– Кэнди Уиттакер говорит, что папа какой-то чокнутый и что он делал что-то нехорошее с Джессикой Стюарт. Но я ей сказала, что быть этого не может, потому что Джессика встречалась с Шоном.
Шон застонал и повернулся спиной к сестре.
– И что сказала на это Кэнди? – спросила Клер, с трудом выдавливая из себя слова.
– Она засмеялась. Знаешь, таким гаденьким смешком – у меня даже мурашки пошли. А потом она сказала Тэмми Доусон, что я – типичный случай "детской депривации" и что ей лучше знать, потому что у нее папа психиатр. – Саманта вскинула подбородок, не желая мириться с тем, что считала клеветой на отца, однако взгляд у нее был встревоженный. – Но ведь это неправда? – спросила она тоненьким голоском, нервно сплетая и расплетая пальцы. – Папа ничего плохого не делал с Джессикой? Ведь ты не поэтому решила с ним развестись?
У Клер упало сердце. Закусив губу, борясь с новым приступом слез, она обняла Саманту.
– У нас с папой было много проблем, и ты это знаешь.
– У всех есть проблемы. Ты сама так говорила.
В голосе Саманты послышались слезы, ее светлая головка поникла.
– Это правда, девочка моя. У всех свои проблемы. Но...
– Нет!
Саманта попыталась высвободиться, однако Клер твердо решила, что настала пора поговорить начистоту, тем более что подружки дочери уже сами пытаются ее "просвещать".
– Но правда и то, что говорила Джессика. Что они с папой были... ну, в общем, близки.
Саманту била крупная дрожь.
– Близки?
– Они койками дружили, – пояснил Шон. – Ну, трахались, короче.
– Нет!
– Замолчи, Шон! – Клер крепко прижимала к себе дочь. – Не смей так выражаться в этом доме!
Взгляд у Саманты стал совершенно безумный.
– Это неправда! Папа... он же не мог...
– Что бы ни случилось, ты должна верить в своего отца. В конце концов, ничего особенно страшного не произошло, не нужно обвинять его во всех смертных грехах.
Клер слышала свой голос словно со стороны, он звучал как похоронный колокол. Сама она утратила веру в Пола в незапамятные времена, задолго даже до того, как отказалась поддерживать видимость давно развалившегося брака, который терпела только ради детей. Теперь собственное мученичество показалось ей издевательски жестокой шуткой. Дети будут травмированы на всю жизнь.
– Мы с папой давно уже жили раздельно к тому времени, когда... ну, в общем, когда Джессика сказала, что это случилось.
– Ты хочешь сказать, что Джессика соврала? – с надеждой спросила Саманта.
– Черта с два! – усмехнулся Шон. – Я сам их застал. Они трахались, как мартовские коты!
– Прекрати, Шон!
– Нет! – истерически закричала Саманта. – Нет! Нет! Нет! Нет!
– Милая, я только повторяю тебе то, что говорила сама Джессика. – У Клер закололо сердце от боли за дочь. – Никто из нас ничего толком не знает.
– Но почему?! – Голос Саманты сорвался.
– Потому что она шлюха, а он извращенец, – снова ухмыльнулся Шон.
– Нет! Это неправда! – Саманта наконец вырвалась из рук матери. – Я тебе не верю! – Она бросилась к дверям. – Ты все врешь, Шон! Сам ты извращенец!
Когда дверь за ней захлопнулась, Клер повернулась к сыну:
– Это было возмутительно.
– Это была правда.
– Можно было как-то смягчить...
– Зачем? Чтобы позволить этой грязной суке Кэнди Уиттакер ткнуть Сэм носом в эту самую правду? Не увиливай, ма, ты сама знаешь, что наш папаша – извращенец, зацикленный на молоденьких девочках. И Саманте лучше знать, что он собой представляет. Тогда ей больше не придется от этого страдать.
– Не придется? – шепотом переспросила Клер.
Внезапно она словно очнулась и бросилась вслед за Самантой на улицу. Жаркий ветер шевелил листья осин, заставляя их трепетать и переливаться в лучах солнца. В соседском дворе яростно лаяла собака. Клер побежала по тротуару вслед за дочерью, с трудом уклонилась от столкновения с малышом на трехколесном велосипеде и чуть не упала, споткнувшись о корни дерева, пробившиеся сквозь цементные плиты. Саманта рыдала, золотистые волосы развевались у нее за спиной, длинные ноги стремительно несли ее вперед, словно она надеялась на бегу оторваться от страшных слов, прозвучавших в доме.
"Она убегает. В точности как я, – сказала себе Клер. – Но ведь от прошлого не убежишь. Рано или поздно оно обязательно тебя догонит".
На Сентер-стрит Саманта бросилась прямо на красный свет, и какой-то грузовичок едва успел вовремя затормозить, чтобы не сбить ее. У Клер остановилось сердце.
– Осторожно! – закричала она.
– Эй, малышка, так и на тот свет загремишь! – крикнул водитель вслед девочке, не выпуская изо рта сигареты.
Клер махнула ему рукой и тоже выбежала на дорогу.
– Саманта, остановись! – закричала она, но Саманта даже не обернулась.
– Вот чертовы бабы! – выругался водитель, и грузовик с ревом умчался.
Тяжело дыша, Клер нагнала дочь неподалеку от парка. Солнце пекло беспощадно, отражаясь слепящими бликами от бамперов автомобилей и белых цементных плит тротуара. По лицу Саманты текли слезы.
– Девочка моя, – прошептала Клер. – Прости меня.
– Ты должна была все мне рассказать!
– Я не знала как.
– Я его ненавижу!
– Нет, ты не можешь ненавидеть родного отца.
– Все равно! Я его терпеть не могу! – Она судорожно перевела дух, а когда Клер попыталась ее обнять, отшатнулась. – И тебя тоже!
– О, Сэми, нет...
– Не смей меня так называть! – Саманта перешла на визг, и Клер запоздало сообразила, что именно так всегда называл девочку Пол.
– Ладно, не буду.
Громко всхлипывая и шмыгая носом, Саманта вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Я рада, что мы переезжаем. Очень рада.
– Я тоже.
– О, нет! – Саманта вдруг побледнела и отвернулась, изо всех сил стараясь сдержать дрожь.
Клер оглянулась через плечо и увидела Кэнди Уиттакер, стройную девочку с осиной талией и такими грудями, каких, по мнению Клер, двенадцатилетним иметь не полагалось. Кэнди шествовала им навстречу под ручку с другой девочкой, которую Клер не узнала. Завидев Саманту и ее мать, девчонки уставились на них, расплылись в улыбках и принялись шушукаться. Клер своим телом как щитом загородила дочь от маленьких сплетниц и дождалась, пока они, поминутно оглядываясь, не свернули на дорожку, ведущую к теннисным кортам.
– Все в порядке. Они тебя не тронут. Идем. – Взяв дочку за руку, Клер перевела ее на другую сторону улицы, и они вместе направились к дому.
"Шон, скорее всего, прав, – думала она. – Переезд не решит наших проблем, мы не сможем никуда убежать". Она однажды уже пыталась, когда-то давным-давно, но прошлое продолжало упорно преследовать ее, хватая за пятки, как злобный пес. И вот теперь оно нагнало ее. Клер не сказала ни Саманте, ни Шону, что им так и так пришлось бы переехать в Орегон. Выбора у нее не было. Ее отец, богатый человек, привыкший ни в чем не встречать отказа, позвонил на про-шлой неделе и потребовал, чтобы она вернулась на озеро Эрроухед – в то самое место, где ее поджидали кошмары. Она пыталась протестовать, но Датч пресек все возражения в корне, и ей пришлось согласиться. Он знал о ее проблемах с Полом и пообещал помочь ей с переездом и замолвить словечко в местном школьном совете. Датч предложил ей жить бесплатно в огромном доме, где она выросла; словом, дал понять, что у нее будет возможность обрести почву под ногами в своем новом качестве – матери-одиночки.
Клер понимала, что глупо было отказываться, но ее смутил его грозный тон, не суливший ничего хорошего; у нее даже волосы на затылке шевельнулись от суеверного предчувствия. Датч намекнул, что ему известно кое-что о прошлом – не все, но достаточно, чтобы она поняла, что ей придется его выслушать и поговорить о том, что произошло шестнадцать лет назад. Клер согласилась приехать, хотя при мысли о предстоящем разговоре у нее все переворачивалось внутри.
– Идем, – сказала она Саманте. – Все будет хорошо.
– Ничего хорошего не будет, – буркнула в ответ Саманта.
"Ты даже не представляешь, как ты права, родная моя!" – подумала Клер, а вслух сказала:
– Все наладится, вот увидишь. Мы постараемся. Опять она сказала неправду. Все ее слова были ложью, от первого до последнего.
Тесса включила радио, чувствуя, как встречный ветер приятно охлаждает щеки. Ее "Мустанг" с откидным верхом стремительно пересекал горный массив Сискью-Маунтинз на границе с Орегоном. Выжженный солнцем пейзаж Северной Калифорнии был совершенно безлюдным и нагонял тоску, холмы как будто выцвели. Тесса гнала машину уже много часов подряд и знала, что скоро ей придется остановиться, иначе ее мочевой пузырь грозил лопнуть от пива, которое она успела выпить по дороге от самой Сономы.
Вот и сейчас ледяная бутылка пива "Курз" была зажата у нее между голых коленей. Возить в машине открытые контейнеры с алкоголем было запрещено. Пить за рулем было запрещено. Что ж, если на то пошло, все, что в этой жизни доставляет удовольствие, либо незаконно, либо аморально! Тесса решила, что ей, в сущности, наплевать. Особенно теперь, когда она по требованию отца возвращалась к озеру Эрроухед.
Холодок пополз у нее по позвоночнику.
– Ублюдок! – пробормотала она.
Из радиоприемника раздавался только треск разрядов. Тесса переключала клавишу за клавишей, но стены каньонов вокруг были слишком высоки, настройка не работала. Ей ничего другого не оставалось, как включить магнитофон, хотя все пленки были уже старые, заигранные. Пошарив в открытой коробке на пассажирском сиденье, Тесса выбрала Дженис Джоплин. Поразительное дело: женщина уже сто лет в могиле, а ее песни до сих пор нутро выворачивают. Да, это был настоящий рок! Голос Дженис Джоплин, одновременно пронзительный и хриплый, затрагивал какие-то тайные струны в самом темном уголке души Тессы. Старушка Дженис пела так, что было понятно: она знает, что такое боль, да не просто боль, а настоящая, раздирающая внутренности агония. Ощущение, с которым Тессе приходилось жить каждый день.
Музыка полилась из колонок. Тесса отхлебнула из своей бутылки и потянулась к отделанной индейской бахромой сумочке за сигаретами.
Возьми,
Возьми еще кусочек сердца моего,
Милый,
Угощайся,
Отломи еще кусочек...
"Вот оно! – подумала Тесса. – Отломи еще кусочек моего сердца. Разве не этим занимались все мужчины, которым я когда-либо доверяла?" Она сунула в рот свою любимую тонкую сигарету "Вирджиния-Слим", ткнула пальцем в прикуриватель и почти бессознательно надавила на педаль газа. Стрелка спидометра подползла к восьмидесяти: явное превышение скорости на этой горной дороге, но Тесса ни на что не обращала внимания, ей было все равно. Она как будто опять превратилась в девочку-подростка. Ее затянуло в бурный омут прошлого, которое так долго пряталось в подсознании, что она уже сама не смогла бы с уверенностью сказать, что было на самом деле, а что ей только пригрезилось.
Прикуриватель выскочил из гнезда; Тесса раскурила сигарету, выпустила дым через ноздри, и его тотчас же отнесло ветром. Дженис Джоплин продолжала скармливать любимому кусочки своего сердца, а Тесса допила пиво, выбросила пустую бутылку из машины, и та разбилась со звоном, прорвавшимся сквозь песню и рев мотора. Голос Джоплин умолк. Тесса пальцем поправила солнечные очки, съехавшие с переносицы, а коленом умудрилась нажать кнопку перемотки. Хотелось еще раз послушать любимую песню – так будет легче подготовиться к тому, что ей предстояло.
Меньше чем через шесть часов она встретится со своей семьей впервые за много лет. Внутренности у нее сводило судорогой. Когда Датч несколько дней назад позвонил ей, он поклялся, что обе сестры будут ждать ее на озере Эрроухед.
– Засранец! – пробормотала Тесса, швырнув окурок на дорогу. – Прекрасно знает, как они всегда были нужны мне.
Клер и Миранда. Романтическая принцесса и ледяная королевна. Сколько лет Тесса не видела их вместе! Сколько лет прошло с тех пор, как они втроем жались друг к дружке, мокрые и дрожащие, как клялись, что никогда никому не расскажут, что на самом деле произошло в тот вечер.
Вся дрожа, Тесса потянулась назад, со щелчком открыла сумку-холодильник, ее пальцы сомкнулись на горлышке новой бутылки "Курза", стоявшей наготове среди кубиков льда. Но она передумала: скоро граница штата, пора завязывать с выпивкой. И когда Джоплин запела снова, Тесса решила, что хватит отрывать по кусочку от собственного сердца. Пора наконец посмотреть в глаза проклятой правде.
– Он опять приходил, – объявила Луиза, просунув голову в дверь крошечного кабинета Миранды.
Миранда зябко поежилась.
– Кто? – спросила она, хотя уже знала ответ.
– Тот самый гад, который ходит за тобой, как ищейка, последние три дня.
Луиза протиснулась в кабинет, машинально поправила на стене юридический диплом Миранды, почему-то не желавший висеть прямо, и прислонилась к узкому картотечному шкафу. Чернокожая красавица Луиза работала секретаршей в департаменте окружного прокурора округа Малтномы вот уже четыре года. Сейчас ее красивые и умные миндалевидные глаза были полны тревоги.
Миранда весь день не заглядывала в свой тесный кабинетик, да и сейчас зашла только для того, чтобы захватить кое-какие бумаги. Весь день она совещалась с патологоанатомом и снимала показания с Дениз Сантьяго по делу об убийстве Ричмонда. Но с Луизой стоило поговорить, отложив все дела: она не стала бы беспокоить ее понапрасну.
– Что же это за тип? – задумчиво пробормотала Миранда, укладывая в портфель пухлую кипу сделанных от руки заметок.
На глаза ей попалась фотография в рамке, всегда стоявшая на уголке письменного стола: ее любимый снимок, изображавший ее вместе с сестрами. Снимок, сделанный много лет назад, когда ей было только пятнадцать. Три девочки на пороге отрочества стояли, взявшись под руки, на огромном валуне, высоко над сердитыми серыми водами Тихого океана. Щеки у них разрумянились, улыбки были невинными, а души свободными, как ветер, трепавший их волосы. Время невинности, которое невозможно вернуть С тех пор миновала целая жизнь...
Миранда со щелчком закрыла портфель.
– Хотела бы я знать, кто он такой. Луиза пожала плечами.
– Понятия не имею. Но у меня такое чувство, что ничего хорошего от него ждать не приходится.
– Но здесь же не проходной двор, черт побери! Это департамент окружного прокурора! Полицейский участок рядом, кругом дюжины полицейских. Как он сюда попадает?
– Как и все – через парадную дверь. В этом и состоит недостаток всех общественных зданий. Они содержатся на деньги налогоплательщиков, стало быть, сюда может попасть любой идиот с улицы. – Луиза скрестила руки на груди. – Петрильо тоже не в восторге от того, что этот тип здесь шныряет. Он мне велел тут же дать ему знать в следующий раз, как только наш таинственный незнакомец снова появится.
Фрэнк Петрильо был детективом, и в департаменте окружного прокурора Малтномы он проработал гораздо дольше, чем Миранда. Недавно Фрэнк развелся, оставив жене двух детей, с которыми виделся куда реже, чем ему хотелось, и в последние три месяца то и дело приглашал Миранду пообедать. Она вежливо уклонялась, и до сих пор они только раз вместе поели пиццы, задержавшись допоздна на работе. Заходить дальше Миранде не хотелось: она принципиально не встречалась с коллегами по работе. Это был ее личный закон – неписаный, но соблюдавшийся неукоснительно.
– Я просто не понимаю, почему он всякий раз приходит, когда меня нет, и не сообщает свое имя или телефон. Почему мы с ним никак не можем встретиться лицом к лицу, черт побери?
Миранда с раздражением оглядела свой рабочий стол, на котором, как всегда, царил беспорядок. Папки с делами горкой возвышались в одном углу, на мониторе компьютера лежал открытый толстый справочник, возле настольного календаря стояла полупустая чашка кофе, поверхность которого уже затянулась пленочкой.
– А тебе не приходило в голову, что он какой-нибудь маньяк?
"Конечно, приходило!" – подумала Миранда, а вслух сказала:
– Для маньяка он слишком неосторожен. Очень уж много народу его видело.
– А по-моему, он ведет себя как типичный маньяк. Миранда пожала плечами.
– Ну-ка опиши мне его.
– Он приходил уже в третий раз, – Луиза подняла вверх три тонких пальца. – Был здесь вчера и позавчера. Имени не называет, а когда я предлагаю ему поговорить с кем-то еще, тут же испаряется.
– А как он выглядит?
Раньше Миранда об этом не спрашивала: у нее не было ни времени, ни особой охоты. Но теперь таинственный незнакомец начал слегка действовать ей на нервы.
– Вот в том-то все и дело! – Луиза улыбнулась ослепительной белозубой улыбкой впервые за весь день. – Этот парень выглядит так, будто сошел с рекламы "Мальборо". Ну, ты меня понимаешь: этакий грубоватый, мужественный ковбой, нешлифованный алмаз. Волосы черные, глаза серые, взгляд стальной, без улыбки. Рост – шесть футов два дюйма, худощавый, костюм всегда один и тот же: джинсы, рубашка без галстука, потрепанная кожаная куртка.
– Значит, ничего особенно страшного?
– Да нет, но меня вообще не так-то легко запугать. Улыбка Луизы погасла, и Миранда сразу вспомнила о ее бывшем муже. Этот человек избивал Луизу и несколько раз грозился убить, пока она не нашла в себе мужества порвать с ним и расторгнуть ненавистный брак.
– Но есть в нем что-то такое... не внушающее доверия, – продолжала Луиза. – Когда ему не удалось проскользнуть мимо меня, он остановился у стола Дебби, улыбнулся и включил на полную мощь свое обаяние.
– А оно у него есть? – спросила Миранда.
– Да как тебе сказать... В общем, да. Если тебе нравятся мужчины, способные включать обаяние по требованию, как радиоприемник: улыбка одним уголком рта, ямочка на щеке. В один момент Мистер Неприступность превращается в Мальчишку с Соседнего Двора. Если хочешь знать, в этом есть что-то жуткое. Ну, словом, он начал задавать Дебби разные вопросы – и все о тебе. Вопросы личного характера. А Дебби... Ну, ты же ее знаешь. В общем, стоило только мне подойти, как он тут же сделал ноги.
– Может, он репортер?
– Тогда почему он не оставил визитку? Почему не договорился о встрече, черт бы его побрал? А? Говорю тебе, подруга, это подозрительный тип! Что-то с ним нечисто.
– У нас тут таких много.
Луиза покачала головой. Ее черные локоны блеснули в беспощадном свете люминесцентных ламп.
– Нет, милая, у нас тут таких нет. Только не в конторе прокурора! И хотя он не похож на чокнутого с пистолетом, в наше время излишняя осторожность не помешает.
– Но ведь Петрильо его проверяет, верно? Луиза пожала плечами.
– Пытается.