3
- Поедешь с нами? - Андрей приобнял Като за плечи и по старой дружеской привычке заглянул в глаза.
- С вами? - устало удивилась Като. - Опять блинчики?
- Ладно, я посажу тебя в такси. Или за тобой заедут?
- Посади. Я завтра приеду. Слышишь, Настя. Хочешь со мной увидеться - я завтра у Андрея…
Като гулко захлопнула дверцу такси. Андрей махнул рукой, а Юшкова медленно задышала навстречу Андрею. Или вслед Като.
Таксист был явно бережливым человеком. Или же сентиментальным. Магнитофон в машине сообщил Като, что "комната с балконом и окном светла сейчас, светла как день, который вместе видел нас в последний раз". Като не удивилась, но стена воспоминаний дрогнула и выпустила улыбку.
- Вам сколько лет? - поинтересовалась Като.
- Ты про кассету? Да, моя. Жалко было выбрасывать. А сейчас - напоминает. - Значит, и бережливый, и сентиментальный. И умный. И со всеми на "ты". Может, взять его в мужья? Когда ее родители разошлись, Като было пять лет. Она предложила маме искать нового папу. Пойти по квартирам и спросить, кто женат, а кто нет. И неженатых - брать. Мама почему-то отвергла этот вариант, тогда Като и начала присматриваться к таксистам. Она строила им глазки, очаровывала интеллектом и на прощание обязательно говорила: "Спасибо, что подвезли. Теперь вы будете знать, где мы живем". И еще Като обязательно подмигивала.
- Нет, - вдруг громко сказала Като.
- Денег, что ли, нет? - удивился таксист. - Так твой друг расплатился.
"Еще и честный, - подумала Като, - ну точно, подходит".
- Нет - это не вам. Это о Марке, - живо откликнулась она.
- И марки я не собираю. И вообще, ты какая-то ненормальная, - заключил таксист и обиженно замолчал.
Като ехала домой. Только душа ее почему-то не была полна. Сердце билось глухо, вот именно - глухо. Глухо и устало. Знакомые улицы лениво мелькали вместе с людьми. Като жалела, что она - не Юлий Цезарь. Так что в оценке ее психологического здоровья таксист оказался прав. Если бы Като была Юлием Цезарем, она бы внесла поправку в календарь: молодым измерять годы веснами, пожилым - осенями, старым - зимами. Лето Като не любила. То есть раньше - любила, потому что не замечала, а потом увидела и поняла - не то. Жарко, потно и толстые руки из летнего платья. Хотя само по себе лето и было достойно того, чтобы его просто пережить.
Дома было чисто. Тихо и пусто. Вторник - присутственный день. Вернее - отсутственный. Мужа не было по графику. Во вторник и четверг. Иногда в субботу. В субботу - редко. Это семейные дни. Они всегда проводили их вместе. Муж - он был хороший муж. У него было имя - Митя. Не имя, а сопля. Но ласково. Като называла его просто "муж". Без изысков. Как англичане - догов. Тем более, что это был статус. Должность. И квартира. Где-то нужно жить с удобствами. Като теоретически допускала возможность рая с милым и в шалаше. С немилым предпочитала пентхаус. Муж Митя был гомосексуалистом. Среднего уровня. Он гордился Борей Моисеевым и хотел просто познакомиться с ним. Тихая, пристойная мечта. Като обещала ему разбогатеть и устроить встречу. Митя доверчиво улыбался и, наверное, ждал. Он был очень хорошим, милым и воспитанным. Совсем не развратным и не агрессивным. Он приносил домой всю зарплату и, стесняясь, утаивал деньги на раритетное издание Байрона для своего друга. С другом Като знакомиться не хотела. Митя не обижался.
Муж Митя был хозяином квартиры, которую Марк и Като снимали. Когда Марк женился на Насте, Митя скромно предложил Като остаться. И пожениться. В свадебное путешествие они поехали в деревню Голубцы к Митиной маме. Козочки, уточки, гуси, корова и бычок Славик. По идее, с Митей не могло случиться то, что случилось. Может, притянуло название родины? Город Митю не испортил. Като это знала точно. Митиной маме Като не понравилась. Она целовала ее с плотно сжатыми губами. Но вздыхала облегченно: "Ну, дай Бог, дай вам Бог". Ей хотелось внучку. "Хватит пацанов, напасть с ними одна". Муж Митя к ребенку тоже был готов. А Като боялась. Митиного тихого обаяния. Он легко мог научить дитятку плохому. Зачем?
Като с возрастом стала нуждаться в муже. Он был лучше домашнего кота, но хуже американского миллионера. В этой золотой середине Като забывалась. Она знала, где искать Митю вечером во вторник. Ей нужно было, чтобы муж мягко сказал: "Катенька, ну что за глупости - покупать живого человека?" Мысль о продаже оказалась неотвязной. Деньги? Марк? Подумать о перспективе? Поворошить прошлое? Наваждение. Это просто наваждение.
Като сняла трубку и долго, потому что медленно, набирала номер.
- Игорь Львович, - сказала она, - вы неправильно сформулировали свою мысль.
- Да? - сухо отозвался собеседник. - Почему?
- Ну, ведь это не вы продаете Марка? Так?
- Так!
- Значит, вы его покупаете?
- Детка, - Игорь Львович откашлялся, - ты плохо училась в школе; "продается" - это возвратный глагол. То есть он сам себя продает. А мы - все мы - покупаем.
- А как вы догадаетесь, кому платить? - живо поинтересовалась Като.
- А вы люди честные - сами решите, сами признаетесь.
- На суде? - почему-то испугалась Като.
- Като, я считаю тему исчерпанной. Все, пока. Можешь позвонить, если надумаешь дело. - Голос Игоря Львовича был теплым, но противным, как парное молоко.
- Подождите. Если честно - вы ставите на меня?
- Ты же продала его один раз.
- Спасибо за доверие. - Като бросила трубку и закрыла лицо руками. Деньги портят человека. Раньше Игорь был лучше. Когда Като пришла к нему за помощью, то в качестве доплаты предложила себя. С сексуальным аппетитом у Игоря были нелады. Он возмущенно округлил глаза и прокричал:
- Да как ты смеешь! Ты во внучки мне годишься.
- В дочки, - уточнила Като.
- У меня нет дочерей, к счастью. Нет, ну, надо было пустить в дом какую-то проститутку!
Като залепила ему одну пощечину и намеревалась воплотить в жизнь вторую, но Игорь проворно схватил ее руку и завел за спину.
- Можешь поцеловать меня в шею, - ехидно прошептала Като.
Игорь послушно наклонился и пробежал по дистанции ухо - ключица. Като ойкнула и поежилась. Игорь отпустил руку и повернул ее к себе:
- Мне сверху ничего не надо.
- Я тоже не люблю, - попробовала отшутиться Като, - ладно, извините, Игорь Львович.
- Ну, хоть поцелуй старика на прощание, - улыбнулся он.
Като коснулась губами его щеки, потом, нечаянно, губ. Поцелуй перестал быть родственным. Он был похож на кофе-гляссе - ни холодно, ни жарко.
- И ты прости меня, Като, - сказал Игорь Львович на прощание.
"Прости". Простила. Теперь он уверен в ней. Чудный дедушка у Насти. "Ты плохо училась в школе". Правильно, садись, Катя Румянцева, два. Кто-то же должен получать двойки и носить первые "взрослые" колготки. "Отличная учеба не помешает тебе быть модной", - говорила мама. Мама тоже жила в искаженном мире. Интересно, Ив Сен-Лоран говорил детям такие глупости?
Кате Румянцевой было не до глаголов. С самого первого класса у нее появились женихи. На первых школьных каникулах она впервые влюбилась по-настоящему. Кате было семь, Роме - одиннадцать.
- Какое у тебя образование? - спросила Катя. Мама всегда считала это самым важным.
- Пять классов, - бодро ответил избранник.
- Ты - моя первая настоящая привязанность, - заявила Катя.
- Я тоже тобой увлекся, - ответил Рома.
Целых десять дней они были счастливы. Без ничего. Без ручек, поцелуев, зажиманий и прочих глупостей. Самое главное - чтобы было интересно. Катя тогда просто восприняла опыт. А выводы сделала уже живя с Митей. Все мы родом из детства, кто сказал, что это неправда?
Во втором "А" классе изменения, происшедшие с Катей, заметили три человека: Андрей, Марк и учительница. Но учительница была не в счет. Марк бросился ухаживать за Катей красиво, Андрей - интеллектуально. Марк дарил Кате заколки, ручки, жвачки, объявленные учительницей идеологической диверсией Запада. Андрей решал задачи и таскал книги. Като благодарно жевала и перелистывала страницы. Образ Екатерины Великой убил ученицу второго "А" класса сразу и наповал.
- Ты будешь моим фаворитом? - спросила она у Андрея.
- А Марк? - ревниво вскинулся тот.
- И Марк, - твердо сказала Катя.
Посвящение в царицы прошло обыденно. Они поехали в церковь и внимательно прослушали обряд крещения. Не доверяя одноклассникам, Катя нарекала себя сама, расположившись в парке за церковной оградой.
- Нарекаю тебя Като, отныне и во веки веков. Аминь. Отныне ты будешь царицей класса, а по достижении совершеннолетия - королевой школы. Да исполнится воля Божия. Андрей, я ничего не перепутала?
- Кажется, нет. - Он не был уверен.
- Хорошо, нарекаю вас, верные мои вассалы.
- Это уже из "Айвенго", так нечестно, - возмутился Марк, читавший за ними вдогонку.
- Все равно нарекаю вас фаворитами. Отныне и во веки веков. Аминь.
- Фавориты - это не имя, - убежденно сказал Андрей.
- А что же это, по-твоему? - От возмущения глаза Като превратились в щелочки.
- Это - лошади.
- Значит, Потемкин - это лошадь! - Като залилась смехом. - Дурак же ты, Андрей.
Андрей по-бандитски плюнул себе под ноги и ушел.
- Ладно, меня одного нарекай. - Марк был доволен оборотом событий и готов считаться лошадью.
- Тебя одного скучно. Потом, в другой раз. Потому что вы оба должны поцеловать мне руку.
- А я могу и сейчас, и потом. - Марк просительно заглядывал Кате в глаза.
- Давай лучше просто поцелуемся. - Катя была очень-очень рассержена на Андрея.
- Да, - сказал Марк.
- Закрывай крепко рот. Вот так, - Катя сжала губы в ниточку, - молодец, теперь - глаза, приближайся ко мне, только не зацепляй носом.
Они соприкоснулись щеками, кажется, и Катя сказала:
- Теперь нужно громко выдохнуть "уф-ф-ф".
- Мне не понравилось, - честно сказал Марк.
- Мне тоже. Больше не будем.
- Пока не будем, - согласился предусмотрительный Марк.
Что же еще? Почему не училась? Потому что жила. Жизнь - это когда строишь воздушные замки и плачешь, если они рушатся. Все остальное - это течка и текучка. Без слез и сантиментов. Инстинкты, перешедшие в автоматизмы. Или автоматизмы - в инстинкты. Всему свое время. Но не в смысле точки отсчета, а в смысле продолжительности. Это Като усвоила точно. Если бы в первый раз она влюбилась, как все, в семнадцать, то еще и куролесила бы до тридцати семи. Двадцать лет - оптимальный срок цветения чувства. А так? Семь плюс двадцать - двадцать семь. И нечего на зеркало пенять. Время вышло.
Теперь мама волновалась, что у Като непорядок с гормонами. Като проверилась: цвиркают как часы, новообразований нет, к беременности готова. Хорошо!
Когда Като, Марк и Андрей первый раз поехали в пионерский лагерь, то возбужденная воздухом свободы Като призналась им в любви. И убежденная в том, что от любви обязательно появятся дети, Като таскала Марка с Андреем по очереди в самоволки. На капустные грядки. А вдруг? Через год, просвещенные дворовыми товарищами, они неприязненно вспоминали свои походы. Но Като и сейчас казалось, что они просто плохо искали.
Последний всплеск чувственности у Като пришелся на Марка. Первый тоже. Андрей не попал даже в промежуточный.
Лагерь труда и отдыха. ЛТО. Эпоха сокращений и доверия в кредит. "Товарищ начальник лагеря, задание партии и правительства по сбору клубники выполнено. Каждый, кто не мог больше есть, собрал по три лукошка. Страна не останется без героев". Като была бригадиром. На правах начальства она всю смену валялась с Марком в лесочке. Андрей мужественно свистел, если что. Сейчас у него на свист аллергия. Като разрывалась между девственностью и любовью. Марк научился разговаривать вкрадчивым голосом, а его крупный припухлый рот уже прошелся по одноклассницам. Туда и назад. Верность - это маскировка для слабых. Андрей был слабым. Царицы любят нахалов. Давно известный исторический факт спровоцировал бы лесное соитие, но Като укусил жук за очень голую попу. Любовь пришлось перенести. Марк открывал другие неизведанные дали. Самым верным органом Марка было сердце. Пороки развития. В сердце восседала Като. Только одно другому не мешает. В семнадцать лет это понятно не всем. Но у Като разум брал верх. Она позволяла Андрею прикасаться к себе сухими тонкими губами и дрожащими руками с длинными аристократическими пальцами. Като любила утыкаться носом в заушье Андрею и вдыхать его очень медицинский запах. Марк ревновал. И они втроем ездили на охоту. Ловили бабочек.
Като была готова разделить любовь на троих. Андрей ей не мешал и тоже был нужен. Иногда даже больше, чем Марк. Они не хотели. Это было не по правилам. В армию Като писала им письма. Ответы Марка были пламенно написаны под диктовку политрука. "Здесь, дорогая подруга, решаются судьбы Родины". Андрей служил фельдшером, его взяли из института. Его накрыло достоевщиной, в письмах к Като он не понимал, почему Родина не отвечает за судьбу своих сыновей. Политрук у Андрея, наверное, был алкоголиком.
Сначала Като дождалась Марка. Они решили, что нечего дать красе засохнуть, и полюбили друг друга. Для Като наступила одна сплошная романтическая ночь. Ночь-ночь и деньги из воздуха. Марк умел и любить, и рисковать. Иногда он ходил делать "ночь" с другими женщинами. К этому Като привыкла еще в школе.
- Давай поженимся, - как-то по делу сказала она.
- Штамп в паспорте еще никого не удержал. - Марк был спокоен.
- А ребенку отец?
- Еще рано. Ты сама потом пожалеешь.
- Аборт? - обыденно спросила Като. Она сама решила это. За "ночью" и деньгами никак не наступал день. А Катин ребенок на меньшее не был согласен. К Марку с вопросом она обратилась, скорее, для проформы.
Но после аборта Като начала отмирать. И отмерла с появлением Насти. Когда Марк сел пьяным за руль, Като просто передала его в хорошие руки. В Настины.
А вспоминалось только смешное и хорошее. У них все время воровали мусорное ведро. Митина квартира находилась в десятиэтажном доме, но по решению трудового коллектива во избежание тараканов и крыс мусоропровод был запаян. Баки стояли почти на проезжей части. Между домом и бывшим гастрономом, ставшим супером. Марк честно доносил ведро до мусорника, оставлял его вонять и шел в магазин. По возвращении ведро отсутствовало. Марк купил радиотелефон с километровым радиусом. Он взял телефон, мусор и пошел, строго наказав Като:
- Следи из окна. Если что - нажимай кнопку "Пейдж".
Когда к ведру подобрался обрадованный бомж, Като передала сигнал бедствия. Разъяренный Марк пулей вылетел из магазина и бросился догонять преступника. В честной драке Марку досталась ручка. Но в ручку нельзя складывать мусор. Они долго смеялись и навезли из Польши десять километров одноразовых пакетов.
В больницу к Марку Като не ходила. Но предложение Насти в дальнейшем дружить семьями приняла.
Като стала стильной и спокойной. Сначала ждала момента, когда сможет полюбить процесс засолки помидоров и станет счастливой, как мама. "Что еще нужно - поле да сад, умного мужа ласковый взгляд". Взгляд мужа у Като уже был. Но восторг по поводу вроде события "мне дали чудный рецепт дивного постного пирожка" все не приходил. По-настоящему Като теперь удивляли только деньги и люди, способные прожить на двести долларов в месяц. Порог ее нищеты начинался, когда на трюмо случайно не стояли пять флаконов духов. Естественно, от Кашарель или Ги Лароша.
Като вышла замуж за Митю, а на следующий день позвонил взволнованный Марк:
- Эй, мы теперь квиты. Может, встретимся?
- Мы еще не квиты, - выдавила Като.
- Да-да, согласен. Буду возмещать, - затарахтел Марк, - теперь по делу: нужно составить график…
- Дурак.
- График работы твоего мужа. С местом встреч вопрос решенный. Мы не студенты. Но ключи Андрюшка даст. Хорошо я придумал?
- Зачем, Марк? Правда…
Они встретились в тот же день. Душа окаменела, голова молчала. Не мешала. Потому что тело помнило.
- Я люблю только тебя, - прошептал Марк.
- Слишком много лишних слов, - откликнулась она.
- Так чего же ты хочешь? - Марк спросил так, как будто это Като затащила его в постель. И не просто так, а гнусным шантажом.
- Помоги мне с работой. Регистрация, офис, кредит. Больше ничего не надо.
- Правильно. Это мелочи. А может, я буду давать тебе деньги так, а?
- Так тебе иногда буду давать я, - не согласилась Като.
Марк, конечно, не был всесильным. В отличие от Игоря Львовича. Интересно, Като входила в условия Настиной сделки? А работать, как выяснилось, весело. У налоговой инспектрисы оказался врожденный порок сердца и девичьи мозги. В тридцать семь лет ей все еще хотелось летать. Като устроила ее в авиаклуб и ежедневно выслушивала отчеты о новых летных достижениях налоговой службы. Хорош был и санитарный надзор в лице крысолова Степана. Он дал Като мудрый совет: подружиться с главной крысой, чтобы она выгнала всех остальных. Две недели Като присматривалась и прикармливала двух симпатичных, но в соседнем подвальном помещении к советам Степана не прислушивались. Крыс потравили, и прикормленные пришли умирать прямо к Като на стол. Провернув удачный контракт с греческими соками, Като взяла напарника Рустама. Рустам хотел быть эллином, а был татарином. Но маскировался. Новым партнерам он хвастливо заявлял: "Я настоящий понтиец". Като улыбалась, потому что греческий язык все же был не так богат, а Рустам действительно был понтиец. Не в суффиксах же, в конце концов, дело…
Муж Митя ночевать не пришел. В среду утром он позвонил и разбудил Като.
- Тебе на работу? - спросил он.
- Да, спасибо.
- Я - вечером. - Митя всегда был лаконичным и неуверенным. Потому что счастливым. Боялся расплескать.
Офис разражался криками Рустама:
- Калимера, калиспера, яссас, эвхаристо, - что в русском недословном переводе обозначало "доброе утро, спокойной ночи, здравствуйте, спасибо". Греческо-русский разговорник лежал закрытым у него на коленях.
- Ну что? Очень плохо? - обреченно спросила Като.
- Выкручиваемся, я земляка на таможне встретил. - Внешний вид Рустама говорил сам за себя. - Да, - гордо сказал он, - посидели. Ну и порешали.
- Ну и?.. - Като не очень-то верила в случайные знакомства.
- Нас отпускают, греки им перешлют подтверждение. Все чинно.
- Ты, что ли, с начальником таможни пил?
- И где что-то решают начальники? Ну, влетим, конечно, в две-три штуки. Ай-ай, какой молодец Рустам! Какой молодец!
Като улыбалась и смотрела на противопожарный плакат, преднамеренно оставленный энергонадзором: "Выходя, гасите свет". Ниже рукой Марка было написано: "Это лучше, чем нажраться".
"Ну вот, Игорь Львович, денежной причины для охоты за Марком у меня нет. Или вы все равно ставите на меня? - подумала Като. - Или теперь, исходя из долгов ушедшей любви, мне нужно его спасать? Но это лучше всех сделает Юшкова. Территория помечена". Като засмеялась и представила, как Юшкова по-собачьи поднимает ногу и помечает деревья вокруг Марка. Явно что-то творилось с головой.
- Слушай, Рустам, а лето ведь.
- Удивила! - Рустам набирал домашний номер, чтобы обозначить свое присутствие на работе.
- Может, мне в отпуск махнуть?
- В Грецию?! - Рустам даже подскочил от удовольствия.