Он откровенно ее рассматривал - серое серебро глаз, особенно ярко оттеняемых платьем, подчеркнутая естественная красота лица, минимум косметики, точеные ножки на высоких каблучках, поднятая копна волос, открывающая изящную шейку, с акцентом на это изящество несколькими незакрепленными локонами, отсутствие украшений, лишних при одеянии, выдержанном в серебристых тонах.
Класс! Вот это класс!
Не приобретенный годами глубокого изучения навыков и прививания вкуса - врожденный! Как дыхание.
Он почувствовал удар тока, когда здоровался с ней за руку, пришлось еще раз приказать себе остыть, по крайней мере не разогреваться до поры.
Он уже все решил.
Осталось понять, будет ли это непродолжительная интрижка для удовлетворения телесного любопытства и того вирусного незабытого желания или нечто более продолжительное, чин-тересное.
По привычке, приобретенной за годы в бизнесе и ставшей второй сутью, Дмитрий Победный подвергал все анализу, сомнению и расчету, игнорируя чувства, отодвигая их на далекий и незначительный план.
Ему понравилось, что она представилась Осипу и что пожаловалась ему.
Она вела себя очень естественно, смутилась от неожиданного преувеличенного внимания, признавалась в своем смущении. Где-то под горлом у Дмитрия Федоровича Победного, не обращая внимания на его окрики и игнорирование, закопошилось теплотой подзабытой нежности.
Представив Марию Владимировну гостям, хлебосольный хозяин широким жестом пригласил всех за стол. Почетным гостям и виновникам данного торжества отвели центральные места за , длинным столом, Мария Владимировна слева от господина Победного, Осип Игнатьевич справа, господин Конев, он же устроитель чествования, с подругой напротив.
Под хвалебные тосты разливающегося в благодарностях и прославлении "подвига" Игоря Алексеевича Дмитрий с удовольствием принялся за еду. Обнаружив, что проголодался, теплея левым боком от постоянного осознания Машкино-го присутствия, он не забывал о необходимости время от времени произносить малозначимые реплики, словеса ни о чем, сопровождающие начало любого банкета, до третьей рюмки и первого насыщения присутствующих.
Игорь Алексеевич Конев, надо отдать ему должное, расстарался - стол был богат и изыскан, обслуживание на самом высоком уровне.
Впрочем, это скорее заслуга Дмитрия Федоровича, владельца пансионата.
Так получилось.
Увидев предлагаемый ему участок земли, он с ходу почувствовал - да, это то, что он хотел!
Но рядом располагался труп некогда лечебно-оздоровительного пансионата для партийной областной верхушки, в последней стадии разложения, и что-то с ним требовалось решать.
Иметь под боком неиспользуемую территорию, обозревая из окон останки, в перспективе грозящие быть выкупленными и превращенными во что угодно... Это грозит мгновенно образовавшимися коттеджами соседей, - так уж повелось, стоит выстроить на пустыре один добротный дом, как тут же присоединятся другие - поближе к престижу и из привычных русскому человеку соображений, что богатые неспроста это место приметили.
Или того хуже: вложатся дельные ребятки в курорт, и тогда прощай спокойствие!
Выкупать самому такой кусок земли для присоединения к усадьбе редко наезжавшему сюда Дмитрию было совсем ни к чему: вкладываться в демонтаж, приведение в порядок территории, ее охрану, заранее зная, что не пустит ни метра ни под какую распродажу.
Правила он привык диктовать свои, например запрещение проката скутеров, раздражавших его тарахтением и повышенным риском для пловцов. Вот и пришлось построить пансионат, который к тому же стал приносить неплохой доход.
О хозяйской принадлежности данного заведения знали немногие, например главный управляющий, приглашенный на нынешний обед в качестве гостя, вполне толковый молодой человек, с которым Дмитрий успел перекинуться парой фраз.
Банкет двигался своим привычным курсом: отгремев первым бравуром, разбил гостей на переговаривающиеся о своем группы до следующего призывающего к объединению тоста.
Мария Владимировна, призадумавшись о чем-то, крутила в руке столовый нож, взвешивала на ладони, сжимала в пальцах.
Бдительный Осип, развернувшись корпусом, якобы наклонился к ней через Диму, незаметно для всех и ощутимо для Победного надавив ему локтем в ребра, что означало требование откинуться на спинку стула, отодвинуться от опасности.
Он послушно откинулся, усмехнувшись.
- Мария Владимировна, а что вы ножиком играете? - спросил Осип.
Вполне миролюбиво и доброжелательно спросил, но как-то по-особому, как у душевнобольного, поигрывающего гранатой.
- А, я?.. - вернулась из своих мыслей в застолье Маша. - Да так, задумалась.
- О чем же, если не секрет? - вел "беседу" Осип, очаровательно улыбаясь.
Машка положила нож на тарелку и повернулась к Осипу:
- Да это по работе. О холодном оружии.
- О чем? - переспросил озадаченный Осип.
Дима усмехнулся еще раз - кому-то удалось озадачить Осипа! Дела-а!
- О холодном оружии, - чуть громче повторила Мария Владимировна, вызвав интерес гостей, сидящих рядом. - И улыбнулась Осипу открытой лукавой улыбкой. - За всю историю человечества было одно-единственное оружие, имевшее единственную задачу и цель, а именно убивать людей. Я думаю, вы знаете, о чем я, Осип Игнатьевич.
Осип заинтересовался всерьез, с радостью вступая в разговор почти по интересам, по его интересам, уж точно, и убрал локоть от ребер Дмитрия.
Победный заинтересовался не меньше.
- Пистолет! - предложил с ходу Осип.
- Нет! - рассмеялась Маша. - Осип Игнатьевич, по-моему, вы специально!
- Ну что вы, Мария Владимировна! Пистолет - это вполне конкретное оружие, с единственной конкретной целью!
- Цель и назначение пистолета - стрелять, - спланировала Мария Владимировна в дискуссию.
- Ну да! - согласился Осип.
- Заметьте, не убивать, а стрелять, то есть производить выстрел по выбранной цели. Цель может быть какая угодно: по воробьям, по мишени, в человека, зверя, в сигаретный бычок, бултыхающийся на воде - многоцелевое предназначение, не правда ли?
- Я как-то об этом не задумывался,- признался Осип, профессионализм которого был иного рода - уметь превращать любые предметы в оружие, способное убить или нанести травмирующее увечье, лишающее боеспособности противника, и рассматривать именно так окружающие веши.
Гости, которым был слышен разговор, проявили повышенный интерес к беседе.
- Тогда что? - спросил кто-то из гостей.
- Меч! - ответила и улыбнулась Маша.
Осип Игнатьевич, носивший экзотическую фамилию Меч, расцвел довольной улыбкой и многозначительно переглянулся с Дмитрием.
- Меч - оружие, которое имело единственное предназначение - убить человека и не могло использоваться в других целях.
- А животное? Его тоже можно было убить мечом! - вступил в разговор господин Конев.
- Нет, Игорь Алексеевич, - возразила Маша. - Меч изготовлен таким образом, чтобы наносить максимальное увечье именно человеку, он сбалансирован по руке и является ее продолжением. Весом, длиной, силой удара он рассчитан на поведение, движения, физику тела человека. Животные действуют иначе, у них более стремительные движения, размеры, вес, кости другие. Меч колет и рубит. Скажем, чтобы ударить медведя, идущего в атаку на задних лапах, не хватит скорости и силы замаха. Медведь стремительнее, он успеет нанести удар лапой сбоку, колющий удар тоже невозможен, для этого надо сделать выпад, вложив силу в удар, чтобы меч вошел достаточно глубоко. А это невозможно, потому что лапы медведя длиннее и быстрее. Пробить же шкуру, слой жира, объем мышц - для этого нужна нечеловеческая сила. То же самое с хищниками из кошачьих - человек не успевает, животное стремительнее, и сила удара требуется во много раз большая. В бою с животным меч только помеха, причем роковая, воин не успевает отражать удары хищника. Кстати, самые кровавые гладиаторские бои в Риме были, когда человек выходил с мечом против хищников. Именно по этой причине.
- А нож? - спросил Дмитрий Федорович.
- Его предназначение - резать, колоть все, что угодно, от противника до бумаги, продуктов. Кстати, в бою со зверем он предпочтительней, скоростнее, мобильнее и позволяет подпустить животное ближе.
- А копье? - спросил кто-то справа.
- Тоже многоцелевое: охота, рыбалка, как посох при движении.
- Но это в прошлом, а сейчас артиллерия, бомбы, - предположил Осип.
- Нет, - снова не согласилась Маша и улыбнулась ему, - цель другая: разрушать, убийство человека в данном случае вторично. И все вышеперечисленное можно применять для спасения человека: копье, нож, стрелы, пистолет, автомат, винтовка - для добывания пищи, то есть спасения от голода. Артиллерия используется для планового схода лавин, разгона облаков, бомбы - для оперативного, быстрого разрушения опасных завалов. И только меч во всей истории человечества имеет единственное предназначение и использование. Его брали в руку с одной целью - убить человека, и больше ничего.
"Нет! Никакой интрижки, никакого легкого постельного романа не будет!" - понял Дмитрий Федорович, засмотревшись на увлекшуюся разговором, разрумянившуюся Машку, чувствуя ровное гудение полыхающего внутри костра.
- А откуда вы это все знаете? - спросила девушка лет двадцати двух-трех, сидящая рядом с хозяином вечера.
Маша на хорошем ровном ходу свалилась с любимого конька, на котором сидела, с азартом погрузившись в научный предмет ее исследований. Она посмотрела на девушку, еле удержавшись от красноречивого жеста: хлопанье ладонью по щеке с последующим упором на локоть и тяжким вздохом, обозначавшим бессилие перед крепчающей тупостью, к которому иногда прибегала в общении с особо бестолковыми своими студентами.
Данная красотуля, отсалютовавшая "разумом", жест бы не оценила, пребывая в полной уверенности об исключительности своего ума и сообразительности, с помощью которых оказалась в шоколаде. Еще бы: отхватила себе богатенького папика; вот сидит рядом с ним на самом центровом месте!
"Тянет ответить: "В книжке прочитала", - с тоской подумалось Маше.
- Это часть моей работы.
- Я же говорила тебе, Игореша, что она спецназовка какая-нибудь или эмчеэсовка, - зашептала девуля, но так, что услышали все рядом сидящие.
Игореша покрылся румянцем стеснения и, видимо, произвел подстольный удар по сексапильным ногам подруги, отчего девица тихо ойкнула.
- Нет, я не спецназовка и не эмчеэсовка, - улыбнулась Машка. - Просто хорошо плаваю.
- Да-а... - подрастеряла жгучести интереса барышня. - А кем же вы тогда работаете?
"Тогда" прозвучало как недоумение: "А кем еще можно работать?", что-то этом духе.
"М-да! Клиника!" - уныло подумала Машка, привыкшая общаться с представителями молодого поколения, получающими знания, людьми
умными, интересными, грамотными, балбесами, конечно, иногда, но по причине молодости и бесшабашности.
Но все же не смогла удержаться и процитировала по-французски:
Дитя, прелестное дитя!
Ты в двадцать лет играешь в куклы
Мужских желаний и страстей и рокируешь кавалеров
По рангу значимых мастей...
Победный подхватил:
Ты все на свете знаешь точно:
как пить чаи, что говорить,
Не позволяя многоточью призывно разум твой будить...
Машка всем корпусом развернулась к Победному, сияя от радости:
- Вы говорите по-французски!
Костер внутри пыхнул, напоминая о себе. Дима улыбнулся ей навстречу - такая она была необы кновенная...
Эпоху назад, когда он гулял с шестнадцатилетней Машкой по городу и заговорил с ней на английском, она всплеснула руками от радости, восторженно просияла глазами и воскликнула на всю улицу:
- Дима! Ты говоришь по-английски!
Он расхохотался:
- Машка, нельзя так радоваться чужим успехам, сожрут!
- Да я чужим не радуюсь. Я твоим радуюсь!
Они бродили, разговаривали на английском,
так что милиционер проводил их подозрительным взглядом. В закрытом военном городе Севастополе иностранцев не было, и люди, разговаривающие на другом языке, вызывали поэтому определенные вопросы; они сбежали от милиционера, хохоча. А Машка крикнула на бегу блюстителю порядка:
- Мы тренируемся!
Это она его сподвигла к изучению на уровне совершенства языка. Восемнадцатилетнего Диму заело, что двенадцатилетняя шпингалетка трещит по-английски, как на родном, а он...
От тоски безбрежной на службе он выучил немецкий, чтобы занять чем-то голову и прогнать муторные мысли. Это оказалось несложно: изучая английский, он для себя выработал систему, применимую к изучению любых языков, ну а французский совсем легко пошел. Между делом.
- Говорю, - признался он с допустимой долей самодовольства.
Она сияла серебром восторженных, как у той, далекой Машки, глаз.
- Это же малоизвестный, забытый французский поэт девятнадцатого века, его еще обвинили в шпионаже за то, что он писал "пить чаи", когда Франция воевала с Англией. Я только поэтому запомнила это стихотворение! А вы?
- А я набрел как-то на букинистическую лавочку в Лионе, перелистывал книги и наткнулся на эти строки, и подумал: "Времена меняются, нравы остаются" - и почему-то запомнил.
- Ну, говорите по-русски! Нам же тоже интересно! - капризно призвала девуля напротив.
Маша с Димой дружно повернулись на голос. Осип, слышно только для Димы, тяжко вздохнул рядом.
Пятна конфуза на лице Игоря Алексеевича разгорелись особенно ярко, оттеняемые белой нашлепкой на лбу, гости, слышавшие требование барышеньки, более открыто, чем Осип, покашливали в кулачок и вздыхали.
Похоже, только девуля и сидящая рядом с ней подруга, вчерашнее "украшение" пляжного отдыха Игоря Алексеевича, чувствовали себя раскованно и в полной радости.
Машка развеселилась: действительно, им же тоже интересно, чтой-то гости надумали балабо-лить по-французски!
- Простите, вы что-то спросили? - весело
уточнила она.
Девуля переглянулась с подругой: "Ачё я спросила?" Ах да!
- Я спросила. кем вы работаете!
- Я историк.
- А-а-а... - Девица явно потеряла всякий интерес к объекту. Удержавшись, надо отдать должное, от пренебрежительного жеста рукой.
Игорь Алексеевич опомнился и поспешил спасти ситуацию, подскочил, подхватил бокал.
- Господа! - потребовал он внимания. - Предлагаю тост за прекрасную женщину, которая, не имея специальной подготовки, будучи простым историком...
На этом месте Осип хмыкнул, Дима услышал и решил, что Осип Игнатьевич устал от витиеватости построения фраз хозяином застолья - до этого гости пережили четыре пышно расцвеченных словесами и оборотами тоста.
- ...не-задумываясь кинулась спасать тонущего человека! За вас, Мария Владимировна!
- Благодарю! - ответила Мария Владимировна.
Подняла бокал, и наблюдавший за ее движением Дима увидел на первой фаланге безымянного пальчика родинку в виде подковки.
"Моя!!" - яростно, неистово, как наваждение, полыхнул в нем, сметая все препоны, удерживаемый, контролируемый до сих пор огонь.
Зарычало зверем, утробно, каждой клеткой, обожгло мозг!
"Не отпущу!! Будь ты хоть трижды мать, хоть трижды чья-то жена! Как ты могла меня не узнать, черт тебя побери!!"
Он не тост поддерживал, выпив махом остатки вина в бокале!
Сидя. Встать, как все мужчины за столом, выражая уважение даме, он не мог!
Все! Надо заканчивать этот балаган! Он отвернулся - смотреть на нее не мог. рычавший в нем зверь метался, не слушая его приказов, требуя заграбастать прямо сейчас, утащить в берлогу и не выпускать!
"Сидеть!" - проорал Дима зверю внутри и щелкнул кнутом. Зверь присмирел и попятился в нору, уступая воле более сильного. "А вот теперь спокойно подумаем!" Он посмотрел на Машу. Она выглядела напуганной. Интересно - почему?
И устала - проступили морщинки, незаметные раньше, тень намекнула о своем существовании под глазами. Боится его или себя?
Что бы то ни было, сейчас ей надо дать передохнуть. Поверить, что он ей не опасен, расслабиться. Дима потом у нее спросит, почему она так напряжена и чего так испугалась. Или не испугалась?
Если он выкажет свой интерес сейчас - она сбежит! Факт.
"Ладно, Машка, расслабься, ни о чем не думай, отдыхай! Парни за тобой присмотрят".
- К сожалению, мне пора, - поднялся со своего места Победный.
- Как же так, Дмитрий Федорович? - расстроился Игорь Алексеевич, подскакивая вслед за гостем. - Впереди коктейль, танцы и фейерверк!
- Жаль, но мне надо ехать. Дела в Москве.
Про дела и Москву он упомянул исключительно для Машки, объяснять свои поступки и решения кому бы то ни было не в его правилах.
Маша расслабилась, почувствовав "Уф!" организма и сознания, и тут же расстроилась, вроде бы туча миновала ее стороной - он уезжает! Но он уезжает, и они больше никогда не увидятся!
- До свидания, Мария Владимировна, - галантно, отстраненно кивнул господин Победный. - Приятно было познакомиться.
-- Мне тоже приятно, - ответила она по-французски, - удачи вам. Прощайте. Как навеки простилась. - Прощайте, Осип Игнатьевич. Она ушла минут через десять после отбытия господина Победного со товарищи, сославшись на принятую причину - головную боль, не придумав ничего оригинального.
Игорь Алексеевич поуговаривал для приличия, но к Марии Владимировне, "простому историку", потерял всякий интерес. Она скорее мешала "простотой", а главный гость, ради более близкого знакомства с которым все и затевалось, уже отбыл.
Маша захлопнула дверь номера, привалилась к ней спиной, скинула босоножки, отбросила их куда-то, съехала по двери и, усевшись на пол, вытянула ноги.
Она справилась! Она молодец!
Да и ни с чем особым справляться не пришлось - только с собой. Дмитрий Федорович не выказал никакого интереса к ее персоне - ни человеческого, ни мужского.
Поприсутствовал в рамках светскости, поддержал непринужденную беседу ни о чем, порадовал французским и убыл. В Москву!
Перед уходом обжег Машку пламенем - непонятным, испугавшим!
Она и так весь вечер чувствовала его рядом всем телом, каждой клеткой, и ее правый бок плавился от его близости.
Но тот напалм непонятного происхождения, пыхнувший в нем и зацепивший Машу, был такой мощи, что напугал ее не на шутку.
Что с ним случилось? Что вызвало такой огонь? Она не узнает.
Господи, зачем он только появился в ее жизни?! Перебаламутил все!
Для того чтобы Машка поняла, что никогда никого в своей жизни не любила, кроме него?
- Черт бы тебя побрал, Дима Победный! Черт бы тебя побрал! - И она заплакала, размазывая по щекам слезы вперемешку с растекшейся тушью.
На этот раз Осип сел на заднее сиденье в машине, рядом с Дмитрием, и ждал.
Победный молчал. Думал. Смотрел в окно.