Присев, я пропихнула его между яхтой и краем платформы. Яхта была пришвартована впритык, и на какое-то душераздирающее мгновение мне почудилось, что места не хватит: сперва тюк запутался в куртке, а потом намертво застрял в щели между бортом и платформой и я не могла сдвинуть его ни в какую сторону, а когда попыталась вытащить обратно, то опять же не смогла, такой он был скользкий...
Бросившись на колени, я уперлась в "Алистера" плечом и со всех сил налегла. Яхта качнулась в сторону, совсем чуть-чуть, на дюйм или даже меньше, но мне хватило и этого: после короткой отчаянной борьбы я смогла протолкнуть сверток вниз.
Он канул в воду со слабым всплеском. А через долю секунды эхом прозвучал второй всплеск, тихий, но роковой, – то выскользнул у меня из кармана и пошел ко дну пистолет Лео.
На один дикий, безумный миг полной паники я подумала нырнуть вслед за свертком и пистолетом и спрятаться под платформой, но здесь я бы не пролезла, а обегать яхту кругом времени не было. Да и потом, Годфри все равно бы меня услышал. Его ключ уже нащупывал в темноте замок.
Оставалось лишь одно укрытие, но самое опасное. Яхта. Мне пришло в голову остаться стоять где стояла и попытаться изобразить святую невинность, но даже если бы на "Алистере" не было ничего спрятано и Годфри нашел бы меня тут, за запертой дверью, никакой блеф не сработал бы. А поскольку яхта скрывала таинственный груз, надежды не было и вовсе. Нет, либо каюта, либо ничего.
Когда ключ Годфри вошел в замок и со щелчком повернулся в нем, я находилась на борту и бесшумно, как призрак, спускалась вниз. Как открывалась дверь, я не слышала: забилась, точно мышка в норку, в самый дальний угол четвертой койки, как можно тщательнее накрывшись грудой сваленных там одеял.
Они пахли пылью и карболовым мылом. Удушливая, непроглядная темнота давала мне хоть слабое ощущение безопасности. Беда в том, что под этой грудой было совершенно ничего не слышно, а ведь из всех органов чувств сейчас лишь слух мог помочь мне определить, чем там занят Годфри.
Напрягаясь изо всех сил и стараясь хоть что-то разобрать сквозь бешеное биение сердца, я могла получить лишь самое слабое представление о том, где он сейчас находится и что делает. Оставалось одно – лежать тихо и молиться, чтобы он не зашел в каюту.
Яхту сильно качнуло, и на миг мне показалось, что Мэннинг уже на борту. Но это опять был всего лишь ветер. Похоже, он все усиливался, резкие порывы поднимали волны, со шлепаньем ударявшие в корпус яхты и чмокавшие вокруг свай, на которых держалась платформа. Я ощутила рывок "Алистера", когда его потянули за веревку, а потом сильный толчок – Годфри запрыгнул на палубу.
Ползли бесконечные минуты, наполненные приглушенными звуками ночи, но, прислушиваясь во все уши, я скорее чувствовала, чем слышала, как Мэннинг ходит по яхте. Яхта стала устойчивей и лишь слегка покачивалась на легких волнах, пробегавших под килем. В каюту ворвался поток свежего воздуха, запахло морем, и я догадалась, что Годфри, должно быть, распахнул ворота на море, а это могло означать, что он не собирается долго мешкать...
Ветер стал еще сильней. Яхту закачало, вода с шипением прокатилась вдоль бортов. Палуба заскрипела, "Алистер" чуть приподнялся, и я различила характерный звук натягивающейся веревки и клацанье металла.
Теперь я знала, что произошло. Ошибки быть не могло. Все – и палуба, и металл, и снасти – пришло в движение, яхта ожила и вышла в море. Должно быть, Годфри очень тихо, так что даже я не слышала, вывел ее из эллинга, и вот теперь она шла под парусами вдоль мыса, из бухты, прочь от берега.
Не в силах даже пошевелиться, я лежала в своей норе, дрожа под кучей одеял, чувствуя, как сводит судорогой каждый мускул, и лихорадочно старалась не терять головы и обдумать, что же теперь делать...
Наверняка Макс уже вернулся, а даже если он еще в Корфу, то Адони, скорее всего, едет домой... и он передаст Максу сообщение от Миранды, так что Макс не станет задерживаться в городе, а поедет прямо сюда и, вполне вероятно, приведет с собой полицию. Когда они доберутся до эллинга и увидят, что яхта исчезла, а я вместе с ней, то непременно догадаются, что произошло. Правда, надежды, что они сумеют найти "Алистера" в открытом море, в темноте, было мало, – я прекрасно понимала это, но у меня, по крайней мере, появлялось несколько карт, с которых можно пойти, если Годфри все же найдет меня. Учитывая обстоятельства, вряд ли он мог рассчитывать, что мое исчезновение сойдет ему с рук так же легко, как и все остальное.
Во всяком случае, я очень на это надеялась. Я знала: если он обнаружит пропажу свертка, то обыщет всю яхту и найдет меня. Но поскольку тут уж я ровным счетом ничего не могла поделать, то единственное, что мне оставалось, – это затаиться и уповать, что волнение на море заставит моего врага неотлучно находиться у руля. В конце-то концов, может, ему и вовсе не потребуется спускаться вниз...
Ровно три минуты спустя дверь каюты отворилась.
ГЛАВА 18
Что должен делать я? Скажи скорей!
У. Шекспир. Буря. Акт I, сцена 2
Я услышала щелчок и почувствовала дуновение свежего воздуха, оборвавшееся, когда дверь снова захлопнулась.
Раздался звук зажигаемой спички. Даже в мой потайной угол донесся резкий запах серы, а вслед за ним – первый дымок только что раскуренной сигареты. Должно быть, Годфри спустился сюда именно за этим, чтобы ветер не задувал спичку, а сейчас снова уйдет...
Но он не ушел. Не слышалось ни малейшего шороха. Должно быть, Мэннинг стоял совсем рядом – у меня даже волосы встали дыбом, как у загнанного зверька. Теперь я радовалась плеску воды, скрипу палубы и сотне прочих различных шуршащих и скрежещущих звуков, издаваемых "Алистером", пробиравшимся вперед по ночному морю. Не будь их, Мэннинг, наверное, услышал бы, как бьется у меня сердце.
Он простоял там, должно быть, не больше нескольких секунд, хотя мне показалось, что пауза длится так долго, что я вот-вот не выдержу и закричу. Но похоже, он просто-напросто ждал, чтобы сигарета раскурилась как следует, – снова чиркнул спичкой, уронил ее и коробок на стол, а потом вышел и прикрыл за собой дверь.
На меня нахлынула жаркая обессиливающая волна облегчения. В закрытом углу койки было как в печке, я вся обливалась потом. Чуть выждав, я откинула краешек одеяла, чтобы дать доступ воздуху, и осторожно выглянула наружу.
Оружие – была первая моя мысль... Единственное, что у меня имелось, – это фонарик, но совсем не тяжелый. Едва ли он являлся достаточным средством самообороны против убийцы. Не то чтобы в моих обстоятельствах вообще было легко придумать (за неимением пистолета Лео) что-нибудь "достаточное", хотя, если бы только чертов шкафчик был открыт, я бы с удовольствием вооружилась славной увесистой бутылкой. А больше бутылок нигде не было. Я лихорадочно перебирала в памяти содержимое других шкафов... Камбуз? Ведь наверняка в камбузе должно найтись хоть что-нибудь. Но сковородка – слишком уж неуклюже, надо что-нибудь, что легко спрятать... Нож? Во время поисков я не вытаскивала узкие ящички, но в каком-нибудь из них, надо полагать, лежал нож. Или, скажем, рукоятка от мотора, если бы только мне удалось бесшумно открыть машинный люк, а потом спрятаться за дверью в камбузе и подождать, пока Годфри не зайдет туда...
Осторожно, косясь одним глазом на дверь, я начала разгребать одеяла, готовая в любой момент снова юркнуть под них.
И вдруг замерла, парализованная ужасом, не сводя глаз с другого конца койки.
Даже почти в полной темноте я видела – а уж Годфри, чиркая спичкой, просто не мог не заметить – торчащий из-под груды одеял носок моей ноги в желтой тряпичной туфле. Удачно же я спряталась – как страус, сунувший голову в песок.
Теперь я знала, что произошло. Годфри заскочил на минуточку раскурить сигарету, увидел что-то подозрительное, зажег еще одну спичку, чтобы удостовериться... А вот что он сделал потом, убедившись наверняка?
И я тут же получила ответ. Яхта закачалась и снова выровнялась, как будто ненадолго сбилась с курса. И вдруг, совсем рядом со мной, с резким рывком и коротким захлебывающимся ревом, от которого я едва не пробила головой перегородку сверху, ожил мотор. Рев быстро перешел в ровное мурлыканье, обшивку "Алистера", ровно и плавно двигающегося вперед, сотрясла легчайшая дрожь. Годфри просто-напросто развернул яхту носом по ветру и включил мотор, так что теперь она могла плыть сама по себе без особого присмотра. Зачем он это сделал, гадать не приходилось. К двери каюты приближались быстрые шаги.
Я пулей вылетела из постели, скинула мокрую куртку и поправила платье. Не было времени даже метнуться на другую сторону каюты и выдвинуть ящик с ножами. Когда Годфри открыл дверь, я тянулась к столу за спичечным коробком, явно не имея в мыслях ничего более предосудительного, чем зажечь лампу.
Я бросила на него веселый взгляд через плечо.
– Привет. Надеюсь, ты не против безбилетников и того, что мы перейдем на ты?
Фитилек наконец загорелся, вспыхнул язычок пламени. С третьей попытки мне удалось водрузить абажур на место, но, наверное, Годфри не заметил, как у меня трясутся руки. Он отошел задернуть занавески.
– Само собой, я в восторге. А откуда ты узнала, что я все-таки собрался выходить в море?
– Ой, я и не знала, но просто надеялась! – Я пожала плечами и добавила как можно лукавей и кокетливей: – А ты меня увидел, да? Пришел, чтобы вывести на чистую воду. А какова в этих морях расплата за проезд без билета?
– С этим мы разберемся чуть позже, – пообещал Годфри.
Его голос и манеры оставались такими же приятными, как всегда, но после первого короткого взгляда я не осмеливалась больше поднять на него глаза – во всяком случае, пока. На двери буфета висело зеркало. Я повернулась и начала приглаживать волосы.
– Что привело тебя сюда? – осведомился Годфри.
– Да так, захотелось прогуляться после ужина и... ой, Годфри, а расческа у тебя есть? Прямо мышиное гнездо на голове!
Он без единого слова вытащил из кармана гребешок и протянул мне. Я стала причесываться – пожалуй, с излишней тщательностью.
– Я спустилась на пляж. Почему-то казалось, дельфин может снова там выкинуться, знаешь, с ними, говорят, такое бывает. Словом, пошла проверить, но его там не оказалось. Тогда я немножко прогулялась по тропинке. Слушала море и думала, вот бы хорошо, ты вышел. А потом как раз тебя услышала – наверняка это был ты – над эллингом, вот и поспешила... Понимаешь, просто надеялась.
Мэннинг отошел от иллюминатора и теперь стоял у меня за спиной, почти вплотную, наблюдая за отражением моего лица в зеркале. Я улыбнулась ему, но ответа не получила, светлые глаза были абсолютно каменными.
– Ты услышала меня в эллинге?
– Да. Дверь хлопнула.
– И когда это было?
– Бог его знает, может, с полчаса назад. Или меньше? У меня плохо с чувством времени. Я тебя окликнула, но ты так спешил...
– Ты меня видела?
Его дыхание обожгло мне спину, вызвав прилив паники – мгновенный приступ, сердце так и сжалось. Я быстро повернулась, отдала ему расческу и села на койку-диванчик, поджав под себя ноги в попытке изобразить непринужденность.
– Да. Ты как раз вышел из эллинга и на всех парах несся вверх по дорожке к дому.
Я заметила, как Годфри слегка расслабился, когда понял, что я не видела его приход из пещеры со свертками. Он поднес к губам сигарету и затянулся, выдув длинную струйку серого дыма.
– А потом?
Я улыбнулась ему, надеясь, что улыбка выйдет соблазняющей.
– Ну, хотела покричать тебе вслед, а потом увидела, что ты в свитере и во всем этом, вот и подумала, что ты, наверное, все-таки передумал. Решила покрутиться вокруг, пока ты не вернешься, и спросить.
– Почему же не стала?
– Почему не стала что?
– Спрашивать.
Я с самым смущенным видом затеребила краешек одеяла.
– Прости, знаю, что надо было, но ты задержался, я заскучала и попробовала толкнуть дверь, а она открылась, и...
– Дверь была открыта?
– Да.
– Это невозможно. Я ее запирал.
Я кивнула.
– Знаю. Я же слышала. Но то ли замок не до конца закрылся, то ли еще что, с такими замками это бывает. Я ведь просто так попробовала, от нечего делать, – знаешь, как от скуки все дергаешь, – и сама удивилась, когда дверь вдруг распахнулась.
Понять, поверил он мне или нет, было совершенно невозможно, но, по словам Спиро, замок часто заедал, а Годфри не мог знать, что мне это известно.
Я думала, Мэннинг не успел еще поменять замок, как угрожал, потому что сама слышала, как он возился с ним в понедельник. Во всяком случае, попробовать стоило, вдруг сойдет.
Годфри стряхнул пепел в стоявшую на шкафчике с напитками пепельницу и выжидательно промолчал.
Он казался очень высоким, слегка покачивавшаяся лампа была на одном уровне с его глазами. Я поиграла с мыслью резко толкнуть ее, чтобы она заехала ему по голове, но усомнилась в том, что удастся сделать это достаточно быстро. Может, потом. Пока же я улыбнулась, на сей раз подпустив толику неуверенности, даже смятения.
– Прости... Понимаю, это ужасно некрасиво с моей стороны и надо было подождать, но я была уверена, что ты разрешил бы мне осмотреть яхту...
– Тогда почему же ты спряталась, когда я пришел?
– Не знаю! – Нотка отчаянной честности пришлась как раз кстати. – Правда-правда, не знаю! Но я ведь была на яхте, понимаешь, рыскала тут, заглядывала во все шкафы подряд, и в каюте, и на ка... на кухне, и вообще везде.
– Зачем?
– Как это зачем? – Я пустила в ход всю наработанную актерскую технику. – Ну а зачем женщины в чужом доме вообще вечно суют нос во все что ни попадя? А на яхте гораздо интереснее, чем в любом доме. Мне хотелось посмотреть, как тут все устроено, и кухонные принадлежности, и... да мало ли что! – Я засмеялась, пытаясь вернуть ему хорошее расположение духа и изображая святую наивность; пожалуй, лучше не демонстрировать, как хорошо я разбираюсь в устройстве яхт. – Правда, Годфри, тут просто потрясающе! Я и не представляла! – Тут я запнулась, кусая губу. – Ты на меня сердишься. Я... думаю, тебе было чертовски неприятно... такая неожиданность. Честно говоря, я сама это понимала, наверное, потому и спряталась, когда услышала тебя у двери. Вдруг представила, как это выглядит со стороны. Подумала, что ты придешь в ярость, запаниковала и спряталась. У меня была смутная мысль, что, если ты все-таки не выйдешь в море, я смогу потихоньку ускользнуть, когда ты уйдешь. Вот и все.
Я снова села, прикидывая, не стоит ли в этом месте заплакать или слезы будут все-таки чересчур, и решила, что не стоит. Вместо этого я трогательно поглядела на него из-под ресниц – точнее, попыталась, но больше уже не поверю писателям любовных романов, это физически невозможно. Годфри, во всяком случае, не растрогался, поэтому я оставила эту попытку, улыбнулась дрожащей улыбкой и поднесла трясущуюся – непритворно – руку к глазам.
– Прости, мне очень жаль. Правда-правда. Пожалуйста, не сердись.
– Я и не сержусь.
В первый раз за все это время он отвел от меня глаза и, поднявшись на ступеньку, приотворил дверь и выглянул во мрак. Похоже, увиденное удовлетворило его, но, возвращаясь обратно, он не стал снова закрывать дверь.
– Ладно, раз уж ты тут, наслаждайся прогулкой. Я не могу оставить румпель надолго, так что пойдем наружу. Не очень-то у тебя теплая куртка, а? Надень-ка вот эту.
Он распахнул гардероб и вытащил для меня толстую шерстяную куртку.
– Не волнуйся, вполне сойдет и моя.
Я поднялась и потянулась к своей куртке, в кармане которой лежал фонарик, но вспомнила, что она совсем мокрая. Даже ради спасения собственной жизни я не могла с ходу придумать убедительную причину, как это я умудрилась промокнуть. Я отбросила куртку на груду одеял.
– Хотя ладно, большое спасибо, наверное, твоя и вправду теплей. Похоже, ночь довольно ветреная.
Годфри подержал куртку, пока я влезала в рукава, а я улыбнулась ему через плечо.
– Ты меня простил? Ужасно глупо вышло, ты имел полное право рассвирепеть.
– Я ничуть не рассвирепел, – улыбнулся Годфри в ответ, развернул меня к себе и поцеловал.
Ну что ж, сама на это напрашивалась, вот и доигралась. Я закрыла глаза. Если представить, будто это Макс... нет, невозможно. Тогда хотя бы кто-нибудь еще, мне совсем безразличный – например, тот славный примерный мальчик, с которым у меня вышел краткосрочный роман, но никто из нас не расстроился, когда он закончился... Однако и это не сработало.
Кем бы там ни был Годфри, но целовался он вовсе не как славный примерный мальчик...
Открыв глаза, я посмотрела через плечо Годфри на такую чудесную тяжелую лампу, заманчиво покачивавшуюся в каком-то футе от его головы. Если бы исхитриться и увлечь его на ее орбиту... Полагаю, бывают ситуации, в которых девушке вполне уместно и даже похвально треснуть целующего ее мужчину лампой по голове...
"Алистер" вдруг подпрыгнул на волнах и резко сбился с курса. Годфри выронил меня, как будто я его укусила.
– Потуши лампу, хорошо?
Он помчался вверх по лесенке. Я в считанные секунды задула огонек и водрузила стеклянный абажур на место, но "Алистер" уже снова выровнялся, и Годфри остановился в дверях наверху, так и не оставив меня одну в каюте. Он протянул мне руку:
– Пойдем полюбуемся на звезды.
– Минутку.
Голос его сделался резче. Он явно был не так спокоен, как прикидывался.
– Что такое?
– Носовой платок. Он у меня в кармане.
Я порылась в темном углу кушетки. Фонарик ловко скользнул в карман шерстяной куртки, я схватила платок, побежала наверх по ступенькам и подала руку Годфри.
Снаружи царила чудесная ветреная ночь – звезды, брызги и сверкающие волны, мчащиеся ввысь, чтобы разбиться о гигантские веера перьевых облаков. Слева от нас я смутно различала очертания побережья, темную громаду скал, заслоняющих звезды. По низу этой громады тянулась вереница немногочисленных огоньков. Они казались совсем недалеко от нас.
– Где мы?
– Примерно в полумиле от Глифа.
– А где это?
– Знаешь, как берег изгибается на восток вдоль подножия горы Пантократор, к материку? Мы примерно на середине этой дуги...
– Значит, плывем на восток?
– Сейчас да. После Коулоуры свернем и пойдем через пролив.
("По моим подсчетам, мы были примерно на полдороге, – сказал Спиро, – в проливе между Коулоурой и материком".)
– Когда выйдем из-под прикрытия Пантократора, ветер будет чувствоваться сильнее, – продолжал Годфри. – И так уже довольно сильно штормит. – Он обвил меня свободной рукой, ласково, но неумолимо. – Посиди со мной. Яхту нельзя надолго оставлять без присмотра. Ты что-нибудь смыслишь в плавании под парусом?
– Ровным счетом ничего.