Ужасные картины той ночи вновь и вновь прокручивались в мозгу, ни днем, ни ночью не давая ей покоя. Днем Шелби ходила как в тумане; ночью, стоило забыться тяжелым сном, просыпалась с криком, преследуемая все теми же видениями. По многу часов проводила она в ванной, мылась, терлась и скреблась до одури – и все равно чувствовала себя грязной. Запах Маккаллума въелся в кожу, тошнотворный вкус крепко держался на губах. Люди сделались чуждыми и опасными; словно невидимая стена выросла вокруг Шелби и отделила от близких и друзей. Она перестала ездить в город, при любой возможности пропускала школу под предлогом "головной боли", а по ночам, когда никого не было рядом, рыдала в подушку, свернувшись клубком и кусая губы, чтобы удержать рвущийся из груди крик.
Лидия беспокоилась о ней и проявляла тревогу привычным ей способом – старалась накормить Шелби до отвала, хотя той кусок не лез в горло. Судья, когда ему говорили, что с дочерью что-то неладно, просто отмахивался.
Все с нашей малышкой в порядке, – говорил он встревоженной экономке. -
Обычная лихорадка перед экзаменами. Сама знаешь, в этом году она кончает школу – как тут не волноваться!
Но...
– Послушай, Лидия, незачем поднимать шум из-за пустяков. Говорю тебе, с ней все в порядке. Ценю твою заботу, ты же знаешь, я всегда был тебе благодарен за то, что ты возишься с Шелби, но не надо ее слишком опекать и баловать. Вот увидишь, все будет хорошо. Подожди немного.
На этом, разумеется, все споры кончались – хотя в темных глазах Лидии и не рассеивалась тревога.
Несколько раз звонил Нейв. Шелби не подходила к телефону и не перезванивала ему – сама мысль о том, чтобы увидеть его или услышать его голос, была для нее невыносима. Бывая в городе, она старательно избегала мест, где могла с ним столкнуться. Однако встретиться все-таки пришлось – несколько недель спустя.
Она ехала домой из школы; в памяти вновь и вновь прокручивалась та грозовая ночь. Нейв догнал ее на служебной машине и посигналил, приказывая остановиться.
Шелби припарковалась у обочины; Нейв – стройный, красивый, в ладно сидящей форме – распахнул дверцу ее "Порше" и задал вопрос, на который у Шелби не было ответа:
– Что случилось?
Господи, что же сказать? Как объяснить? Шелби молча смотрела на него, не в силах найти слова.
Нейв протянул руку и вытащил ее из машины. Под безжалостные лучи солнца. Под такой же безжалостный, пронизывающий взгляд. На миг Шелби показалось, что сейчас она лишится сознания.
Медленно, едва ли не по слогам, словно имел дело со слабоумной, он повторил:
– Шелби, что случилось?
– Ничего, – выдавила из себя она.
– Черта с два!
– Оставь меня в покое!
Господи, как хотела она рассказать ему все! Но нет, нельзя. Он не поймет. Никто не должен знать о ее позоре. Ни одна душа.
– Ты обещала позвонить той ночью. Я с ума сходил от беспокойства!
– Я забыла, – каким-то чужим, сиплым голосом ответила Шелби.
– Забыла?! Знаешь, Шелби, на допросах часто приходится слушать сказки, так что, когда мне врут, я распознаю вранье с первого взгляда.
– Ты, кажется, хотел меня оштрафовать? – Все силы потребовались ей, чтобы произнести эти слова ровным, даже безразличным тоном. – Так оштрафуй и отпусти. А если у тебя нет ко мне дел, не вижу, почему бы каждому из нас не поехать своей дорогой.
– Черт побери, не затыкай мне рот!
Шелби молча смотрела на дорогу. Мимо под грохот и дребезг "тяжелого металла" проехал автомобиль, под завязку набитый подростками. Все они, разумеется, знали Шелби в лицо; парни хихикали и подталкивали друг друга локтями, полагая, что наблюдают на редкость прикольную сцену: дочку судьи Коула штрафуют за нарушение правил!
– Я тебе звонил.
– А я была очень занята. – Сама она прекрасно понимала, какой смехотворной нелепостью звучит эта отговорка.
– Это из-за твоего отца? Шелби молчала.
Сильные руки легли ей на плечи.
Если все кончено, так тому и быть, – проговорил Нейв, и ей захотелось провалиться сквозь горячий асфальт. – Но по крайней мере ты обязана объясниться.
– Я тебе ничем не обязана, – ответила она, изо всех сил стараясь сдержать дрожь в голосе.
Прикосновение Нейва пробило ее броню; впервые за эти страшные недели она смогла ощутить что-то, кроме тупой боли и отвращения ко всему на свете. Омертвевшие чувства ее пробудились и робко потянулись навстречу прежней страсти. Нейв плотно сжал губы.
– Тогда что все это значило – то, что случилось между нами у ручья полтора месяца тому назад?
– А почему это должно что-то значить?
Сглотнув, она уставилась в землю. На земле валялась смятая жестяная банка из-под пепси-колы; Шелби разглядывала ее так пристально, словно от этой банки зависела ее жизнь.
– Шелби!
Господи, что за новая нота звучит в его голосе – неужели отчаяние? Как хотелось ей с рыданием броситься ему на грудь, попросить прощения за свою глупость, рассказать обо всем, что случилось в ту страшную ночь! Разумом Шелби понимала: глупо так стыдиться того, в чем она не виновата. Но сердце, измученное стыдом и омерзением, кричало: нельзя допустить, чтобы Нейв узнал правду! Ни за что! Никогда!
– Интересные вопросы ты задаешь, Шелби. Да, знаешь ли, для меня это значило очень много. А для тебя, выходит, нет?
– Я... я не могу тебе объяснить.
– А ты попробуй. – Нейв быстро овладел собой: теперь в голосе не слышалось боли – только холодный гнев.
Шелби глубоко вздохнула. Открыла рот – и снова закрыла, не в силах подобрать нужные слова. Над головой ее черная ворона, устало хлопая крыльями, села на телефонный провод, и тот провис под ее тяжестью.
– Шелби, посмотри на меня!
Собрав все силы, она подняла глаза и встретилась с его вопросительным взглядом.
– Шелби, я обидел тебя той ночью? Сделал тебе больно? Ей хотелось умереть. Правда стучала в ушах кузнечным молотом, но стыд не давал ей вырваться из груди.
– Нет.
– В чем же тогда дело?
Что она могла ответить? Ничего. Вот и молчала. Губы Нейва сжались в тонкую суровую линию, серые глаза потемнели грозовыми тучами.
– Послушай, это все неправда, – заговорил он. Каким-то чудом его словам удалось пробиться сквозь окутавшую Шелби пелену отчаяния.
– Что неправда? – непонимающе переспросила она.
– Что я опять начал встречаться с Вианкой.
Шелби думала, что сердце ее окаменело навеки. Нет, оказывается, оно еще умело чувствовать боль.
– Н-не понимаю...
– Шелби, это просто сплетня! – настаивал Нейв. В углах рта его обозначились резкие складки.
В служебной машине затрещала рация.
– Неважно.
– Черта с два неважно! – Он рывком притянул Шелби к себе и прямо посреди улицы, под лучами всевидящего солнца, страстно впился в ее губы.
Когда он наконец оторвался от нее, Шелби смотрела на него сквозь пелену слез.
– Мне никто, кроме тебя, не нужен. Черт меня побери, Шелби, сам не знаю почему, но это так и есть!
Снова затрещала рация, и сквозь разряды помех прорвался голос: "...вызываю офицера..."
– Черт! – Нейв скинул шляпу, устало пригладил ладонью волосы. – Ты мне не веришь.
– Я не знаю, чему верить, – пробормотала она, сама не понимая, что говорит.
– Шелби, послушай меня. – Стальной взгляд его, прямой и жаркий, скрестился с ее затуманенным взором. – Что бы ни случилось, помни: ты для меня – одна. Одна-единственная.
Нейв метнулся в машину, что-то проговорил в микрофон, завел мотор и рванулся с места в визге сирены и сверкании мигалок, с фонтаном гравия из-под колес.
По дороге домой Шелби убеждала себя, что должна верить Нейву. Что должна найти путь назад – в надежное прибежище его объятий. Вернуть себя, свою прежнюю энергию и радость жизни.
– Неужели ты позволишь, чтобы Росс Маккаллум победил? – спрашивала она у своего отражения в зеркале заднего вида, и слезы текли у нее по щекам, оставляя черные потеки туши. – Чтобы этот подонок разрушил твою жизнь?
Припарковавшись возле гаража, Шелби вошла в дом, как обычно, черным ходом и взбежала по задней лестнице. С каждой ступенькой тело и душа ее наполнялись новой энергией. Верно, ее гордость получила серьезный удар, но все же она не сломлена. Нейв ее любит – да, любит, ведь сегодня он, по сути, признался ей в любви! А тот ужас, что случился с ней шесть недель назад, давно позади. И больше не повторится. Никогда, никогда больше она не позволит какому-то вонючему ублюдку вроде Росса Маккаллума так с собой обойтись!
На верхней ступеньке лестницы у Шелби вдруг закружилась голова. Уже в комнате наплыла первая волна тошноты. Шелби бросилась в ванную, но добежала только до туалета и успела рухнуть на колени перед унитазом. Здесь она и рассталась с сегодняшним скромным завтраком.
Отдышавшись, Шелби поднялась, пошатываясь, подошла к раковине, смочила холодной водой лицо, сполоснула рот. Что с ней происходит? В глубине души она догадывалась и эта подспудная догадка уже недели две не давала ей покоя.
– Господи, только не это! – отчаянно замотав головой, простонала Шелби.
Мир ее, с таким трудом собранный воедино, вновь разлетелся на тысячу осколков: страшная мысль, от которой до сих пор удавалось отмахиваться, темной тучей заклубилась перед внутренним взором.
Шелби бросилась к себе в спальню, начала рыться в ящике стола в поисках календаря. Ага, вот он! Она взглянула на календарик – и застыла в ужасе, не веря своим глазам.
– Не может быть... пожалуйста... нет... У нее была задержка. И не на каких-то несколько дней – нет, с начала последней менструации прошло почти два месяца.
– Боже, помоги мне! – простонала Шелби и в тысячный раз пожалела о том, что рядом с ней нет матери.
Может быть, это просто случайность, уговаривала она себя. Мало ли причин, из-за которых может сбиться цикл! Волнение по случаю предстоящих экзаменов, начало половой жизни, потрясение и переживания из-за изнасилования, а может, просто простуда – сколько раз Лидия ей твердила, что беганье под проливным дождем в тоненьких шортиках даром не проходит.
Шелби тяжело сглотнула и взглянула на себя в зеркало. Собственное лицо – осунувшееся, белое как мел, с глубоко запавшими глазами – сказало ей правду, и жалкие объяснения, за которые цеплялась она последние несколько недель, растаяли как дым.
Сомнений нет – Шелби Коул беременна!
Глава 9
Наше время.
И вот теперь, десять лет спустя, Росс Маккаллум вышел из-за решетки. И вернулся в Бэд-Лак.
Шелби лежала на кровати, закинув руки за голову, невидящим взором следя за размашистыми лопастями старинного вентилятора на потолке. Снова и снова повторяла она себе, что бояться нечего. Она больше не зеленая девчонка, которую может запугать любой негодяй. Десять лет вдали от родных мест, неоднократные беседы с психологами и психотерапевтами, упорная учеба, а затем напряженная и увлекательная работа помогли ей избавиться от проклятия юности и восстановить уважение к себе. За эти годы она окончила колледж в Калифорнии, затем переехала в Сиэтл и устроилась на работу в престижной и процветающей фирме по продаже недвижимости. Правда, студенческая мечта – ученая степень по экономике – так и осталась неисполненной; но, в общем, можно сказать, что нынешняя Шелби Коул – женщина вполне зрелая, уверенная в себе, твердым шагом идущая по жизни.
И голыми руками ее не возьмешь.
Глубоко вздохнув, Шелби спрыгнула с кровати, щелкнула выключателем портативного компьютера и мысленно перебрала в уме первоочередные дела. Прежде всего – поискать в сети что-нибудь об этом частном сыщике, Билле Левинсоне, армейском приятеле Нейва. Не бог весть что за начало, но надо же с чего-то начинать! За десять лет свободы Шелби привыкла к самостоятельности и терпеть не могла, когда кто-то за нее решал, что ей делать и с кем сотрудничать. Кроме того, надо продолжить поиски доктора Причарта и всех, кто с ним связан, – родных, коллег-врачей, медсестер. А еще ведь есть адвокат отца – как там его звали? Оррин Филкинс, кажется. Или Филмор?
Шелби вспомнилось, как отец шелестел бумагами в ящиках письменного стола, разыскивая свое завещание. С быстротой молнии она вылетела из спальни и бросилась в отцовский кабинет, где еще витал дымок утренней сигары. Судьи поблизости не было – вот и отлично. Хотя, по совести сказать, Шелби не видела причин стыдиться. Отец десять лет ее обманывал, отнял у нее целую жизнь – жизнь ее дочери! – а она не вправе даже заглянуть к нему в комнату? Нет, если судья застанет Шелби у себя в кабинете, она краснеть не станет. Что заслужил, то и получил.
Вот почему без всяких угрызений совести она открыла один за другим все ящики стола и обшарила их в поисках документов. Но тщетно. Шелби огляделась в поисках картотеки, или записной книжки, или еще каких-нибудь бумаг, где можно найти имя или название адвокатской конторы. Взгляд ее упал на изящное бюро вишневого дерева. Шелби подергала верхний ящик – заперто. Снова оглянулась вокруг. Ага! На хрустальном подносике рядом с ящиком для сигар лежит кольцо с ключами. На этот раз Шелби ощутила легкий укол совести, но, отмахнувшись от него, принялась подбирать ключи.
Подошел только четвертый. Взору Шелби открылся ряд коричневых кожаных папок: некоторые, судя по виду, были старше ее самой.
Из-за приоткрытой двери доносилось звяканье тарелок; Лидия готовила обед, напевая себе под нос песенку – старую испанскую колыбельную, которую Шелби много раз слышала в детстве. За окном Шелби почудилось какое-то движение; она встрепенулась, но тут же успокоилась – это всего лишь Пабло Рамирес, пожилой садовник, подстригает клумбы. Судьи по-прежнему не видать.
С гулко бьющимся сердцем, стараясь унять дрожь в руках, Шелби взялась за первую папку.
– Здесь должно быть что-то важное, – – сказала она себе... и вдруг замерла, не веря своим глазам.
На папке стояло имя ее матери.
– Господи, это еще что такое?
Дрожащими руками Шелби перебирала папки, одну за другой. Во рту у нее вдруг стало сухо и горько: она поняла, что это такое. Досье на всех родных и друзей судьи, на всех, кто когда-либо на него работал – и не только.
Коул, Элизабет. Ее дочь!
Все папки были надписаны:
Жасмин Коул
Руби Ди
Роман Эстеван
Нелл Харт
Росс Маккаллум
Мария Рамирес
Пабло Рамирес
Нед Причарт
Невада Смит
Педро Васкес
Словно поголовная перепись населения Бэд-Лака.
Шелби вдруг ощутила себя в родном доме незваной пришелицей. Казалось, она стоит на пороге какой-то темной бездны: шаг-другой – и сорвется в неведомую, опасную глубину. А в следующий миг на одной из папок в глаза ей бросилось собственное имя.
Значит, отец и на нее завел досье?
– Папа, как ты мог! – в отчаянии прошептала она.
Послышался звук отворяемой задней двери, а вслед за тем – голос отца. Что-то негромко сказав Лидии, судья неторопливо зашагал к своему кабинету. Его размеренные неровные шаги и постукивание трости вывели Шелби из столбняка: она выхватила из ящика три папки (больше нельзя, он может заметить, что папок не хватает!), бесшумно закрыла и заперла бюро, положила ключи на прежнее место и, крадучись, выскользнула из кабинета. Да, она готова встретиться с отцом лицом к лицу, но вовсе незачем без нужды дразнить гусей. Ни к чему судье раньше времени узнавать о том, как настойчиво Шелби рвется к цели. О том, что она готова без устали копаться в грязном семейном белье, шарить в личных бумагах отца, весь дом перевернуть вверх дном, лишь бы узнать, что сталось с ее дочерью.
Неровные шаги приближались.
Вот черт!
Сунув папки под мышку, Шелби бросилась наутек. Чтобы избежать встречи с судьей, она метнулась в кладовку, пробежала через столовую и гостиную в холл и пулей взлетела по парадной лестнице. Здесь ее застиг голос отца; Шелби замерла, боясь шевельнуться, боясь даже вздохнуть. Сквозь высокие окна над двойными парадными дверями ей виден был сад – тенистые деревья, пышная пестрота клумб, яркая зелень, удивительная для такой жары. Поливальные автоматические устройства мерно вертелись, щедро разбрызгивая алмазные капли драгоценной влаги. Все как обычно. Только ее жизнь летит кувырком.
– Знаешь, я о ней беспокоюсь, – послышался снизу голос судьи. – Шелби сейчас поглощена своей идеей и убеждена, что никому не может доверять.
– А разве она не права? – мягкий грудной голос Лидии.
– Разумеется, нет! – досадливо фыркнул судья. – Хочу тебя попросить: присматривай за ней, когда меня нет рядом.
– Она уже не девочка.
– Знаю, знаю! Но Росс Маккаллум вернулся.
– Dios! – выдохнула Лидия. – Этот человек... он... elDiablo!
– Вот именно. Дьявол во плоти.
Он помолчал. Шелби напряженно прислушивалась, боясь упустить хоть слово.
– Да уж, выбрала дочка время, чтобы наведаться в родные места! – проворчал наконец судья.
– А мне думается, оно и к лучшему, – мягко возразила Лидия. – Да и вам, судья, пора бы рассказать ей правду.
– Ты так считаешь?
Шелби крепче сжала папки. Сердце ее билось отчаянно, мешая вслушиваться в разговор. Что это значит? О какой такой "правде" говорит Лидия? Выходит, экономка тоже в сговоре? Прислонившись к перилам, Шелби разглядела внизу серебристые носки ковбойских сапог отца.
– Si'. Так будет лучше. Слишком уж много тайн в доме Коулов.
"Это уж точно!" – заключила Шелби и сделала мысленную зарубку: поговорить с Лидией.
– Поверьте моему слову, судья. Лучше, чтобы девочка узнала правду.
Итак, экономка – женщина, заменившая Шелби мать, – знает о ее семье куда больше, чем сама Шелби. Острая боль пронзила сердце. Отцу Шелби не доверяла никогда; но от Лидии – женщины, которая пела ей колыбельные, утешала в детских печалях, смазывала йодом разбитые коленки и утомляла бесконечными советами и нравоучениями, – она не ждала предательства. Но, выходит, и экономке доверять нельзя. Как и судье. Кбму же тогда верить? На кого положиться?
Суровое лицо Нейва Смита встало у нее перед глазами.
"Думаешь, на него полагаться можно? Последние мозги потеряла, Шелби Коул?"
– Послушай, Лидия, – проговорил судья, – я хочу, чтобы моей дочери ничто не угрожало, и для этого делаю все, что могу. Безопасность Шелби – вот что главное.
Должно быть, Лидия скептически подняла брови или еще как-то дала понять, что сомневается в его словах, потому что судья повторил:
– Да, это главное! Черт возьми, думаешь, я сам не знаю, что настало время повести дело начистоту? Но, знаешь, не так-то легко своими руками открывать старые шкафы и вытаскивать на свет божий те скелеты, что там хранятся. Я это сделаю, даю слово. Рано или поздно сделаю. Только не торопи меня.
Лидия только недоверчиво хмыкнула в ответ. "О каких скелетах он говорит?" – в смятении подумала Шелби.
– Ладно, я уезжаю на ранчо. К обеду меня не жди.
– Значит, там и обедать будете? – уточнила Лидия, и в голосе ее Шелби расслышала непонятную интонацию – что-то вроде ласкового и чуть печального упрека.
– Перехвачу что-нибудь по дороге.