Он положил бумажный пакет перед котенком, который терся о его ноги и мурлыкал.
- А это для малышки Коко. Чтобы ей было, чем заняться, пока док в отлучке.
Они рассмеялись, глядя, как котенок, быстро разорвав бумагу, обнаружил там игрушечную мышку и, подбросив ее в воздух, прыгнул на нее.
Фил предложила Махони бокал шампанского.
- Прекрасный выбор, - сказал он, попробовав вино. - И необычный. "Лоран Перье" - хорошая старая фирма, и их "Гранд Сьекль" не уступает самым лучшим сортам.
Фил в изумлении уставилась на него.
- Кончатся ли когда-нибудь ваши сюрпризы, Махони? - спросила она. - Я бы не узнала "Гранд Сьекль" на вкус. Как вам это удалось?
Он небрежно пожал плечами.
- Это одна из тех вещей, которым учат в полицейской школе. - Махони довольно улыбнулся. - Это неправда. После колледжа я два года провел во Франции, некоторое время собирал виноград в Эперне. Там в любом баре или кафе подают шампанское, и я перепробовал все малоизвестные сорта. Это мне так понравилось, что я решил изучить все популярные марки. Я узнаю сорта, которые мне нравятся, а это - один из них. - Он снова пожал плечами. - Вот видите. Ничего загадочного. Мне просто повезло, что вы выбрали мой любимой сорт.
- Мне бы хотелось, чтобы обед готовили вы, - заметила она. - Здесь вам нет равных.
- В любое время, док, вам достаточно лишь свистнуть, и я буду здесь, испытывая ваше терпение своим итальянским репертуаром. Дикое грибное рисотто Марселлы Хазан, маленькие фарси Роджера Верже из Ниццы, суп-пасту и старомодная вегетарианская лазанья моей мамы. И лучшие десерты Рима.
- Тирамицу? - шутливо спросила она. Это было одно из ее любимых блюд.
- Терпеть его не могу, но, если хотите, док, приготовлю специально для вас.
- Не сегодня, - она взяла свой жакет. - Уже поздно. Махони поднял брови, увидев ожидающий их черный длинный лимузин. Когда шофер распахнул дверь, Фил насмешливо улыбнулась:
- Не думали же вы, что я позволю вам пить, а потом вести машину? Мне вовсе не хочется быть виноватой, если вас лишат очередного звания.
Он оглянулся, прежде чем усесться в машину рядом с ней.
- По крайней мере, лимузин черный, - нервно сказал Махони. - Если кто-нибудь из парней заметит меня, есть надежда, что они решат, будто я возвращаюсь с похорон, и не подумают, что я подрабатываю сутенером. Док, насчет лимузина мы не договаривались. Все, чего я просил, - пообедать с вами.
- И это вы получите, - спокойно отозвалась она. - Спорим, это будет один из самых лучших обедов, на которых вам довелось присутствовать. Хотя, возможно, и нет, - добавила она, вспомнив его спагетти. - Не возражаете, если я попрошу называть меня Фил, а не док. Только на этот вечер. Для такого случая Фил подходит больше.
Он серьезно кивнул. Они ехали на север, направляясь в Мэрии Каунти.
- Согласен, Фил. - Он пожал ей руку. - А я - Фрэнко. Знаете что? Мужчина очень быстро может привыкнуть к такой жизни. Красивые женщины, лимузины, роскошные обеды… Может, я уже умер и сейчас в раю?
- Не очень-то рассчитывайте, Фрэнко, - предостерегла она.
Этот майский вечер выдался необычайно теплым. Окна "Ларк Крик Инн" были распахнуты настежь. Пламя стоявших на столике свечей трепетало в легком ветерке. Фил и Махони пили превосходный калифорнийский напиток.
- Резковатое, но чудесное вино, - заметил Махони. - Как вы.
- Спасибо, Фрэнко. Скажите, почему ваши комплименты всегда двусмысленны?
Он преувеличенно глубоко вздохнул:
- Не знаю. Фил. Наверное, вам нужно подвергнуть меня психоанализу и выяснить, какие у меня проблемы с психикой.
- С вашей психикой нет никаких проблем, - резко ответила она. - Все проблемы у вас в голове. Она просто распухла от внимания прессы. - Фил заинтересованно наклонилась к нему. - Скажите, как вам это удается? Раскрывать все эти таинственные преступления?
- Тяжелая работа. Интуиция. Тщательное исследование фактов. Хорошее зрение - оно необходимо при осмотре места преступления. И плохая память, чтобы не вспоминать все ужасы, на которые успеваешь насмотреться за день. - Он скривился. - В том, чтобы быть полицейским, расследующим убийства, нет никакого шика, док. Все это выдумки журналистов.
- Тогда почему вы решили заниматься этим, вместо того чтобы поступить в академию?
- Мой прадед - ирландец был полицейским. Мой дед - итальянец и мой отец - тоже. Видимо, я не смог побороть гены.
- Или же вам хотелось сделать что-то хорошее, - тихо предположила она. - Помогать людям. Он засмеялся.
- Конечно. Согласен. Святой Фрэнко. В участке эта версия пройдет на "ура". Фил, дело в том, что я - обычный работяга-коп, который, по непонятной мне самому причине, любит ловить убийц и сумасшедших, которые считают, что могут строить из себя Бога и убивать. Просто так. Или за пять баксов. Или за то, что на них не так посмотрели. Ловить насильников, убивающих своих жертв, чтобы заставить их молчать. И деток, которые способны задушить бабку ее собственными чулками, чтобы забрать ее жалкие сбережения. Сто пятьдесят долларов, спрятанные под старым матрасом. А зачем они такому парню? Чтобы купить кроссовки "Найк" и дешевую кожаную куртку и произвести впечатление на девчонку своего приятеля. Тогда, возможно, он сможет купить ей немного кокаина, и, возможно, она с ним переспит.
Красивое лицо Фрэнко было печально. Фил в ужасе смотрела на него.
- Извините, - тихо сказал он, - но вы сами заговорили об этом.
- Я понимаю.
Он восхищенно посмотрел на нее. Ветерок шевелил пламя свечей, направляя свет прямо в лицо Фил. Ее плечи и грудь на фоне мягкого черного шифона казались сливочно-белыми.
- Вам надо носить красный, - легко сказал он, меняя тон, настроение и тему разговора. - Вам очень пойдет.
Она смущенно опустила глаза. Разговор внезапно перешел на личные темы.
- Красный цвет - для шлюх в Лас-Вегасе, - холодно заметила она. - Или для разодетых старух на круизных пароходах.
- Разве? - поддразнил он, не сводя с нее глаз. - А некоторые считают, что это - подходящий цвет для роз и открыток в день святого Валентина. Мне интересно, что думает по этому поводу хороший психиатр?
- Она думает, что в вашем возрасте вы все еще глупый романтик, Фрэнко Махони.
Они оба рассмеялись. Он подумал, как его привлекает ее холодная независимость. Они разговаривали, словно высекали друг из друга искры, и ели жареного цыпленка. Махони был готов поклясться, что этот цыпленок был выращен истинным знатоком своего дела и приготовлен талантливой бабушкой-поварихой.
- Я сам не приготовил бы лучше, - удовлетворенно вздохнув, признался он. - Ваш выбор был верен, доктор Фил. Вы знаете меня лучше, чем я думал.
- Это моя работа, - хитро улыбнулась она. - Еще я настаиваю, чтобы вы попробовали сливочную запеканку. Здесь она просто великолепна.
- Как прикажете, мадам. Целиком доверяюсь вам, - он рассмеялся, наслаждаясь этим вечером. - Я могу привыкнуть к роли мальчика-игрушки: лимузины, вина, обеды и прелестная компаньонка, которая за все платит. Хотя это, пожалуй, несколько экстравагантная плата за кошку.
- Не за всякую кошку. - Она протянула руку через стол и взяла его за руку. Он удивленно взглянул на нее. - Вы были правы в ту ночь. Вы правильно оценили мою глупую, эгоистичную жизнь, ограниченную рамками квартиры. Я бы никогда не решилась быть столь откровенной с собой. Может, я никогда бы не прекратила думать о прошлом и не повернулась бы к настоящему. Но благодаря вам, Коко и Би изменилась вся моя жизнь.
Он вопросительно поглядел на нее:
- Вы хотите рассказать мне об этом прошлом? - Фил отвела глаза и провела пальцем по лежащему перед ней ножу. Ее голос был так тих, что Махони, прислушиваясь, придвинулся к ней ближе.
- Я была замужем, - нерешительно произнесла она. - Мы оба были очень молоды. Мы оба были интернами в "Чикаго Дженерал". Наверно, это была самая загруженная работой больница в стране, особенно по выходным. По пятницам работы было не меньше. Люди выбираются погулять. Пьют, дерутся, убивают друг друга. Мы встретили друг друга в приемном покое. Множественные ножевые ранения. Он был из Стэнфорда, я - из Йейла. Стэнфорд и Йейл - соперники. Мы, естественно, влюбились друг в друга.
Она грустно улыбнулась, вспоминая свою молодость и любовь.
- Он принадлежал к старомодному типу мужчин. Хотел жениться, иметь детей. Ему нужна была жена, которая сидела бы дома и занималась только семьей. Ребенок родился почти сразу же. Девочка. Такая хорошенькая, такая милая, - Фил подняла глаза, светившиеся любовью к этому ребенку. - О, Фрэнко, знаете, многие дети все время плачут. Она никогда не плакала. Это была девочка - мечта с первого дня.
Семья моего мужа была богата, они обеспечивали его во время учебы в медицинской школе. Со мной все было иначе. Меня оставила мать, когда я была совсем еще ребенком. Я не помню ее. Отца у меня никогда не было. Когда ушла мать, меня, по решению суда, поместили под опеку. Между тремя и семнадцатью годами я сменила семь приемных семей. Все эти годы я так тосковала по матери! Даже сейчас… трудно привыкнуть к тому, что ты никому не нужна. Я решила, что с моей малышкой подобного не случится. Я бросила работу и стала образцовой матерью. Мы жили в симпатичном маленьком домике в Диарборне. Муж работал по восемнадцать часов в сутки и страшно уставал. Я все понимала: ведь раньше я работала там же. Я сказала, что мы должны отдохнуть как следует. Вдвоем.
Наступила бесконечная пауза. Фил молча смотрела на стол. Фрэнко ждал, боясь заговорить.
Наконец она сдавленно прошептала:
- Мы оставили ребенка в Сан-Диего у бабушки с дедушкой. Поцеловали на прощание. Она махала нам своей пухлой ручонкой и посылала воздушные поцелуи, когда мы отправились в Мехико. Синее небо, море. Полное спокойствие. Всего на одну-две недели…
Она посмотрела на него невидящими голубыми глазами, и Фрэнко понял, что рана в ее душе еще свежа. Он взял ее руку в свои. Ему хотелось обнять ее и пообещать, что все будет хорошо…
- Мы пробыли там два дня. Нам позвонили. Она заболела. Подозревали менингит. Рейсов не было до утра. И чартерных тоже…
- Не надо. - Фрэнко сжал ее холодные руки. - Не говорите об этом… Это слишком больно. Я понимаю.
Фил, казалось, не слышала его. В ее глазах блестели слезы.
- Она умерла прежде, чем мы приехали. Ей было всего два годика. Все, о чем я могла думать… Она, должно быть, звала: "Мамочка, мамочка…" А меня не было. Ее мамочки не было…
- О, Господи!
Фрэнко разделял ее боль. Он видел, как она стремится вновь обрести контроль над собой.
- Прошли годы, пока я смогла справиться с этим. Иногда я думаю, что это помогло мне в работе. Пройти через боль… Я пытаюсь не думать об этом, но, когда по телевизору я увидела Би, и они думали, что она мертва… Все вернулось. И я подумала о ее матери… как ей скажут, что… ее дочь мертва…
- Спасибо, что вы рассказали мне это, - просто сказал Фрэнко. Фил кивнула:
- Для моего мужа это тоже было тяжким испытанием. Он считал, что мы должны сразу же завести другого ребенка, но я не могла. Я вернулась в медицинскую школу, вернулась в больницу… Через пару лет мы развелись. Он теперь хороший врач… в Сан-Диего. Женат, четверо детей. А я - доктор Фил, занятая чем угодно, только не собой.
- Может, вам нужно как раз подумать о себе. Подумать не только о Би, но и о себе. Жизнь - для живых. Фил, и вы многое можете дать себе. Научитесь больше любить себя.
- Тогда, может, кто-нибудь еще сможет меня полюбить? - Она смогла улыбнуться. - Помните? Ледяная девочка? Ох, Фрэнко, я так не думаю. Я сама выбрала свой путь.
Он не сводил с нее глаз. Она была прекрасна. На длинных черных ресницах еще блестели слезы, нежные губы дрожали от боли, причиненной любовью и чувством вины, от которого она никак не могла избавиться. Он подумал, что под этой непроницаемой маской Фил Форстер таилась, пожалуй, самая ранимая женщина, какую он только видел. И одна из самых отважных, самых одиноких. Он знал, что когда-нибудь маска спадет.
Махони сжал ее руки и склонился над ними, целуя пальцы. Он надеялся, что, когда это случится, он будет рядом с ней.
- Ну вот, теперь вы знаете, какая я. Довольно о прошлом, - смахнув слезу, она лучезарно улыбнулась ему. - Поговорим о Би.
Она убрала руку из его пожатия и пригладила волосы.
- Давайте закажем сливовый пудинг, - предложила Фил. Он в очередной раз подивился ее отваге и поразился ее наивности.
Она рассказала ему, что Милли не оставляет Би ни на минуту, но Би это подходило: ведь она так и не знала, кто она.
- У нее в жизни образовался огромный пробел, - объяснила Фил. - Именно это и пугает ее. Она не помнит своего прошлого. Ничего из того, что создает личность: родителей, сестер, братьев. Школу и колледж, марши и футбол. Она не знает, какой была ее жизнь, и это сводит ее с ума. Мне кажется, что она старается не думать об этом, старается жить настоящим. Завтра они улетают в Париж.
- На мой взгляд, это лучше, чем сидеть в вашей квартире и ждать, когда к ней вернется память. Или когда убийца предпримет очередную попытку.
Глаза Фил расширились:
- Неужели вы думаете, что он попытается это сделать еще раз? - испуганно спросила она.
- Как я могу знать? - Махони беспомощно всплеснул руками. - Дело под официальным контролем, мы ничего не добились, и оно лежит в куче таких же таинственных нераскрытых дел. Считается, что это был случайный убийца и его жертвой мог стать кто угодно. Случилось так, что ею оказалась Би.
- И вы думаете так же?
Фил выглядела такой несчастной, что Махони захотелось обнять ее, заверить, что все в порядке, он найдет убийцу, и ей нечего будет бояться. Но он не мог этого обещать.
Он сказал:
- Нет, я с ними не согласен. Я думаю, что это была попытка преднамеренного убийства. Этот человек знал Би и по каким-то причинам хотел убрать ее. Мне нужно выяснить, что это были за причины. Но, если память Би не восстановится, на это мало надежды.
- Работа детектива - на пятьдесят процентов - рутина, и на пятьдесят - интуиция, - грустно добавил он. - Если она есть, то ты чувствуешь преступника, даже если он притворяется нормальным человеком. Прямым, порядочным, совсем как вы и я. Но, конечно, знаменитый доктор Форстер знает лучше, чем кто бы то ни было, что происходит в умах людей, в этих глубоких темных закоулках. Что прячется за внешним видом и обаянием. Люди, бьющие жен, измывающиеся над детьми. Убийцы. Они - обычные люди, как вы и я.
- Говорите о себе, - огрызнулась она. - И дайте мне знать, что за милый, симпатичный, обаятельный тип пытался убить Би. И почему!
- Я не сдамся, - сказал он. - Это я могу обещать. Туман нитями стелился по дороге. Они возвращались назад. Фил, прикрыв глаза, устало откинулась на спинку сиденья.
- А теперь, Махони, скажите, что идея насчет лимузина была плоха, - пробормотала она.
- Это была плохая идея, док, - послушно повторил он. Фил застонала.
- Я все еще жду, - добавила она.
- Чего?
Она склонила голову ему на плечо, и он нежно улыбнулся, глядя вперед, на залитые огнями башни города.
- Поэтических цитат, разумеется. Не замечала, чтобы вы упускали соответствующий момент. Или не находили слов.
- Вы правы.
Поразмыслив минуту, он поинтересовался:
- Как насчет этого?
Она прекрасна, словно час Ночной в краю, где звезды блещут. В ее лице, в сиянье глаз Бездонных тьма и свет трепещут…
- Байрон, - пояснил он.
- Знаю, - открыв глаза, она взглянула на него.
- Возможно, это банально, но уж очень подходит. Я хотел сделать комплимент хозяйке сегодняшнего вечера, которая прекрасна, словно ночь.
В ее глазах промелькнула улыбка.
- Спасибо, Махони, - шепнула Фил.
- Пожалуйста, зовите меня Фрэнко, - он нежно провел ладонью по ее руке.
Лимузин остановился у ее дома. Махони поспешно встал и, обойдя машину, распахнул перед Фил дверцу прежде, чем это успел сделать шофер. Он взглянул на откинувшуюся назад Фил. Под глазами залегли тени, помада стерлась. Он подумал, что она похожа на уставшую девочку. Взяв ее за руку, он проводил ее до дверей:
- Вам надо выспаться.
Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, вдохнув ее аромат:
- Спасибо, док, это было здорово. Я надолго запомню этот вечер. Она кивнула:
- Мне было весело с вами, Махони. Мне это понравилось. Он усмехнулся:
- Это моя работа, мэм. Рад служить.
- В следующий раз приготовите мне обед.
- Да, мэм. Конечно, док. Когда скажете. Она смотрела ему вслед, пока он шел к машине. Обернувшись, он посмотрел на нее, и она тихо сказала:
- Спасибо, Махони, за то, что выслушали меня. И за все, что вы сделали для Би. Я знаю, что если кто-нибудь и в состоянии найти убийцу, так это вы.
Он шутливо отсалютовал ей и процитировал:
Коль скоро не могу я стать любимым,
Чтоб наслаждаться светлых дней чредой,
Решил я стать злодеем и тираном
И ненавидеть праздный их покой.
- Шекспир. "Ричард Третий", - добавил он.
- Фил в притворном отчаянии закатила глаза и помахала ему на прощанье. Закрывая дверь, он видел, что она снова улыбается.
Шофер лимузина вздрогнул, когда Махони попросил подбросить его до старой городской тюрьмы.
- Хотел проверить, не спишь ли ты, - ухмыльнулся Махони. - Вези в Департамент полиции.
- Это там же?
- Разумеется!
Он хотел еще раз просмотреть дело Би. Махони был уверен, что где-то там кроется разгадка тайны.
Глава 11
Милли и Би остановились в номере Шанель парижского отеля "Риц". Предыдущие дни они провели у кутюрье на авеню Монтань, заказывая осенний гардероб для Милли, и в антикварных магазинчиках на Левом берегу, скупая все подряд. Милли, повинуясь минутному порыву, покупала все, что ей нравилось, и потом, обычно, жалела об этом.
- Мой отец, дорогуша, изготовлял в Питтсбурге трубы. До него этим же занимался дед, - сказала Милли, когда в один из вечеров они сидели в баре "Рица", наслаждаясь предобеденным коктейлем. Милли высматривала знакомых в толпе посетителей. - Именно поэтому я и могу позволить себе все это, - призналась она. - Папа сколотил кругленькое состояние, прежде чем погиб во время аварии на заводе. Он был еще молод, и моя мать осталась молоденькой вдовой с четырехлетней дочерью на руках и кучей денег. Мама была застенчива, друзей у нее было мало. Для ребенка такая жизнь была очень одинокой, - Милли вздохнула и отхлебнула кампари с содовой. - Может, оно и к лучшему, Би, что ты не помнишь о своем детстве. Возможно, оно было таким же безрадостным, как и мое.
- Не думаю, - возразила Би. - У меня нет плохих чувств по отношению к прошлому.
Она уже привыкла к внезапным неловким вопросам Милли, которая пыталась помочь ей, следуя инструкции Фил, пока, правда, не добившись успеха. Оказалось, что Би чувствует себя в Париже как дома. Французский она понимала так же, как и английский, и говорила на нем настолько свободно, что парижане льстили ей, принимая за свою.
Милли помахала знакомому напротив. Казалось, у нее находились знакомые везде, куда бы она ни направлялась.