Верно, этих коробочек с глазками было в магазине много и всюду. Над каждым прилавком, над кассами, входами и выходами. Оказалось, под недреманным оком целой службы, сидящей где-то за центральным пультом, находится все и вся. Считается, что это защита от магазинных воров, но все нацелено на наблюдение за персоналом. Треп за прилавком строго воспрещен, даже в ночную смену, когда в торговом зале никого из покупателей не бывает. Всю смену положено стоять и не присаживаться. И не дай господь прилечь грудью на прилавок, когда ноги немеют! Или огрызнуться на какую-нибудь корову, которая никак не может выбрать, что ей взять - готовые телячьи отбивные, принесенные из цеха полуфабрикатов, или парную говядину. Даже если этого не засекает старшая по смене или бригадирша, все равно каждое отступление от правил фиксируется с пульта.
Зарплату выдают по-западному, каждую неделю, в конвертиках. Но почти каждая из младших продавщиц-стажеров постоянно обнаруживает в нем желтый бланк штрафа. За что тебя греют, не указывается. Но если ты такая любопытная, можешь подняться к менеджеру по трудовым конфликтам, и он объяснит за что и даже видеозапись прокрутит, на которой ты треплешься с каким-нибудь парнишкой из покупателей, в носу ковыряешь, причесываешься или маникюришься втихаря или трескаешь что-то, присев на корточки, чтобы никто не видел.
Я Генку не перебивала, видела, что ему и самому, кажется, у них достается.
- Вот сообрази, глупенькая, - продолжал он, - зачем тут такой мощный учебный центр, такое количество инструкторов и почему прием и отбор новых девчонок идет почти беспрерывно? В одну трубу вливается, в другую выливается… Как в задачке с бассейном? Не понимаешь?
- Кому-то так выгодней? Начальникам?
Контракт с каждой такой же нетерпеливой дурехой, как и я, заключается только временный - не более чем на два месяца, после чего он может быть продлен, но может и аннулироваться. Это означает, что ты не прошла испытательный срок. Ну и под зад - и за ворота…
Поначалу девчонки от всего тащутся, им здесь все нравится - и бесплатная кормежка, и красивая форма, почти как у стюардесс, и то, что каждый день начинается с веселого приветствия по громкой связи всему экипажу и пожелания счастливого дня. Гордясь тем, что уже принадлежат раскрученной и именитой фирме с иноземным и отечественным капиталом, юницы выкладываются, пуп рвут и стараются изо всех силенок, как никогда бы не стала выкладываться все повидавшая, знающая себе цену, расчетливая торгашка в возрасте. Но очень скоро каждая из молоденьких дурочек начинала понимать, что от обещанной большой зарплаты на руки капают копейки и от нее реально ни фига не остается, что и за форму и за питание идут вычеты и что, несмотря на все эти фирменные флаги и стяги, гимны во славу и прочую шумно-пеструю труху, ее просто беспощадно отжимают. Но тут как раз и объявляют, что в ее услугах более не нуждаются.
Следующая!
И этих следующих уже вагон и маленькая тележка. Молоденьких, тупо-восторженных и визжащих от удовольствия: "Ох, Зин, глянь, как мне идет эта пи-лоточка!"
- Рви когти, подруга! Пока не поздно, - посоветовал мне Генка. - Отожмут тебя, как тряпку, ноги вытрут - и с приветом! Это галера каторжная… Двести человек гребут, с десяток едут…
- А ты почему не рвешь?
- А я пока из тех, кто едет, - ухмыльнулся он.
- За какие заслуги?
- Ну все-таки в Плехановке учился, пока за академическую неуспеваемость не вышибли, - пояснил он.
- Что-то ты темнишь…
- Ладно… Мерцалова Лидия Львовна, которая вас просматривала, - моя бабушка. Так что я под ее мохнатой лапой отсиживаюсь…
Потом, конечно, выяснилось, что за всей этой заботой о моей юной судьбе стоит элементарный клей. Мне пришлось дать ему номер телефона, один раз он меня сводил в цирк на Цветном, раз на дискотеку в Олимпийском. Но когда начал лезть лапами куда не надо, я его отшила. И он не особенно возникал, потому что у него таких, как я, был целый супермаркет, и каждая мечтала подцепить бабушкина внука.
Однако я ему до сих пор благодарна за то, что он меня вовремя удержал от пополнения рядов тружениц супермаркета.
Замкнулись мы с ним снова, когда я уже освоилась на ярмарке, совершенно случайно.
Галилей, как всегда, проявил свою удивительную информированность и как-то сказал мне, что, по его сведениям, склад в супермаркете затарился не находящими сбыта в центре рыбными консервами, и один знакомый ему человечек втихаря распихивает их на реализацию по мелким торговым точкам. Очень выгодно, между прочим.
Знакомым человечком оказался Геннадий Кондратюк. Я его с трудом отыскала в самых глубинных подземельях под супермаркетом, и на этот раз он был не в зеленой форме, а в робе из грубой парусины. Теперь он заведовал огромным складом исключительно консервного направления, и стеллажи и поддоны в его хозяйстве ломились от жестянок с зеленым горошком, немецкой ветчиной и чилийскими анчоусами.
Полной недотепой в торговых делишках я уже не была и сразу поняла, что, несмотря на то, что Генка лишился своей менеджерской отполированности и опущен в недра торгового дома, в действительности это было вознесение к сияющим вершинам финансового процветания и полного благополучия. За этим, безусловно, стояла его бабулька. Судя по всему, Лидия Львовна Мерцалова, отдрессированная в системе прежнего соцторга, четко соображала, что у нас в торговле все еще рулит делами тот, кто владеет ключами от товарных закромов. Так что внучка она внедрила в нужное место. Похоже, что у этой сверхруководящей дамы, которой полностью доверяли иностранные партнеры и отечественные деляги, был тот же комплекс, что и у моей Клавки. Не тащить она уже просто не могла. Ей было мало тех денег, что ей платили как гендиректрисе, всех этих бонусов и дивидендов, и она по-прежнему предпочитала примитивную левую наличку. Может быть, старость к ней уже подошла слишком близко и она уже чуяла, что ее вот-вот турнут?
Во всяком случае, я сразу поняла, что, несмотря на всю электронику и охрану, у них организована мощная система нелегальной откачки товара из закромов маркета и сплавления его налево под предлогом истечения сроков хранения, списания по невостребованности или порче.
Конечно, я была только одной из десятков, если не сотен, тихих клиентов. Собственно говоря, Генка от меня этого и не скрывал. От вопросов, откуда он знает Галилея, Кондратюк уклонился. И с ходу взял быка за рога:
- Деньги с собой? Учти на будущее: у нас ничего в долг. Бабки на бочку - и ты меня не видела, я тебя - тем более…
Мы пошли по сыроватому и гулкому бетонному подземелью с грузовыми лифтами, автопогрузчиком, пандусом для заезда грузовиков с товарами, и я кое-что отобрала для своей лавки. Цена была даже ниже оптовой, сертификаты были в полном порядке, но я не знала, как пойдут консервы на ярмарке, осторожничала и взяла на пробу немного: несколько картонок с португальскими сардинами, анчоусы и копченую сельдь в жестянках по три кило. Кажется, канадскую, из Галифакса.
Генка организовал все мгновенно, даже транспорт - японский грузовичок из их гаража. Больше всего меня насмешило то, что загружали его не грузчики, а сами охранники из штата супермаркета, в формах, фирменных головных уборах, с радиостанциями на поясах. У него тут все было схвачено.
Думаю, что зарубежным совладельцам торгового дома такая растащиловка и в самом страшном сне не снилась.
Генка стал мне изредка звонить уже напрямую, без всяких Галилеев, но я к нему заруливала за товаром редко. Я оказалась права, мой ярмарочный покупатель в основном был прост, как ржаной хлеб, непонятные деликатесы в ярких жестянках, да еще с иноземными этикетками его пугали, потрясной вкусноты маринованному в красном вине кальмару с каких-нибудь Галапагосов или французским моллюскам в уксусе он предпочитал сельдь отечественную, с ржавинкой, из деревянной бочки да воблюху под пивко. В общем, что-то родное и близкое.
Но все это было потом, а после того, как я благополучно унесла из супермаркета ноги, я задумалась всерьез: а что дальше?
Глава 6
ИЩИТЕ И ОБРЯЩЕТЕ…
Однажды меня занесло на незнакомую окраину, очень далеко от нашего дома, и я впервые увидела этот самый глиняный пустырь, заборы и ворота, первый ряд поставленных на землю контейнеров и кучку загорелых работяг, которые врывали столбы и крыли шифером киоски и павильончики будущей ярмарки.
Я, поколебавшись, запустила руку в припрятанные откупные, присмотрела сдававшийся в аренду вольным торговцам совершенно новенький пустующий павильончик, заставила кое-что перестроить, быстренько оформила аренду и права на торговлю и обзавелась всеми бумагами. Это было нечто более надежное, чем просто деньги. Барбосам Терлецкого будет отнять это труднее, чем баксы.
Конечно, ни о какой рыбе я поначалу не думала. Нацелилась на крупы, включая гречку, которая тогда была в хорошей цене. Но первая операция случилась как раз с рыбкой. Я очень удачно перехватила за Окружной фуру из Керчи с партией прекрасной копченой тарани, редкостным балыком из черноморской акулы - катрана, свежими консервами из азовского бычка-песчаника в томате, произведенными на артельном рыбзаводике в какой-то Маме Русской, вблизи Керчи. С товаром у прокаленных солнцем мужиков были большие сложности, на прибыток в Москву их послали такие же рыбачки, и в торговых хитростях они не петрили. К тому же везли они груз нерастаможенно, по сути, контрабандно, потому что ехали в Россию не по территории Украины до сухопутной границы, а втихаря переправили фуру на левой барже через Керченский пролив на российскую Тамань и дальше пошли колесить не по главным трассам, а по проселкам. Правда, это ни в коей мере не спасало их от дорожно-ментовской обираловки. Москвы они боялись, наслушавшись историй про крутых, которые перехватывают фуры на дальних подступах к столичным рынкам и заставляют продавать товар целиком за назначенную цену. А главное, они опасались за артельный КамАЗ, купленный по случаю у татар под Симферополем и недооформленный.
Навел на них меня не кто иной, как Галилей, естественно слупив приличные комиссионные. Он тоже тогда только-только объявился на торжище, но, в отличие от меня, уже все и всех знал. Точку, которую он мне указал, я нашла легко, рыбаки стояли табором в чистом поле под Бронницами, разбили палатку, еду варили на костре и от тоски пили сухое домашнее винцо.
Меня они слушали недоверчиво, по их мнению, я была соплячка, не слишком похожая на деловую бабу, но, в конце концов, сыграли свою роль хрустящие зеленые аргументы, и они согласились. С машиной они в Москву соваться отказались наотрез, и я перевезла весь товар за пару дней на нанятом пикапчике.
Если бы не эта фура, я могла бы заняться чем-то почище, чем рыба, с которой к тому же полно мороки, потому что она могла проскочить законные сроки годности да и просто протухнуть. Приходилось спешно учиться определять "на язык" крепость и соленость тузлука из бочек с сельдью; с одного взгляда понимать, что присоленная семга, выдававшаяся за живо-выловленную, в действительности обработана уже, отметавшей икру и снулой; по смазанности этикеток и блеклости надписей на фирменных упаковках якобы исландского филе океанского окуня видеть, что это чистый фальшак, сработанный какими-то подпольщиками из мусорной рыбы где-нибудь в Гданьске или Риге. Мне пришлось постигать все хитрости рыбной нарезки в фабричной вакуумной упаковке, на которую шел частенько совершенно потерявший свежесть, прогорклый товар; по цвету жабер и глаз "свежачка" узнавать, действительно ли рыба выловлена недавно или ее просто искусно разморозили и опрыснули химическими эссенциями для свежего, почти укропного, приятного аромата.
Случались дни, когда я, умотавшись до бесчувствия, сидела в своей лавочке и тупо завидовала соседкам по ярмарке, занимавшимся кофе или кондитерскими товарами. А иногда вспоминала, как в детстве отец мне пел: "Кукареку, кукареку! Пошла курица в аптеку! Дайте пудры и духов для приманки петухов!", думала, что если бы мне пришлось начинать все сначала, то я бы ударила по парфюмерии, торговала бы фирменными духами, лосьонами и мылом. Аптечное дело было опасным, прежде всего оттого, что имело отношение к наркоте, всем этим "колесам", "кислотке" и иной дури, за которую любой ополоумевший от ломки юный придурок мог и убить.
Впрочем, рыба оказалась поначалу делом на удивление прибыльным, я быстро восполнила в заначке то, что позаимствовала на раскрутку, когда приходилось отстегивать всем этим ярмарочным сосунам, от санинспектора до главного электрика, который мог отключить в лавке освещение и холодильник в любой момент.
Аварийный резерв позволял чувствовать себя независимой и сильной, давал мне ощущение той веселой наглости, что сопровождает каждую наваристую сделку, и мои партнеры точно унюхивали, что я надежна и мне можно сбрасывать товар на реализацию даже без предоплаты, под честное слово.
Терлецкий вел себя прилично, во всяком случае, здоровался вежливо, без подковырок, но видела я его очень редко, на бегу, и иногда мне казалось, что он здесь уже и не живет.
Хотя, если честно, пару раз он заставил меня удивиться. Как-то под Новый год я обнаружила под дверью здоровенную заказную корзину, украшенную свежей хвоей, лентами и игрушечным Санта-Клаусом, державшим визитку Терлецкого в красных игрушечных рукавичках, В корзине был роскошный рождественский набор с шоколадом и марципанами в больших фигуристых коробках, с французским шампанским и номерной бутылкой настоящего "Порто". Еще я обнаружила микроскопический флакончик очень редких духов "Леди Ди". Были и цветы, яркие и жесткие, явно из тропиков, похожие на перья из хвоста попугая. Я изобразила негодование, завелась и хотела отнести подарки назад и оставить их под дверью Терлецких, но тетя Полина решительно воспротивилась.
- Еще чего, Машка! Облапошил кого-нибудь, коммерсант хренов! С него не убудет! Похоже, он за тобой ухаживает или, как вы выражаетесь, под тебя клинья бьет. Ты как думаешь?
- Умоется… - буркнула я.
В другой раз он позвонил и сказал, что к нему в офис доставили билеты на Ростроповича, но всем эти виолончели по фигу, и если я хочу, то могу сходить одна или с подругой.
- Или с другом… - помолчав, добавил он небрежно, но было ясно, что ему интересно, признаю ли я, что друг имеется в наличии.
Я просто попросила, чтобы Терлецкий больше не звонил.
Друг, тот самый спец по гольфу, был, но недолго. Он, конечно, ни о чем не догадывался, но на нем я проверила, не отвратилась ли от мужчин после Терлецкого. С этим оказалось все более или менее в порядке, но разбежались мы как-то незаметно, без видимых причин, просто он был постоянно занят в своем клубе и на тусовках, у меня дел было невпроворот, и все погасло само собой. Теперь я была ничья девица, правда, никаких неудобств по этому поводу совершенно не испытывала.
Глава 7
УЧИТЕЛЯ И УРОКИ
Я не очень верила, что Катя на следующее же утро после нашей встречи выйдет на работу ко мне в лавку. Ей, как и мне, проснуться надо было в полшестого, а к такому каторжному режиму даже я привыкала не одну неделю.
День начинался как-то тускло и сонно, я с трудом вынула себя из-под одеяла. Отец спал, но завтрак для меня, оладышки с пенками от варенья, уже был готов. Варенье было разлито по трехлитровым банкам, которые стояли на полу.
Москва громадна, и если на "Динамо" сумеречный рассвет был сухим, то в районе ярмарки лупил непроглядный сплошной дождь, вовсе не похожий на короткий ливень. Горело еще ночное освещение, было необыкновенно безлюдно, как на стадионе перед футбольным матчем. Потоки грязной воды стекали с асфальта, и возле конечной станции метро лишь две самые отчаянные бабки обречено мокли, прикрыв лучок-чесночок с прочими петрушками пленочными полотнищами и закутавшись в них сами.
Рагозина терпеливо ждала меня возле лавки, в прозрачном дождевике с капюшоном, с чемоданчиком в руках. Меня порадовало, что она такая исполнительная и старательная.
Мы открыли лавку, вошли внутрь и переоделись. Я в свою голубую форменку с пилоткой, она же извлекла из чемоданчика аккуратный, хорошо наглаженный рабочий халат с карманчиками и - что меня удивило - мягкие тапочки почти без каблука. "Выходит, запомнила, что весь день на шпильках не простоишь", - подумала я. Но оказалось, что тапочки ее заставила взять мать, Нина Васильевна.
На мою форменную одежку Катерина смотрела с завистью, но второго комплекта у меня не было, прежний уволокла Клавдия, да и на Рагозиной ее халат висел бы как на шесте. Я сказала, чтобы Катя дала размеры, материал у меня остался, а тетка на даче спецуру сварганит в момент.
Я поставила кофе, протерла залапанное Клавдией зеркало. Рагозина тем временем очень внимательно рассматривала лавку, как бы примеряла ее на себя.
Я разлила кофе по чашкам.
- Ну что, Кать… С чего лекцию начнем? Как стать молодой миллиардершей, торгуя вразвес килькой пряного посола?
- Минуточку. - Она даже не улыбнулась. Серьезно-напряженная, как на экзамене, вынула из чемоданчика толстую тетрадку, ручку. - Извини, Маша, но я всегда все фиксирую… Привыкла!
Ну прямо первокурсница перед профессоршей.
- Ладно, - произнесла я, сдерживая смех. - Начинаем с погодного фактора.
- Погодного? А… понятнее можно?
- Дождь чешет без продыху, - пояснила я. - Замечаешь?
- А еще яснее?
По-моему, она начинала злиться, но по ней это было не заметно.
- Торгаши - как рыбаки или летчики, а также труженики сельского хозяйства, которые пашут! У нас тоже одно из главных условий успеха - погодный фактор! До настоящего осеннего паскудства еще, конечно, далеко, - закуривая, сообщила я. - Но, в общем, сама увидишь, сегодня торговли не будет. Мимозы, а не люди! Без сводки погоды из дому и носа не высунут. А вообще - запоминай! Самые наваристые дни - суббота и воскресенье. Но бывает, и с вечера в пятницу народишку подваливает… После воскресенья идет откат, но в понедельник и вторник еще концы с концами свести можно. А вот среда-четверг - деньки завальные! Все больше старухи шмыгают, им все равно делать нечего. Берут на копейку, а торгу на миллион! Но в такой дождь и они по домам свои ревматизмы греют…
- Не торопи! Я все знать должна… Раз уж влипла….
"Влипла? Во что-то нечистое, что ль? Могла бы и помолчать. Хотя бы из уважения к трудовому народу в моем лице", - подумала я удивленно.