Добравшись до вершины холма над Алленемом, где их некогда застиг тот судьбоносный ливень, Марианна присела на влажную траву, обхватив руками колени. Ниже, окутанный туманным осенним светом, застыл в тишине старинный дом. Из восхитительных спаренных труб кое-где поднимались в небо тонкие перышки синеватого дыма. Вокруг не было ни души - разве что садовник Джейн Смит сгребал на лужайке осенние листья. С такой высоты его фигурка казалась совсем миниатюрной; Марианна не могла слышать, как шуршат его грабли, но смотрела на садовника во все глаза. Он собирал листья с газона под тем самым окном, за которым она провела самые восхитительные часы своей жизни, на кровати со столбиками, полог для которой, по словам Уиллза, был вышит чуть ли не в шестнадцатом веке. Она благоговейно протянула руку, чтобы прикоснуться к вышивке, но он перехватил ее и сказал, что внимание Марианны должно принадлежать ему, только ему, безраздельно, иначе он будет смертельно ревновать.
Он и правда так мило, восхитительно ревновал ее в тот день - ко всему на свете. Ей хотелось в подробностях разглядеть каждую картину и каждый ковер, полюбоваться деревянными панелями, инкрустациями и гипсовой лепниной, погладить бархатную обивку кресел и полированную мебель, но Уиллз не позволил этого сделать: он притянул ее к себе, сжал ее лицо в ладонях и покрыл поцелуями, а потом она утонула в пене мягких подушек, льняного белья и шелковых покрывал, на его гигантской кровати, сдаваясь на милость победителя, счастливо подчинившись его воле. Ее глаза наполнились слезами при воспоминании об этих мгновениях, воспоминании о нем. Это было так правильно и прекрасно: отдаться человеку, с которым они были созданы друг для друга, полностью принадлежать ему.
- Не пытайся связаться со мной, - сказал он тем воскресным утром, стоя перед ней на коленях у камина в гостиной, прижимая ее к себе, щекой приникнув к ее животу. - Не предпринимай ничего, пока я сам не дам о себе знать, ничего.
Ее руки лежали на его волосах. Дрожащим голосом она произнесла:
- Но как я узнаю…
- Доверься мне, - сказал он. Она слышала, что Уиллз говорит сквозь стиснутые зубы. - Просто доверься.
- О да!
Он поднял голову и заглянул ей в глаза, а потом спросил:
- Ты любишь меня, правда?
Она изо всех сил закивала головой.
- Значит, ты должна мне верить, - воскликнул он. - Должна! Ты - единственный человек на свете, которому я полностью доверяю, и который доверяет мне. Единственный.
Несмотря на отчаяние и шок, Марианна в тот момент ощутила внезапный прилив счастья, острую вспышку восторга и гордости за себя. Он будет поддерживать связь. Он вернется. Он так сказал - значит, так и будет. Он принадлежит ей одной; они принадлежат друг другу. Доверие - слишком невыразительное слово, чтобы описать удивительную связь между ними.
Она медленно поднялась. Садовник сгребал собранные листья в фургончик с сетчатым кузовом. Как самонадеянно с ее стороны было ожидать, что мама, не говоря уже о Маргарет и Элинор, способна понять, какие чувства они с Уиллзом питают друг к другу. И это при том, что у них с отцом когда-то был такой чудесный роман. Маргарет еще совсем ребенок, а Элинор - просто ледышка. Она, Марианна, должна постоянно об этом помнить. Пускай теперь, в отсутствие Уиллза, их дочь и сестра лишь наполовину прежний человек, она постарается быть к ним снисходительной и помнить о том, насколько они отличаются от нее.
Она начала потихоньку спускаться по склону к проезжей дороге, откуда тропинка вела в Бартон-коттедж. Автоматическим движением Марианна сунула руку в карман, чтобы проверить мобильный телефон, и тут же ее отдернула. Она не станет мучить себя, каждую минуту проверяя, нет ли от него сообщений. Именно по этой причине она уже перевела телефон в беззвучный режим. Он сказал, что свяжется с ней и все объяснит, когда ситуация будет улажена, значит, так тому и быть. Она ему верит. Она знает его - он выполнит все, что обещал. Более того, думала Марианна, осторожно ступая по крутому склону к дороге, где впервые увидела его машину, он, вполне возможно, кое-чем ее приятно удивит.
Так, пройдя полпути до коттеджа, Марианна вдруг ощутила, что на сердце у нее стало гораздо легче. Здорово было поглядеть на Алленем, снова вернуться в тот волшебный день, напомнить себе, что у исключительных людей и отношения должны быть тоже исключительными. И тут, обогнув угол коттеджа и оказавшись ввиду площадки, которую сэр Джон засыпал гравием под парковку, она заметила серебряное пятно - серебристо-серый автомобиль, точно того же цвета, что и у Уиллза, и бросилась бежать, спотыкаясь и еле дыша, к нему, распахнув объятия.
Оказалось, на дороге стоял "Форд Сиерра". Старенький "Форд Сиерра" с ободранной полосой белой краски на борту. А из него вылезал Эдвард Феррарас, осунувшийся и усталый, в свитере, который Уиллз не согласился бы надеть даже под страхом смертной казни.
Эдвард слабо улыбнулся ей и сказал:
- Здравствуй, Эм.
- И где же ты пропадал? - спросила Маргарет.
Они расселись в кухне вокруг стола, на котором стояли макароны с сыром и большая миска салата, - Маргарет специально поставила ее так, чтобы остальные не видели, ест она салат или нет.
Эдвард опустил вилку с макаронами, которую только-только поднес ко рту.
- О, в разных местах, - ответил он туманно. - В Плимуте и еще кое-где. Как обычно.
Элинор не смотрела на него. Она вообще ни на кого не смотрела. Они с Маргарет приехали домой только под вечер и застали там Эдварда с Марианной, по очереди играющих на гитаре, и Белл, орудующую на кухне: "Как славно, когда есть для кого готовить, даже если это просто макароны с сыром!" - приветствовала она дочерей. Никто, казалось, не был особенно рад видеть Элинор, не говоря уже о том, чтобы поинтересоваться, как прошел ее день на работе. Ладно, день был уже четвертый, а не первый, но все равно это ее первая неделя. А Эд - разве не должен он был поздороваться с ней хоть немного теплее, чем с Маргарет? Разве нет?
- Ты заезжал в Норленд? - поинтересовалась Белл.
Дожидаясь, пока сварятся макароны, она, судя по всему, пропустила бокальчик вина - щеки у нее раскраснелись.
Он ответил по-прежнему туманно:
- Где-то месяц назад.
Марианна наклонилась вперед; глаза ее сияли.
- И как там? О, расскажи, как там сейчас?
- Как и везде осенью, - коротко бросила Элинор. - Все усыпано мертвыми листьями.
- Элли!
Элинор молча смотрела на макароны у себя в тарелке.
- Есть вещи, - продолжала Марианна, - которые совсем не обязательно говорить вслух. Вот, например, про эти твои мертвые листья. Магз, ты совсем не ешь салат.
- А как вам Мидлтоны? - спросил Эдвард.
- Ненавижу салат! - скривилась Маргарет.
Марианна зажмурила глаза.
- Они ужасны! Просто нет слов.
- Вовсе нет! - возмутилась Элинор.
- Из-за них, - голос у Марианны стал трагическим, - мне пришлось пережить больше, чем я вообще, как мне казалось, способна пережить.
Элинор пододвинула к Эдварду миску с салатом.
- Не обращай на нее внимания.
- Дорогая! - с упреком воскликнула Белл.
- Места здесь красивые, - твердо сказала Элинор. - Дом вполне удобный. А Мидлтоны к нам очень добры.
Белл посмотрела на Эдварда.
- Кстати говоря, Эд, как там ваша мама?
Он скорчил гримасу.
- Не спрашивайте.
- Почему? - спросила Марианна.
Эдвард выудил из салата маленькую помидорку и забросил ее в рот. Потом ответил, жуя:
- Она никак не хочет понять, что я лишен всяческих амбиций.
- Но это же не так, - негромко возразила Элинор.
- Ладно. Лишен ее амбиций.
- Я думаю, дорогой, - звонко произнесла Белл, - что она просто волнуется за вас. Наверняка ей хочется быть уверенной, что вы сможете себя содержать.
Эдвард мрачно откликнулся:
- Деньги еще не все.
Элинор сделала глубокий вдох.
- Да. Но лучше, когда их достаточно, - сказала она.
- Достаточно, - мечтательно заговорила Марианна, - чтобы содержать красивый дом и путешествовать по всему миру.
- А я хочу выиграть в лотерею, - провозгласила Маргарет. - Отличный вариант!
- Вот только…
Элинор улыбнулась младшей сестренке.
- Ох, Магз!
Эдвард, тоже улыбаясь, сказал:
- Тогда ты сразу же купила бы машину.
- А я, - подхватила Марианна, - покупала бы картины. И одежду. Виллы на островах. И приглашала бы музыкантов у меня петь.
Эдвард ухмыльнулся, глядя на нее.
- Значит, Марианна все так же верна романтике. А Маргарет - машинам. Как хорошо, что хоть что-то в этом мире остается неизменным.
Марианна внезапно посерьезнела.
- На самом деле, я очень изменилась, Эд.
Повисла короткая пауза. Потом Эдвард несчастным голосом сказал:
- Я тоже.
- А я нет, - нарочито громко заметила Элинор.
- Ты - нет, - с облегчением сказала Белл. - Ты совсем не изменилась.
- Я по-прежнему, - продолжала Элинор, - плохо разбираюсь в людях. Например, считаю, что какой-то человек очень хороший, а на самом деле оказывается наоборот. Наверное, глупо с моей стороны верить пустым словам. Надо смотреть на поступки, да? И верить только собственным глазам и ушам. А вы как думаете?
За столом опять воцарилось молчание, на этот раз гораздо более неловкое. Потом Маргарет потянулась через стол и схватила Эдварда за руку.
- Что это у тебя?
- Ты о чем?
- Это кольцо! Ты носишь кольцо.
Эдвард убрал руку с кольцом на колени.
- Ничего особенного.
- Ну-ка, покажи! - потребовала Маргарет.
Эдвард заколебался. Белл с улыбкой склонилась к нему.
- Ну же, дорогой! Покажите нам.
Преодолевая внутреннее сопротивление, Эдвард поднял правую руку и снова положил ее на стол. На безымянный палец было надето серебряное кольцо с плоским голубым камнем.
- Ты же не носишь кольца, - сказала Марианна. - Ты не тот человек, кто заботится о всяких побрякушках.
- Это подарок, - принужденно улыбнулся Эд.
- От кого?
- Фанни, - снова вмешалась Маргарет, - никому не станет дарить таких колец.
На Эдварда жалко было смотреть. Кое-как ему удалось стащить кольцо с пальца и, извернувшись на стуле, затолкать его в задний карман джинсов.
- Да так, ни от кого, - ответил он. - Это не имеет значения.
- Оно похоже на кольцо Элли, - сказала Маргарет. - Нет, правда, у нее такое же кольцо.
Элинор помахала в воздухе рукой.
- И где же оно? - спросила она. - Что-то я его не ношу.
Эдвард снова опустил глаза. Маргарет настаивала:
- Оно похоже на твое.
- Серьезно? - спросила Элинор, обращаясь к Эдварду. - Оно похоже на мое?
Он ничего не отвечал. Белл взяла в руки бутылку с вином.
- Кому-нибудь добавить?
Все сидели молча. Она вылила остатки вина себе в бокал.
- Ладно, тогда я допью. Это подарок от Джонно. Он так добр к нам: постоянно то приглашения, то подарки. - Она бросила на Эдварда короткий взгляд. - Наверняка он захочет повидаться с вами. Закатит вечеринку, как только прознает о вашем приезде.
- Если я еще когда-нибудь и поеду в Бартон на вечеринку, - заявила Маргарет, - то только с Уиллзом на его машине.
Эдвард, встрепенувшись, обвел взглядом всех сидевших за столом.
- А кто такой Уиллз?
- Знакомый Марианны, - быстро ответила Элинор.
Эдвард поглядел на Марианну. Лицо у нее сияло.
- И, похоже, владелец роскошного авто? - поддразнил он ее.
Марианна развернулась к Эдварду; от радости слезы навернулись у нее на глаза.
- О, он тебе обязательно понравится! - пылко воскликнула она.
- Я в этом не сомневаюсь. И когда же вы сможете нас познакомить?
Марианна, с мокрыми глазами, широко улыбнулась ему.
- Скоро, - ответила она. Потом, все так же улыбаясь и кивая головой, обвела глазами мать и сестер. - Скоро!
8
В доме было очень тихо. Ветер на улице тоже успокоился, так что Белл была уверена, что услышит шорох шагов или автомобильных шин по гравию, если кто-то вдруг появится. Вряд ли ее застанут врасплох: Магз сейчас в школе, Элинор на работе, а Марианна пошла с Эдвардом прогуляться - для него это была последняя прогулка перед отъездом, а для нее еще одна возможность бросить печальный, истосковавшийся взгляд на Алленем.
Если бы Эдвард не сказал, что это их последняя прогулка, поскольку ему надо ехать, Белл не учинила бы обыска в спальне Элинор. Если бы он не пожаловался на то, что совсем не хочет уезжать и ни одно место на земле, кроме их дома, ему не мило, она ни за что не стала бы копаться в вещах старшей дочери, тем более таким постыдным, скрытным образом. Все дело в том, что она совсем не понимала, что движет Эдвардом, да, собственно, и Элинор. Всю неделю та держалась с ним исключительно вежливо, но не выказывала ни особенной теплоты, ни внимания. А ведь он так явно этого хотел, прямо-таки напрашивался! Любая нормальная женщина, думала Белл, чуть ли не оскорбляясь таким поведением дочери, непременно постаралась бы как-то утешить мужчину, столь очевидно нуждавшегося в теплоте и ласке, как Эдвард Феррарс.
Но только не Элинор. Она считала не только допустимым, но даже естественным вести себя с Эдвардом как со славным, но немного утомительным младшим братишкой. Когда Белл с легким упреком сказала, обращаясь к ней: "По-моему, он ужасно подавлен, бедняжка", - Элинор ответила лишь: "Значит, у нас таких двое, он и Марианна, родственные души", - и прибавила громкость в радиоприемнике.
Когда же Белл попыталась пересказать Элинор содержание весьма важного разговора между ней и Эдвардом касательно расхождений в представлениях о жизни у него и остальных членов его семьи, а также отчаяния, в которое его повергали их попытки его переубедить, та вежливо дождалась, пока мать закончит, а потом сказала:
- Мне все это известно, мама. Я знаю, чего они хотят. И знаю, чего он хочет. И я в курсе, что его мать всю жизнь давит на него.
- Тогда почему бы тебе не быть с ним чуть-чуть добрее?
- Я и так с ним добра. Даже очень.
Белл, раздраженная, негромко фыркнула.
- Дорогая, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. В Норленде вы…
- В Норленде все было по-другому, - перебила ее Элинор. - Мы были другими.
- Но мне казалось, ты любишь его, разве нет?
- Мама, - воскликнула Элинор, полыхнув в ее сторону гневным взглядом, - я не собираюсь ни за кем бегать, это понятно? И не собираюсь сплетничать об Эдварде и обсуждать свои чувства к нему. Ни с кем и никогда. Тебе ясно?
Белл в ответ только моргнула. У себя в голове она вдруг услышала знакомый голос Генри, утешавший ее сочувственным тоном: "Прошу, не расстраивайся, дорогая. Не надо". Она сглотнула.
- Хорошо. Хорошо, Элли.
Элинор немного успокоилась.
- Спасибо.
- Мне просто не хочется, чтобы и ты была несчастна.
Элинор чмокнула мать в щеку.
- Я не несчастна.
Она действительно не выглядела несчастной - по крайней мере, так явно и неприкрыто, как Марианна, большую часть времени. Однако оставалось что-то - какая-то тень, сдержанность, недоговоренность, - от чего на сердце у Белл было по-прежнему неспокойно: вот почему она и отправилась в комнату Элинор в поисках какого-то свидетельства в пользу Эдварда Феррарса и искренности его намерений, шедших вразрез с планами его тщеславной мамаши. Ужасно, иначе не скажешь, когда сразу две из трех твоих дочерей влюбляются в мужчин, жизнь которых окутана всякими загадками и тайнами.
Комната Элинор сильно отличалась от спален Маргарет и Марианны. Младшие сестры жили в вечном хаосе: правда, у Марианны он был элегантный, этакое художественное смешение цветов и фактур, а у Маргарет - просто неразбериха. У Элинор же во всем наблюдалась система и определенный порядок. Она точно знала, где лежит синий свитер, где - ручки и карандаши, а где водительские права. К своему стыду, Белл обнаружила у нее в комнате папки с документами, подписанные "Бартон-коттедж" и "Важное", а также стопку счетов, придавленную тяжелым гладким камешком, поперек которых красной ручкой было написано "оплачен". На комоде были расставлены фотографии Генри - короткий всхлип, - и маленького Гарри, и всех трех сестер в рождественских нарядных платьицах и веночках из мишуры, и ее самой, на фоне цветочной клумбы в Норленде, в широкополой соломенной шляпе и с букетом дельфиниумов. Перед фотографиями Элинор выставила в ряд лакированные индийские шкатулки разных размеров, в которых хранила свои бусы и браслеты, перепутанные между собой и слегка запыленные. Белл сунула руку в самую маленькую из шкатулок, где лежали скрепки для бумаги, один-два ключа и несколько колец, которые она вытащила и разложила на комоде: одно пластмассовое, бирюзового оттенка, одно латунное - из Индии? - с круглым красным камешком, похожим на мрамор с прожилками, и серебряное, в виде гладкой полосы. Белл покрутила серебряное кольцо в пальцах и увидела, что в него вставлен голубой камень. Она сразу же узнала его. Кольцо было в точности такое же, как то, что Маргарет заметила на руке Эдварда за ужином в день его приезда, отчего тот ужасно смутился, разве что меньшего размера. Значит, у Элинор и Эдварда одинаковые кольца.
Белл осторожно собрала все три кольца и снова положила их в шкатулку, смешав с кучкой скрепок. У них все время были одинаковые кольца, но они их не носили. И уж точно не хотели, чтобы этот факт кем-то обсуждался. Они не поссорились, иначе Эдвард ни за что бы не приехал, - это во-первых, и, во-вторых, не остался бы на целую неделю. Кроме того, как справедливо заметила Элинор, она была к нему очень добра. Возможно, они чего-то ждут. Может, это имеет отношение к матери Эдварда, может… Настороженный слух Белл уловил шорох шагов по гравию. Кто-то приближался к дому. Она быстро вышла на лестничную площадку и выдвинула ящик комода, куда Элинор сложила полотенца и постельное белье после переезда в Бартон-коттедж. Может, Элинор права, и ей не о чем волноваться? Дочь не выглядит несчастной, а Эдвард не более несчастен, чем обычно. Парадная дверь распахнулась.
- Мам? - позвала Марианна.
- Я здесь, наверху, - откликнулась Белл. - Разбираю полотенца.
Тони Мазгроув, ассистенткой которого работала Элинор, раздобыл для нее машину. Она принадлежала его пасынку, который на три года уехал в Боливию: тот сказал, что пусть уж лучше кто-нибудь на ней ездит, чем она будет стоять на кирпичах в гараже у Тони. Тони обещал, что компания оплатит страховку и налоги, так что Элинор придется тратиться только на бензин.
Элинор не сразу нашлась, что ответить. Тони, резковатый мужчина лет сорока, в упор поглядел на нее.
- Вам она не нужна? Большинство людей в вашем положении не преминули бы воспользоваться таким шансом.
- О нет, очень нужна!
- Тогда в чем дело?
- Просто вы, - сказала Элинор, - слишком добры ко мне. Может, через три месяца вы решите, что я вам не подхожу. И тогда…
- Вот уж нет, - ответил Тони Мазгроув. - Вы работаете чертовски здорово.
Он протянул ей ключи от машины.
- И не требуете прибавки. А теперь бегом из моего кабинета.