Алан Кокс медленно раскрыл глаза. В комнате было темно. Он выбрался из постели и, как был, голый, затопал к окну, чтобы отдернуть занавески. Одной из причин, почему ему нравилось жить в Сохо, было то, что это место никогда не замирало на ночь и не успокаивалось. Даже в семь тридцать утра здесь все уже гудело. Повсюду сновали дворники, ранние прохожие, обыкновенные люди и привратники. Люди спешили на улицу, и владельцы магазинчиков уже получали наличные.
Он потянулся и зевнул, и его крупное тело отозвалось болью от травм и от прожитых лет, несмотря на его сохранившуюся почти юношескую крепость. Алан повернулся лицом к постели и нахмурился.
Лалли было двадцать девять лет, хотя она и клялась, что ей всего двадцать два. Она пребывала на положении постоянной любовницы Кокса уже два года. В самом начале их связи он допустил ошибку, дав ей ключ от этой квартиры. Она уже крепко спала на его кровати, когда он на рассвете притащился домой. А теперь у него не было сил, чтобы вышвырнуть ее вон из постели.
- Ну-ка, Лалли, вставай!
Она, не просыпаясь, перевернулась на спину, выставив на обозрение небольшую грудь. Ее короткие рыжие, всегда взъерошенные волосы торчали вихрами. Она была очень мила. Алан вздохнул, ощутив в себе признаки возбуждения, и быстро вышел на кухню, чтобы приготовить кофе. Когда кофе поспел, он насладился ароматом свежих колумбийских зерен и налил напиток в две кружки.
Алан обожал ранние утра за то, что теперь мог без всяких ограничений вставать, когда ему заблагорассудится, а не ждать, пока кто-то отопрет снаружи дверь; за то, что теперь ему не нужно было делить помещение с каким-нибудь волосатым засранцем. После освобождения из тюрьмы он охранял свою свободу с такой горячностью, что Лалли и другие люди из ее окружения с трудом понимали его.
Он принес кружку кофе в спальню, поставил ее на ночной столик и нежно потряс Лалли за плечо, чтобы разбудить ее:
- Ну давай просыпайся, дорогая! Мне скоро придется уходить. Предстоит насыщенный день.
Лалли осторожно приоткрыла один глаз и тут же снова закрыла его, ослепленная резким дневным светом. Алан заметил, что вокруг ее рта и глаз начали появляться мелкие морщинки.
- Ты выглядишь усталой, девочка. Пора бы тебе сбавить обороты.
- Отвяжись, Алан! Сейчас еще слишком рано, чтобы слушать лекции, даже твои. - Она уселась в кровати, даже не пытаясь прикрыть наготу. - Дай мне сигарету, Ал.
Он передал ей пачку сигарет, достав их из ее сумочки, которую она небрежно бросила на стул возле окна. Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. На нее напал приступ кашля, и Алан покачал головой:
- Ты губишь себя, Лалли, и знаешь об этом, не так ли?
Она кивнула, кашляя изо всех сил, так что все лицо у нее покраснело от напряжения.
- Чашка чая и кашель - вот знаменитый английский завтрак!
- Это кофе, Лалли. Ты же не пьешь чай! Разве ты забыла?
Она снова затянулась сигаретой и отхлебнула горячего кофе, от кружки с которым поднимался пар.
- Где ты был прошлой ночью? Я думала, ты закрываешься около половины третьего…
Алан вышел из спальни, не утруждая себя ответом. Он уселся за кухонный стол, а она, пританцовывая, вошла на кухню с кружкой кофе и сигаретой. На себя она набросила его банный халат. Она не стала обременять себя тем, чтобы подпоясаться. Алан понял, что это сделано с умыслом. И подпоясал ее сам.
- Послушай, Лалли, я не хочу, чтобы ты приходила сюда и уходила так, словно это твой дом. Я дал тебе ключ только на случай крайней необходимости. А теперь, если ты не возражаешь, я хочу получить его обратно.
Она села за стол и обворожительно улыбнулась.
- Ну почему нам нужно вечно об этом говорить, Алан? Ты пойдешь в душ, и я вслед за тобой; потом ты будешь заниматься со мной любовью, а чуть позже я буду смотреть, как ты готовишь нам легкий завтрак. И все у нас будет в порядке до следующего раза.
Алан энергично затряс головой:
- Следующего раза не будет, Лалли. Мне это не нравится. Я не люблю, когда кто-то вторгается в мое пространство. Ты знаешь, каков я, дорогая. Не хочу ничего постоянного.
Лалли презрительно фыркнула:
- А кто сказал, что я это люблю? Не слишком переоценивай себя, Алан Кокс! Я тоже не хочу ничего постоянного. И ты не единственный парень, с кем я встречаюсь.
Алан посмотрел в ее ясные голубые глаза и тихо сказал:
- Но ведь тебе же не нравится, что я такой, не так ли?
Лалли пришлось опустить глаза. Потому что его слова были чистой правдой. Она стала переминаться с ноги на ногу как ребенок.
- Но почему ты так поступаешь со мной, Алан? - почти хныкала Лалли. - Почему ты орешь на меня? Разве мы не можем попытаться быть вместе?
Алан смягчился, но тем не менее отрицательно покачал головой:
- Даже если пройдет миллион лет, дорогая. Я не хочу ничего постоянного. Но если бы даже я этого вдруг захотел, то ни за что не сошелся бы с проституткой, какой бы классной она ни была…
Ему неприятно было говорить ей эти слова, потому что на самом деле его вовсе не волновало, чем она занимается. Алан понимал: это - единственное, чем можно ранить ее настолько глубоко, чтобы она, наконец, оставила его в покое. За те долгие годы, что он водился с проститутками, Алан определился в своих предпочтениях: он считал, что с ними иметь дело лучше, чем с так называемыми добропорядочными "мужними женами", пусть их будет хоть пятьдесят. Таковые у него также были, и поэтому он предпочитал девиц легкого поведения. Они не притворялись, а были настоящими, и человек знал, что он от них может получить.
Алан увидел заблестевшие слезы в глазах у Лалли и вздохнул.
- Мне очень жаль, Лалли.
Она встала перед ним, неприкрытая ничем, кроме собственного достоинства.
- Я этого не заслужила, Алан, и ты это знаешь!..
Она смотрела на сидевшего перед ней мужчину. На его светлые волосы, спутанные после сна. На то, как он отвел свои широкие плечи назад будто в ожидании удара. Она видела его голубые глаза с симметричными морщинками от смеха вокруг них - чувствовала, как ее неудержимо тянет к нему. Никогда раньше она никого так страстно не хотела.
- Мы можем оставаться друзьями, Лалли. Но только я хочу, чтобы мы были нормальными друзьями, которые звонят друг другу, прежде чем собираются заглянуть в гости, а не заваливаются просто так друг к другу на порог.
Она кивнула. Он сам ни разу не звонил ей никогда. И никогда не приходил, чтобы повидаться с нею. "Он пытается спасти мое достоинство", - Лалли понимала это, и оттого ей становилось еще тяжелее.
Алан притянул ее к себе в объятия, уже раскаиваясь в том, что зря обидел ее. Но в глубине души он так и не был уверен, что до нее полностью дошло все сказанное им. А теперь он как сильный мужчина успокаивал ее.
Глава 17
Энтони Кальдер производил впечатление крупного мужчины. Всю жизнь он следил за своим весом. И часто запирался в частном гимнастическом зале, снимая напряжение с помощью металлических гирь. Голова у него была заостренной формы, как пуля; волосы седые и очень коротко подстриженные; зубы в дорогих коронках, а цвет лица красноватый. Нос он имел удлиненной формы, как бы символизирующий целеустремленность владельца.
Энтони стукнуло пятьдесят восемь лет, он сохранил крепкое тело юноши, обладая мозгами древнего старца. Жене его было двадцать два года. Каждый раз, вглядываясь в свое отражение в зеркале, Энтони признавался себе, что он безобразен внешне. Хорошим штрихом, завершающим общий облик кряжистого мужчины, служила мощная бычья шея. И все же Кальдер знал, что для женщин он достаточно привлекателен, и надеялся, что так будет всегда. В Энтони сразу ощущалась неприкрытая сила его личности, и это определяло впечатление при общении с ним. Можно сказать, что у него был несколько угрожающий вид. Однако он-то знал, что и на самом деле являлся грозным противником.
Энтони Кальдер слыл занудой, то есть человеком, который прицеплялся к чему угодно. К примеру, тому, кому хотелось добиться более легкого приговора, Энтони Кальдер мог быть очень полезен. Он знал лично каждого полицейского, который заслуживал того, чтобы его знали, от Мета до Мерфисайда. Знал цену всем им, знал, к кому стоит подходить, а к кому лучше не обращаться. Был в курсе, нужны ли им наличные или просто отдых, игроки они - или все их стремления не поднимаются выше доступных женщин и хороших машин. Это сделалось его работой, его карьерой. И Энтони отдавал этому всего себя.
Кальдер стал миллионером. И теперь не желал палец о палец ударить ради кого бы то ни было. Прошли те дни, когда он выступал в роли оплачиваемого тяжеловеса, способного сломать руку или ногу за определенную сумму… Энтони получил шанс, когда познакомился с детективом-инспектором Биллом Лингсом из отдела тяжких преступлений. Билл Лингс использовал Энтони как посредника в деле, в котором был лично заинтересован. Некие два брата, попавшие под суд, хотели сократить себе сроки - уйти от перспективы пожизненного заключения. Тогда у Кальдера как раз и обнаружился природный дар вести переговоры.
Инспектор-детектив Билл Лингс написал судье откровенное заявление о том, что братья удачно шпионят по его поручению и что от них больше будет толку на улице, чем за решеткой. Судья тщательно все взвесил и за "королевскую" сумму - по двадцать пять тысяч фунтов с каждого - позволил им выйти из зала суда со смягченным приговором. Энтони сделал свою часть работы - и, занимаясь этим, он неожиданно обрел свое призвание.
Ныне Кальдер проживал в большом собственном доме, в зеленом пригороде Чигвелла, с молоденькой женой и новорожденной дочерью и с двумя крупными доберманами. Он вел дела, не выходя из дома, и прекрасно уживался и с полицией, и с преступным миром. Его уважали все, кто имел с ним дело, особенно полицейские, которые видели в сотрудничестве с ним способ повысить свое скудное жалованье.
Энтони откровенно наслаждался жизнью. И лишь самодовольно усмехнулся, увидев, Алана Кокса, идущего по ухоженной территории к гимнастическому залу, который служил продолжением дома Кальдера, в котором Энтони проводил большую часть дня.
- Привет, Алан, старина! Давненько я тебя не видел… - В речи Энтони по-прежнему порой проскакивали просторечные словечки…
- Все в порядке, Тони? Прекрасно выглядишь!
Энтони пожал ему руку.
- Ну и чем могу быть полезен?
"Вот оно! Начинается бизнес", - рассудил Алан. Что ему и нравилось в Энтони Кальдере: тот приступал к делу сразу без всяких вступительных слов.
- Мне нужно, чтобы ты мне кое о чем нашептал, старина. Я собираюсь провернуть маленькое дельце с одним давним приятелем, и мне надо бы пронюхать о кое-каких законах.
Энтони поставил штангу на место и вытер лицо и шею чистым белым полотенцем.
- А где находится тюряга?
- На острове Вайт, - улыбнулся Алан проницательности приятеля.
Тут Энтони откровенно рассмеялся.
- Понятно. Что ж, это будет стоить несколько миллиончиков. Но, полагаю, ты уже все подсчитал. Имеешь в виду какого-нибудь особенного типа?
Алан присел на маленькую скамейку и расстегнул пиджак.
- Очень важно, чтобы ты никому не проговорился. Иначе будет паршиво.
Кальдер пожал плечами.
- Я никогда зря не разеваю рот, ты же знаешь, Алан.
- Даже если это дело надавит на мозоль Дональду Левису?
Алан не мог не заметить, как поразился его словам этот непробиваемый тяжеловес.
- А какое отношение имеет к делу Левис?
- Никакого, Тони. И я хочу, чтобы так все и оставалось. То есть, чтобы он ни о чем не узнал. Он властен над большинством тюремщиков на Острове, а я намереваюсь выдернуть оттуда старого приятеля, причем таким образом, чтобы Левис ни о чем не пронюхал.
Энтони некоторое время молчал, не сводя с Алана глаз.
- Это опасное предложение, Алан. И обойдется тебе оно в немалую сумму.
- Я готов к этому, Тони, ты же знаешь. Но мне надо тебе еще кое-что сказать: если Левис получит хотя бы слабый намек, что что-то происходит, то мы с тобой выпадем в осадок. Ты меня понимаешь?
Тони кивнул. Он заметно посерьезнел.
- Я слышал, что ты сказал. Но ты же знаешь: Левис запустил лапы в более жирный пирог, чем даже этот мозгляк Джек Харнер.
Алан повел плечами в характерном жесте, как бы отметая это утверждение.
- Это его прерогатива. Он паразит, а я терпеть этого не могу. Однако когда кто-то наступает на мозоль моему лучшему другу, это означает, что он наступил и на мои мозоли. Так что можешь сказать, кого надо повидать и где, и я сам проведу с ними переговоры. Таким образом, ты не будешь втянут ни во что.
Энтони глубоко вздохнул.
- Мне нужно обдумать все это, дружище. Я что-нибудь да устрою.
- Прекрасно понимаю.
Энтони еще некоторое время находился в замешательстве.
- Мне казалось, ты в последнее время выпрямился, - наконец изрек он. - Слышал, ты занялся легальным бизнесом?
Алан усмехнулся.
- Именно. Но как говорится в старой пословице, этого никому не уразуметь, кроме меня самого. Особенно если дело затрагивает мои личные интересы. - Он вытащил толстый конверт из внутреннего кармана пиджака и положил на скамейку рядом с Энтони. - Здесь пятнадцать штук пятидесятифунтовыми купюрами. Это для начала. Будет намного больше, когда дело тронется. Я хочу, чтобы ты это организовал все как можно аккуратнее. И тогда деньги - не вопрос! О'кей?
Энтони взял пальцами конверт, зажал тот в огромном кулаке и взвесил. И лишь потом ответил:
- Прекрасно, но я должен предупредить тебя, Алан: у Левиса длинные руки.
Алан медленно покачал головой.
- У меня тоже, Тони, у меня тоже.
Едва Донна вышла из душа, зазвонил телефон.
- Алло?
- Привет, Донна, я просто звоню сообщить насчет книг: они готовы, можешь прийти посмотреть их.
- Отлично. Я приеду сегодня примерно к девяти.
- Как Джорджио?
- Терпимо. А ты постараешься его навестить?
В трубке наступила пауза. После чего Стефан ответил:
- Это не так просто. У меня мало ордеров на его посещение. И ехать далеко. Полагаю, ты - единственный человек, которого он хочет видеть.
Донна физически ощутила, как из телефонной трубки струятся волны враждебности.
- Я его жена, Стефан.
- Ну, конечно, жена… Ранее предполагалось, что я буду активно помогать тебе заниматься делами. А сейчас… Похоже, ты об этом забыла. Меня очень расстраивает, что вместо этого ты проверяешь мою работу…
Донна слушала Стефана, и губы у нее постепенно складывались буквой "о".
- Я проверяю тебя?! Послушай-ка, Стефан, я просто реализую свое право. Я партнер в вашем с Джорджио бизнесе, и вполне естественно мое желание в нем разобраться! - Донна заговорила на повышенных тонах, но, почувствовав это, решила, что надо успокоиться.
Теперь настала очередь Стефана нервничать.
- Ты владеешь долей в двадцать пять процентов, и все! Контрольный пакет у меня. Я думаю, у тебя, черт побери, совсем маленький интерес, и, честно говоря, я миндальничаю с тобой только потому, что ты жена моего брата. А теперь давай закроем эту тему, хорошо?..
Донна с удивлением услышала гудки: он бросил трубку. Она плотно обмоталась толстым розовым полотенцем и в недоумении уселась на кровать: "Что-то творится со Стефаном, и причина кроется вовсе не в том, что я изъявила желание заглянуть в его книги… - Она спросила себя, почему так упорно желает сделать это. Донна не придавала этой акции особого значения. Но Донну не оставляло ощущение, что здесь что-то не так. Нечто происходит за ее спиной, и довольно долгое время: - Я не доверяю Стефану Бруносу".
Это было поразительное открытие.
Хэтти терпеливо выслушала шумное выступление Стефана, напоминавшее проповедь, и печально покачала головой:
- Она очень скоро все выяснит, и тогда тебе и всем, кто с этим связан, придется туго.
Стефан выдавил из себя улыбку:
- Не-а! Она не узнает. И никто из них не узнает. Я слишком умный, прямо тебе скажу. - Он криво ухмыльнулся, чтобы поднять себе настроение.
Однако настроение Хэтти это не изменило.
- Никто не может быть умнее всех. А ты играешь с огнем, парень. Нельзя одновременно гоняться за двумя зайцами. Этого никому не дано.
Он поцеловал Хэтти в макушку.
- Не беспокойся, Хэтти. Я в полной безопасности.
Хэтти отпила водки с тоником из стакана. "Он слишком красив, вот это уж точно". - Всю жизнь она млела от хорошеньких молодых мужчин и теперь поняла, что, даже старея, себе не изменяет.
- А она все знает о предприятии "Поговори с…"?
- Нет, не все. Ни к чему ей это. Ну, а теперь мне пора идти, Хэтти. Я загляну попозже, вечерком, если ты не будешь занята. Хорошо?
Хэтти никогда не могла отказать ему.
- Для тебя я всегда свободна.
Улыбаясь во весь рот, он вышел, а Хэтти осталась стоять посреди комнаты в раздумье: "Стефан играет в опасные игры с огнем. Очень надеюсь, что он не сгорит в итоге".
Донна вошла в контору "Поговори с…" в девять утра, согласно договоренности, и с удивлением обнаружила, что Стефана нет на месте. Ее ожидала в офисе молодая женщина в туго обтягивающем фигуру черном вечернем платье.
- Миссис Брунос?
Донна, улыбаясь, кивнула.
- Меня зовут Кэти Харнер. Мистер Брунос попросил меня принять вас. Книги здесь, на его столе. Приготовить вам чашечку кофе?
Донна кивнула этой, по-видимому, доброжелательно настроенной девушке, что стояла перед ней в ожидании. Кэти наложила на лицо слой макияжа, совершенно скрывший ее естественный свежий вид. Пухлое молодое тело Кэти было, как в доспехи, заковано в черное, расшитое бусинками платье. И от этого девушка приобрела несколько воинственный вид. Донна сморщила нос, ощутив сильный аромат духов "Чарли", смешанный с запахом свежего молодого пота.
Она устроилась за секретарским столом в кабинете Стефана. Донна обратила внимание на то, что все шкафы в офисе заперты на замки, и ей это показалось оскорбительным. Кэти плюхнулась на соседний стул и закурила.
- Вы собираетесь стеречь меня? - спросила Донна.
Девушка рассеянно кивнула.
- Так велел мистер Брунос. Он распорядился впустить вас в кабинет, а потом сидеть и ждать, пока вы закончите. После чего нужно будет вас выпустить и запереть за вами дверь.
Донна снова улыбнулась.
- Он что - где-то поблизости? И ждет, пока ему вернут ключи?
- Насколько я знаю, он еще недавно был в клубе на Вардор-стрит. Но сейчас мог уже оттуда уйти. Я просто передам ключи Даре.
- Даре? А кто она?
Кэти Харнер с неизменной доброжелательностью пояснила:
- Дара О'Флинн - это парень. Он ирландец. Распоряжается клубом, работает на мистера Бруноса. Смешное у него имя, правда? Мы все над ним посмеиваемся. Ну, за глаза, разумеется.
Донна из вежливости посмеялась вместе с девушкой и заговорщическим тоном выразила свое одобрение:
- Ну конечно!