, ему хотелось думать иначе. С момента поступления Бориса в клинику, доктор Вейнцель часто посещал его, и они болтали просто так, ни о чем.
В начале, когда Борис был совсем плох, он большую часть времени проводил в постели в обществе Валентины или Вики. Посещения доктора вносили некоторое разнообразие в монотонное течение дней, которых, как думал Борис, у него осталось совсем немного. Но потом болезнь отступила, и Бориса стала одолевать скука. Сиделка и Вика временами вызывали раздражение своим навязчивым вниманием. Знание языков у Бориса ограничивалось разговорным английским. Деятельная натура требовала действия. И, если бы не доктор, Борису пришлось бы совсем плохо.
Недавно Борису разрешили покидать территорию клиники, но с сопровождающим. И Борис устраивал себе и своим спутницам долгие прогулки в горах, отыгрываясь за долгие месяцы неподвижности. Улучшение своего состояния Борис приписывал ремиссии, наступившей благодаря горному воздуху и покою. Сегодняшняя новость потрясла его, но он желал услышать от доктора подтверждение случившемуся с ним чуду.
Он ворвался в кабинет без доклада. Доктор поднял голову от каких-то бумаг на своем столе.
– А, господин Шахматов! – Обрадовался он, – прошу вас, присаживайтесь. Вы, я вижу, чем-то взволнованы? – и он улыбнулся понимающе.
– Прошу прощения, доктор, – Борис побледнел и быстро сел напротив врача. – Моя сиделка сейчас сказала…
– Да, дорогой мой, да! И я очень рад, что могу подтвердить вам свою уверенность в том, что у вас появилась надежда на выздоровление.
– Значит, я буду жить?
– Мне бы очень этого хотелось.
– Доктор, что я должен делать, чтобы закрепить успех? – Борис стал абсолютно серьезен.
– То же, что и всегда, – ответил врач, – выполнять неукоснительно все мои предписания. И никаких простуд и самоуправства. Я слышал, вы сегодня набедокурили?
– Просто сбежал от сиделки, – махнул рукой Борис.
– Не годиться, – покачал головой д-р Вейнцель. – Вы еще очень слабы. Я и так закрываю глаза на ваши длительные прогулки.
– Доктор, – Борис виновато опустил голову, – я как раз хотел просить вас о разрешении…
– Каком?
– Здесь недалеко есть конюшня, лошади чудесные…
– Я знаю, где это, – подтвердил доктор.
– Можно ли мне?
Вейнцель пожал плечами.
– Почему бы и нет? – согласился он. – Но с сопровождающим!
– Конечно! Без сомнения!
Борис с воодушевлением тряхнул протянутую докторскую руку и унесся так же стремительно, как и появился.
В тот же день он позвонил на конюшню и, назвав себя и Вику, записался на встречу с инструктором. Причем, попросил, чтобы этим инструктором был господин Франц, дескать, они уже познакомились и обо всем договорились.
Ночью он неистово любил Вику, впервые, после долгого воздержания. Точнее, ему казалось, что он был неистов; на самом деле его била крупная дрожь, тело было словно в лихорадке, он, то покрывался потом, то задыхался от нахлынувшего жара.
– Дай же мне передохнуть, – шептала мудрая Вика, словно ей действительно нужен был отдых. И он замирал на долгие секунды, распластавшись по ее упругому телу, которое сейчас было как бы и его телом…
Вика всерьез опасалась, что после такой встряски Борис снова заболеет. Шутка ли: человек недавно бывший при смерти, целый день где-то лазал по горам, потом ему сообщили, что он будет жить и смертный приговор, поставленный ранее болезнью, отменяется; и, в довершение ко всему, этот больной всю ночь пытается заниматься сексом. Все утро она дежурила у постели Бориса. Он спал долго, почти до полудня. Не смотря на бледность, дышал глубоко и ровно. Вика не решилась его будить. И, когда Борис проснулся, он, по его словам, чувствовал себя превосходно. Посмотрев на часы, Борис ужаснулся и начал лихорадочно собираться.
– Куда тебя несет? – заворчала Вика.
– Ты тоже одевайся, – скупо бросил Борис, – мы едем на конюшню.
– Куда? – фыркнула Вика.
– Кататься на лошадях! – Вика знала этот его приказной голос. Надо было подчиняться. Но подчинение граничило с самоубийством.
– Уже время назначено? – спокойно спросила она.
– Да!
– Но у тебя процедуры. Ты это учел? Ты пропустил утренние, ты не завтракал, теперь ты собираешься ехать на лошадях. Сплошное нарушение режима.
– К черту режим!
– Борис, ты вчера обещал доктору, что будешь выполнять все его предписания.
– К черту доктора!
– В таком случае, ты действительно, умрешь в ближайшее время, и уже никто тебе не поможет, – Вика умела быть жестокой. Борис перестал метаться по комнате, бросился на диван, раскинулся там и уставился на Вику злыми глазами.
– Не проще ли позвонить на конюшню и выбрать другое время, или начать с завтрашнего дня? – предложила Вика.
– Нет! – Борис дернулся.
– Это так важно?
– Да!
– Хорошо, давай я позвоню и попрошу инструктора приехать сюда. Вы спокойно поговорите, обсудите время удобное для тебя, согласуем с доктором…
Борис задумался. Вика видела, что внутри него идет напряженный мыслительный процесс. Наконец, он решился.
– Хорошо, – сказал Борис, – Может быть, так даже лучше. Дай мне телефон.
Он позвонил Францу и пригласил его к себе, извинившись и сославшись на нехватку времени и занудность врачей. Франц легко согласился. Еще бы, ведь конюшня процветала как раз на пациентах нескольких клиник, расположенных поблизости.
Франц заехал во второй половине дня. Борис проявил максимум радушия, словно инструктор был его давним другом. Он познакомил Франца с Викой, Валентиной, представил его доктору и, в конце концов, уговорил отужинать.
Таким образом, к вечеру Борис уже знал о Рите Соболевой гораздо более того, на что рассчитывал. Эти сведения устраивали его абсолютно. Во-первых, госпожа Соболева тоже находилась на излечении в клинике, специализирующейся на неврологии; во-вторых, эта клиника находилась совсем рядом и, в-третьих, девушка не собиралась пока уезжать. Все это очень обнадеживало. Выяснил Борис и то, что Рита каталась каждый день: иногда до, иногда после обеда, за исключением непогоды, разумеется. Всегда просила вороного жеребца, на котором она была во время встречи с Борисом. И еще: она сообщила номер своего телефона Францу.
После ужина, распрощавшись с Францем, Борис еще поговорил с доктором и выпросил у него разрешение на завтрашнюю утреннюю поездку.
К ночи погода испортилась, похолодало и пошел снег, кажется первый этой осенью.
30
Рита сидела у окна и считала пролетающие снежинки. Утром она снова плакала. Но потом пришел старенький, уютный доктор Росс, они долго гуляли в парке, доктор говорил что-то, мягко брал за руку, заглядывал в глаза. Потом она спала. Проснулась от телефонного звонка. Это был Франц. Умница Франц, чудесный человек! Он восторженно рассказывал об этом ее московском знакомце, как его? А, да, Шахматове! Должно быть, хороший человек этот Шахматов… Господи, хоть бы с кем-то поговорить по-русски!
Отец обещал приехать. Скоро откроются лыжные курорты, будет много русских. Она совсем одна. Может быть, спросить у Франца, где живет этот Шахматов?
Оказалось, что Шахматов живет совсем рядом, что он тоже очень интересовался госпожой Соболевой; но только, вот жалость, господин Шахматов очень болен; нет, нет, доктор надеется на выздоровление (у него чудесный доктор, очень уважаемый и знающий специалист), он разрешил господину Шахматову катание на лошадях, и теперь он – Франц, инструктор господина Шахматова. Если госпожа Соболева не против, то они могут кататься вместе. Господину Шахматову будет очень приятно!
– Я не против, – согласилась Рита.
– О! В таком случае, я немедленно позвоню и обрадую вашего знакомого, – пообещал Франц.
Борис заметно волновался. Дело в том, что весь его опыт, связанный с лошадьми заключался в коротких детских воспоминаниях: летние каникулы, проведенные в деревне, ночное с местными ребятишками, широкая спина колхозного одра и попытка прокатиться без седла. Правда потом, в армии приходилось ездить на низкорослых и злющих степных лошадках, но это тоже было давно. К тому же у Бориса не было подходящей одежды. Но здесь выручила Рита.
– Если ты так уж жаждешь заняться конными прогулками, то давай хотя бы приобретем кое-какую экипировку, – сказала она, – ты, кстати, умеешь с лошадьми обращаться?
Пришлось признаться, что не очень…
– Я так и знала. Вот что, – деловито предложила Вика, – я сама с тобой позанимаюсь, чтобы ты не стеснялся чужих. Она непостижимым образом догадалась о страсти Бориса к женщине. Восприняла это как очередную барскую прихоть и полностью включилась в осуществление планов Бориса, чего он никак не ожидал. Поразмыслив, он решил, что такой союзник, как Вика, может многое сделать. Правда, он не понимал, зачем ей все это, но потом махнул рукой: не ревнует, и ладно.
В течение следующих трех дней Борис и Вика приобрели все необходимое и начали потихоньку заниматься. Франц предоставил Борису смирную кобылку, которую Вика водила по кругу, пока Борис привыкал к седлу и учился управлять. На четвертый день Вика решилась выехать, но все время держалась рядом с Борисом. Франц ехал впереди, без устали рассказывая о достопримечательностях, обращая внимания на чудесные виды, подбадривая Бориса и отпуская комплименты Вике. Та только улыбалась, скаля зубы.
С непривычки мышцы ныли нещадно. Теперь при ходьбе Борису казалось, что кто-то невидимый выворачивает его бедра, горели ягодицы, болело в паху.
– Привыкнешь, – спокойно сказала Вика, – но лучше бы погода испортилась, иначе ты произведешь на свою пассию не самое благоприятное впечатление.
На пятый день погода действительно испортилась. Борис нервничал с самого утра, боялся, что Рита не появится на конюшне и, так тщательно подготовленное свидание, не состоится. Но Рита появилась в точно назначенное время. Франц бросился к ней, посетовал на снегопад.
– К ночи обещают метель, – сообщил он, – вот, кстати, господин Шахматов тоже в пострадавших.
Борис подошел робко улыбаясь.
– Здравствуйте, Борис… Петрович? – вспомнила Рита и первая протянула руку.
– Добрый день, – Борис галантно склонился, коснувшись губами ее пальцев.
– Погода испортилась, – Рита сказала об этом так, словно она была виновата в начавшемся снегопаде.
– У природы нет плохой погоды, – Борис продолжал улыбаться. Франц отошел к Вике, они о чем-то тихонько беседовали в стороне. Рита посмотрела на них с какой-то непонятной тоской. Борис поймал ее взгляд.
– Разрешите вам представить: Вика, мой телохранитель. Именно так, в мужском роде.
Вика кивнула, помахала рукой.
– Очень приятно, – тихо сказала Рита.
– Ну, что же, – бодро начал Борис, – раз уж мы все остались без прогулки, предлагаю зайти куда-нибудь и выпить глинтвейна. Франц наверняка знает местечко.
Франц, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Вику, она перевела.
– О, конечно! – оживился инструктор, – я знаю замечательный ресторанчик неподалеку.
– Отказы не принимаются, – поспешно произнес Борис, – соотечественники оказавшиеся на чужбине обязаны держаться друг друга.
– Поедемте, – весело крикнула Вика, – когда я за рулем, вы в полной безопасности.
– Хорошо, только не надолго, – просто согласилась Рита.
Борис чуть не летал от счастья. Франц раздувался от гордости. Вика была непроницаема.
Маленький ресторан был почти пуст. Они заняли столик у камина, где пылал гостеприимный огонь. Борис предложил пообедать заодно. Все с ним согласились.
– Хотите посмеяться? – спросил Борис. – Мне совсем нельзя спиртного.
– Я – за рулем, – сказала Вика.
– О! Я вообще не пью, – доложил Франц.
Рита рассмеялась:
– А я сижу и думаю, как же мне отказаться.
За ней рассмеялись остальные.
– Мы трезвенники, – строго сказал Борис официанту, Франц перевел.
Официант понимающе кивнул. Принял заказ и удалился его выполнять. Обстановка разрядилась. Франц принялся рассказывать о лошадях, Вика начала подшучивать над ним, Борис ловко вставил несколько анекдотов, смешно путая русские и английские слова. Франц стал утверждать, что он все понял.
К их столику подплыла сама хозяйка заведения с подносом, на котором стоял внушительных размеров кофейник. Она рассыпалась в комплиментах гостям и их трезвому образу жизни. Обед прошел весело. Рита уже не помнила, когда она в последний раз ела с таким аппетитом.
Время пробежало незаметно. За окнами резко потемнело, ветер усилился. Жаль было покидать уютный ресторанчик. Но Рите пора было возвращаться.
Вика, виртуозно водившая машину, доставила сначала Риту в клинику, потом Франца домой.
На обратном пути пришлось ехать с черепашьей скоростью, видимость была практически нулевая.
– Ну, ты доволен? – спросила Вика.
– Да, – беспечно ответил Борис.
– Прекрасно! Жизнь прожита не зря. Вот занесет нас с тобой, и я усну в снежной могиле с чувством исполненного долга.
– Ничего, – хохотнул Борис, – весной проснемся, как медведи в берлоге и пойдем воровать кур на ближайшую ферму.
31
Вечером позвонила сестра.
– Борька, как ты? – звучал далекий тревожный голос.
– У меня все хорошо, – осторожно ответил Борис.
– Что говорит доктор?
– Пока ничего определенного, – Борис предпочел уйти от ответа.
– Я хочу приехать.
– Этого не надо делать, – мягко запретил он.
– Почему?
– Потому! Ты должна устроить свою жизнь, а не жить моей.
– Борис!
– Что?
– Ты совсем забыл меня?
Теплое чувство нежности на мгновенье плеснулось в нем. Он представил Машу одинокую, в темном платьице, как она сидит в кресле, поджав ноги, по-детски прижимает телефонную трубку к уху и пытается унять подступающие слезы.
– Маша, девочка, – тихо заговорил Борис, – я очень тебя люблю, очень! Поверь. Я не забыл тебя. Ведь я постарался сделать все, чтобы ты была счастлива. Ведь ты счастлива? Маша, почему ты молчишь? Ты плачешь? Я слышу, как ты глотаешь слезы. Тебя кто-то обидел?
– Нет…
– Когда ваша с Андреем свадьба? Ведь я просил тебя не ждать до весны. Почему ты не слушаешь меня?
– Я должна подумать.
– Тебе тридцать! О чем тут думать?
Она снова всхлипнула, и Борис смягчил голос:
– Маша, Машенька, ну не плачь! Видишь, какой я стал злой из-за проклятой болезни. Тебе не надо сейчас видеть меня. Здесь и так полно сиделок.
– Мне так плохо без тебя!
– Ты должна привыкать, Маша. Ты взрослая женщина, ты должна стать матерью, любить мужа и растить детей. Ведь ты этого всегда хотела. Да?
– Да…
– Не тяни со свадьбой. Мужики народ непостоянный, поверь мне. Не распускай Андрея. Его живо кто-нибудь облапошит, потом будешь локти кусать. Ну, соберись. Перестань плакать и хоронить меня раньше времени. Мы еще поживем, Машка! Мы еще поживем!
– Храни тебя Господь!
– Спасибо, сестренка. И запомни, приедешь ко мне только мужней женой, другую не приму!
– Ладно.
– Ну, пока, целую…
Уф-ф! Тяжело-то как! Нет, Машку сюда нельзя. Рано. Но самое главное – сюда нельзя Андрею, ни под каким видом!
32
То, чего так опасались доктор и близкие Бориса, случилось. Он все-таки простудился. Видимо события последних дней были слишком тяжелым испытанием для его не совсем оправившегося организма.
Ночью он плохо спал, поднялась температура. Валентина забила тревогу только под утро. С некоторых пор Борис отказался от ее присутствия в своей комнате. Сиделка заглянула на рассвете, ей не понравилось тяжелое дыхание Бориса, она подошла поближе, вгляделась в его лицо, потрогала лоб и побежала за доктором.
Не выспавшийся доктор стремительно распахнул двери комнаты, где его подающий надежды пациент уже метался в тяжелом горячечном бреду. Вика с окаменевшим лицом сидела рядом, сжав его руку в своих ладонях.
Доктор застонал:
– О, мой Бог! – Но тут же обратился к Валентине, – медицинскую сестру сюда с системой, живо!
Валентина, худо-бедно, уже освоила английский, поэтому, кивнув испуганно, убежала. Доктор склонился над Борисом. Вика встала и отошла в сторону, чтобы не мешать.
Доктор распрямился, повернулся к Вике, сверкнул глазами и начал честить ее на немецком и английском. Вика слушала, опустив голову, и не возражала. Наконец, исчерпав запас ругательств, он успокоился и буркнул:
– Легкие не задеты. Переутомление и переохлаждение. Сейчас сделаю укол. Систему на всякий случай. Потом посмотрим. И никакого самоуправства! – погрозил он Вике напоследок.
Первую половину дня Борис тихо спал, опутанный трубками и проводками. Вика и Валентина не отходили от него ни на шаг.
Во второй половине дня Борис очнулся и попросил пить. Он был очень слаб, но жар отступил.
За ночь снегом завалило всю длину. Небо расчистилось, и солнце играло бриллиантовыми сполохами на девственной холодной белизне. В парке садовники чистили дорожки, весело перекликались, радуясь чудесной погоде и обильному снегу.
Заглянувшая медсестра поманила пальцем Вику. Когда та вышла, девушка шепотом доложила, что господина Шахматова спрашивает господин Франц и с ним какая-то дама.
– Что им сказать? – спросила медсестра.
– Я сама с ними поговорю, – ответила Вика и поспешила к посетителям.
Франц и Рита стояли в холле. Франц, по обыкновению, что-то рассказывал, Рита не слушала, рассеяно скользила взглядом по стенам. Заметив Вику, она оживилась и шагнула навстречу. Вика отметила про себя, что девочка выглядит отлично: легкий румянец, светлые волосы густыми прядями лежали по плечам, сплетаясь с меховыми иголочками золотистой норковой шубки, узкие джинсы, короткая кофточка, мягкие сапожки с меховой оторочкой, в руках смешные, совсем детские варежки.
– Здравствуйте, – обрадовалась Рита, девушки расцеловались, – я звонила, узнать, как вы, но телефон не отвечает.
– Ох, извините, – Вика грустно улыбнулась и ласково поздоровалась с Францем. – Борис Петрович плохо себя чувствует, поэтому мы отключили телефоны, сами понимаете…
– Что с ним? – расстроилась Рита.
– Ну, вы же знаете, он болен. В ту поездку он переохладился и вот…
Франц изо всех сил пытался понять, о чем идет речь. Вика догадалась перейти на английский.
– Господин Шахматов болен, – сказала она Францу.
– О! Надеюсь, ничего серьезного?
– Пока неизвестно.
– К нему можно? – спросила Рита.
– Сегодня вряд ли, – развела руками Вика. – Доктор очень ругал меня.
– Понимаю…
– Я вам позвоню завтра, – пообещала Вика, увидев, что девушка очень расстроилась.
– Пожалуйста! – Рита прижала к груди свои смешные варежки.
Распрощавшись с посетителями, Вика медленно поднялась по лестнице и так же неторопливо вернулась к Борису, она думала.
Пока Франц вез ее обратно, Рита, сидя на заднем сиденье, плакала, закрывая лицо, чтобы Франц не видел ее слез.