– Думаю, не стоит этого делать... – занервничала Юджиния, и Марла сообразила, что выглядит, пожалуй, куда хуже, чем предполагает.
– Что, я такая страшная?
– Что ты, дорогая, конечно, нет, но...
– Дай ей зеркало, – послышался голос Ника.
Марла бросила на него осторожный взгляд. В пронзительно синих глазах блестело что-то, подозрительно напоминающее ярость.
– Да, лучше дайте мне зеркало. Иначе мне придется прыгать с этой чертовой кровати и ползти в душевую – там-то оно наверняка есть!
Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, она нажала на кнопку, и изголовье поползло вверх.
– Но твоя капельница и... э-э... – Алекс смущенно указал на кровать. Марла догадалась, что он имеет в виду деликатно прикрытый одеялом мочеприемник. Краска залила ей щеки, но она гордо расправила плечи.
– Плевать!
– Дай ей зеркало! – потребовал Ник. Губы его сжались в тонкую линию:
Юджиния сглотнула.
– Ну... хорошо. Только помни, дорогая, ты еще не выздоровела и скоро, очень скоро будешь выглядеть куда лучше. – Недовольно поджав губы, она начала рыться в сумочке. – А, вот она!
И протянула Марле блестящую золотую коробочку. Сисси поморщилась. Юджиния напряглась. Алекс отвернулся. Только Ник не шевелился и не отводил глаз. Дрожащими пальцами Марла раскрыла пудреницу и поднесла крохотное зеркальце к своему лицу.
"О господи!" – подумала она, судорожно втягивая воздух сквозь скрепленные проволокой зубы.
Все хуже, гораздо хуже, чем она ожидала. И дело даже не в том, что из зеркала на нее смотрело страшно изуродованное лицо – безобразно распухшее, покрытое синяками всех цветов радуги.
Дело в том, что лицо это было ей незнакомо.
Глава 4
Глядя на Марлу, Ник все крепче сжимал зубы.
Свободной рукой она осторожно провела по своему лицу – по синякам, ссадинам, уродливым шишкам на выбритой половине головы. К чести Марлы, держалась она молодцом, хотя Ник и подозревал, что в душе она готова разрыдаться. Сглотнув, она пробежала пальцами по аккуратному ряду швов под коротеньким пушком отросших волос.
– Боже мой! – прошептала она, часто заморгав. Но в следующий миг выпрямилась и храбро подняла глаза. – На невесту Франкенштейна я не тяну, а вот на подружку невесты... – Она попыталась улыбнуться, но губы задрожали, и улыбки не вышло.
Много лет назад Ник поклялся ненавидеть эту женщину до конца своих дней. Она обманула его, предала, предпочла ему брата. Но сейчас вся сила воли требовалась ему, чтобы не отводить глаз.
– Все будет хорошо, – тихо произнес Алекс, забирая у нее из рук золотую пудреницу. – Только дай срок.
– Конечно. Пройдет какая-нибудь пара месяцев, и все останется позади. – Юджиния широко улыбнулась, сверкнув золотыми коронками. – И мы вместе посмеемся надо всем этим.
– Смеяться над этим я не стану. Никогда, – отрезала Марла.
– Разумеется, и никто из нас не станет! – И Алекс бросил на мать укоризненный взгляд.
Ник мысленно с ним согласился. На его взгляд, горькая правда всегда лучше слащавой лжи. А правда такова: Марла чудом осталась в живых, выглядит, словно выходец из могилы, должно быть, и чувствует себя так же. Путь к выздоровлению будет для нее долгим и трудным.
– Не знаю... не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова стать собой, – прошептала Марла, и на одно короткое мгновение взгляд ее, бог весть почему, устремился к Нику. – Мне кажется, что я... – Голос ее дрогнул и прервался.
– Что? – подбодрил ее Алекс.
Она молча переводила глаза с одного члена семьи на другого. На Нике ее взгляд остановился, затуманился каким-то смутным чувством, но тут же ушел в сторону.
– Я не знаю, кто я.
– Ой, боже мой! – простонала Сисси и возвела глаза к небу, за что получила свирепый взгляд от отца.
– Ты замечательная женщина, – тихо сказал Алекс. – И такой останешься.
В этом предсказании Ник позволил себе усомниться. Пятнадцать лет назад Марла была бессердечной стервой – с чего бы теперь ей стать ангелом? Однако, взглянув в ее обезображенное лицо, он ощутил укол совести. Многие годы он гнал ее из своих мыслей, а если и думал о ней, то с ненавистью и презрением. Но женщина, которую он видел перед собой, – полуживая, изуродованная, прикованная к постели и все же пытающаяся сохранить остатки собственного достоинства – презрения не заслуживала.
Сисси по-прежнему не отрывалась от окна, но Ник заметил, что украдкой она внимательно следит за матерью.
– Все будет хорошо, дорогая. – Юджиния взяла у сына пудреницу и убрала в сумочку. – Скоро вернешься домой, увидишь сына. Обещаю, тебе сразу станет лучше.
Ник почувствовал, что пора сматываться. Хватит с него на сегодня семейных сцен.
– Ты здесь уже был... – Марла снова смотрела на него.
Он кивнул.
– Да, несколько часов назад.
– Помню, – с каким-то трепетом в голосе прошептала она. Лоб ее перерезала глубокая морщина. – Изгой.
– Правильно. – Почудилось ли ему, или во взгляде ее на миг сверкнуло что-то большее, чем любопытство?
– Здесь был кто-то еще, – продолжала Марла.
– Со мной? – Ник покачал головой.
– Нет-нет... раньше... по крайней мере, мне так кажется... – Она опустила глаза на одеяло. – Да нет, я уверена! Сюда вошел кто-то, молча постоял у кровати и ушел. Знаю, звучит как бред, но это было.
– Глупости, дорогая! – с деланой ласковостью в голосе проворковала Юджиния. – Медсестра заходила, только и всего.
– Нет! – резко ответила Марла. – Может быть, это мне приснилось, но я все помню – помню так же ясно, как ваши приходы! Я же слышала ваши разговоры. Вы приходили один раз... или два? – Брови на когда-то безупречном лице мучительно сдвинулись. – Не могу вспомнить. – Она машинально подняла руку, чтобы отбросить назад волосы, но вместо волос наткнулась на выбритый, испещренный швами скальп.
– Мы много раз здесь бывали, – мягко ответила Юджиния.
– Но в тот раз вы посылали Сисси вниз за газировкой. Кажется за "Спрайтом"?
– В самом деле, было такое, – улыбнулся Алекс. Нику его улыбка показалась какой-то фальшивой. – Мы думали, что ты в коме и ничего не слышишь.
Юджиния со звоном защелкнула сумочку и широко улыбнулась. Но перед этим уголки ее рта на миг опустились унылой скобочкой – как всегда, когда что-то ее тревожило.
– Значит, ты все слышала. Почему же не отвечала?
– Я пыталась, но ничего не выходило.
– Только не волнуйся.
– Но, кроме этого, я ничего не помню. Ни аварии, ни... ничего.
Она сжала руку Алекса и взглянула на Сисси. Та театрально вздохнула и бросила на отца взгляд, лучше всяких слов говорящий: "Слушай, пошли отсюда, а?" Честно говоря, Ник ощущал то же самое.
Но Алекс не желал понимать красноречивых взглядов. Придвинувшись к жене, он заговорил:
– Послушай, милая, даже если ты чего-то не можешь вспомнить...
– Алекс, ты не понял, – прервала Марла, в первый раз назвав его по имени. – Дело не в том, что я "чего-то не могу вспомнить". Я не помню ничего! Нет, знаю, какой сейчас год и кто у нас президент, но вот я сама – моя жизнь, родители, день рождения, братья и сестры, если они и есть...
– Ты что, и нас не помнишь? – первой сообразила Сисси.
Марла не отвечала.
– Это пройдет, – резко ответил Алекс.
– Надеюсь.
Марла подняла на мужа растерянные, умоляющие глаза.
– Мне так жаль... и Пэм... господи, как все это ужасно!
– А Пэм ты помнишь?
– Нет, – прошептала она, из последних сил сдерживая слезы. – Совсем... совсем ничего не помню. – Голос ее дрогнул и сломался.
– Скоро тебе станет лучше, – вступила Юджиния. Марла повернулась к свекрови.
– Можете пообещать?
– Нет, но...
– А если нет, то не надо мне пустых утешений! Я хочу отсюда выбраться. Хочу поговорить с родными Памелы. Хочу хоть что-нибудь вспомнить!
Сисси заморгала, шмыгнула носом и, смутившись, отвернулась.
Ник хотел бы думать, что Марла из каких-то неясных ему соображений разыгрывает спектакль. Ему не верилось, что она настолько изменилась. Та Марла, которую он знал, не стала бы переживать из-за смерти женщины, которую даже не может вспомнить. Та Марла не думала ни о ком, кроме себя. Однако пока все, что он видел и слышал, убеждало в ее искренности. Быть может, вместе с памятью она потеряла и эгоизм? Или, может быть, просто всех дурачит?
Алекс нежно сжал руку жены.
– Послушай, почему бы тебе не отдохнуть немного?
– Отдохну позже. Сейчас у меня слишком много вопросов. Расскажи о моей семье. Где мои родители? Есть у меня братья, сестры? Кто-нибудь?
– Милая моя! – вздохнул Алекс. – Мне придется столько тебе рассказать, но сейчас не время.
– Почему? – спросила она с удивительным спокойствием, словно собрав в кулак всю свою волю. – Все умерли?
– Нет-нет, мать умерла, отец жив, но он нездоров.
– Понятно... – На лице ее отразилась печаль.
– Мы обо всем тебе расскажем. Посмотрим вместе фотографии, навестим твоего отца. Все, что хочешь. Но сначала тебе надо выздороветь и окрепнуть, согласна?
Она молчала, вся как-то сжавшись в кровати. На миг Ника охватило безумное желание взять ее за руку и сказать, что все будет хорошо, но он тут же напомнил себе свое место. Марла не из тех, кто нуждается в чужой помощи. И вообще, для моральной поддержки у нее есть муж.
Ник почувствовал, что больше не выдержит.
– Я, пожалуй, пойду, – шепнул он Алексу и, бросив последний быстрый взгляд на женщину в постели, двинулся к дверям. Прочь от семейки Кейхйллов. Прочь от Марлы. Все, что ему сейчас нужно, – убраться от нее как можно скорее и как можно дальше.
Потому что он больше не может обманывать себя. Ему жаль ее. До дрожи в голосе, до ноющей боли в груди жаль ту женщину, какой Марла была когда-то, – и ту, какой она стала теперь.
Двери лифта растворились, и Ник едва не налетел на высокого мужчину в парке, джинсах, тяжелых ботинках и темных очках. Он успел разглядеть плотно сжатые губы и заметил еще, что этот человек слегка прихрамывает. Незнакомец отодвинул Ника плечом и пошел по коридору, мимо приоткрытой двери в палату Марлы.
Что-то в этом человеке показалось Нику знакомым. На мгновение ему подумалось, что он хотел зайти к Марле. Да нет, ерунда; скорее всего, просто посетитель к кому-то из больных в этом крыле.
Ник обернулся, чтобы еще раз взглянуть на мужчину, но тот словно растаял в больничном коридоре.
Спустившись на первый этаж, Ник пересек приемный покой и вышел на улицу, где сгущался тяжелый мокрый туман. Подняв глаза, он заметил в освещенном окне на пятом этаже стройную фигурку Сисси. Девочка тоскливо смотрела на улицу, словно узница, уже не чающая вырваться на свободу. И, бог свидетель, Ник ее не винил.
Ник сел в свой пикап и взглянул на часы. Ему предстоит убить несколько часов. Чем заняться? Может быть, съездить на место аварии, а затем взглянуть на остатки "Мерседеса"?
Перед тем, как тронуться с автостоянки, он взглянул через плечо и вдруг увидел того же смутно знакомого парня: бородач, несколько минут назад столкнувшийся с ним на пятом этаже, теперь торопливым неровным шагом пробирался между машин к темному джипу.
"Странно, – подумал Ник. – Какой смысл приходить в больницу на пару минут? Не суй нос в чужие неприятности, – посоветовал он себе. – Тебе своих хватает".
Два дня спустя Марла была готова к выписке. Доктор Робертсон проделал все мыслимые тесты и анализы и, как видно, остался доволен результатами. Теперь Марла ждала только документа, открывающего перед ней больничные двери, и машины.
– Миссис Кейхилл? – Дверь растворилась, и какой-то незнакомец просунул голову в щель. – Я детектив Патерно. Полиция Сан-Франциско.
Вслед за головой в палату протиснулось и тело детектива – приземистое, с заметным брюшком, облаченное в неприметный темный костюм.. Внешность у Патерно была самая заурядная: расплывшаяся фигура, темные с проседью волосы, ничем не примечательное лицо. Из общего впечатления выбивались только глаза – жесткие, цепкие, ничего не упускающие.
Сердце Марлы взволнованно забилось. Он будет задавать вопросы – вопросы, на которые у нее нет ответов. За последние дни в голове у нее прояснилось, но память так и не вернулась. Изредка в сознании вспыхивали какие-то разрозненные образы, но и они гасли прежде, чем Марла успевала понять, что именно вспомнила.
С виду Патерно казался симпатичным малым, но Марла его побаивалась. Она не могла забыть опасений Сисси насчет обвинений в убийстве по неосторожности или как она там выразилась? А полицейские – мастера вытягивать из людей правду. Господи боже, а это еще что? Откуда у нее такое отношение к полиции? И, если уж на то пошло, что можно из нее вытянуть, если она ничего не помнит?
– Прошу извинить, что беспокою вас в больнице, – добродушно заговорил Патерно. – Я помогаю дорожной полиции штата в расследовании аварии. Хотелось бы послушать, что вы помните о происшедшем.
– Это не займет много времени, – пробормотала Марла.
Не обращая внимания на ее сарказм, он достал из кармана диктофон, поставил его на вращающуюся тумбочку со стаканом, кусачками и пачкой салфеток, затем открыл блокнот.
– Расскажите все, что можете вспомнить.
Плечи у него были мокрые от дождя: Марла чувствовала запах отсыревшей шерсти и слабый аромат жвачки "Джуси фрут".
– Это нетрудно, – ответила она. – Я не помню ничего.
– Совсем ничего?
– А вы разве не говорили с доктором?
– Да, он упоминал, что у вас амнезия.
Кажется, не верит. А она-то думала, что циничные копы встречаются только в кино.
– Это правда, детектив, и мне это нравится еще меньше, чем вам. – Поддернув рукава халата, Марла добавила: – Поверьте, рада была бы вам помочь, но сказать мне нечего.
– Вы не помните даже, что заставило вас свернуть с дороги? – поинтересовался он.
Марла попыталась сосредоточиться – но не получила ничего, кроме ломоты в висках.
– Нет.
– Вы ехали на юг по Семнадцатому шоссе через горы Санта-Крус. Судя по следам, увидели что-то на дороге и ударили по тормозам. Может быть, это был тот грузовик. Или олень выбежал на проезжую часть. Или... – Он умолк, жестом пригласив ее продолжать.
– Детектив, – стараясь не раздражаться, заговорила Марла, – вы не поняли. Я и собственного имени не помнила, пока мне не сказали, как меня зовут. О муже и детях и не говорю. Ничего, понимаете? Пустота. Только... иногда всплывает что-то... какая-то мелодия, реклама, сцена из фильма. А из реальной жизни – ничего.
"Как удобно!" – прочла она во взгляде детектива. Однако вслух Патерно не произнес ни слова – молчал, задумчиво перекатывая жвачку от щеки к щеке.
– Хорошо, – заговорил он наконец. – Раз уж я здесь, давайте попробуем немного поговорить. – Он приподнял мохнатую бровь, и Марла кивнула. – Вы ехали с Пэм Делакруа?
– Так мне рассказали.
– И вы хорошо ее знали?
– Муж говорит, что она была моей подругой, но...
– Но сами вы не помните, – кивнул Патерно.
– Верно. – Она нахмурилась, злясь на себя. – Я вам не напоминаю заезженную пластинку?
– Есть немного.
Она потянулась за стаканом с соком. Детектив продолжал задавать вопросы, на которые у Марлы не было ответов. Паузы между вопросами становились все напряженнее, и Марле все сильнее не нравилось, как смотрит на нее детектив – так, словно она специально устроила аварию и едва не погибла по собственному злому умыслу.
– Знаете, это становится похоже на допрос, – заметила она наконец, отставляя стакан.
– Я просто хочу кое-что прояснить.
– Но я ничем не могу вам помочь! – Она устала сидеть, да и голова гудела, как пчелиный улей.
– Вы вели машину Пэм Делакруа, так?
– Думаю, что да. Так все говорят, и, наверное, это правда, – раздраженно ответила Марла. – Послушайте, может быть, сразу зачитаете мне "правило Миранды", позволите сделать звонок адвокату, и что там у вас еще полагается?
– О, так о "правиле Миранды" вы помните! – оживился детектив.
– Я же вам объяснила. Какие-то общие вещи помню. Должно быть, из книг или фильмов, или...
– Из сериала "Закон и порядок", – подсказал Патерно.
– Может быть. Не знаю.
Он молча изучал ее бесстрастным цепким взглядом.
– Вы действительно хотите позвонить адвокату? Я ведь вас арестовывать не собираюсь.
– Мне нечего скрывать.
"Насколько помню", – хотела добавить Марла, но вовремя прикусила язык. Она хотела одного – чтобы назойливый детектив исчез, можно было откинуться на подушку, закрыть глаза и надеяться, что лекарства справятся с болью, гулко ухающей в мозгу и свербящей в челюсти. И еще хотела избавиться от ощущения, что жизнь ее вышла из-под контроля, что слишком много вопросов висит в воздухе, потому что ответы на них слишком страшны для произнесения вслух.
– Хорошо. – И Патерно с новой силой вгрызся в свою жвачку. – Давайте поговорим о грузовике. Он проломил ограждение, съехал с дороги и взорвался. Водитель, Чарлз Биггс, лежит сейчас в другой больнице, в ожоговом отделении. Мы надеемся, что он придет в себя и что-нибудь нам расскажет.
При мысли о шофере грузовика Марлу пробрал озноб.
– Бедняга, – прошептала она, устремив глаза к окну, за которым таял скучный серый денек.
Собственная судьба внезапно показалась ей не такой уж страшной. "Неужели в аварии виновата я? – подумала она. – Я убила свою подругу, которую не помню, и искалечила еще одного человека, которого никогда не видела" Ужас и отчаяние черной тучей нависли над головой. Если это в самом деле ее вина – как она сможет жить с таким грузом? "Боже, пожалуйста, нет!.. Я не вынесу..." Сглотнув горький комок в горле, она сердито приказала себе прекратить бесполезное нытье.
– Может быть, вы мне расскажете, что случилось той ночью? – обратилась она к Патерно, смело взглянув ему в глаза.
Лучше выслушать правду как она есть, – подумалось ей, – чем приукрашенную и подслащенную версию, какую наверняка преподнесут ей родные.
– Я хочу услышать факты.
– "Факты, только факты и ничего, кроме фактов"? Да что он, издевается над ней? Марла пожала плечами.
– Ну... да.
– Это тоже из старого детективного сериала, – объяснил он.
Марла поняла, что детектив хотел увидеть ее реакцию. Понять, что она помнит, а что нет. Выходит, действительно ей не верит? Но зачем ей симулировать амнезию? Может быть, в прошлом Марлы – забытом прошлом – кроется что-то такое, что заставляет его подозревать ее во лжи?
Патерно опустился в единственное пластиковое кресло, сиротливо стоящее в углу палаты.