Красавица фотомодель Криста Кервуд решает открыть свое агентство в Майами. В ее жизнь входят новые люди - влюбленный в нее писатель-отшельник Питер Стайн, целеустремленная и порой жестокая в своем стремлении добиться успеха фотомодель Лайза, юный, скромный Роб Сэнд, из-за которого разыгрывается настоящая война между Лайзой и развратной миллионершей Мэри Уитни. Ревность, ненависть, непомерные амбиции - страсти бушуют под жарким небом Флориды. Но и в этом бурном море вечные ценности - любовь и верность помогают удержаться на плаву.
Пат Бут
Жаркие ночи в Майами
1
Майами, ноябрь 1991
Великолепное животное. Так Криста выглядела. И такой себя ощущала. Окутанная ритмом тяжелой рок-музыки, она ходила взад и вперед в узком пространстве за кулисами, словно в тесной клетке. Скоро она обретет свободу - свободу вызывать потрясение, восторг, свободу ошеломлять. А сейчас в ней нарастал внутренний трепет, и Криста испытывала только возбуждение, предвкушение и еще сконцентрированную в себе мощную силу. Там, в зале, сидят люди, имеющие огромные деньги… кучи денег. Она намеревалась заставить этих людей отдать ей свои деньги. И хотя было очень жарко, Кристу охватил озноб. Потом она выгнула спину и заставила мускулы живота затрепетать, освобождаясь от напряжения, обычного в эти мгновения перед выходом на сцену, который, она знала, будет ее триумфом.
- Два, - сказал техник, стараясь перекричать музыку, и поднял вверх два пальца.
Криста глубоко вздохнула. Тряхнула львиной гривой волос, проверяя, как они будут развеваться на подмостках. Провела руками по упругим ягодицам и длинным ногам, с удовлетворением ощутила в себе новый прилив сексуальной энергии и посмотрела в зеркало. Оттуда на нее сверкнули зеленые глаза, глаза дикого животного, мечущие молнии, устрашающие и опасные. Криста откинула голову и раскатисто рассмеялась. Руки ее уперлись в литые бока, груди вздернулись, чтобы притягивать взоры мужчин, пробуждая в них желание. Губы раздвинулись в чувственной усмешке, и Криста провела по ним языком, чтобы они еще больше заблестели в свете прожекторов, который поможет ей разжечь пожар страстей в аудитории.
- Один, - сказал ей палец техника.
Криста начала прерывисто дышать, словно львица, изготовившаяся к прыжку. Она намеренно насыщала легкие кислородом, вымывая из крови углекислоту, стремясь усилить ощущение напряжения, которое через несколько секунд будет преобразовано в видимое всем возбуждение. Грудь ее вздымалась и опадала, Криста старалась удержать в себе это состояние волнения. Она полностью сосредоточилась. Она должна и дальше чувствовать себя богиней, мощь струилась по ее телу, которое должно заставить мужчин обезуметь, а женщин позеленеть от зависти. Блистательный образ Кристы Кенвуд расшевелит их скучные души, и все эти люди вознамерятся заполучить ту ее часть, которая выставляется на продажу. И лишь тогда они обнаружат, что у них существуют конкуренты и что пощады на предстоящем после выступления Кристы аукционе не будет.
Рука техника взметнулась вверх. Музыка прекратилась. Неожиданная и потому оглушительная тишина увеличивала напряжение. Криста собрала силы перед решающим броском. Весь вес ее тела давил сейчас на пальцы ног. Кристе передалось нетерпеливое ожидание, охватившее аудиторию. В Звездном зале отеля "Майами Интерконтиненталь" сидели четыреста человек, и никто из них не смел ни шелохнуться, ни кашлянуть, ни даже вздохнуть.
Рука техника резко упала, и Криста рванулась вперед - подобная стреле, нацеленной в общее трепещущее сердце.
Питер Стайн никогда не делал того, что делают все. Это было частью его личного кредо. На сей раз Питер изменил ему.
Когда Криста появилась на сцене, все в зале резко выдохнули. То же самое сделал лауреат Пулитцеровской премии писатель Стайн. Но мозг его уже занимался привычной работой - анализировал, исследовал, обобщал свой опыт, облекая чувства в слова. Стайн откинулся на спинку стула и старался припомнить, видел ли он когда-нибудь столь же интересную женщину. И дело тут было не только в необычном лице: выступающие скулы, подчеркнутые гримом, придававшим ей схожесть с кошкой, белоснежные зубы, яростная зелень глаз. И не в гибкой звериной грации тела, тонкого и упруго-мускулистого, ритмично двигавшегося в такт музыке, не в загорелой медно-красной коже, так резко контрастирующей с черным трико, усыпанным алмазными блестками, и не в том, как вызывающе просматривались сквозь тонкую материю ее соблазнительные груди. Все дело было в ее животном магнетизме. Эта девушка могла загипнотизировать.
Питер Стайн улыбнулся. Он кое-что знал про тщеславие и амбиции, но никогда не видел их столь обнаженными и откровенными. Последние три года Криста Кенвуд считалась моделью номер один. Почти без посторонней помощи она проделала трудный путь наверх на этом супермаркете. Да, были, конечно, и другие выдающиеся модели, но Криста была кошкой, которая гуляла сама по себе. Несколько лет назад она сыграла в фильме, который имел сногсшибательный успех, а после этого привела Голливуд в ярость, отказавшись сниматься в следующем. Теперь она привезла в Майами на книжную ярмарку свое сочинение. Книга, названная просто "Криста", была особенной. Она вобрала в себя все, чему научилась эта девушка, карабкаясь на вершину славы и успеха топ-модели. В ней была философия Кристы Кенвуд, советы, как выглядеть красивой, как одеваться, рецепты, как из шлака добывать золото, как вести себя с модельными агентствами, как использовать свои козыри. Ходили слухи, будто Криста сама выступает здесь в роли собственного агента. Она устроила эту презентацию через нью-йоркскую рекламную фирму, и все известные личности, включая Питера Стайна, знаменитого писателя, явились сюда, находясь под воздействием ее имени и репутации. Криста показала всего понемножку - себя в гриме и без него, написав веселое, захватывающее и неожиданно мудрое исследование - о жизни и о том, как ее прожить. В течение нескольких предстоящих дней книга будет выставлена на аукцион для книгоиздателей, которые собрались на книжную ярмарку в Майами, одну из самых престижных в стране. Ажиотаж Криста вызвала огромный. Питер был уверен, что она уедет отсюда, заключив крупнейшую сделку последнего десятилетия. Первый раз в своей жизни Питер стал свидетелем того, что и добывание денег может быть окружено неким романтическим ореолом. Жаждет ли она именно денег? Являются ли они тем волшебным ключиком, который открывает сердце Кристы Кенвуд? Конечно же, она чего-то добивается. Вся она, от сверкающих пышных волос и до выкрашенных в алый цвет ноготков на босых ногах, представляет собой соблазнительное олицетворение неуемной амбиции. Но о чем она конкретно мечтает? Чего столь явно добивается, когда и без того имеет так много? Он снова улыбнулся, ибо понял, как важно знать это ему, Питеру Стайну, чья заинтересованность в других людях обычно достигала наивысшей точки, когда он крепко спал.
Сделав лихой пируэт, Криста прошла половину сцены, разыскивая глазами среди зрителей лицо, на котором собиралась сконцентрироваться. Это был ее старый трюк. Она выбирала в толпе одного-единственного человека и все представление совершала для него. Она следила по его лицу за реакцией, возбуждая себя и его до предела. Хорошо, если этот человек находился близко к сцене. Вовсе не обязательно, чтобы это был мужчина. Иногда женщины оказывались даже лучше.
А вот и он. Сидит в первом ряду, и его улыбка говорит о том, что Криста его расшевелила. Несмотря на напряжение момента, она успела поразмыслить о нем. У него были большие, глубокие глаза, и Криста в них просто утонула. Она инстинктивно понимала, что мужественная красота - орлиные черты, чувственный рот, уверенный, выдвинутый вперед подбородок - не самое главное в этом мужчине. Главным был ум, светившийся в его взгляде. Как только Криста уяснила это, она принялась обрабатывать его. Проходя мимо, не отводя от него глаз, повернула голову, чтобы не упустить его взгляд. Улыбка застыла у него на лице, указывая, что он утратил над собой контроль. Он несколько подался назад, словно пытаясь скрыться от гипнотического влияния ее интереса к нему, но в то же время все его внимание было невольно приковано к ней. Он, похоже, испытывал раздвоение чувств. Ха!
Криста дошла до края сцены и отвернулась, намеренно теряя его из виду. Она знала, что ее образ, создающий лихорадочное возбуждение, это вовсе не она. Это - маска. Если повезет, если приложить достаточно усилий, этот образ возникал, вот как сейчас. И тогда его можно использовать для достижения своей цели. Никто не хочет знать правду о реальной Кристе Кенвуд. Действительность никого не интересует, хотя в этом не принято признаваться. Они никогда не простят тебе, если ты наскучишь им, если хоть на одно мгновение покажешь, что хоть в чем-то похожа на них. Поэтому Криста изгнала правду со своего пути и создавала на крошечном пространстве сцены иллюзию, подбирая среди зрителей человека, которого хотела бы соблазнить.
Бац! Она выстрелила собой в него с расстояния в двадцать, пятнадцать, а затем и десять футов. Ее личность взрывалась вокруг него, как огненный фейерверк. Приблизившись, Криста остановилась и стояла на эстраде прямо напротив мужчины, наклоняясь все ближе. Она согнула одно колено, глаза ее заглянули в его глаза, в уголках восхитительного рта заиграла откровенно призывная улыбка. Криста тряхнула своей львиной гривой и стала как бы царапать воздух перед его лицом, словно рука ее превратилась в кошачью лапу, а кончики пальцев стали когтями. Ее зеленые глаза не отрывались от него, а тело нависало над ним, угрожая поглотить свою жертву на этом пиршестве вожделения. Но в тот самый момент, когда ему положено было задрожать от смятения и страсти, Питер Стайн прикрыл веки.
Криста потеряла его. Поначалу он вибрировал в одном ритме с ее телом, но потом, словно почуяв опасность в ее привлекательности, спрятался в каком-то убежище своего ума, перекрыв ей дорогу туда. Такое способны были проделать немногие, и Криста осталась на сцене наедине сама с собой, продолжая изливать свое сверкающее обаяние на человека, который словно бы отсутствовал. Она выпрямилась, по-прежнему извиваясь в такт музыке; в глубине души она была и поражена и разочарована одновременно. Она должна была продолжать представление, что она и сделала, но, когда Криста уходила со сцены, она унесла с собой запечатленное в памяти его лицо. Ее провожали аплодисментами, но Криста уже не думала ни о выгодных сделках на книжной ярмарке, ни о триумфе своего выступления, ни о волнующем пути к успеху… Она думала о незнакомце, сидевшем в первом ряду.
2
Криста стояла в сторонке, тщательно оберегая свое инкогнито. На ней были синие джинсы, простенькая белая тенниска и поношенные босоножки. Вот это и была подлинная Криста Кенвуд, а в нескольких шагах от нее, за столиком, заваленным книгами, сидел подлинный Питер Стайн. Кристе не понадобилось много времени, чтобы выяснить имя незнакомца, сидевшего в первом ряду на ее выступлении. Еще меньше времени ушло на то, чтобы узнать, что знаменитый писатель будет надписывать свои книги, а потом выступит с речью в местном колледже Майами, где будут происходить главные события книжной ярмарки. Криста была несколько смущена, выяснив, кто этот человек, потому что уже давно преклонялась перед ним. Она прочитала его роман "Затмение сердца" и получила от него удовольствие, какое получаешь от холодного душа, хорошей прогулки или удачной программы по телевидению. Она тут же решила встретиться с ним лицом к лицу, нисколько не обескураженная тем, что накануне во время своего показа публично чуть ли не отдалась ему. Подобные сомнения были участью мелких людишек. Она даже не позаботилась найти какого-нибудь общего знакомого, который мог бы формально представить их друг другу. Вместо этого Криста решила просто встать в очередь, чтобы он надписал ей книгу. Планируя операцию, Криста Кенвуд всегда предпочитала прямую атаку.
Сейчас она находилась футах в пятнадцати от него. Лицо его навело ее на мысль о Христе, но о Христе, скорее раздраженном, нежели распятом. Было совершенно очевидно, что подписывание собственных книг и короткие беседы с почитателями его таланта отнюдь не относятся к любимым занятиям Питера Стайна. К его столу подошел очередной читатель, вытащил из стопки книг одну и благоговейно положил ее перед автором. Криста уже стояла достаточно близко, чтобы услышать отрывки их разговора.
- Кому я должен надписать эту книгу?
Голос Стайна звучал ровно и сдержанно, но это явно требовало некоторых усилий от лауреата Пулитцеровской премии. Возникало впечатление, будто Питер Стайн предпочел бы швырнуть книгу, а не надписывать ее. Криста вдруг заволновалась. Напряжение словно облаком окутывало Питера Стайна. Это ощущалось даже на расстоянии в десять футов.
- Надпишите Лауре, - сказал мужчина.
Фломастер Стайна побежал по странице.
- Нет… да… я хотел сказать "Джону и Лауре", - передумал мужчина.
- Может быть, "Лауре и Джону"? - Стайн сжал губы.
- Нет, лучше будет "Джону и Лауре". Я человек несколько старомодный. - Мужчина засмеялся извиняющимся смехом.
- Но я уже написал "Лауре…" - В словах Стайна прозвучало раздражение.
Воцарилось молчание.
- Может, вы достаточно старомодны, чтобы купить еще одну книгу? - ледяным тоном осведомился Стайн.
Мужчина нервно поежился. Криста улыбнулась. Для писателя Питер Стайн был в неплохой физической форме. Здоровый или, по крайней мере, загорелый, что в Майами было практически одно и то же. Крепко сбитый торс. Широкие плечи, длинная шея, энергичное умное лицо. Карие глаза поблескивали из-под взлохмаченной вьющейся шевелюры, выражение лица то и дело менялось, отражая внутреннее состояние Стайна.
- Итак? - спросил писатель.
- "Лауре и Джону" будет хорошо, - неуверенно ответил мужчина.
- "Лауре… и Джону", - прочитал свою надпись Стайн. - Дамы идут первыми, - пробормотал он про себя.
Эта краткая реплика, подслушанная Кристой, вдруг помогла ей понять очень многое про Питера Стайна. Для него дамы действительно всегда на первом месте. Он вовсе не дамский угодник, но он любит женщин, их общество, их мягкость, их здравый смысл. Он был поджарым и мускулистым, отнюдь не женоподобным, и все-таки в нем не было ничего от самца. Перед ней сидел человек, для которого общая раздевалка в плавательном бассейне - нечто вроде камеры пыток, субботний бейсбольный матч - невероятная скучища, а дружеская фамильярность волосатых грубых мужчин, хлопающих друг друга по спине, - отвратительный фарс. Отлично! Криста сделала шаг вперед. Перед ней оставались четыре или пять человек.
В ожидании своей очереди Криста наблюдала за писателем. Это было весьма забавно - наблюдать за знаменитым, блестящим человеком, которого ты видишь, но который сам тебя не видит. В тот момент, когда глаза их встретятся, правила игры изменятся. Он, разумеется, сейчас же узнает ее, хотя сегодня Криста выглядит совершенно иначе. Он вспомнит их "встречу" на подмостках, и начнется новая, гораздо более сложная игра.
- Я обнаружил в "Мгновениях одиночества" влияние Джойса, - заявил следующий мужчина, подходя к столу Стайна.
Питер Стайн поморщился. По-видимому, он терпеть не мог претенциозности. Но неожиданно его губы дрогнули в лукавой улыбке.
- А кто это - Джойс? - спросил он.
Криста громко расхохоталась, и глаза его тут же обратились к ней. Он увидел ее, и черты лица его моментально смягчились. Она видела, что это случилось, она почувствовала, что это произошло: ее красота нахлынула на него, как волна на песчаный пляж, смыв его раздражение. И он улыбнулся ей, понимая, что его шутка доставила удовольствие им обоим. Потом писатель вернулся к своему занятию. И Кристе стало ясно: он оценил ее как прекрасную женщину, но понятия не имел, что она - Криста Кенвуд. Криста была ошарашена. Ей и в голову не приходило, что он может ее не узнать. Ведь она-то его узнала. Она попыталась как-то объяснить себе это. В конце концов, она тогда была в сценическом гриме и в сверкающем трико. Она скрывалась за маской своей славы, играла роль, которой от нее ждала публика. Теперь же она была самой собой, и разница оказалась огромной, как она всегда и рассчитывала. И все-таки она не могла подавить чувство разочарования. Она выстрелила по этому парню из всех своих орудий, но, судя по всему, не попала в цель. Криста грустно улыбнулась, получив сразу два урока. Первый: хуже ситуации, когда тебя узнают повсюду, может быть лишь ситуация, когда тебя не замечают вовсе. И второй: Питер Стайн, этот умник, этот шутник-острослов и почитатель женщин, - определенно не из тех слабаков, которые обычно поджидают ее за кулисами.
Криста снова прислушалась к тому, что он говорит.
- Проблема влияния весьма сложна, вы не находите? - уже более мягко заметил он. - Я, конечно, читал Джойса. Он мне никогда особенно не нравился. Но ведь, когда тебе что-то не нравится, это тоже своего рода влияние. Не так ли? Влияние оказывает почти все.
- Прекрасно сформулировано, - отозвался мужчина, весьма польщенный.
- Благодарю вас, - говоря это, Питер позволил себе чуть сыронизировать.
Он поднял глаза и снова перехватил взгляд Кристы. Его карие глаза сверкнули. Ее зеленые глаза сверкнули в ответ.
Криста была уже почти у цели и знала, что Питер Стайн ощущает ее близость. Он может не знать, кто она, но он глубоко тронут ее красотой. В этом Криста была уверена. Он продолжал беседовать со своими читателями, но за этим прекрасным высоким лбом блестящий ум Стайна целиком занят ею. Сердце Кристы забилось сильнее. Женщина, стоявшая перед ней, журчала над Стайном, как римский фонтан:
- О, мистер Стайн, вы не можете себе представить, какая это честь - встретиться с вами. Я просто не могу дождаться вашей речи. Я прочитала все, что вы написали, и моя любимая книга…
Писатель не прерывал ее. Он был с ней более приветлив, чем с мужчинами. Поблагодарил и объяснил, что писатели ведут замкнутый образ жизни, им не хватает обратной связи с читателями и как это любезно с ее стороны - найти время сказать ему, что ей нравятся его произведения. Причем он говорил искренне, в этом Криста была уверена. Приоткрывалась еще одна грань личности Питера Стайна… одинокий художник, одолеваемый сомнениями, между тем как он мечет бисер перед свиньями; тонко чувствующий творец, благодарный за то, что кто-то удосужился поблагодарить его.
Криста подошла к столу. Питер взглянул на нее, и улыбка осветила его лицо.
- Почему у меня такое чувство, словно я вас знаю? - спросил он.
На фоне красно-коричневого загара его зубы белели, как алебастр. Криста разглядела несколько волосков около уха, которые он, видимо, не заметил во время бритья. И еще - один глаз у него был явно больше другого.