– Пибоди, перекачай для меня текст книги по фотоделу "Образы света и тьмы", автор – Лиэнн Браунинг. Только используй дополнительный компьютер. Этот занят.
– Есть, лейтенант. А как вы узнали, что это я?
– Так ходишь только ты одна… Заодно узнай, продается ли еще эта книга.
– О'кей, но что вы имели в виду? Как именно я хожу?
– Быстрым маршем в полицейских ботинках. Берись за работу.
Поднимать взгляд Еве не требовалось; она и так знала, что Пибоди хмуро уставилась на свои ботинки. Тем временем на экране появился перечень книг, статей и опубликованных фотографий, сделанных доктором Браунинг.
Сулу не учился в университете, но жил всего в нескольких кварталах от квартиры Браунинг и Брайтстар. Может быть, между ними существовала какая-то связь?
– Лейтенант, есть и электронный, и печатный вариант.
– Закажи оба. Пока они будут выгружаться, узнай расписание экзаменов на чин детектива. Тебя включили в список.
– Да, но сначала я должна дождаться окончания поиска… – Пибоди вдруг осеклась. – Мне предстоит экзамен на чин детектива? – дрогнувшим голосом спросила она.
Ева повернулась в кресле и вытянула ноги. У ее помощницы побелели губы. "Вот и отлично, – подумала Ева. – Хорошему копу нелегко решиться на такой шаг".
– Тебя включили в список, но выбирай сама. Если хочешь оставаться сержантом – дело твое.
– Я хочу стать детективом.
– О'кей. Тогда сдавай экзамен.
– Вы думаете, я готова?
– А как по-твоему?
– Хотелось бы надеяться…
– Тогда готовься и сдавай экзамен.
Щеки Пибоди вновь порозовели.
– Вы говорили обо мне с майором?
– Ты работаешь под моим началом. Если я считаю, что ты работаешь хорошо, то должна ходатайствовать о твоем повышении. А работаешь ты хорошо.
– Спасибо.
– Продолжай в том же духе и выполняй мои указания. Я привлекла к этому делу Бакстера и Трухарта.
Выходя из кабинета, Ева спиной почувствовала, что Пибоди улыбается.
ГЛАВА 14
Ева и Пибоди явились к Лиэнн Браунинг без предупреждения. Профессор вышла к ним в длинной красной блузе, надетой поверх черного скинсьюта; ее волосы были заплетены в косу.
– Здравствуйте, лейтенант Даллас. Здравствуйте, сержант. Вы нас чудом застали – мы с Анджи собрались уходить. – Она жестом пригласила их войти. – Хотели несколько часов поработать в Центральном парке. Жара выгоняет из дома множество интересных людей.
– Включая нас, – сказала Анджи, вошедшая в комнату с большим ящиком для аппаратуры.
Лиэнн негромко рассмеялась.
– Еще бы! Чем мы можем вам помочь?
– Я хочу задать вам несколько вопросов.
– Ладно. Давайте присядем. Вы узнали что-нибудь новое о бедняжке Рэйчел? Завтра вечером состоятся похороны.
– Да, я знаю. Посмотрите на снимки. Вы узнаете этого человека?
Лиэнн взяла фотографию Кенби, стоявшего перед Джульярдом.
– Нет. – Браунинг выпятила губы. – Нет, – повторила она. – Не думаю, что это один из моих студентов. Я бы запомнила его лицо. Потрясающее лицо.
– И замечательная фигура, – добавила Анджи, перегнувшись через спинку дивана. – Стройная, изящная…
– Отличная фотография. Хорошо сделано. Тот же самый, верно? – спросила Лиэнн. – Тот же самый фотохудожник? Неужели этот красивый юноша мертв?
– А что вы скажете про это? – Ева протянула ей снимок балетной труппы.
– А, танцовщик… Ну конечно, у него фигура танцора. – Она негромко вздохнула. – Нет, я его не знаю. И никого из них. Но это снимал другой фотограф, не правда ли?
– Почему вы так думаете?
– Другой стиль, другая техника. Очень драматично. Великолепное использование тени. Конечно, в первом портрете тоже есть драматизм, но… Мне кажется, тот, кто снимал труппу, более опытен, лучше подготовлен и, наконец, более талантлив. Могу предположить, что это работа Хастингса.
Заинтригованная Ева опустилась на диван.
– Вы можете определить автора по фотографии?
– Да, если у художника есть свой стиль. Конечно, способный студент или любитель могут его скопировать, используя цифровую технику и прочее. Такое, знаете ли, стилистическое подобострастие. Но в первом снимке этого нет. У каждого из них свой стиль. Просто два художника заинтересовались одной натурой, но увидели ее с разных сторон.
– Вы лично знакомы с Хастингсом?
– Да. Не слишком близко… Я сомневаюсь, что кто-нибудь может похвастаться близким знакомством с ним. Он чересчур вспыльчивый. Но я часто использую его работы во время занятий. После долгих уговоров он даже позволил мне проводить семинары в его студии. Это продолжается уже несколько лет.
– Ей пришлось заплатить Хастингсу из собственного кармана, – промурлыкала Анджи, опершись подбородком на плечо Лиэнн. – Хастингс любит денежки.
– Это правда, – весело подтвердила Лиэнн. – Когда дело касается искусства, он бессребреник, но своей выгоды не упустит. Очень высоко ценит свою работу и свое время.
У Евы тут же возникла идея.
– Кто-нибудь из ваших студентов работал у него помощником или натурщиком?
– О да! – хмыкнула Лиэнн. – И большинство возвращалось с целым грузовиком жалоб. Он грубый, нетерпеливый, жестокий, невозможный человек. Но даю вам честное слово, они многому у него научились.
– Мне нужны фамилии.
– О боже, лейтенант! Я посылала к Хастингсу студентов больше пяти лет.
– Мне нужны фамилии, – повторила Ева. – Все, которые вы можете вспомнить. – Она протянула Браунинг посмертный портрет. – А что вы скажете об этом?
– Ох… – Лиэнн вцепилась в руку Анджи. – Ужасно. И великолепно. Он совершенствуется.
– Почему вы так говорите?
– Танцы мертвых, вот как это называется. Использование света и тени. Черно-белый портрет, динамичная поза. Он мог бы поработать над лицом… да, тут есть что улучшать, – но все остальное прекрасно. И очень страшно.
– Вы часто пользуетесь черно-белым, – заметила Ева. – Большая часть вашей книги посвящена искусству черно-белой фотографии.
Лиэнн подняла на нее удивленный взгляд.
– Вы читали мою книгу?
– Просматривала. Там много говорится о свете – его использовании, фильтрах, размещении осветительных приборов и так далее. И о его отсутствии.
– Без света нет изображения, а его нюансы определяют нюансы образа. То, как художник использует и видит свет, становится частью его искусства… Подождите минутку!
Она встала и быстро вышла из комнаты, а Анджи выпрямилась и посмотрела Еве в глаза.
– Неужели вы подозреваете ее? Да как вы можете?! Лиэнн и мухи не обидит, не то что ребенка! Она не способна на зло.
– Я задаю вопросы. Это часть моей работы.
Анджи покачала головой, обошла диван и села напротив Евы.
– Эта работа дается вам нелегко. Когда вы смотрите на мертвых, у вас в глазах стоит жалость. – Она перевернула портрет Кенби. – Незачем на него смотреть. Вы его и так не забудете.
– Он больше не нуждается в моей жалости.
Тут в комнату вошла Лиэнн, державшая в руках небольшой ящичек.
– Да это камера-обскура! – выпалила Пибоди и тут же покраснела. – У моего дяди была такая. Когда я была подростком, он показывал мне, как ею пользоваться.
– Ясно. Это действительно очень старая техника. – Лиэнн поставила ящичек на стол, затем навела на Еву отверстие и сняла с него крышку. – Самодельный ящик с фотобумагой внутри. Свет поступает снаружи через отверстие, линза фокусирует луч и создает изображение. Пожалуйста, посидите неподвижно, – сказала она Еве.
– Этот ящик создаст мой портрет?
– Да. Понимаете, свет совершает здесь маленькое чудо. Я прошу каждого из моих студентов сделать такую камеру и поэкспериментировать с ней. Тот, кто не понимает этого чуда, никогда не создаст произведения искусства, хотя, знаете, может неплохо фотографировать, техника и технология – это вовсе не главное. Не все зависит от аппаратуры и умения ею пользоваться. Основа образа – свет и то, что мы видим благодаря ему.
– То, что мы берем у натуры? – спросила Ева, следя за Лиэнн. – Что впитываем в себя?
– Возможно. Некоторые первобытные народы боялись, что камера, воспроизводящая их изображение, крадет у человека душу; другие верили, что она дарит им бессмертие. В обоих этих верованиях есть доля истины. С одной стороны, мы увековечиваем модель, с другой – крадем моменты времени и присваиваем их. Иными словами, каждый раз что-то отнимаем у натуры. Этот миг, это настроение, этот свет… Они никогда не будут такими же. Даже секунду спустя. Уйдут – и навсегда сохранятся благодаря фотографии. В этом и заключается чудо.
– Но в фотографиях мертвых нет ни мысли, ни настроения, ни света.
– Нет, есть. Мысль, настроение и свет художника. В большинстве случаев смерть очищает человека. Отметает все лишнее и оставляет главное… А теперь посмотрим, что у нас получилось.
Она закрыла отверстие крышкой и вынула лист бумаги с изображением Евы, напоминающим бледный набросок карандашом.
– Свет выжигает образ на бумаге и тем самым сохраняет его, – сказала она, протянув листок Еве. – Свет – это инструмент, магия и душа одновременно.
– Интересный она человек, – заметила Пибоди, когда они сели в машину. – Держу пари, что Браунинг – потрясающий учитель.
– А поскольку она умеет манипулировать изображениями, то могла подделать показания видеокамер, подкрутив счетчик времени. Следовательно, ее алиби может оказаться фикцией. Во всяком случае, такая возможность существует. Придумай мотив.
– Ну, я не…
– Не обращай внимания на то, что она тебе нравится. – Ева выехала на улицу. – Зачем ей было преследовать и убивать двух красивых юных студентов?
– Искусство. Все дело в искусстве.
– Конкретнее, Пибоди!
– О'кей. – Пибоди захотелось снять фуражку и почесать в затылке, но она сдержалась. – Управлять натурой, чувствовать свою власть над ней, чтобы творить?
– Это первый уровень, – согласилась Ева. – Управление, творчество и в результате признание. Внимание, слава… Возьмем нашего профессора. Она учит студентов, отдает им свои знания, умения, опыт, а они берут это и становятся тем, кем она сама стать не смогла. Она написала пару книг, опубликовала несколько фотографий, но художником ее не считают, верно? Ее считают всего лишь учителем.
– Это очень важная профессия, хотя ее часто недооценивают. Вот вы, например, хороший учитель.
– Я никого ничему не учу. Может быть, готовлю к чему-то. Но это совсем другое дело.
– Если бы вы не учили меня, я бы не получила возможность стать детективом. Во всяком случае, это произошло бы не так быстро.
– Я просто готовила тебя, и не будем больше об этом говорить… Второй уровень – это что-то взять у натуры. Для убийцы натура – не личность, у которой есть своя жизнь, свои потребности или права. Натура – это что-то вроде дерева. Если для каких-то твоих нужд нужно срубить дерево – что ж, тем хуже для него. Деревьев на свете много.
– Вы же знаете, что в нашей семье все сторонники "зеленых". – Пибоди передернула плечами. – При мысли о бездушно срубленных деревьях меня бросает в дрожь.
– Как бы то ни было, этот убийца убивает не ради желания пощекотать себе нервы. Гнев и корысть тут ни при чем. И секс тоже. Это что-то глубоко личное. И интимное. Очевидно, он рассуждает так: "У этого человека, у этой особи есть то, что мне нужно, и я возьму это. Возьму то, что у них есть, и оно станет моим. Они станут моими, а результат – произведение искусства. Вот он я! Восхищайтесь мной!"
– Это настоящее извращение.
– У него очень извращенный ум. Извращенный, изощренный и хладнокровный.
– Вы думаете, это профессор Браунинг?
– Во всяком случае, она имеет к этому отношение. И мы должны выяснить, какое именно. Кто знает ее, Хастингса и двух жертв одновременно? Кто имел контакты с ними всеми? Постараемся узнать.
Они поехали в Джульярд. Жизни Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу должны были где-то пересекаться.
Ева велела Пибоди побродить по театральному факультету с фотографией Рэйчел, а сама пошла в деканат. Когда зазвонил телефон, она стояла в задней части репетиционного зала и следила за группой молодых людей, изображавших различных животных.
– Даллас.
– Привет, лейтенант! – услышала она голос Рорка. – Господи, ты что, в зоопарке?
– В каком-то смысле. – Чтобы было не так шумно, она вышла в коридор. – Все в порядке?
– Более или менее. Ева, я должен на несколько дней улететь из города.
– Ох…
Собственно говоря, в его отлучках не было ничего необычного – у Рорка имелись деловые интересы во всех уголках Земли. Но время он выбрал неудачное.
– Я должен лететь в Ирландию, – сказал Рорк, не дав ей возразить. – Должен вернуться и завершить то, что начал.
– Послушай, мне понятны твои чувства, но, может быть, не стоит так спешить? Я сейчас веду дознание. Дай мне закончить дело. А потом я возьму отпуск. Подам заявление, как только вернусь в управление.
– Я должен сделать это сам.
Она сосчитала до десяти, а потом сделала глубокий вдох.
– Рорк…
– Ева, это нужно сделать. Тебе не о чем беспокоиться. Я не хочу, чтобы ты волновалась из-за меня. Извини, что я бросаю на тебя Соммерсета. Постараюсь вернуться как можно быстрее.
Ева изо всех сил старалась казаться спокойной – это было необходимо им обоим.
– Когда ты улетаешь?
– Сейчас. Немедленно. Честно говоря, я уже на борту челнока. Не могу сказать точно, где я буду, потому что еще сам не знаю этого. Но сотовый телефон всегда при мне. Ты сможешь связаться со мной в любое время.
– Ты знал, что улетаешь. – Она понизила голос и повернулась спиной к сновавшим по коридору студентам. – Еще утром.
– Сначала мне нужно было уточнить кое-какие детали…
– Но ты уже принял решение!
– Да, принял.
– И нарочно позвонил тогда, когда я уже не могу остановить тебя.
– Ева, ты бы не остановила меня. А я не имел права отрывать тебя от дела и требовать, чтобы ты нянчилась со мной.
– Но разве ты не делал то же самое, когда полетел со мной в Даллас? Не нянчился со мной?
– Это было совсем другое дело.
И тут Ева не выдержала:
– О да, я забыла! Ты же у нас мужчина с железными яйцами!
– Мы вылетаем, – холодно ответил Рорк. – Я при первой возможности сообщу тебе, где нахожусь. Вернусь через несколько дней. Возможно, скорее. Тогда ты сможешь пнуть меня в железные яйца. И все равно я люблю тебя. Как ни странно.
– Рорк… – Но он уже дал отбой. – Черт бы все побрал!
Ева дважды пнула ногой стену. Потом вернулась в репетиционный зал и выместила свою досаду на кравшихся тиграх и прыгавших шимпанзе, беспощадно растолкав их толпу.
Занятия вела тоненькая, как карандаш, женщина с копной голубых волос.
– Ах! – воскликнула она. – А вот и одинокий волк!
– Заставьте их замолчать! – велела Ева.
– Не понимаю, по какому праву…
– Заставьте их замолчать! – Ева вынула значок. – Немедленно.
– О черт, только облавы на наркоманов нам и не хватало!
Голос тоненькой женщины оказался удивительно громким, и ее команда "стоп!" была выполнена немедленно.
Ева встала перед преподавательницей.
– Я лейтенант Ева Даллас из Нью-Йоркской городской полиции. – Это заявление вызвало у публики громкий стон, и два студента устремились к запасному выходу. – Стоять! Меня не интересует, что у вас в карманах или в крови. Но я проверю каждого, кто попытается улизнуть.
Все тут же застыли на месте.
– У меня есть фотография. Я хочу, чтобы вы по очереди подошли ко мне и посмотрели на нее. Мне нужно выяснить, знает ли кто-нибудь эту девушку, видел ли ее кто-нибудь и что ему о ней известно. Ты, – показала она на парнишку в черной майке и мешковатых шортах. – Подойди сюда.
Парнишка насмешливо фыркнул, но подчинился.
– Не знаю, никогда не видел. Я могу идти, сержант?
– Лейтенант. Нет. Встань сюда. – Она показала на правую стену, а затем жестом пригласила к себе девушку, тоже одетую в черное.
Та подняла взгляд и блеснула зубами, улыбнувшись пареньку, которой привалился к стене. Казалось, они смеются над какой-то шуткой. Но когда девушка посмотрела на снимок, улыбка тут же исчезла с ее лица.
– В новостях. Я видела ее в новостях. Это та девушка из Колумбии, которую убили. Как Кенби.
В толпе студентов начался ропот, но Ева махнула рукой, и все притихли.
– Верно. Ты знала Кенби?
– Конечно. Конечно, знала. Его все знали. О боже, это ужасно…
– Ты видела эту девушку раньше?
Та покачала головой, и в этот момент в толпе кто-то крикнул:
– Я видел! То есть мне так кажется!
Ева обернулась и заметила юношу, который стоял с поднятой рукой.
– Подойди сюда. А ты встань туда, – сказала она девушке.
– Кажется, я ее видел. – На юноше тоже была черная форма, в мочке уха торчал целый лес серебряных цепочек, кончик левой брови украшали три серебряных колечка.
– Как тебя зовут?
– Мика. Константин Мика. У нас с Кенби было много общих курсов, и иногда мы встречались. Близкими друзьями не были, но часто оказывались в одной компании.
– Где ты видел эту девушку?
– Я не уверен… Просто когда ее показали в новостях, я подумал, что где-то ее видел. А когда Кенби… когда я услышал, что с ним случилось то же, что и с ней, то подумал: не та ли это малышка из клуба?
По спине Евы побежали мурашки.
– Из какого клуба?
– "Устрой сцену". Кое-кто из нас иногда ходит туда, и я думаю, что видел ее там. Кажется, пару раз она танцевала с Кенби. Я не уверен в этом, но мне так кажется.
– Когда ты видел их вместе?
– Не вместе. Они не были знакомы. Просто пару раз танцевали, и все. Примерно месяц назад. Я давно не был в клубе. И запомнил это только потому, что они хорошо смотрелись. Я записался на курс хореографии, чтобы научиться двигаться и владеть своим телом. Поэтому я следил за танцующими, а у них неплохо получалось. Держу пари, что другие тоже заметили их.
Когда Ева встретилась с Пибоди, выяснилось, что Делия нашла трех свидетелей, видевших, как Рэйчел и Кенби танцевали в клубе.
– Они приходили порознь, сидели порознь и уходили порознь, – подытожила Ева по дороге к машине. – Из того, что нам известно, следует, что в течение нескольких летних недель они танцевали вместе. Так что это не просто совпадение.
– Кто-то увидел их там и задумал преступление?
– Увидел там или где-нибудь еще. Порознь или вместе. Оба любили танцевать, так что могли познакомиться где угодно. Оба студенты, она могла прийти на его выступление… Диего и Хупер часто посещали клуб. Возможно, кто-нибудь из них видел Рэйчел и Кенби вместе. Давай-ка еще раз прочешем Колумбию. Вдруг кто-нибудь видел свою подругу и однокурсницу с Кенби? Или слышал о нем?