Рейчел улыбнулась. Этот странный парень все больше интересовал ее. Он казался несколько староватым для студента, да и не был похож на других парней из университета. Например, вместо футболки и джинсов на нем был дорогой двубортный костюм.
- Вы профессор?
Он улыбнулся и покачал головой:
- С чего вы взяли?
- Сужу по вашей одежде.
- Я на последнем курсе юридического факультета. В суд надо являться в костюме.
- Значит, вы собираетесь стать юристом? Это многое объясняет…
- Например?
- Ну, почему вы работаете на Губерта Хемфри, почему поддерживаете эту аморальную войну. Вы хотите иметь шанс заполучить большие бабки от государства?
Он заметно напрягся:
- Деньги не имеют абсолютно ничего общего с моим отношением к войне, черт побери!
Рейчел презрительно рассмеялась:
- Тогда зачем же выступать в одной команде с убийцами?
Затем, что я провел два года во Вьетнаме! - В его глазах светился гнев, но было там и нечто другое - душераздирающая тоска. - Я видел все собственными глазами, детка, и не тебе меня учить. Я видел, как вьетконговцы уничтожали целые семьи, я видел, как маленькие дети швыряли гранаты - не игрушечные, а самые настоящие. Я видел такое, что ты и представить себе не можешь, так что прибереги нравоучения для своих друзей-пацифистов. Мне это неинтересно.
Пораженная его выпадом, Рейчел поежилась, как от холода. Ей вдруг захотелось дотронуться до него, взять на себя часть его боли. Они уже не были противниками - они были просто людьми с оголенными нервами. Рейчел осторожно коснулась его руки.
- Извини. Мне и в голову не приходило, что ты мог побывать там.
Он провел пальцами по своим густым светлым волосам, явно поражаясь собственной несдержанности.
- Ладно, проехали. Я не имел никакого права так на тебя набрасываться.
Они помолчали, и Рейчел начала расслабляться. Немного погодя он спросил:
- Как тебя зовут?
- Рейчел Вайс.
- А я - Брайан Макдональд.
Это имя показалось ей знакомым. Перед глазами сразу возникла внушительная фигура председателя Верховного суда, прославившегося своей приверженностью букве закона.
- Ты случайно не родственник Клитусу Макдоначьду?
- Племянник.
Он расправил плечи, явно приготовившись к обороне, но Рейчел проглотила саркастическое замечание. Ей не хотелось разрушить тоненькую связующую нить, возникшую между ними.
- Значит, юриспруденция - семейная традиция?
- Некоторым образом, - согласился он, расслабляясь. - Мой отец и оба брата - полицейские. Я тоже собирался стать полицейским, но после Вьетнама захотелось чего-то большего. Я уже подписал контракт с конторой окружного прокурора Манхэттена.
Рейчел с шумом втянула воздух, представив себе картинку - она стоит лицом к лицу с Брайаном Макдональдом в зале суда в качестве обвиняемой по делу о сокрытии факта убийства.
- В чем дело? Тебе нехорошо?
Рейчел и сама почувствовала, что побледнела. Она моргнула, пытаясь отогнать неприятное видение.
- Да нет, просто мысль дурацкая в голову пришла. Ничего серьезного.
- А я уж решил, что это отвращение к будущему помощнику окружного прокурора.
Рейчел слабо улыбнулась и покачала головой. Потом взглянула на часы и вскочила на ноги.
- Мне пора. Скоро митинг начнется.
Брайан поднял голову, заслонив глаза ладонью от солнца.
- Завтра здесь же?
Она внезапно почувствовала угрозу в его живой улыбке и низком тембре голоса.
- Не думаю, что это удачная мысль.
В его глазах отразилось разочарование, но, похоже, он понял причину ее отказа и принял ее.
- Ну, приятно было с тобой поболтать-, Рейчел Вайс. Кто знает, может, еще и встретимся.
- Конечно, все может быть.
Рейчел торопливо спустилась по ступенькам и присоединилась к группе студентов, собравшихся у библиотеки. Даже на расстоянии чувствовалось, как от них исходят волны недовольства. Плакаты, которые они держали, выражали резкий протест против правительства, ведущего войну. Некоторые из них были просто издевательскими. Громкие голоса нарушали тишину солнечного, полдня.
Когда Рейчел подошла к толпе, оратор уже занял свое место у микрофона. .Странно, но его спокойная манера, казалось, еще больше усиливала агрессивность собравшихся. Пока он гладкими фразами порицал войну, толпа заряжалась какой-то психической энергией.
Вскоре оратора сменил черный молодой человек с худым и жестким лицом.
- Братья и сестры! - крикнул он. - Не забывайте, что вы принадлежите своему собственному народу!
Чернокожая девушка, стоящая рядом с Рейчел, подняла сжатую в кулак руку в знак поддержки. Юноша тем временем оглядывал толпу; от него исходили какие-то почти фанатические флюиды.
- Слушайте меня! Кончайте целовать белые задницы. Больше никаких игр. Мы хотим власти - черной власти!
Несколько белых студентов начали было протестовать, но оратор не обращал на них внимания. Он говорил для своих соплеменников.
Рейчел повернулась к стоящей рядом девушке:
- Кто это?
- Кэл Хаукинс. Он организовал Черное Братство.
Рейчел кивнула: это имя было ей знакомо. Кэл Хаукинс когда-то учился на медицинском факультете, но потом разочаровался в обществе и бросил университет, чтобы бороться за расовое равенство. Его Черное Братство базировалось в Гарлеме, оказывая значительную помощь его жителям.
Когда толпа утихомирилась, Кэл снова заговорил:
- Сегодня я кое-что пообещал детишкам в Гарлеме. Я обещал им открыть школу, где их смогут научить гордиться своим народом, школу, где учителям будет не наплевать, научатся ли они читать и писать. Но мне нужна ваша помощь. Мне нужны деньги, чтобы купить книги. Мне нужны опытные преподаватели, чтобы учить детей. Мне нужна черная солидарность!
По толпе пробежал рокот одобрения. Студенты поддались магнетизму этого завораживающего голоса.
- Взгляните, что происходит за пределами студенческого городка, - продолжил Кэл, махнув рукой ё сторону Гарлема. - Там ваш народ. Их нищета - ваша нищета, их голод - ваш голод. Пока хоть один черный взывает к справедливости, никто из нас не свободен!
Когда он закончил, по толпе пошли несколько черных парней, собирая пожертвования. Рейчел бросила десять долларов в ведерко и начала проталкиваться сквозь толпу к Хаукинсу. Но когда она добралась до него, ее вдруг охватила паника. Его оценивающий взгляд, казалось, прожигал ее насквозь, проникая в самые сокровенные мысли.
- Что тебе нужно? - спросил он низким угрожающим голосом.
- Я хочу помогать вашей школе.
- Ты? - Он, казалось, удивился. - Зачем тебе это нужно? И зачем ты нужна нам?
Хаукинс отвернулся, и Рейчел поняла, что от нее отделываются.
- Я учительница с дипломом, - быстро сказала она. - И я верю в то, что вы делаете.
Он снова внимательно вгляделся в нее, потом покачал головой:
- Можешь верить во что хочешь, но тебе никогда не понять, что значит быть черным в этой расистской стране белых.
- Может быть, и нет, но сейчас вам нужна моя помощь. Я чертовски хорошая учительница! - не отставала Рейчел.
Хаукинс неожиданно улыбнулся:
- Ты упрямая женщина. Она кивнула.
- Ладно, приходи в штаб Братства завтра утром в девять. Найдешь меня там.
Рейчел улыбнулась и протянула ему руку. Она была рада, что нашла способ поработать ради будущего и, возможно, хоть частично искупить грехи прошлого.
6
Элизабет Тремейейн сидела на террасе своего элегантного особняка в Джорджтауне с чашкой утреннего кофе. Террасу окружали хризантемы и поздние розы, которые покачивались под легким сентябрьским ветерком, издавая нежный аромат. Но она была слишком погружена в мысли о перевыборной кампании своего мужа, чтобы обращать на это внимание. Она вообще редко замечала такие пустяки, как запах цветов. Элизабет с детства внушали, что единственное предназначение женщины - помогать тщательно выбранному супругу плыть по бурным волнам общественной жизни. И она посвятила всю себя стремлению преуспеть в этой роли.
Элизабет была необыкновенно красивой женщиной, знала это и очень ценила. Она твердо придерживалась строгого режима питания и физических упражнений, чтобы сохранить свое тело стройным как можно дольше. Когда ее натуральные светлые волосы начали тускнеть, она не стала, подобно многим дамам в возрасте, красить их в желтый цвет, а выбрала серебристую седину, которая превосходно оттеняла идеальный цвет ее лица. Гардероб ее был довольно простым, но каждая вещь подбиралась с особой тщательностью. Все в Элизабет говорило о больших деньгах.
Из задумчивости ее вывели легкие шаги. Элизабет подняла голову и удивилась, увидев Гасси, стоящую в дверях дома с чашкой кофе в руках.
- Почему ты так рано встала?
Гасси села рядом с ней за столик из кованого железа.
- Я снова плохо сплю.
Элизабет нахмурилась и постучала карандашом по блюдцу, выдавая свое нетерпение. Хроническое недовольство Гасси стало для нее еще одной заботой, притаившейся где-то в подсознании и всплывающей в самые неподходящие моменты.
- Что с тобой, дорогая?
- Я чувствую себя абсолютно бесполезной. Я не хочу провести всю жизнь между разными ленчами и ужинами. Я хочу работать!
Элизабет подняла брови:
- О какой работе ты говоришь? Надо же найти что то подходящее, как ты понимаешь.
- Я пока ничего не решила, но уверена, что диплом Брентвуда дает мне право рассчитывать на нечто большее, чем работа в твоих скучных комитетах.
Непривычное презрение в голосе дочери рассердило и озадачило Элизабет. Гасси всегда была сговорчивой, послушной, но в последнее время ее выходки грозили внести раскол в их гармоничные отношения.
- Что именно ты имеешь в виду?
- Я думала, может быть… Есть вакансия младшего научного сотрудника на факультете политологии в университете Джорджтауна.
- Это совершенно не годится. Предположим, тебе поручат изучать деятельность собственного отца. Только представь себе, как отреагирует пресса!
Гасси вздохнула:
- Тогда я найду что-то другое, но такую скуку я больше не могу переносить.
- Хочешь, я поговорю с твоим отцом? Я уверена, он может…
- Что? - Роберт Тремейн пересек патио и сел на свободный стул, стараясь не помять свой голубой полотняный костюм. - Что еще вы от меня хотите?
Элизабет улыбнулась мужу, как всегда порадовавшись, насколько привлекательно он выглядит. Высокий, широкоплечий, все еще стройный, в прекрасной форме. Седые волосы искусно подстрижены и уложены так, чтобы скрыть маленькую лысинку на макушке; голубые глаза смотрят прямо и честно. Только она одна знала, как тщательно и долго он работал над этим своим имиджем государственного деятеля.
- Я подумала: ты мог бы помочь Огасте найти подходящую работу.
Роберт повернулся к Гасси с улыбкой, в которой явно не было энтузиазма.
- Разве тебя не устраивает работа с матерью на мою перевыборную кампанию?
Гасси поерзала на стуле, нервно вертя на пальце кольцо с опалом. Пришлось снова подготовиться к обороне.
- Я хочу иметь свою собственную работу.
- Это не так просто, Огаста. Куда бы ты ни устроилась, ты будешь под пристальным наблюдением общественности. Если ты не справишься с работой, мне придется защищать тебя, объяснять, почему ты не преуспела…
Гасси вспыхнула:
- Спасибо за доверие!
- Отец не это имел в виду, - быстро вмешалась Элизабет. - Просто нам следует быть осторожными. Мы ведь знаем, как пресса умеет искажать правду.
- Какое прессе дело до моей работы?!
Роберт хотел было ответить, но Элизабет поспешно положила руку ему на запястье.
- Ты права. Дело тут не в прессе. Меня больше беспокоит твое настроение. Если ты чувствуешь себя несчастной, надо что-то сделать. Что ты предлагаешь, Роберт?
Раздражение сенатора было очевидным.
- Я поспрашиваю, - неохотно пообещал он. - А тем временем ты могла бы найти себе какое-нибудь занятие в штабе перевыборной кампании.
Гасси не посмела возразить, но Элизабет заметила, как вспыхнули ее глаза, и решила найти ей подходящую работу, пока недовольство дочери не достигло угрожающих размеров. В год выборов нельзя было допустить ни малейшего намека на скандал.
Через неделю Гасси уже занималась составлением каталогов в институте "Американа". Работа была невероятно скучной, а ее начальник, человек крайне неприятный, не упускал случая ткнуть ее носом в допущенные ошибки. С мечтой о блестящей карьере пришлось расстаться, но, по крайней мере, ей теперь не нужно было посещать благотворительные завтраки, ужины и показы мод. В институте работало много девушек ее возраста, так что у нее было с кем пообщаться. А главное, она была теперь слишком занята, чтобы размышлять о смерти Рика Конти.
Все лето Гасси то и дело вспоминала об этой трагедии, причем в самые неожиданные моменты, и тогда ей снова начинали сниться кошмары. Но теперь у нее была работа и новые друзья, которые занимали все ее мысли.
Особенно нравилась Гасси одна девушка. Алиса Монро была секретаршей. Ее родители принадлежали к среднему классу и отличались отсутствием претензий, то есть совсем не походили на те семьи, с которыми Гасси обычно общалась. Но что-то в Алисе с ее жаждой приключений завораживало Гасси, и они начали много времени проводить вместе. Алиса часто смеялась, обладала тонким чувством юмора и напоминала Гасси Рейчел Вайс. С ней Гасси отдыхала душой.
Как-то во время короткого перерыва Алиса утащила Гасси в кафетерий.
- Что ты сегодня делаешь? - возбужденно спросила она.
- Ничего особенного. А что?
- Мы с друзьями собираемся в бар "У Харви" после работы. Почему бы тебе не пойти с нами?
Гасси много слышала об этом баре, который являлся скорее клубом для одиноких состоятельных молодых людей. Она несколько раз проезжала мимо, испытывая любопытство, но не решаясь толкнуть тяжелую дубовую дверь и войти.
- Зачем мне идти туда, где люди только и думают о том, чтобы кого-нибудь подцепите? - сказала она, боясь признаться даже самой себе, насколько ей хочется согласиться.
Алиса отпила глоток кока-колы прямо из банки.
- Там интересно… полно красивых мужиков, будущих богачей.
- Ты когда-нибудь там была?
- Конечно. Я там встретила Кипа - парня, с которым жила прошлым летом.
- Ты жила с мужчиной? Алиса рассмеялась:
- Подумаешь, большое дело!
- И что случилось?
- Ничего. Мне просто надоело. Я слишком молода, чтобы привязываться к одному мужику.
- А как же насчет… Я хочу сказать, ты с ним спала? Алиса снова рассмеялась, а Гасси почувствовала себя старомодной наивной дурочкой.
- Разумеется! Я спала со многими мужиками. Проснись, Гасси! На дворе новый мир.
Новый мир… Как часто ей приходилось слышать эти слова от Рейчел! Достаточно часто, чтобы понять, что они выражали лишь часть правды. И теперь далеко не все женщины способны легко отбросить свои страхи. Свобода многих пугает: ведь приходится надеяться только на себя, причем не существует никаких четких правил. Вы можете наделать ошибок, которые изменят всю вашу будущую жизнь. Свобода означает выбор, а это дело рискованное.
Алиса помахала рукой перед лицом Гасси.
- Эй, ты меня слышишь?
Гасси вздрогнула и сообразила, что Алиса уже некоторое время что-то говорит.
- Извини. Что ты сказала?
- Я пыталась убедить тебя перестать жить как монашка. Пойдем сегодня с нами. Тебе понравится.
- А как же твои друзья? Я буду чувствовать себя полной дурой, сидя в одиночестве.
- Обещаю, я тебя не брошу.
- Ладно, - неохотно согласилась Гасси. - Но если ты уйдешь с каким-нибудь мужчиной, я тебя никогда не прощу!
Алиса ухмыльнулась, швырнула пустую банку в урну и встала из-за стола.
- Как знать? Может, ты сама меня бросишь.
- Не говори глупости. Меня знакомство с мужчинами не интересуют. Во всяком случае, в баре.
Бар "У Харви" не мог похвастаться занимательной историей. Многие годы он был неприметной забегаловкой, куда заскакивали после работы уставшие государственные служащие - опрокинуть стаканчик. Правда, там был довольно уютный интерьер с кожаными удобными сиденьями в кабинках и дубовым баром. Потом этот бар внезапно обнаружили несколько юристов, быстро продвигающихся по служебной лестнице, и не прошло и нескольких недель, как туда зачастили молодые, подающие надежды служащие Вашингтона.
Пораженный хозяин по достоинству оценил удачу, выпавшую на его долю и превратившую его скромный бар в сенсацию. Но вместо того, чтобы тратить доходы на всяческие новшества, он оставил все точно так, как было. Медные перила, опоясывающие бар, потемнели от времени, старый алюминиевый потолок слегка провис, а вмятина в центре танцевальной площадки требовала от танцоров определенной ловкости. О возрастном благосостоянии говорил лишь более современный подбор пластинок.
Внутренний интерьер бара сначала разочаровал Гасси, но уже через пять минут она поддалась гипнозу ровного гула ожидания, царящего в баре. Казалось, все подчеркнуто громко перекрикивались со знакомыми, пытаясь обратить на себя внимание, и разглядывали, за кем бы поволочиться. Все мужчины были хорошо одеты, выглядели преуспевающими и были явно не прочь познакомиться с интересной женщиной.
Алиса потащила Гасси мимо кабинок к бару, шепотом объясняя, что легче подцепить мужчину, если до тебя проще добраться. Гасси нахмурилась, но пошла за ней, поскольку боялась остаться одна.
Пока они ждали очереди к бармену, Гасси испытывала лишь незначительную неловкость, но когда в ее руке оказался коктейль с водкой, ей стало казаться, что все на нее смотрят и думают: вот еще одна искательница приключений. Мускулы вокруг ее рта напряглись, придав ей сердитый и недовольный вид.
- Да расслабься же наконец, - сказала Алиса. - Так к тебе никогда никто не подойдет. Вот увидишь: станцуешь пару танцев и почувствуешь себя лучше.
До этого мгновения Гасси не обращала внимания на тесную танцплощадку в конце бара, но теперь заметила несколько пар, двигающихся в такт музыке. Они так тесно прижимались друг к другу, как будто танец был лишь прелюдией к другому, более интимному акту. Это показалось ей абсолютно неприличным, но в то же время она почувствовала, что в ней проснулось какое-то похотливое любопытство, и это ее шокировало. Что чувствует женщина, когда незнакомый мужчина проводит руками по ее бедрам, прижимает ее к своей груди? Она представила себе это ощущение, но тут же, пристыженная такими греховными мыслями, отвела взгляд.
Большинство подруг Алисы уже обзавелись кавалерами. На их лицах играла самодовольная улыбка: еще бы, они наконец покинули ряды нежеланных женщин. Гасси наблюдала, как они заботливо охраняли свои приобретения, и вдруг поняла, что в таком месте, как этот бар, женщина много теряет. Неумение привлечь мужчину оборачивается утратой чувства собственного достоинства?
Нелегко пережить жалость друзей, их лживые уверения, что в следующий раз все будет по-другому, и сознание, что в тебе самой есть какой-то дефект?
Несколько минут в объятиях мужчины вряд ли стоили такого унижения.