– Здравствуй, Эвочка, – сказала она, когда ей ответили. – Это Антонина Захаровна… Да, случилось, но пугаться нет причины. Тебя разыскивает один известный сценарист, с телевидения… Как какой? Таран-Бороновский, знакомый твоих родителей!.. Впервые об этом слышишь? Забавно… Но в любом случае я назвала тебя подающим надежды молодым автором… Да, я все понимаю, но благодарить после будешь. А пока держи меня в курсе дела, я, можно сказать, поручилась за тебя, Эвочка…
Уже кладя трубку, Антонина Захаровна вдруг нахмурилась.
– Эвочка… Но почему он назвал ее Эвочкой, если знаком с ее родителями? – произнесла она и задумалась. Потом понимающе усмехнулась: – Ах ты, старый проходимец, опять вышел на охоту за сюжетами.
Какие бы диковинные небылицы ни тиражировали газеты вроде "Их день" и "Наша жизнь", какое бы множество слухов ни курсировало среди населения, натренированное ухо всегда вычленит стоящие доверия сведения из общей какофонии фактов и дат, особенно в знакомой среде обитания.
Конечно, можно было бы предупредить ту, которую она назвала своей подопечной. Но Антонина Захаровна рассудила иначе:
– Если у девочки с головой все в порядке, она своей выгоды не упустит. И оба потом еще будут мне признательны…
Глава 9
Хотя она и была извещена о звонке, все равно тот застал ее врасплох. Представившись, известный кинодраматург не стал ничего говорить о якобы имеющем место знакомстве с родителями девушки, а, сдержанно похвалив роман "Он пришел к ней во сне", сказал, что хочет поддержать молодой талант и дать несколько рекомендаций по усовершенствованию мастерства.
Сердце девушки забилось так громко, что заглушило голос подсознания, призывающий к осторожности. Сразу же захотелось поверить всему, что говорит Эмиль Таран-Бороновский. Какая же писательница в душе не считает себя талантливой и не жаждет признания! Радужные перспективы, известность, сцены красивой жизни весьма туманно, но от этого не менее привлекательно мгновенно закружились в воображении.
– Спасибо… Как скажете, – лепетала девушка, потрясенная свалившимся на нее счастьем. – Да, конечно…
Только когда Эмиль Григорьевич сказал, что будет ждать ее сегодня вечером возле Дома кино, она испугалась. Нет, конечно, не того, что Таран-Бороновский замыслил в отношении нее нечто ужасное. Для этого сценарист был слишком заметной личностью. Да и место встречи было выбрано соответственное. Просто, как женщине, ей не хотелось ударить в грязь лицом. Там, где бывают кинознаменитости, на спутницу Таран-Бороновского наверняка обратят внимание.
– Может, завтра? – робко предложила она. – Сегодня у меня никак не получится. Все так неожиданно…
Эмиль Григорьевич поморщился от неудовольствия. Терять день ему было не с руки.
– Знаете, Эвочка, я человек занятой, – произнес он, давая понять, что ей следует ковать железо, пока горячо.
– Простите, но сегодня я, честное слово, никак не могу! – Это был крик души, и маститый сценарист понял, что ему не удастся настоять на своем.
– Ну хорошо, уговорили, – со вздохом произнес он, давая понять, что идет ради девушки на огромные уступки.
Она повесила трубку и поняла, что ничуть не успокоилась. Привычка не уделять своей внешности особого внимания привела к тому, что девушка имела весьма смутное представление о секретах макияжа. К тому же то, что годилось для будничной жизни, никак не могло сойти на людях, придающих имиджу первостепенное значение и искушенных в тайнах его создания. Что же делать?
Перво-наперво она взяла себя в руки, затем представила, как бы в схожей ситуации повела себя героиня ее романа, та, что по ходу сюжета превращалась из современной Золушки в прекрасную принцессу, то есть из невзрачной секретарши – в ослепительно прекрасную подругу, а потом и в супругу своего красавца босса.
Парикмахерская, которую она время от времени посещала, естественно, не годилась. А к салону она не знала, как и подступиться. Ей казалось, что на нее посмотрят как на человека второго сорта, едва она возникнет на пороге. Тем не менее надо было любой ценой превозмочь себя, и сделать это следовало не позднее завтрашнего утра…
Девушка несколько раз прошлась перед огромными, до блеска вымытыми окнами, за которыми мастера колдовали над своими клиентами. Когда показалось, что на нее уже косо поглядывают сквозь стекло, она собралась с духом и взялась за ручку двери.
О ее приходе возвестил перезвон колокольчиков, прикрепленных над входом. И тут же ей навстречу приподнялась молодая темноволосая женщина, сидящая за конторкой рядом с дверью. Не красавица, но смотреть на нее доставляло истинное удовольствие.
– Здравствуйте, чем можем вам помочь? – с улыбкой обратилась она к вошедшей девушке.
Та собралась с духом и негромко, чтобы никто не слышал, произнесла:
– Вы знаете, так получилось, что мне нужно хорошо выглядеть сегодня вечером… Это возможно?
– Что вы имеете в виду? – спросила администратор Диана, как значилось на беджике, приколотом к белоснежной блузке. – И на какую сумму вы рассчитываете?
Оба вопроса смутили девушку, причем неизвестно, какой больше. Она растерянно пожала плечами и, поддавшись порыву, чуть было не бросилась вон из салона.
Но Диана, казалось, не заметила ее смятения. Более того – с дружеским видом, словно ей можно довериться во всем, сказала:
– Раздевайтесь, и мы сейчас все это обговорим.
Она достала листки с расценками и, когда робкая клиентка, раздевшись, села возле нее, спросила:
– Простите, как вас зовут?
– Э-э… Эва, – ответила девушка и поняла, что под прикрытием этого имени чувствует себя немного увереннее. Вроде бы это и не она вовсе.
– Так вот, Эва, вы хотите преобразиться так, чтобы вас было не узнать, или…
– Нет-нет, что вы! – с испугом перебила ее Эва. – Совсем наоборот!
– Ясно, – улыбнулась Диана и крикнула симпатичной невысокой девушке, что жужжала феном над головой яркой брюнетки: – Кира, сейчас сможешь взять клиентку?
Та кивнула, перехватив взгляд администратора в зеркале. И Диана снова обратилась к своей собеседнице:
– Стрижка, окраска, укладка?
– Я даже не знаю, – чуть развела руками девушка.
– Тогда оставим это на усмотрение мастера, ладно? А потом как раз освободится Оля на маникюре… Или же она возьмет вас между стрижкой и укладкой, если решите красить волосы… А Жасмин, это наш визажист, оставим на потом, хорошо? Приблизительно все вместе обойдется вам… – Диана понажимала кнопки на калькуляторе и повернула его к Эве. – Вас устроит?
У нее отлегло от сердца, когда она увидела сумму. Немалую, конечно, но не запредельную.
– Да, устроит, – закивала девушка.
Она так и не выработала тактику поведения и, решив ничего из себя не строить, сказала Кире, когда опустилась в кресло перед зеркалом:
– Что вы посоветуете мне сделать с волосами?
Та расчесала их, пропустила сквозь пальцы, приложила пряди к лицу клиентки, потом вынесла вердикт:
– Придать отдельным прядям легкий золотистый оттенок, чуть укоротить сзади, а с боков убрать так, чтобы можно было, подвернув их вовнутрь, носить распущенными или же собирать в хвост, оставляя пряди у щек. Ну как?
– Давайте, – махнула девушка рукой, отдаваясь на милость мастера.
Когда на ее волосы навернули массу кусочков фольги, Эвой занялась "Оля на маникюре". Сошлись на лаке розовато-бежевого цвета, хотя Оля настойчиво советовала красноватый с бронзовым отливом.
– Он будет очень эффектно смотреться на ваших ногтях, – уверяла она.
– Знаете, я еще не решила, что надену, а розово-бежевый подойдет в любом случае, – объяснила Эва свой выбор.
Когда она снова сидела перед зеркалом и Кира подстригала ее уже вымытые и подкрашенные волосы, сам собой завязался разговор. И Эва, очень боясь показаться хвастунишкой, робко призналась, что пишет книги.
– Какие? – полюбопытствовала Кира.
– Любовные романы…
– Правда? – И столько в этом восклицании было неподдельного изумления, что девушка смутилась. – Вы не поверите, но я первый раз вижу живую писательницу!
Эва смущенно пожала плечами под длинной черной накидкой с названием салона, давая понять, что не находит в этом ничего сногсшибательного. Но похоже, она ошибалась.
– И что вы написали? – снова спросила Кира. – Вдруг я читала…
– Вряд ли, – ответила Эва и предложила: – А хотите, я вам подарю? У меня с собой есть как раз одна книжечка…
– Ну, я была бы только рада, – ответила Кира так, словно ей собирались преподнести невесть какой дорогой подарок.
Мастер выключила фен, сняла накидку, и Эва не смогла скрыть своего восхищения. Это была она и одновременно не она. Волосы обрамляли лицо шелковистыми волнами, а когда девушка провела рукой, поправляя прядь, в зеркале отразились тонкие длинные пальцы с лаково поблескивающими ногтями.
– Спасибо, – тихо сказала она и достала из сумки свою книжечку. – А это вам, обещанное.
– Спасибо, – с не меньшим почтением произнесла Кира, разглядывая обложку.
Теперь настал черед Жасмин. Казалось, эта восточная волоокая красавица решила испробовать на себе все возможности современного макияжа. И выглядела она, к слову сказать, произведением искусства – ярким, броским, запоминающимся. Но Эва с ужасом подумала, что сама никогда бы не решилась выйти из дому в такой боевой раскраске. Не ее этот стиль. Однако отступать было поздно. Поэтому она старалась не смотреть в зеркало, пока над ее лицом трудилась визажист.
Но вот настал момент, когда Жасмин сказала:
Ну?
Эва с замиранием сердца подняла взгляд на свое отражение в зеркале – и не узнала себя. То есть, конечно, узнала, но поразилась тому, насколько она, оказывается, привлекательная. Серые глаза под тонкими дугами бровей смотрели завораживающе. А если чуть опустить длинные ресницы, то взгляд приобретал интригующую многозначительность и манящую глубину. Губы обрели четкий контур и соблазнительную сочность. Сама кожа напоминала нежный бархат, а легкий розоватый румянец казался даже естественнее того, что возникал на щеках девушки, когда она смущалась или краснела от удовольствия. И ни тебе золотых или серебряных, таких красивых самих по себе теней, ни вазелинового блеска помады.
"Эта Жасмин за один раз увидела во мне больше, чем я, тысячи раз внимательно разглядывая себя в зеркале, – восхищенно подумала девушка. – Вот что значит профессионал…"
Однако, когда она вышла из-за перегородочки в зал, никто из мастеров не был потрясен произошедшим с ней превращением. Видимо, такое здесь случалось постоянно. Зато две из них, что были в данный момент свободны, стояли возле Киры и увлеченно рассматривали книгу, которую та держала в руках. Ее книгу!
– Спасибо, – прочувствованно произнесла Эва, обращаясь ко всем сразу.
– Пожалуйста, – ответили ей хором. – Заходите еще. Нам будет приятно, если вы станете нашей постоянной клиенткой.
Сидящая в одном из кресел ухоженная красотка, красновато-каштановые волосы которой располагались на затылке весьма замысловатым образом наподобие распушенного хвоста токующего тетерева, обернулась к двери, потом о чем-то спросила мастера, пушистой кисточкой обметающей ей шею. Выслушав ответ, она снова устремила взгляд на Эву с таким видом, будто задалась целью не упустить ни единой детали из происходящего на ее глазах.
Что надеть на встречу, теперь волновало ее уже не так сильно, как до той минуты, когда она переступила порог салона. Все равно дорогих сногсшибательных туалетов у нее не было. Зато теперь она не сомневалась в своей привлекательности. А это не может не придавать спокойствия и уверенности в себе любой женщине. И потом, это Эмиль Таран-Бороновский обратил внимание на ее книги, а не она слезно упрашивала знаменитость прочесть хоть главку, хоть страничку, чтобы высказать свое мнение о написанном ею.
Однако чем ближе подходила Эва к Дому кино, тем тревожнее становилось у нее на душе. Вдруг кто-то жестоко подшутил над ней, а она возомнила о себе невесть что? Ни накануне, ни этим утром подобные мысли даже не закрадывались ей в голову, а теперь стали одолевать, вызывая сильное желание повернуть назад.
"Нет, – строго сказала она себе. – Я ничем не рискую. Меня там никто не знает. Даже если кто-то и поднимет меня на смех, что значат несколько человек по сравнению с миллионами людей, живущими на этой земле. Я не настолько популярная личность, чтобы обо мне писать в газетах. Что бы ни произошло, никто не будет оборачиваться мне вслед или показывать на меня пальцем и хихикать…"
– Простите, Эвангелина Ковальска – это вы?
Девушка так ушла в свои мысли, что не заметила, как подошла к зданию, на фасаде которого красовался бетонный завиток киноленты. Она резко остановилась и увидела перед собой… о боже, Эмиля Таран-Бороновского собственной персоной!
– Д-да, это я. Здравствуйте, Эмиль Григорьевич, – с запинкой прошептала она, еще не до конца веря, что ее опасения оказались напрасными. – А как вы меня узнали?
Возникший перед ней мужчина, выдержанный в коричневато-песочной гамме и в вельветово-замшевом исполнении, был слегка помят. Одежда – как того требовала мода, лицо – в результате прожитых лет и образа жизни.
Чуть приподняв мягкую широкополую шляпу, маститый сценарист сдержанно улыбнулся:
– Именно такой я вас себе и представлял, Эвочка.
На самом деле Эмиль Григорьевич опытным глазом уже не раз оглядел людей, толпящихся перед входом. Он прикинул, как должна себя вести девушка, которой назначил встречу мужчина его положения и известности, и, исходя из этого, принялся за увлекательные поиски. Ему с юности нравилась эта игра в угадайку. Когда у него еще не было своей машины, Эмка, как звали его приятели, забавлялся тем, что представлял, кем могли бы быть сидящие напротив или стоящие рядом пассажиры общественного транспорта. В расчет бралось все: возраст, внешность, поведение, одежда. Если удавалось, он проверял свои догадки, с легкостью завязывая мимолетные знакомства. В дальнейшем, с учетом избранной карьеры, развитая наблюдательность ему очень пригодилась.
И сейчас Эмиль Григорьевич без особого труда разглядел внутреннюю собранность и напряженность молоденькой особы, которая направлялась к Дому кино отнюдь не развлекаться. С таким видом открывают дверь в комнату, где сидит приемная комиссия вуза.
К слову сказать, увиденное весьма и весьма порадовало Таран-Бороновского. Даже превзошло его ожидания. Девушка была хороша собой, при этом без всякой нарочитости. Неброско одетая, она тем не менее бросалась в глаза, и на нее с интересом поглядывали толпящиеся вокруг люди.
До этого момента Эмиль Григорьевич еще не решил, где, собственно, проведет время с девочкой Эвочкой. В Доме кино вполне можно было затеряться или, напротив, оказаться на виду – в зависимости от преследуемой цели. Известному сценаристу вдруг захотелось, чтобы его непременно заметили с новой знакомой. Ничто так не украшает мужчину, как хорошенькая молоденькая спутница, – эту истину Эмиль Григорьевич хорошо усвоил.
– Предлагаю посидеть в ресторане, – произнес сценарист, беря девушку под руку, и, когда та чуть отпрянула в растерянности, пояснил: – Там нам будет удобнее обо всем переговорить. Ну не на улице же торчать, в самом-то деле, – рассмеялся он.
Эве казалось, что для делового разговора по типу "наставник – ученица" ресторан мало подходит. Однако не она была сейчас хозяйкой положения, значит, и не ей диктовать условия. А подобного шанса пообщаться с мэтром накоротке могло и вообще больше не представиться.
– Но я как-то не рассчитывала на ресторан, – пробормотала Эва.
– А что вас смущает? – по-отечески доверительно поинтересовался Эмиль Григорьевич. -
Уверяю, там будут все свои. – И он повел ее в обход здания, к боковому крыльцу.
"Для меня, к сожалению, еще очень даже не свои", – мысленно ответила Эва и постаралась придать себе вид особы, которой не впервой идти под руку со знаменитостью.
Вестибюль бокового входа неожиданно разочаровал ее. Так могло выглядеть фойе ДК какого-нибудь крупного предприятия советских времен. Допотопные деревянные панели, стенды двух книжных киосков, истертые плитки пола. За открытой высоченной боковой дверью виднелся коридор с обшарпанным линолеумом и давно не крашенными стенами. Тем не менее это было место, куда мечтали бы попасть многие.
Эмиль Григорьевич помог Эве раздеться, окинул взглядом ее фигурку в короткой серой юбке и белом пушистом свитерке, остался доволен – и повел ее вверх по лестнице.
"Но вы же говорили про ресторан!" – чуть было не воскликнула девушка. Не то чтобы ей вдруг захотелось попасть именно туда, просто неожиданный маневр не мог не насторожить ее. Однако она зря пугалась: ресторан в Доме кино располагался на третьем этаже. Кто бы мог подумать!
По дороге с ними, точнее, с Эмилем Григорьевичем раскланивались. И он не без гордости, как показалось Эве, представлял ее, называя подающей надежды молодой писательницей. Эва же во все глаза смотрела вокруг, с восторгом отмечая лица, так часто мелькающие на экране телевизора. А те выглядели и вели себя как самые обычные люди. "Но может, это потому, что они, по сути, у себя дома", – подумалось Эве.
Она плохо помнила, что ела, что пила, зато в памяти осталось ощущение уютной отстраненности уголка, который они заняли. Действительно, невысокие деревянные перегородки как бы отделяли их от царящей суеты в зале.
Эмиль Григорьевич был заботлив, предупредителен, развлекал ее рассказами о своих именитых и популярных знакомых и время от времени задавал вопросы.
– Вы полька? – прежде всего поинтересовался он. – Если судить по фамилии…
– Ну что вы, – отмахнулась девушка. – Это редактор придумала мне такой псевдоним. Сказала, что он привлечет внимание.
– А я все удивляюсь, откуда вдруг в нашей литературе взялось столько авторов с нерусскими фамилиями. И как же вас звать на самом деле, если это не секрет?
Девушка мило улыбнулась:
– Конечно, не секрет. Лина… Лина Кузнецова.
– Ну что же, Линочка, предлагаю выпить на брудершафт, – сказал Эмиль Григорьевич, подливая ей в бокал вина. – Мы как-никак собратья по перу.
У нее перехватило дыхание, но ответить отказом она не решилась. Да и что она могла бы сказать? "Простите, но мы едва знакомы"? Или совсем уж бестактное: "Извините, но вы мне в отцы годитесь" – да?
Эмиль Григорьевич не только коснулся губами ее щеки, но еще и чувствительно положил руку Лине на талию, притягивая к себе. То, что девушка ощутимо напряглась, инстинктивно противясь жесту, лишь раззадорило сценариста. С каждой минутой ему все больше нравилась его новая знакомая. В ней было этакое волнующее сочетание провинциальной неискушенности в суждениях и поведении – свежинка, как называл это Эмиль Григорьевич, – с обликом столичной, знающей все достоинства своей внешности жительницы. Плюс, конечно, несомненный литературный дар.
"Она – моя", – удовлетворенно подумал Таран-Бороновский, видя, как, раскрасневшись от выпитого вина, возбужденная окружающей обстановкой, восторженно сверкая глазами, Лина в подробностях сообщает ему, как намеревается поступить с главными героями своей будущей книги.
– Вам… тебе нравится? – простодушно спросила она, окончив.