Миранда прошла через две кухни, где рядами стояли плиты, печи и полки, полные сияющих медных кастрюль, сковород и противней. В дальней комнате она увидела камин. Над поленьями пекана медленно вращался насаженный на вертел поросенок, а маленький мальчик крутил рукоять. В углу у камина качаясь сидела старая Зелия. В другом конце комнаты за прялкой сидела невозмутимая голландка и тоже качалась. Это была Аннета, главная повариха, на ее больших коленях сидела Кэтрин, а та пела ребенку старую голландскую колыбельную.
Трип а троп а троньес
Ди вааркен ин ди бооньен…
Чистые языки пламени, запах жареного мяса и две женщины в креслах-качалках вызвали в сердце Миранды тоску. Не удивительно, что ребенок предпочитает проводить время здесь. Она улыбнулась Кэтрин, которая сонно улыбнулась в ответ, но не сдвинулась с места.
Зелия подняла сморщенное лицо и ее качалка замерла.
- Ты ищешь меня, petite.
Это было утверждение, а не вопрос. Она указала на пуф рядом с собой, и девушка послушно села.
На другом конце комнаты вновь раздалась глупая детская песенка, но уже тише.
Трип а троп а троньес…
- Что ты хочешь от меня? - спросила Зелия. - Ты не слушаешь, - она печально покачала головой. - Азильда будет смеяться. Я уже говорила тебе.
- Пожалуйста, не начинайте сначала! - закричала Миранда, выходя из себя. - Я пришла не для того, чтобы слушать эти глупости! Я не знаю, зачем пришла. Наверное, мне было одиноко.
- Одиноко? - Зелия повторила это слово. - Ты не знаешь, что такое одиночество… пока. Почему ты не вернулась туда, где твое место?
Миранда опустила глаза, ее пальцы крепко сомкнулись на коленях. Дом, да. Назад к Абигайль и безопасности. Назад к такому же уютному камину. Но никогда не увидеть Николаса… отвергнуть все мечты, что когда-нибудь, как-нибудь… Дальше этого она не шла. В этих неясных мечтаний не было ни смысла, ни реальности…
Зелия рассматривала потупленное лицо девушки, а потом коротко, резко рассмеялась.
- Дьявол читает в твоей душе. Когда ты так сильно чего-то хочешь, может статься, что это так и будет. Всегда, когда мы мечтаем о чем-то плохом, это сбывается.
Миранда покачала головой.
- Все это глупости, Зелия.
Старуха выпрямилась, дернулась вперед, ее сверкающие глаза стали гневными и угрожающими, но гнев исчез так же быстро, как и появился. Она вздохнула и откинулась назад. А затем вновь начала качаться.
В кухне было тихо, если не считать шипящего звука, издаваемого топленым жиром на огне. Кэтрин соскользнула с коленей стряпухи. Схватив свою куклу, она подкралась к Зелии и умоляюще положила руку на ее костистое старое колено.
- Расскажи сказку о старых временах, Зелия, - попросила она. - Расскажи об Азильде. Миранде тоже понравится. Правда, Миранда?
Девушка вздрогнула.
- Но… да, пожалуй, - без охоты ответила она. Ей уже не хотелось услышать об Азильде, которая, казалось, была связана лишь со страхом и бедствиями. Но перспектива покинуть теплую кухню и даже это странное общество ради тишины огромного дома наверху казались еще менее привлекательной.
- Патрун не любит, когда я рассказываю об Азильде, - заметила Зелия. - Ему от этого страшно.
- Вот уж это чепуха! - улыбнувшись, сказала Миранда. - Он ничего не боится.
- Ох, - с усталым терпением вздохнула Зелия, - до чего молодые слепы! Каждый чего-нибудь боится, petite. Да, думаю, я расскажу историю. Слушай хорошенько.
Несколько минут она молчала, а затем заговорила ровным, певучим голосом, словно повторяла слова, услышанные много-много лет назад.
- Мари Азильда де Ла Курбе была самой красивой девушкой Нового Орлеана, всегда она пела, и смеялась, и свет пламени в ее сердце был столь же велик, сколь мягким было выражение ее черных глаз.
Когда Зелия заговорила, Миранда сначала слушала невнимательно, находя высокий голос не очень приятным. Но постепенно старый голос обрел почти гипнотическую силу. Азильда стала реальной и Миранда забыла, что слушает рассказ о девушке, которая жила в неизвестном ей городе сто лет назад, и о том, что Зелия пересказывает трагедию, которую знала лишь из вторых рук, со слов своей матери - черной рабыни Татины, няньки Азильды.
Азильда любила красивого молодого человека из креолов, адъютанта маркиза де Водрейля, и у фонтана в усаженном пальмами дворе де Ла Курбе позади их дома на Королевской улице прошло немало тайных свиданий.
Все так и шло, пока в Новом Орлеане в октябре 1752 года не появился Питер Ван Рин. Он прибыл в город на собственном бриге, чтобы купить партию луизианского индиго, которую он мог бы продать с большой прибылью в Нью-Йорке. Конечно, по закону французским колонистам запрещалось продавать свои товары кому-либо иному, кроме родной страны, однако всегда есть возможность обойти закон. Бесстрастные голубые глаза Питера, его неизменная флегматичность и при этом холодная настойчивость, которую не развеивала редкая улыбка общепринятых комплиментов, сбивали с толку веселую колонию. Ван Рин получил свое индиго, а еще он получил Азильду.
- Ты хочешь сказать, он влюбился в нее? - с интересом спросила Миранда.
Зелия сгорбилась:
- В сердце патруна не было любви. Он хотел ее. Он доказал ее родителям, что он богатый человек, большой лорд, и взял ее с крохотным приданым. Они сочли, что совершили выгодную сделку.
Даже Титина так и не узнала, что случилось во время долгого, штормового плавания на север. Но она видела, что за одну ночь ее хозяйка превратилась в несчастное маленькое приведение, чьи черные глаза знали теперь только два выражения: тупое безразличие, которое в присутствии мужа сменялось недоуменным страхом. Не было больше песен и смеха. День за днем в суровую снежную зиму Азильда сидела у маленького камина, ее волосы больше не были напудрены, ее кудрявые пряди были спрятаны под белым чепцом голландской матроны, ее нежное тело дрожало под бесформенным черным платьем.
Следующей осенью родился Адриан. Патрун был очень доволен своей женой за то, что она произвела на свет ожидаемого наследника. Во всем остальном она ужасно разочаровала его. Красота и веселье, ко-" торые сначала привлекли его, не вынесли ее внешнего превращения в леди поместья и голландскую жену. Но он смотрел сквозь пальцы на ее недостатки ради рождения Адриана, одарив ее бриллиантовым ожерельем и небольшим клавесином, который стоит в Красной комнате, Азильда никогда не носила ожерелье, после рождения ребенка даже патрун не мог не заметить, что рядом с ним ежится лишь тело Азильды. Ее дух ушел в далекую туманную страну, из которой она и не пыталась вернуться.
- Каждый день она сидела и смотрела в окно, - рассказывала Зелия. - Она не отвечала, когда к ней обращались. Лишь иногда она спускалась в Красную комнату и играла на клавесине, если патруна не было дома. Она всегда играла простенькую креольскую песенку, которую выучила еще ребенком. Патрун терпеть ее не мог, она выводила его из себя. И вот однажды…
Миранда наклонилась вперед.
- Продолжай, Зелия, - попросила она. Старуха медленно кивнула.
- Однажды случилось несчастье. Корабль патруна налетел на рифы. Погибли и весь экипаж, и весь груз. Татина сидела рядом с Азильдой, стараясь уговорить ее взглянуть на ребенка, и в этот момент вбежал патрун, воя как бык, он схватил Азильду за плечи и затряс ее. "Вы ничего не понимаете - вы, безмозглая тварь, - кричал он на нее. - Но я разорен".
И в первый раз Азильда посмотрела на него, а потом начала очень тихо смеяться. Татина говорила, что от этого смеха у нее волосы встали дыбом. Руки патруна упали. Он попятился. "Почему вы смеетесь?" - прошептал он.
И впервые за много месяцев она ответила:
"Потому, что несчастье пришло в ненавистный дом, - говорила она, все еще смеясь. - И я всегда буду смеяться, когда сюда будут приходить несчастья".
Певучий голос Зелии неожиданно оборвался. Одно из поленьев пекана свалилось и выпустило в кухню целый рой искр. Миранда глубоко вздохнула.
- Какую ужасную вещь она сказала. Она сошла с ума, эта бедняжка?
- Сошла с ума от страха и несчастья, крошка. Тропический цветок не может жить без солнца. Душа не может жить без любви.
- Но у нее же был малыш, - запротестовала Миранда.
- Да, но было уже поздно, пришло безумие. Через неделю после того, как патрун рассказал ей о корабле, она пробралась ночью вниз. Она играла свою креольскую песенку и смеялась. Татина слышала. Она побежала в Красную комнату, но было поздно. Азильда взяла из кухни нож.
Зелия подняла руку и сделала красноречивый жест по направлению к горлу.
Миранда сглотнула, глядя на мрачное, старое лицо.
- И она до сих пор смеется, - спокойно сказала Зелия своим обычным голосом, - когда в Драгонвик приходит беда. Только ее потомки могут ее слышать, но иногда и другие ощущают предупреждение, хотя и не могут слышать ее. Я чувствую ее… и ты тоже, я думаю.
Девушка молчала. На мгновение она почти поверила, когда вспомнила о двух случаях, при которых на нее напал непонятный растущий страх, но с тех пор она множество раз сидела в Красной комнате и не испытывала никаких странных ощущений. И потому ее здравый смысл и благоговение перед Николасом, высказывающим величайшее презрение к суеверию Зелии, убедили ее.
- Это ужасная история, - заметила она, чувствуя себя умной и зрелой. - Но все это случилось очень давно. Пора забыть старые трагедии. Я совершенно согласна с мистером Ван Рином, что подобная история не может повториться.
Зелия, явно не слушая, вытащила глиняную трубку и щепотку табака из кармана. Она сунула в огонь прутик из метлы, а после того, как зажгла трубку, закрыла блестящие глаза и наполнила рот дымом.
Обиженная и оскорбленная, Миранда встала. Ей не следовало поощрять сумасшедшую старуху. Она подошла к Кэтрин, которая теперь забавлялась с выводком котят, игравших с веретеном в кухонном углу.
- Пойдем наверх, дорогая, - сказала девушка, - я почитаю тебе.
Девочка мятежно затрясла головой.
- Я хочу остаться здесь. Аннета сделает мне имбирного человечка.
Миранде ничего не оставалось, как повторить свой путь через кухню и людскую, полную слуг, одной.
За время ее отсутствия все свечи были зажжены. Дом больше не был темным и угрожающим. Он был заполнен ароматом цветов, смешанным с ароматическим дымом кедра. Миранда шла через комнаты нижнего этажа, ее голова была вызывающе высоко поднята.
Ей казалось, что всё здесь приветствует ее, резная золоченая мебель, пушистые толстые ковры, мраморные статуи, фарфор из Китая и Дрездена, гобелены и парчовые драпировки. Весь отравляющий аромат роскоши.
Я не чужая здесь, сердито думала она. Я кузина Николаса. Как смеет эта старуха пугать меня!
Наконец она вошла в Красную комнату. Она была так же тиха и благоухала, как и другие, за исключением того, что ее небольшие размеры и теплый красный цвет драпировок делали ее уютнее. Она подошла к клавесину и открыла крышку. Она поколебалась, затем быстро коснулась одной из пожелтевших клавиш. Ей ответил тихий дребезжащий звук. Ее сердце забилось сильнее, и она стала ждать. Ничего не случилось. Ни таинственных ощущений, ни предупреждающего холода. Ничего.
И никогда больше со мной этого не будет, подумала она. Вот тебе и Зелия.
Глава седьмая
В этот год река замерзла рано и с окончанием навигации гости перестали прибывать в Драгонвик. То, что Николас использовал беспорядочную суматоху развлечений для непрекращающихся толп гостей в личных целях, Миранда не догадывалась, но теперь в ноябре, когда в доме жили только Ван Рины и она сама, она внезапно почувствовала себя гораздо счастливее.
Николас вновь вспомнил о ней. Получилось так, что он держал ее в отдалении все лето, но как выяснилось, вовсе не отказался от интереса к ней, как она опасалась. Хотя открыто ничего не было сказано, она чувствовала, что их отношения вновь вернулись к тому, что случилось в ночь бала Четвергого июля.
Во вторник утром где-то в середине ноября в дверь Миранды постучала Магда.
- Мифрау хочет видеть вас в своей комнате, - заявила горничная. - Немедленно, - безапелляционно добавила она, когда девушка подошла к зеркалу, чтобы пригладить волосы и поправить безукоризненные оборки на запястьях своего голубого утреннего платья.
Несколько встревоженная, Миранда последовала за горничной. Раньше ее никогда не вызывали в спальню Джоанны.
Хозяйка имения лежала на огромной кровати Ван
Ринов. Как и кресло для сбора ренты кровать была привезена из Голландии первым патруном, и ее спинка была украшена резьбой, где среди причудливого орнамента из листьев и розеток располагались три леопарда. Любой другой человек казался бы маленьким между четырьмя огромными дубовыми столбами, поддерживающими пурпурно-золотой балдахин, но необъятная плоть Джоанны выходила за пределы всех матрасов.
Комната хозяйки была очень большой, но она не оставляла ощущение пространства, потому что вся была заставлена не подходящим друг другу собранием старой мебели, купленной Джоанной в Олбани. И несмотря на постоянные усилия горничной, все столики были завалены недоеденными коробками конфет, разорванными вырезками из журналов и кусочками цветного воска. В последнее время у Джоанны появился некоторый интерес к искусству делать цветы из воска, что как раз стало модным. За окном ослепительно сверкала на солнце полузамерзшая река, и коричневые плюшевые портьеры были плотно сдвинуты, а в комнате стоял кислый запах застоявшегося воздуха.
Если бы только это была моя комната, думала Миранда, в один миг заметившая все это, какой красивой я бы ее сделала. Это была бы лучшая комната в доме.
Неясное раздражение в глазах Джоанны стало более отчетливым, когда она рассмотрела девушку. На фоне ярко-голубого платья Миранды аккуратно уложенные кудряшки сияли чистым золотом. Обиженный взгляд Джоанны остановился на тонкой талии Миранды, которую новый корсет смог уменьшить до восемнадцати дюймов.
- Вам не следует так затягиваться, - резко сказала миссис Ван Рин. - Это не соответствует вашему общественному положению. Точно так же как и ваша прическа. Вам следует аккуратно заправить волосы под сетку.
Алая волна медленно поднялась вверх и залила лоб Миранды под пышными кудрями.
- Простите, мэм, - неловко произнесла она. - Вы… вы это хотели мне сказать?
- Нет. Я недовольна успехами Кэтрин. Вы оказываете недостаточное внимание ребенку.
- Я стараюсь, мэм, - ответила Миранда, чувствуя себя очень несчастной.
- Что ж, я хочу, чтоб сегодня вы отвезли ее в Гудзон. У нее на пальце нарыв. Отвезите ее к доктору Гамильтону на Даймонд-стрит.
Миранда была очень разочарована. У нее уже были планы на сегодняшний день. Два дня назад за обедом Николас неожиданно спросил:
- Миранда, вы катаетесь на коньках?
- О да, конечно, я очень люблю кататься, - ответила она, думая, как хорошо сейчас дома можно было бы прокатиться по Дамплинг-Понд.
Он кивнул, и его яркие глаза остановились на ее оживленном лице.
- Проток за Бронк-Айлендом хорошо замерз. Во вторник, если погода будет хорошая, мы переправимся на тот берег и покатаемся.
И вот теперь настал вторник, погода была ясной и Морозной, несмотря на яркое солнце. Можно было бы хорошо развлечься. Ее мускулы часто бунтовали от бездеятельного образа жизни леди, который теперь приличествовал ей. И, к тому же, она была бы с Николасом.
- Но там нет никакого нарыва, мэм, - запротестовала она. - У Трины была заноза, которую я вытащила. След почти не виден.
Джоанна сжала губы.
- Магда говорит, это нарыв. Кроме того, ребенка надо отвести к сапожнику на Юнион-стрит и забрать ее отремонтированные ботиночки, а здесь список того, что вы можете купить мне в городе.
Она протянула измятый лист бумаги.
- Вы поедете немедленно.
- И куда же Миранда немедленно поедет?
Обе женщины вздрогнули от неожиданности. В дверях стоял Николас, на его губах играла вопросительная улыбка. Миранду он словно не замечал, сосредоточив свой взгляд на лице жены.
Одутловатое лицо Джоанны стало как бы меньше. Она облизнула губы.
- Вы… вы напугали меня, Николас. Вы редко заходите сюда…
Он наклонил голову, продолжая ждать ответ, и Джоанна нервным движением плотно запахнула на огромной груди халат и поправила плоский ночной чепец.
- Сегодня Миранда должна отвезти в Гудзон Кэтрин. Ребенку нужен врач, - сказала она наконец.
Его брови сошлись.
- А разве врач не может, как обычно, приехать сюда?
- Это слишком долго, к тому же в Гудзоне есть и другие дела.
И она вызывающе добавила:
- Я распорядилась заложить карету. Она ждет. Николас вновь наклонил голову.
- Понимаю. Поездка в Гудзон очень важна. Миранда и Кэтрин, конечно, должны поехать. Это несколько меняет мои планы, но неважно. Я собирался вскоре поговорить с шерифом графства. Ваши желания, моя дорогая, важнее всего, вы же знаете.
Она встревоженно выдохнула:
- Что вы хотите этим сказать?
- Как что? Лишь то, что я должен сопровождать их до Гудзона, - мягко ответил Николас. - Они вряд ли смогут вернуться раньше вечера, а с нынешним настроением фермеров дороги небезопасны. На прошлой неделе карета Ливингстонов попала в засаду.
Миранда не могла сдержать благодарного взгляда, но он остался незамечен Николасом: его немигающие глаза пристально изучали выражение лица Джоанны, на котором застыла беспомощная растерянность и, как заметила девушка, что-то еще.
Неужели она боится? - с изумлением подумала
Миранда. Николас всегда был с ней так вежлив, и сейчас тоже. И это истинная правда, обычно он всегда поступает так, как того хочет Джоанна, особенно в последнее время. До чего же она глупа, с неприязнью подумала девушка и тотчас забыла о Джоанне, чьи желания не имели теперь никакого значения, раз Николас полностью завладел ситуацией.
Этот ноябрьский день в Гудзоне был одним из тех чудесных осенних дней, которые приходят редко и всегда неожиданно, когда любая мелочь благодаря взрыву пылких чувств становится событием для всех посвященных. О темном подводном течении, имевшемся у этого сияющего дня, она не имела тогда ни малейшего представления, впрочем как и еще многие-многие годы спустя.
Ей было достаточно ощущения, что с того момента, когда Николас сел рядом с ней в закрытую коляску, она в первый раз почувствовала легкость от его присутствия - восхитительную, трепетную, прекрасную. На Миранде было зеленое шелковое платье, к которому она совсем недавно пришила новые рюши из кремового кружева, а сверху надела длинную накидку из светло-коричневой шерсти. Хотя у нее еще не было возможности в ней покрасоваться, Миранда знала, как идет ей эта зеленая шляпка с атласными лентами и страусовыми перьями. Ее носовой платок в прелестном ридикюльчике лимонного цвета благоухал гелиотропом, и этот соблазнительный, но нежный запах придавал ей уверенности.
К полудню они уже добрались до Дагвей-Роуд и по крутому холму стали въезжать на Вторую улицу Гудзона.