- Не спрашивай, - посмеивается Маша, - с некоторых пор мой муж стал страдать комплексом неполноценности. Ему кажется, я изменяю ему направо и налево, что все мужчины меня буквально жаждут, а с подругами я обсуждаю его недостатки и сравниваю со своими многочисленными любовниками.
- Он тебя обижает?
- Боится. Я предупредила: ещё раз посмеет поднять на меня руку, уйду!
- А как же отец?
- Приезжала его первая жена. Приглашала доживать вместе. Я думаю, обычная женская корысть - он как офицер запаса получает в два раза больше обычного пенсионера. Думаю, он и к тётке в гости вознамерился поехать неспроста: сейчас они вдвоём держат совет - надо ли ему к ней переезжать? Наверное, он понял вдруг, что я не могу свою жизнь посвящать только ему…
Она осекается.
- Осуждаешь меня? Наверное, я рассуждаю, как эгоистка, не ведь если честно, я и не жила вовсе. Всю жизнь возле постели: сначала мамы, потом отца. Не успела оглянуться, а мне уже под сорок и единственный сын во мне не нуждается… Возможно, я так и засохла бы в сиделках, зажатая, точно сухой лист между страницами книги, если бы не Виктор…
Маша подпирает щеку рукой и внимательно смотрит в чашку с кофе, будто там надеется увидеть ответы на свои вопросы.
- Все думают, что я вдруг переродилась. Я и родилась такой, просто до поры не знала об этом, а когда поняла, то приняла, как должное… Так!
Она укоризненно смотрит на гостью.
- Женька, почему ты не скажешь, что соловья баснями не кормят? - она наливает ликёр в крохотные стопочки. - Знаю, ты не любишь спиртное. А мы и пить-то будем символически. Как говорят мужики, по пять капель. Выпьем за здоровье, любовь и деньги. Так, кажется, ты говорила? Мол, это и есть счастье?
- Боюсь, теперь моё мнение несколько изменилось. Деньги - вовсе не обязательная составляющая счастья… Ты больше Виктора не видела?
- Нет, - безмятежно отвечает Маша, - но я никогда его не забуду. Давай выпьем за Виктора, который пробуждает к жизни женские сердца!
- А почему во множественном числе? - спрашивает Евгения; голос Маши звучит так доверительно, что она хочет проверить, известно ли Маше, что и она знает Виктора достаточно близко?
- А он и не скрывает, что взял на себя роль этакого женского Робин Гуда. Учит нас, несчастных, как обращаться с мужиками на пользу себе!
- Такой бескорыстный?
- Он - коллекционер. Ему нравится, а мы не возражаем… Погоди-ка, что я заметила - деньги идут к деньгам, а мужики - к мужикам! Не смешно? Но ко мне вдруг стали приставать даже сослуживцы, прежде не обращавшие на меня никакого внимания. Нет, пардон, они замечали меня, когда им нужно было перехватить у меня деньги до зарплаты. Майкл, который всегда был лишь моим другом, - по крайней мере, отношения между нами были всегда чисто платоническими, - так вот, Майкл предложил мне поехать с ним на Филиппины… Я удивилась, что раньше ничего подобного не приходило ему в голову. Слеп был, признался он. Так-то!
- А как ты обнаружила перемену в себе? - спрашивает Евгения, в надежде, хотя бы с помощью Маши объяснить и собственные превращения.
- Это надо рассказывать отдельно, в другом месте, с глазу на глаз! - прыскает та, устремив в пространство довольный взгляд. - Для начала я себя беспристрастно осмотрела…
- Я не ослышалась?
- Нет. Правда, благодаря Виктору. Он сказал: посмотри на себя!
"Он всем своим ученицам так говорит!" - ухмыляется про себя Евгения.
- Я выполнила его совет буквально. И что нашла? Неплохие волосы в причёске "Здравствуй, бабушка!" Вполне приличный бюст. Сантиметров на пятнадцать больше нормы объём талии. И уже совсем непристойной ширины бёдра. По большому счёту, пассив превысил актив, но для начала нужно было попытаться использовать то, что есть. Потому я сделала короткую, модную стрижку, а затем купила парочку туалетов, подчёркивающих грудь и скрывающих бёдра. С этого можно было начать… Не смейся, я теперь вполне могу написать руководство для начинающих познавать себя под названием: "Сделай себя сама!"
- Может, ты не заметила, но за десять дней я похудела на пять килограммов, подходя к этому вопросу предельно серьезно, - продолжает Маша. - Прежде всего, я учла опыт знакомых женщин и отказалась пробовать на себе всевозможные диеты. Рекламируемые сжигатели жиров тоже настораживали - у некоторых они вызывали всевозможные побочные эффекты. Один мой знакомый говорит, правда, что лучший сжигатель жиров называется: "Меньше жри!"
- Что нам приходится претерпевать ради красоты! - замечает Евгения.
- Погоди, не перебивай. Так вот, на женской конференции я случайно познакомилась с интересным человеком - Анной Ивановной Белоусовой. Видела бы ты ее: аккуратная, подтянутая, моложавая. А ей седьмой десяток! Показала она мне свою фотографию пятилетней давности - бесформенная слониха! Оказалось, ей повезло: она попала на прием к известному народному целителю и так прониклась его методикой, что сама стала её всюду пропагандировать. Основной её девиз - очисти свой организм от шлаков, остальное он сделает сам! Анна Ивановна за год похудела на двадцать семь килограммов. А с лишним весом ушли и болячки. Даже хронические.
- А ты не кинулась в крайность? - интересуется Евгения. - Бесформенной ты никогда не была. Надо ли было истязать себя?
- Истязание - это слишком громко сказано! - не соглашается Маша. - Но одно я знаю точно - фраза "Красота требует жертв" - не пустая красивость. Хочешь хорошо выглядеть - потрудись. Исправить огрехи природы можно, если не все, то очень многие.
- У тебя в последнее время даже кожа порозовела, - говорит Евгения.
- Что там кожа, я жизнь для себя открыла! - выпаливает Маша и спохватывается - фраза отдает плакатным пафосом.
- Я тоже открыла, - тяжело вздыхает её визави. - Посмотрела, да видно, опять закрыть придется!
- Не спеши скорбеть! - оживляется Маша. - Когда черт помрет, а он ещё и не болел!
- У тебя на каждое слово - пословица.
- Много читаю… Хочешь, я тебя с Майклом познакомлю?
- Не хочу.
- Эх, ты! У меня соседка - молодая деваха - просила: познакомь хоть с каким завалящим иностранцем, хочу уехать отсюда…
- И уезжать не хочу, - упрямится Евгения.
- Что же ты хочешь, дитятко!
- Родиться счастливой.
- Ай, сколько скорби! Уж не влюблены ли и мы в проклятого Аристова?
- Не влюблены. Он просто все время мелькает передо мной и мешает спокойно жить! И целуется!
- Насильно?
- Конечно. Что же, по-твоему, я сама его стану целовать? Только от этих поцелуев - шерсть дыбом и мурашки по коже!
- Это симптоматично, - кивает Маша.
Раз за разом она наполняет крошечные рюмки, и Евгения, то ли в запале, то ли от того, что ликер мягкий и легкий, незаметно для себя потихоньку выпивает и пьянеет. Но опьянение это не тяжелое и беспамятное, в которое она упала под давлением пожарного инспектора Светланы, а незаметное, расковывающее, когда хочется говорить высокие слова и смотреть друг на друга влажными от чувств глазами.
- Мне нужно его забыть, - сообщает Евгения Маше, как если бы она говорила о необходимости отдать костюм в химчистку.
- Забудешь! - обещает та. - Что же тебе без него и доли нет?
- Так он же не дает, - жалуется её подруга, забыв, что уже говорила об этом, - звонит среди ночи из Швеции, будит…
- Не будет! - строго говорит Маша, внимание которой тоже слегка рассеивается. - Мы тебе такого жениха найдем, до которого Аристов со всеми своими прибамбасами не дотянется!
Глава шестнадцатая
Утром в пятницу Евгения проходит по коридору к себе и привычно отмечает, что у президента приоткрыта дверь. Как раз сейчас можно высказать ему с глазу на глаз парочку дельных предложений, если он не занят разговором по телефону.
Она успевает войти в "предбанник", в котором обычно сидит секретарша Варвара, но слышит непривычно напористый и безапелляционный голос заместителя президента Петра Васильевича.
- Я уже не говорю о налоговиках. Вспомни, Славку поймали, сто пятьдесят тысяч штрафа впаяли, он больше и не поднялся!.. А если узнает Рубен? Он пришлет своих ребятишек, и ты отдашь не только мои десять тысяч, а вообще все, что у тебя есть!
- Ну, зачем мы будем ссориться, Петруша, - странно просительным тоном говорит ему Валентин Дмитриевич. - Банк обещал сегодня дать мне наличку. Получишь ты свои десять тысяч…
Евгения несколько минут медлит; не выглядело бы подслушиванием то, что она околачивается в кабинетике Варвары, а бесшумно уйти у неё вряд ли получится.
- Валентин Дмитриевич, - решается крикнуть она в приоткрытую дверь. - Вы не заняты?
- А, Лопухина! - с явным облегчением откликается тот. - Заходите, что у вас там за вопрос? У меня Петр Васильевич, но он уже уходит.
И обращается к своему заместителю:
- После обеда подойдите, Петр Васильевич, решим мы вашу проблему.
Судя по всему, никто из них не заметил её присутствия во время их разговора. А он, разговор этот, референта сильно расстроил. И даже чувствительно поколебал её уверенность в том, что президент "Евростройсервиса" - человек честный и порядочный. Более того, в свете услышанного, окружавшая Евгению модная, дорогая обстановка, показалась ей теперь декорацией детективной, а не производственной истории. Явный шантаж, сокрытие доходов… О чем ещё противозаконном ей придется узнать в этой, с виду благополучной, лояльной фирме?
Но напрасно во время разговора с Валентином Дмитриевичем она вглядывается в его лицо, надеясь отыскать на нем следы порока. Президент, как обычно, спокоен и доброжелателен. Предложить ему свою помощь? Что-то посоветовать? Но что она понимает в бизнесе?
При всем при том, не зная никаких подробностей и причин, по которым заместитель шантажирует президента, в мыслях она безоговорочно становится на сторону Валентина. Не мог он совершить что-то плохое по злому умыслу! Не мог, и все тут!
С этим она и возвращается к себе, решив, что несмотря на хорошую мину при плохой игре, президенту сейчас не до нее. Правда, вернувшись, она все же звонит ему и спрашивает:
- Не сходить ли мне сегодня в архитектурную мастерскую, посмотреть, в каком положении наши заказы?
- Разве вы забыли, Евгения Андреевна, - говорит он голосом вальяжным и чуточку расслабленным, - что мы с вами сегодня идем в загс? В качестве свидетелей, конечно.
- Свидетелей?
- Ну да! Вы - со стороны невесты, я - со стороны жениха.
Сегодня же пятница! Как она могла забыть? И уж вовсе странными ей кажутся отношения президента и начальника охраны: неужели они - друзья? Иначе, разве стал бы приглашать его Эдуард Тихонович на такое личное мероприятие? Все дело в том, что она до конца так и не поверила, будто Надя возьмет и выйдет замуж за главного охранника. Разве так бывает? В одночасье решить свою судьбу! Броситься в такую авантюру!
- Вы уверены, что не передумали? - на всякий случай спрашивает она шефа.
Он смеется.
- По-моему, Эдик от нетерпения уже копытом бьет! Я от него таких чувств даже не ожидал! Он ходит, не чуя под собой ног, смешной и влюбленный! Я ничего не имею против вашей подруги, но у него были такие королевы!
Евгения оглядывает себя: одета прилично. По-другому она теперь и не одевается. Может, вещи и не слишком дорогие, но вполне модные, чтобы президент строительной фирмы мог не краснеть за своего референта.
В десять ей звонит Надя.
- Ты готова?
- Всегда готова!
- Валентин сказал, что вы приедете на его "мерседесе".
- Раз сказал, значит так и будет.
- А вечером - в кафе. В узком дружеском кругу.
- Володя уже ушел?
Надя хмыкает.
- Представляешь, живет у нас до сих пор. Всю ответственность свалил на меня. Мне, говорит, идти некуда. Целыми вечерами валяется на диване. Пьет пиво и смотрит телевизор.
- А Эдик знает?
- Нет. Я боюсь ему сказать. Будет такое побоище! Мама этого не переживет!
- А она хоть знает, что ты замуж выходишь?
- Нет. Я ей тоже боюсь сказать.
- Кого же ты не боишься?
- Эдика. С ним я управляюсь, как с дрессированной мышкой.
- Ни фига себе мышка! А его здесь все боятся.
- Вот видишь, все смешалось. Если честно, мне до смерти не хочется ничего ни с кем выяснять. Пусть все идет своим чередом!
- Где же вы живете?
- В гостинице. По-моему, я тебе говорила… А потом переедем на квартиру. Сейчас хозяева вывозят из неё вещи.
- Так всю жизнь и будете по квартирам мотаться?
- Ну, почему? Валентин говорил, что фирма поможет построить коттедж.
- Ваньку с собой возьмете?
- Медовый месяц, я думаю, пусть у мамы поживет, а потом, конечно возьмем!
Евгения про себя вздыхает: как легко "молодые" решают все проблемы! Захотели, расчистили перед собой дорогу. Кто не смог отползти, через того просто перешагнули. Приняла бы она такие действия от Аристова? Пожалуй, нет. То, что он не хочет идти напролом, ей даже импонирует, хотя и немного злит: что же он такой мягкосердечный!
- Евгения Андреевна, на выход! - прерывает её размышления голос шефа по селектору. - Пора ехать!
В холле с большим букетом роз её уже поджидает президент. Они выходят на улицу. Шофер выскакивает из-за руля "мерседеса" и распахивает перед Евгенией дверцу.
- А остальные сотрудники фирмы знают о сием торжественном событии? - спрашивает она по дороге в загс у шефа.
- Пока это секрет, - отвечает он беззаботно. - Есть некоторые… м-м-м… обстоятельства, не позволяющие Эдуарду Тихоновичу объявить о регистрации брака до его свершения.
Надя и Эдуард уже ждут у двери кабинета регистрации, среди нескольких других пар. Сегодня расписываются те, кому не до широких торжеств: те, кто осуществляет процедуру не в первый раз и те, кто откровенно торопится - не до фаты и громкой музыки.
Эдуард дарит заведующей загсом такую огромную коробку шоколада, что сердце её тает, будто мороженное в жаркий день.
- Если хотите, - предлагает она, - я могу открыть для вас зал.
- Хотим, - соглашается Эдуард.
- Восемьдесят рублей.
Дружба дружбой, а денежки врозь! Кто станет торговаться в такой день? Евгения ухмыляется про себя: в корыстное время люди наживаются на всем - и на горе, и на радости!
В конце концов, регистрация её подруги, несмотря на предыдущую спешку, проходит вполне торжественно. И магнитофон марш Мендельсона играет, и заведующая с красной лентой через плечо прочувственную речь говорит, и шофер Савелий щелкает "Кодаком", снимает на цветную пленку счастливых новобрачных и их свидетелей…
Глаза молодых супругов сияют. Евгения отмечает, что Надино сияние отличается от того, которое она видела на встрече её с друзьями Вовика. То сияла радость ребенка, получившего, наконец, долгожданную игрушку. Теперь в её глазах свет чувства, замешанного на страхе от собственной смелости и предчувствия грядущих испытаний.
- Поздравляю, Эдик! - жмет руку новобрачного Валентин. - Честно говоря, не ожидал от тебя такого шага.
Евгения слышит, как следующую фразу он уже шепчет.
- Твоей молодой жене палец в рот не клади. Это только с виду она такая тихая.
- Я уже понял, - кивает Эдик, любовно поглядывая на Надю. - Но я такую и искал. Все эти жвачные с покорными глазами уже у меня в печенках сидят!
"Оказывается, для подстегивания чувств ему все время нужен кнут! - удивляется Евгения. - Не любит он, видите ли, покорных! Мы-то, несчастные, гасим в себе порывы гнева, возмущения, чтобы им понравиться, а они от нас, слабых, ждут силы, приказа, откровенного давления? Одна надежда, что не все!.. Надо будет подсказать подруге, чтоб держала его в ежовых рукавицах. Стоит пойти по пути её предшественниц, и прости-прощай любовь!"
- Теперь на родную фирму? - предлагает Валентин.
- Нет, сначала я хочу познакомиться с тещей! - провозглашает Эдуард.
- Что ты! - пугается Надя. - Маму надо подготавливать постепенно. Сразу для неё это будет ударом…
- Ты собираешься скрывать от неё наш брак? И долго?
- Нет, но…
- Едем! Валя, вы пока отправляйтесь на фирму без нас. Мы будем чуть позже.
- Я - с вами, - вызывается Евгения.
Надя благодарно жмет её руку.
Мать новобрачной, Людмила Артемовна, работает начальником отдела кадров кожевенного завода. Туда сейчас и направляется Эдикова "девятка".
Евгения уже была здесь раньше, потому она предлагает:
- Давайте, я схожу.
- Иди, - облегченно вздыхает Эдик, не без помощи Нади, кажется, струхнувший: кто его знает, что там за теще такая, которую боится даже его отчаянная жена!
А выглядит все на самом деле с точностью до "наоборот". Напористая, смелая Надя теряется перед тихой, всепроникающей способностью матери взывать к её совести, давить на самые болевые точки сознания, требовать к себе жалости.
- Как ты могла так поступить? - лишь скорбно, со слезой в голосе скажет Людмила Артемовна, и Надя тут же кидается к ней.
- Мамочка, прости!
Причина размолвки может быть пустяковой, не стоящей выеденного яйца, а надрыв звучит нешуточный. Жить постоянно под страхом истерики, скандала или обморока очень трудно. Порой сдают и крепкие молодые нервы. Видимо, это "ущучил" и Володя. Он тоже играет на самых чувствительных струнах Надиной души, это потому и сходит ему с рук, что почва перед ним благодатная, многими годами истеричности взрыхленная.
Сакраментальные фразы, вроде "У тебя нет ни капли жалости" или "Ты бессердечная, холодная, грубая" и так далее, всегда пугали Надю. В разговоре о матери она как-то призналась Евгении:
- Лучше бы она меня била!
"Мозгодеры" - называет таких людей Аристов. Евгения не замечает, как поднимаясь по лестнице на второй этаж, она все время думает о ненавистном Толяне и как бы советуется с ним: что делать? Она думает и думает, даже пугается своих навязчивых мыслей: что же это он опять к ней прицепился?
Людмила Артемовна - женщина миниатюрная, хрупкая. Ей скоро пятьдесят пять, но выглядит она намного моложе. Цена, которую она когда-то себе назначила, так высока, что, похоже, женщина никогда не найдет себе "купца". Потому свою энергию и неудовлетворенность жизнью она перенесла на дочь, требуя к себе повышенного внимания и чуткости. Бедному Ванюшке в этой атмосфере остается совсем мало места.
Надина мать в кабинете одна, и на вопрос, может ли она уделить пять минут важному делу, охотно поднимается из-за своего стола.
- Дело важное - для кого?
- Для вашей дочери.
- Надежда совсем распустилась, - приговаривает она, спускаясь по лестнице, - скоро неделя, как она ночует у какой-то своей знакомой. Помогает её дочери писать диплом. Можно подумать у неё дома негде спать! Самой-то ей никто не помогал. И диплом на "отлично" защитила, и юрист, как говорят, неплохой…
Она энергично выходит первая из дверей и невольно тут же делает шаг назад, наступая Евгении на ногу.
- Ох, пожалуйста, извини!
В самом деле, её глазам предстает неожиданная картина: её дочь в выходном розовом костюме, с небольшим белым цветком в прическе - надо же было как-то подчеркнуть новобрачность! - стоит у машины рядом с каким-то незнакомым мужчиной и неуверенно улыбается.
- Кто это? - спрашивает Людмила Артемовна почему-то у Евгении.