– Мне срочно надо поговорить с Львом Иосифовичем. Скажите, что пришли от Василия Романова.
Санитарка, гордо подняв голову, скрылась за застекленными дверями. Вернулась она минут через десять.
– Проходите, он вас ждет. Только разуться бы надо…
Наталия разулась, сунула ботинки под стул, на котором сидела санитарка, и быстро пошла в указанном ею направлении. Остановившись перед дверью с красивой и совсем еще новой, желтого металла, табличкой "Францев Лев Иосифович", постучала.
Носатый, с впалыми щеками, темными навыкате глазами, полными красными губами и серебристо-черным ("соль с перцем") ежиком волос на голове, закусив ручку, Францев восседал в удобном кожаном кресле, но, увидев вошедшую Наталию, словно очнулся.
– Присаживайтесь… Наталия Валерьевна, если не ошибаюсь?
– Да что вы, можно просто Наташа…
– Хорошо. Так что вас конкретно интересует, Наташа?
– Я не знаю, что вам рассказал обо мне Василий…
– Ровным счетом ничего лишнего. Он просто попросил меня об одном одолжении… Кажется, вы хотите выйти замуж, и вопрос чести для вас является более чем существенным. Вас интересует операция по восстановлению девственности?
– Крайне интересует. – Она едва сдержалась, чтобы не выскочить из кабинета и, ворвавшись в морг, увеличить количество имеющихся там трупов ровно на одного негодяя, в данном случае – Василия Романова. "Что он себе позволяет? Ничего себе, помог называется…" – Да, я бы хотела как можно скорее восстановить девственность и выйти замуж. Иначе вся моя жизнь пойдет прахом… Я просто не представляю, что будет, если он узнает, что я уже давным-давно живу половой жизнью… Скажите, а можно эту операцию сделать нелегально? Понимаете, это для меня принципиально. Я не хочу, чтобы моя фамилия где-нибудь фигурировала. Давайте так: я плачу вам деньги, а вы зашиваете меня как порванную куклу, идет?
– Какая вы интересная, Наташа…
– Это все из-за Романова…
– Что – из-за Романова?
– Все. Это я за него собираюсь выходить замуж.
– Но ведь он, кажется, женат. Правда, насколько мне известно, неудачно…
– Правильно. Но брак со мной будет удачным. Уж я об этом позабочусь…
– Вот бы никогда не подумал про Василия, что он столь щепетилен в таком вопросе… – И вдруг до него дошло: – Постойте, что-то я не понимаю… Ведь он сам говорил про вас… Уж не хотите ли вы сказать, что он сам посоветовал вам прийти ко мне на операцию, чтобы вы же потом и вышли за него замуж? Да вы в своем уме?
– Извините. Это была шутка. Василий обещал мне назвать имя человека, который лучше всех в городе делает эти операции. Но думаю, что пришла сюда напрасно… Существует же врачебная этика, и вы не имеете права разглашать чужие тайны… Хотя… может, вы сделаете исключение, если ваша пациентка мертва?
– Мертва?!
– Да. Вчера, вернее, позавчера погибла ваша бывшая пациентка… И мне бы хотелось на правах общественного помощника следователя задать вам пару вопросов.
Францев откинулся на спинку кресла и усмехнулся:
– Вы совсем заморочили мне голову… Оком идет речь?
– О Светлане Бартоломей.
Она заметила, как скулы доктора порозовели.
– Но я не оперировал ее.
– Тогда извиняюсь. До свидания.
Она быстро поднялась и вышла из кабинета.
Чувство досады на себя, такую самонадеянную и истеричную, на Романова, такого бестолкового и еще более самонадеянного, не покидало ее всю дорогу от больницы до машины.
– Олег… Предупреждаю сразу: когда я не в духе, ко мне лучше не подходить и со мной лучше не связываться… Кстати, ты что-нибудь решил?
– Да, я согласен.
Она представила, с каким чувством он разглядывал машину, в душе надеясь, что ему удастся поездить на ней. "Пусть себе…"
– Вот и хорошо. Сейчас поедем туда, где мы с тобой вчера пили чай, я покажу тебе, как пользоваться электроприборами, потому что там есть один шведский обогреватель…
По дороге заехали в магазин и купили полуфабрикатов, овощей и хлеба.
Два больших пакета Олег легко поднял и принес в квартиру.
– Мужчина, с которым я живу, рано или поздно узнает о твоем существовании. Скажешь ему, если вдруг он станет интересоваться, что я наняла тебя в качестве телохранителя.
– А почему бы вам самой не поговорить с ним на эту тему?
– Не хочу. И не надо задавать мне лишних вопросов. И еще, почему ты снова перешел на "вы"?
– После того как вы наняли меня на работу, я просто не имею права называть вас на "ты".
– Как хочешь… Это не существенно. Скажи, который сейчас час?
– Пять минут пятого.
– Отлично. У меня есть еще время. Сейчас я засуну в микроволновку мясо, а ты мне в это время сделаешь массаж. – Она повернулась, чтобы насладиться тем выражением лица, которое появилось у Олега. – Ну что ты так на меня смотришь? Я же не требую от тебя какого-нибудь профессионального массажа. Так, помассируешь слегка спинку… – и, сказав это, Наталия скрылась на кухне.
Вернувшись, она сняла свитер, легла на диван спиной вверх и замерла.
– Можешь приступать, сейчас я только расстегну кое-что…
Он прикоснулся к ней прохладными ладонями, и она про себя засмеялась. Но потом, убаюкиваемая нежными и в то же время монотонными движениями, стала засыпать. "Видел бы меня сейчас Логинов…"
Приблизительно через полчаса Наталия проснулась – вспомнила про мясо.
– Олег, ты умеешь обращаться с микроволновкой?
– Я уже все выключил.
– Как хорошо… – и снова начала погружаться в дрему.
В половине шестого они сели за стол.
– Знаешь, я словно пьяная. Ну и ублажил ты меня… Никто из мужчин не доставлял мне столько удовольствия. Кстати о Лине… Встречайтесь с ней где угодно, но только не здесь. Кажется, я тебе об этом уже говорила.
– Хорошо. Но я могу хотя бы сказать ей, что работаю у вас?
– Да, конечно. И завтра же увольняйся со своего дурацкого ксерокса.
Молодой человек пожал плечами. Она заметила, что он даже стесняется при ней есть.
– Знаешь, мне пора… Ты доешь без меня и убери посуду…
Уже в машине Наталия себя спросила: "Что я наделала? Зачем мне все это надо?" Она имела в виду Олега, его работу в качестве телохранителя. "Если я буду так швыряться деньгами, то все потеряю…"
Глава 7
ПУГОВИЦА ОТ ФРАНЦУЗСКОГО ПАЛЬТО
Ровно в шесть она была дома, а еще через пару минут раздался звонок в дверь: явился Бартоломей.
– Я пришел, как обещал.
– Отлично. Едем.
Соня, которая наблюдала их встречу, покачала головой.
– Может, ты все-таки поешь? – спросила она с заботой в голосе.
– Нет, не могу… У меня слишком много дел.
Бартоломей ездил на черном "Мерседесе".
– Был сегодня в библиотеке – привезли, заставили выслушивать этих баб… – Он нервно курил, свободной рукой управляя машиной. – Они никак не могут найти их одежду. Не понимаю, как это можно потерять два пальто.
– Вы хотя бы раз видели гардеробщицу в библиотеке?
– Нет, конечно… Я и в библиотеке-то последний раз был еще школьником. "Капитанскую дочку" искал для доклада… Маразм. Прочитал две главы и уснул. Проспал два с половиной часа. С тех пор в библиотеку не ходил. И удивлялся, когда видел, как Анжелика со Светланой туда собираются…
– Скажите, у Светланы были какие-нибудь проблемы со здоровьем? В частности, меня интересует, посещала ли она в последнее время гинеколога?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю…
Спустя некоторое время они уже входили в просторную квартиру. Илья Владимирович открыл дверь, ведущую в комнату, и сказал:
– Это спальня Анжелики. Думаю, что вам хотелось бы остаться одной, чтобы без смущения все рассмотреть. Тем более что сегодня здесь уже был один следователь.
– Был? – Ей стало не по себе. – И кто же?
– Сапрыкин.
– Понятно. – "Надо было его предупредить, чтобы взял меня с собой… А вдруг он нашел что-то…"
Спальня Анжелики представляла собой уютное бело-розовое гнездышко. Все, начиная от портьер и кончая покрывалом на кровати, дорогое, но безвкусное. Письменного стола у нее, конечно, не было. Зато был трельяж, забитый до отказа косметикой и духами. Большой светлого дерева шкаф ломился от нарядов. "Почти как у меня. С той лишь разницей, что она все это носила, а я хожу в джинсах…" У этой женщины не было даже записной книжки ("Если, конечно, ее не взял Сапрыкин"). Зато в парчовой косметичке Наталия обнаружила крохотную записку, при виде которой пришла в полный восторг: "Женя Ал. 25-58-48". Коротко и ясно. Это же был телефон ее будущего зятя, Жени Альбаца. Наталия достала блокнот, чтобы сверить с теми данными о Жене, которые дал ей Илья Владимирович. Телефон, как это ни странно, совпадал. А она почему-то думала, что… "А почему бы не позвонить ему?" И Наталия, примостившись на краешке роскошной кровати, покрытой малиновым шелком, взяла к себе на колени телефон и набрала номер. Но ей никто не ответил. Она снова заглянула в блокнот: Дом артистов, кв.14. "Надо бы его навестить, справиться, как здоровье после потрясения, вызванного смертью любимой невесты…"
Не найдя больше ничего интересного, она вышла в прихожую и спросила у Ильи Владимировича, которого нашла причесывающимся перед зеркалом, имеется ли у них в доме телефонный справочник. Он протянул ей старую, с пожелтевшими страницами увесистую книгу, очевидно, заново переплетенную.
В комнату Светланы Наталия вошла уже с этим справочником. Оставив его на письменном столе, она метр за метром обошла комнату, разглядывая каждую книжку на полке, каждую безделушку, открывая шкаф и роясь в письменном столе. Бартоломей был прав: комната была прямо-таки нафарширована драгоценностями. Но почему тогда ни одной побрякушки она не нашла у Анжелики?
Наталия спросила об этом у хозяина.
– Все очень просто. Анжелика хранила свои драгоценности в моем кабинете, в сейфе…
– А вы уверены, что они до сих пор там?
– Утром, во всяком случае, были.
Она вернулась в комнату. В письменном столе Светланы она нашла лишь тетради с записями лекций экономического колледжа, куда, по словам отчима, Света поступила в прошлом году по великому блату, да учебники по экономике. Просмотрев на книжной полке книги в красивых обложках, Наталия поняла, что Светлана до них даже не дотрагивалась, они были совсем новые. Разглядывая ее косметику, она отметила, что ее у нее гораздо меньше, чем у матери. И подобрана она была более системно, из чего можно было сделать вывод, что Светлана разбиралась в косметике лучше, не увлекаясь ею патологически, как мать. Косметика была для нее средством ухода, как ни странно, в основном за телом, ногами… И духи у нее были более изысканные, нежные…
На стене над кроватью висел большой фотопортрет Светланы: белокожая шатенка с большими темными глазами и маленькими носом и ртом. Несколько кукольное личико, но в общем-то довольно милое.
Наталия внимательно осмотрела комнату, пока не нашла наконец то, что искала. Отделение в шкафу для сумок. "Это летние сумки… Белые, розовая, светло-зеленая…" Вмарте с такими ходить еще рано. Но в сумках-то и могло остаться нечто…
Однако в них, кроме конфет, денег, телефонных жетонов, носовых платков и губной помады, ничего не оказалось. Тогда она развернула одну конфету и от неожиданности тут же уронила ее, "Так вот какие конфеты любила девочка Света". Она разглядывала лежащий на ладони прямоугольничек из серебристой фольги: запечатанный презерватив. "Зачем он девственнице? На всякий случай?" Наталия развернула все конфеты и везде обнаружила презервативы. Один из них она спрятала в карман, чтобы показать Сапрыкину для возможной передачи на экспертизу.
– Ну что, нашли что-нибудь интересное?
"А что, если интимная жизнь Светланы никак не связана с ее убийством? Тогда зачем лишний раз чернить ее имя?"
– Ничего… Только конфеты… прошлогодние… Ни тебе дневников, как у подростков, ничего… У нее были подруги?
– Да, одна. Ее зовут Маша. Мария. Она живет прямо через стенку. Если хотите, я ее позову.
– Хочу. – Это была хорошая новость: девушки, которые не ведут дневников, обычно выбирают себе в исповедники самых близких подруг.
Бартоломей ушел, а она осталась одна. Позвонила еще раз по телефону Альбаца, но там снова не ответили. Затем позвонила Соне домой спросить, не пришел ли Игорь. Но он сам взял трубку:
– Ты где?
– Я выполняю важное задание. Приеду – расскажу. Если хочешь, прихвачу тебе по дороге пива.
– Прихвати. Но главное, возвращайся скорее домой.
– Все, целую. – Она растроганно улыбнулась и как-то особенно ласково положила трубку на место.
Но Бартоломей не шел, и Наталия начала беспокоиться. "Что он там, заговорился? Уж не расчленили ли его соседи? Маша-людоедка, а что, звучит…"
Она поставила замок на предохранитель и вышла из квартиры. Позвонила в соседнюю дверь, но ей никто не открыл. Тогда она взялась за ручку и вдруг почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок. Ей было хорошо известно это чувство: страх, замешанный на присутствии смерти…
Дверь поддалась, и Наталия поняла, что случилось что-то необратимое. А что может быть необратимее смерти?
Она вернулась в квартиру Бартоломея, взяла сумку, достала из нее маленький пистолет и зарядила его. И уже более решительно вошла в соседнюю квартиру, темную и зловещую, с неясными бликами в дальней комнате…
Она зажгла свет и чуть не закричала, увидев приближающуюся к ней высокую фигуру человека. Это был Бартоломей.
– Господи, как вы меня напугали… Куда же вы делись? И почему у вас такое лицо? Что случилось?
– Лампочка перегорела, – сказал он странным голосом. – Сначала горела, а потом, когда я вошел к ней в спальню, раздался маленький взрыв… Понимаете, Наташа, я, похоже, влип… Машу задушили. Она лежит в своей постели… Как я теперь докажу, что это сделал не я?
– Ах вот вы о чем… Я не знаю, а вдруг вы и впрямь удушили свою соседку? Можно мне на нее взглянуть?
Илья Владимирович смерил ее ледяным взглядом, как если бы она предала его.
– Идите вперед, – сказала она сухо и достала пистолет. – Если хотите, чтобы я была вашей союзницей… Я помогу вам только при условии, если вы сейчас пойдете первым…
Он вжал голову в плечи, повернулся и медленно побрел к спальне – единственному источнику света в квартире.
Белокурая Маша лежала как-то неловко, боком на кровати с синяками на шее и какой-то блаженной улыбкой на лице.
– Послушайте, почему вы решили, что ее удушили?
– Я, конечно, не специалист, но после того, что случилось с моей женой и дочерью, я прочитал целый раздел в учебнике по судебной медицине… Я даже могу наизусть пересказать вам признаки удушения руками: "При сдавливании шеи правой рукой основные повреждения, иногда в виде отпечатков от 4 пальцев, располагаются на левой боковой поверхности…"
– Прекратите. Лучше скажите: что вы здесь делали все это время?
– Не знаю. Стоял и смотрел. Я не мог сдвинуться с места. Меня до сих пор тошнит…
Наталия подошла к девушке, взяла ее руку и пощупала пульс: она была мертва.
– Вы правы, ее удушили. К сожалению, это самый быстрый способ убийства… Я, признаться, тоже прочитала об асфиксии… Смерть наступает практически мгновенно, стоит лишь сдавить сонные артерии, верхнегортанный и блуждающий нервы. Никогда бы не подумала, что так просто можно убить человека… Маша, кстати, уже остыла. Если даже и вы ее удушили, то сделали это до моего прихода к вам…
– Послушайте, что вы такое говорите… Почему вы ставите меня в идиотское положение? Почему я должен оправдываться перед вами?
– Вы мне ничего не должны. Пока. Но, если хотите, чтобы вас не заподозрили, советую вам запастись железным алиби. И думайте скорее, потому что я просто обязана вызвать сюда милицию. Все-таки совершено убийство…
– Но я же не знаю, когда оно было совершено…
– А вам и не надо этого знать. Достаточно расписать свой собственный день по часам и найти свидетелей, которые могли бы подтвердить, что в момент убийства вы находились в другом месте… Вы же сами мне только что рассказывали, что были сегодня в библиотеке, чем это не алиби? Да к тому же у вас будут такие достойные свидетели, как следователь прокуратуры, работники милиции и библиотеки…
– Но я был там в обеденное время, а потом-то я был дома…
– Подождите. – Наталия нагнулась и подняла с пола пуговицу. Большая, коричневая, она явно имела отношение к мужской одежде, скорее всего, к пальто или плащу приблизительного такого же оттенка.
– Вы что-нибудь нашли? – услышала она за спиной, но быстро встала и как ни в чем не бывало покачала головой:
– Нет, мне показалось… – и незаметно спрятала пуговицу в карман. – Так я звоню. – Она подняла трубку телефона и набрала свой домашний номер. – Игорь? Приезжай, здесь труп в квартире, записывай адрес…
Пока они с Бартоломеем ждали в его квартире приезда Логинова и Сапрыкина, Илья Владимирович подробно, с точностью до минуты, описывал на листе бумаги прошедший день. Спохватившись, он предложил Наталии кофе.
– Можно, только при условии, что вы его не отравите…
– Вы снова… Как вы только можете?
– А вы посудите сами, как я могу к вам относиться после того, как вы оставили меня на целых полчаса, а сами все это время находились у соседки Маши, которая, как оказалось, убита? Все это выглядит более чем странно. Ну почему я должна верить вам?
– Да потому что мне нет никакого смысла убивать ее. К тому же вы и сами говорили, что для того, чтобы удушить человека, достаточно всего нескольких мгновений… Вот и спрашивается: зачем же мне было торчать в этой квартире, где, по вашим словам, я мог душить соседку? Я бы тогда просто пришел и сказал, что Маши нет дома…
– Так-то оно так, но в прихожей на вешалке я только что увидела коричневое пальто… На нем не хватает одной пуговицы. Угадайте, где я ее нашла?
– И где же? – побледнел Бартоломей.
– А вы подумайте. – Наталия разжала ладонь, на которой лежала большая темно-коричневая пуговица с четырьмя отверстиями.
– Не может этого быть… Я ведь заходил к ней без пальто. Это просто какое-то недоразумение…
– Ничего не знаю… Вы могли ее удушить и до моего прихода…
– Но зачем бы я это сделал?
– Затем, чтобы соседка Маша молчала. Авот что именно она могла о вас знать, я сказать затрудняюсь. Возможно, это связано со смертью ваших близких…
Бартоломей долго смотрел на нее, затем глухо и как-то судорожно произнес:
– Отдайте мне эту пуговицу. Прошу вас…
– Да вы что, с ума сошли? Сейчас здесь будут люди из прокуратуры, это же вещественное доказательство, улика… Маша жила одна?
– Нет, с матерью, но та уже месяца полтора как уехала к своей сестре в Балтийск.
– У нее был парень?
– Не знаю точно, кажется, был.
– Если у вас с этим парнем одинаковые пальто, то считайте, что вам повезло…