- Конечно, я не говорила… Я не хотела, чтобы ты остался со мной из жалости… или того хуже.
- Из жалости? Какая глупость! - воскликнул Гиббон, отбросив в сторону ее платье.
- Я боялась, что ты увидишь во мне обузу, потому и молчала.
Он подхватил Элис на руки и понес к кровати. Уложив ее на постель, он принялся срывать с себя одежду, раздевшись, склонился над Элис и снял с нее сорочку.
Она вдруг взглянула на него вопросительно:
- А когда ты понял, что любишь меня?
- Думаю, что любил тебя с самого начала. Поэтому и оставил тебе эту метку. - Он стал покрывать поцелуями ее грудь. - Да, с самого начала, только я, наверное, не сразу это осознал. И я благодарен судьбе за то, что встретил женщину, способную зажечь мою кровь. - Он стал целовать ее живот, прокладывая дорожку вниз. - Но потом я наконец-то все понял. Когда на тебя напал Каллум… Я тогда проснулся, увидел, что тебя нет - и тотчас же осознал, что мое чувство к тебе зовется любовью. И теперь, когда женщина, которую я люблю, сказала мне, что любит меня, - теперь я могу сказать, что по-настоящему счастлив.
Элис улыбнулась и прошептала:
- Кажется, твоя тетя сказала, что через час будут накрыты столы.
В следующее мгновение Элис громко вскрикнула - Гиббон поцеловал ее между ног, она, ошеломленная, забыла обо всем на свете, какое-то время не могла даже пошевелиться. Но страсть, бушевавшая в ней, взяла свое, и Элис, громко застонав, воскликнула:
- О, Гиббон! Быстрее же! Возьми меня быстрее!
Он поцеловал ее груди и прошептал:
- Да, милая, конечно…
Она снова застонала, когда он вошел в нее. И закричала в экстазе, когда Гиббон вонзил клыки в ее шею. Когда же он прижал свое запястье к ее губам, она не стала колебаться и тотчас же отведала его крови. От вкуса его крови и от чудесных ощущений, которые дарил ей Гиббон, она словно захмелела.
Несколько минут спустя, отдышавшись, Гиббон скатился с Элис и тут же заключил ее в объятия. Он чувствовал себя ужасно уставшим и счастливым. "Элис - моя женщина, - думал он с гордостью. - Моя и телом, и сердцем, и душой". У него не было слов, чтобы описать, какой радостью наполнила она его жизнь, но он точно знал, что будет любить ее всегда, до конца своих долгих дней. И он сделает все возможное - только бы она ни разу не усомнилась в его любви.
- Мы поженимся, как только моя мать и тетя подготовят свадьбу, - сказал он, поцеловав свою будущую жену.
- А можно ли пригласить священника? - спросила Элис.
Ей вдруг пришло в голову, что она едва ли найдет в себе силы даже для того, чтобы одеться к трапезе.
- Да, можно. Одного из наших соплеменников. Он способен довольно долго находиться на солнце и служит в церкви. - Гиббон поцеловал ее в лоб. - Надеюсь, мы только что зачали ребенка.
- Ну; даже при том, что у меня уже есть четверо, я тоже на это надеюсь.
- Знаешь, а моя мать уже нашла родственников Алина. Боюсь, что отца Алина убили, когда он возвращался к его матери. Однако у мальчика есть несколько тетушек и дядюшек, а также бабушка. Моя мать говорит, что все они уже безумно любят мальчишку. Мать сейчас пытается выяснить, кому ты и все остальные могут приходиться родственниками.
Элис приподнялась на локте и поцеловала его.
- Я до сих пор не могу поверить в такое счастье. И еще я не понимаю… как могу сейчас думать о еде. Но знаешь, я ужасно проголодалась.
Гиббон засмеялся и помог ей сесть. Они оделись, но, одеваясь, каждый боролся с искушением отбросить одежду в сторону и снова улечься в постель. Однако голод терзал обоих, и скоро Гиббон уже вел свою возлюбленную в большой зал.
Насытившись, Элис потягивала вино и присматривалась к окружавшим ее Макноктонам. Алин сидел со своими родственниками, и Элис видела, как их любовь и нежность избавляют его от тревоги и горечи, с которыми он прожил едва ли не всю свою короткую жизнь. Хотя Джейн и Норма еще не знали, которые из этих темноволосых красивых Макноктонов приходятся им родственниками, они уже чувствовали внимание и любовь всех окружающих. И наверное, было не так уж важно, с кем из Макноктонов их связывают самые близкие узы. Было ясно, что Джейн и Норма со временем станут женами и матерями, дадут жизнь новым поколениям. Они станут продолжательницами рода, и их будут любить и уважать уже только за это.
Но Элис видела, что Макноктоны рады всем детям вне зависимости оттого, какую выгоду они могут принести клану. А Донн, которого уже считали сыном Гиббона, стал всеобщим любимцем. Элис с улыбкой поглядывала на детей и время от времени говорила себе: "Наверное, мне придется приложить немало усилий, чтобы их не избаловали".
Элис до сих пор не могла привыкнуть к теплому приему, что оказали ей Макноктоны. Но если вначале, когда Гиббон представлял ее своим соплеменникам, она испытывала некоторую неловкость, то теперь чувствовала себя вполне свободно, общаясь с этими чудесными людьми. Трудно было сдержать слезы радости от осознания того, что и она, и дети наконец обрели дом. Ей немного взгрустнулось при мысли о том, что ее родители, бабушка и сестра не дожили до этого счастливого момента, но Элис, сделав над собой усилие, отогнала печальные мысли. Она знала, что покойные родственники были бы счастливы за нее и за детей, и этого было достаточно.
Тут вождь поднялся со своего места, и все тотчас же замолчали. Гиббон взял Элис за руку и ласково улыбнулся ей. Элис же смотрела на дядю Гиббона и с удивлением думала: "Как он сумел остаться таким молодым и красивым?" Она хотела поделиться своими наблюдениями с Гиббоном, но в этот момент вождь заговорил:
- Сегодня на нас снизошло благословение. - Он улыбнулся Элис и продолжал: - Да, сегодня мы привели домой пятерых Заблудших. И число птенцов, возвращенных в гнездо, несомненно, будет увеличиваться. Поскольку же у моего племянника хватило ума соединить судьбу с этой храброй женщиной, что сберегла детей до того времени, пока они не смогли вернуться домой, скоро мы будем праздновать еще и свадьбу.
Речь вождя была встречена радостными возгласами, а Элис густо покраснела. Гиббон же засмеялся и поцеловал ее в щеку, но она от этого еще сильнее покраснела.
Прошло несколько минут, и все вернулись к еде, разговорам и к кружкам вина с кровью. И лишь тогда Элис наконец успокоилась.
- Все в порядке, любовь моя? - спросил Гиббон с насмешливой улыбкой.
Элис кивнула и пробормотала:
- Да, в порядке. Просто мне стало немного не по себе… Видишь ли, все так громко закричали…
- Потому что ты для них героиня, - пояснил Гиббон.
Элис взглянула на него с удивлением, и он добавил:
- Да-да, не возражай. Ведь ты спасла четверых детей, а это немало. И все очень рады, что сразу столько Заблудших вернулись домой.
- И я теперь тоже дома.
- Да, любовь моя, ты тоже дома. И это событие стоит отпраздновать. - Гиббон лукаво улыбнулся и прошептал ей на ухо: - Я с радостью вернусь в нашу постель, чтобы отпраздновать это событие так, как мне более всего по вкусу.
- Ах!.. - Элис почувствовала, что ей хочется того же, однако заметила: - Но кажется, ты уже отпраздновал это событие так, как тебе хотелось.
Гиббон весело рассмеялся и прошептал в ответ:
- Такое событие сколько ни празднуй, все равно будет мало.
Взглянув на него, Элис тоже засмеялась. А потом зашептала ему прямо в ухо:
- Гиббон, а ты ведь помнишь тот… э… поцелуй, что подарил мне совсем недавно?
- Да, конечно. - Он расплылся в улыбке. - И еще я помню твой чудесный вкус.
- Скажи мне, о, мой великий любовник, а я найду тебя таким же чудесным на вкус?
Гиббон едва не поперхнулся вином, а Элис опять засмеялась. Потом он схватил ее за руку и повел из зала. Элис нисколько не сомневалась: радость, что наполняла ее сейчас, никогда не иссякнет. Она шесть лет провела в аду, убегая, прячась и сражаясь за то, чтобы остаться в живых, но сейчас она наконец-то дома, рядом с мужчиной, который любил ее. К тому же теперь она вместе с людьми, принявшими ее как свою. Теперь она одна из них.
Только сейчас Элис осознала, что Бог не оставил ее, что проклятия на ней не было и нет, что она просто заблудилась в этой жизни. И сейчас она благодарила Бога за то, что мужчина, сопровождавший ее в их общую спальню, был тем самым человеком, который нашел ее и вернул домой.
Хизер Гротхаус
Бесстрашная охотница
Глава 1
1 октября 1104 года
Лимнийский лес Шотландского нагорья
- Вот так, да? - прошептала Беатрикс Левенах на ухо незнакомцу, когда он застонал и навалился на нее всем телом.
Беатрикс прижала незнакомца к стене постоялого двора "Белый волк". Все происходило на заднем дворе, непозволительно близко к гостям, что трапезничали в зале за дверью, находившейся всего в двух шагах от них. Возможно, Беатрикс поступала неосмотрительно, но опасность ее возбуждала. И хотя, прокравшись сюда, незнакомец отвлек ее от работы, которой у Беатрикс, как хозяйки постоялого двора, было невпроворот, она не могла отказать себе в удовольствии пощекотать нервы - тем более что главное свое предназначение она видела совсем не в том, чтобы угождать завсегдатаям.
Беатрикс еще раз поднажала, и незнакомец глухо застонал. Причем стон этот, как всегда случалось, отозвался в ней странным и радостным ощущением - ей казалось, что кровь предков вдруг обратилась в лунный свет и быстрее побежала по жилам.
- Вот тебе, получай! - задыхаясь, воскликнула Беатрикс. - Получай, ублюдок!
Она почувствовала, как влага сквозь ее длинный кухонный фартук просочилась на платье, и ей стало жаль испорченную вещь - отстирать кровавое пятно едва ли удастся. Но переживания из-за испорченного наряда отошли на второй план, когда она почувствовала, как обжигающе холодные губы незнакомца скользнули по ее шее.
- Даже не смей мечтать об этом, - проворчала Беатрикс и, навалившись на него всем телом, тут же прикончила его.
Тяжело дыша, Беатрикс отступила от стены, и тело мужчины тотчас плюхнулось в грязь. Он валялся на заднем дворе постоялого двора, возле разбитого помойного ведра, которое Беатрикс так и не успела опорожнить.
Внезапно из-за горной вершины выскользнул яркий луч лунного света, упавший на неестественно бледное лицо покойника. Над его верхней губой сверкнул заостренный клык, голова же утонула в помоях. Затем полоска света скользнула по его рваной и грязной одежде, по пепельной, стремительно разлагающейся коже, по впалой груди, из которой торчали…
- Ах проклятие, - пробормотала Беатрикс.
Она шагнула к мертвому незнакомцу и, приставив ногу к груди мертвеца, схватилась обеими руками за деревянную рукоять вил и выдернула их.
Раздалось отвратительное шипение. Беатрикс снова отступила и посмотрела на испорченный инструмент - черная кровь уже впиталась в дерево.
- Третьи вилы за неделю, - сказала она со вздохом и швырнула их на мусорную кучу.
Беатрикс вновь взглянула на труп, стремительно превращавшийся в скользкую зловонную массу. Перед тем как исчезнуть с лица земли, то, что осталось от тела, издало пронзительный визг. Беатрикс поморщилась и плюнула туда, где только что лежал труп. Потом отступила еще на шаг от стены и стала вглядываться в черную стену деревьев - лес начинался сразу за постоялым двором.
Но никакого движения за деревьями Беатрикс Левенах не замечала - по крайней мере ничего подозрительного она не видела. Не было у нее и зловещего предчувствия, когда по спине бегут мурашки, а волосы встают дыбом на затылке - то были верные признаки готовившегося нападения. И ничто не нарушало тишину леса - ничто, кроме горного холодного ветра, свистящего в кронах вязов и несущего на своей спине зиму.
- Но надолго ли эта тишина?.. - пробормотала Беатрикс.
После совершенного ею убийства ночь показалась ей еще холоднее, хотя между лопатками и на груди у нее выступили капельки пота. Онемевшими пальцами Беатрикс развязала тесемки фартука и стащила его через голову. Скомкав фартук, она отправила его туда же, куда до этого отправила вилы. Затем, повернувшись так, чтобы луна осветила ее платье, Беатрикс оценила ущерб и направилась к бочке с дождевой водой в углу двора.
"Не так уж страшно, - подумала она. - Черное пятно здесь, несколько брызг там, вот и все". Она могла замаскировать свежие пятна на лифе с помощью особого средства - Мать Вечность знала, что каждую ночь ей так или иначе приходилось им пользоваться, но на юбке след от сегодняшнего убийства останется навсегда. Беатрикс погрузила руки в бочку с водой и начала тщательно оттирать черную липкую кровь.
- Чертовы вампиры… - бормотала она сквозь зубы.
Руки ужасно мерзли от ледяной, воды, и еще ей досаждала мысль об испорченных вилах. Беатрикс вдруг шмыгнула носом и подумала: "Ну вот, опять то же самое…" Конечно, она никогда ничего, не боялась. Встречаясь с врагами, Беатрикс никогда не отступала и бесстрашно вступала с ними в бой. Ее бесстрашие подпитывалось сильнейшей ненавистью к гнусным тварям; убивать вампиров она считала своим долгом. И лишь после совершения очередного убийства, лишь после того, как жизни ее больше ничто не угрожало, на глазах выступали непонятные слезы, а по телу прокатывалась дрожь.
Беатрикс схватилась обеими руками за края бочки и замерла, пристально глядя в воду. Затем подняла голову и, уставившись на полную белую луну, сделала глубокий вдох.
"Ты Левенах. - Когда-то она не раз слышала эти слова от отца, но теперь, когда отец ее был мертв, слова эти прозвучали у нее голове. - Ты защитница. Хранительница Лимнийского леса, хранительница всех его жителей, всего нагорья".
Из открытой двери черного хода донесся треск разбиваемой посуды, но Беатрикс даже не поморщилась. Еще одна глиняная кружка закончила свое существование, разбившись о каменный очаг. То была месть со стороны одного из лимнийцев за то, что хозяйка постоялого двора вовремя не подлила ему эля. Они были как дети, эти лимнийцы, которых она поклялась защищать. Беатрикс тихо рассмеялась. Невинны, как дети! И как дети капризны и жестоки.
Беатрикс выпрямилась, утерла глаза и еще раз взглянула на луну. Затем вернулась в зал, где человек двадцать лесных жителей с нетерпением ждали, когда их обслужат. Эти люди распускали о ней небылицы, пили ее эль, ели ее похлебку и при этом совершенно ей не доверяли. Правда, они пусть неохотно, пусть с ворчанием, но все же платили ей дань, выделяя скромную долю из своих припасов, как того требовал закон, не нарушавшийся уже много веков. Лимнийцы с незапамятных времен платили дань тем, кто их хранил и защищал - волшебникам из рода Левенах. Беатрикс была последней из рода, и лимнийцы, следуя традиции, несли дань и ей, хотя и считали ее ведьмой.
"Ведьма Беатрикс".
"Из-за нее все мы будем прокляты".
"Из-за нее все мы погибнем".
Нет, ей совсем не хотелось возвращаться на постоялый двор "Белый волк", но она все равно вернулась туда.
Потому что она Левенах. Потому что она последняя из рода.
Наконец все разошлись. Проводив последнего гостя, едва державшегося на ногах, и закрыв за ним дверь на засов, Беатрикс почувствовала такую усталость, что с радостью уснула бы прямо здесь, на полу. Но она позволила себе лишь прижаться лбом к деревянной, в зазубринах, задвижке и тихонько вздохнуть. Все тело ныло и болело, веки слипались, а глаза жгло, словно их натерли песком. К счастью, завтра воскресенье, и она сможет отдыхать весь день.
Но она не могла провалиться в сон прямо сейчас. Ее ждала работа. По счастью, комнаты для гостей на втором этаже пустовали - последнее время постояльцев в гостинице было мало, но рабочий день ее еще был далек от завершения.
Тяжело вздохнув, Беатрикс окинула взглядом зал. Почти все столы были сдвинуты с мест, а столешницы стали липкими от пролитого пива. Кружки же и деревянные миски валялись на полу, словно гигантские желуди, сброшенные с дуба порывом ветра. А табуретки валялись в разных углах ножками кверху. Беатрикс не стала подметать, пока тут были посетители, не хотела показывать зад этим пьянчугам, и теперь глиняные черепки терпеливо дожидались, когда их сметут в одну кучу. В очаге же, вспыхивая красным пламенем, догорали уголья, и трудно было дышать от дыма и чада.
В очередной раз вздохнув, Беатрикс подумала о том, с каким бы удовольствием занялась уборкой, распахнув окна и двери. Но в открытые окна мог проникнуть не один лишь чистый прохладный ночной воздух. С тем же успехом она могла бы повесить на дверях вывеску: "ЖИЛИЩЕ ОДИНОКОЙ ВЕДЬМЫ. ВХОД ДЛЯ ВАМПИРОВ - ЗДЕСЬ".
Беатрикс зажгла несколько сальных свечей и с угрюмой решимостью принялась за уборку, мечтая закончить все поскорее, мечтая о том, чтобы ей было с кем поговорить, выполняя грязную работу, мечтая о том, чтобы она, подобно своей прабабушке, могла заклинаниями заставить мебель танцевать, а старую метлу - выметать из-за угла весь сор.
Когда наконец порядок был восстановлен, Беатрикс выпрямилась и со стоном швырнула тряпку в грязную воду. А метла, которая и не думала повиноваться ей, как бы пристально Беатрикс на нее ни смотрела, стояла, прислонившись к столу, и хозяйку даже не замечала. На глаза Беатрикс упала мокрая от пота прядка, и она с раздражением откинула ее. Затем подошла к очагу, чтобы сгрести в кучу уголь, после чего обошла весь зал, задувая свечи, за исключением последней, которую и взяла, отправившись на кухню.
На кухне работы было немного, и Беатрикс, поднатужившись, подняла с очага тяжелый котел с загустевшими остатками похлебки, поставила его на пол и чуть наклонила. Две кошки, белая и черная, тотчас же метнулись к котлу и принялись за ужин, не обращая внимания на хозяйку.
Беатрикс тщательно вытерла стол, оставив кружки и миски отмокать в чане. После этого она снова взяла свечу и направилась к маленькому плетеному коврику в дальнем углу кухни. Наклонившись, сдвинула коврик в сторону, после чего схватилась за металлическое кольцо, вделанное в доску люка, и, потянув за кольцо, открыла люк.
Из люка потянуло сквозняком, и Беатрикс с наслаждением вдохнула свежий морской воздух. Она взглянула на свой испачканный наряд, но решила, что не станет переживать из-за того, что выглядит не слишком опрятно. Вот-вот наступит рассвет, и на то, чтобы привести себя в порядок, у нее не остается времени. Она лишь пригладила волосы и вытерла рукавом щеки и лоб.
Ступеньки были крутые и узкие, но ни одна из них не скрипнула, когда Беатрикс осторожно спускалась в погреб. Свеча отбрасывала на каменные стены красноватые отблески, и Беатрикс казалось, что волосы у нее на голове шевелятся. Спустившись наконец вниз, она громко произнесла:
- Тейне!
И тотчас же во всех углах подвала появились высокие железные канделябры. В каждом из них было по семь свечей, и каждая из семи свечей зажглась.
Поставив свою свечу на последнюю ступень, Беатрикс вышла на середину подвала и шагнула к массивной плите из черного блестящего сланца, напоминавшего драгоценный камень. Язычки пламени отражались в этой плите как в зеркале, и Беатрикс почти сразу же увидела в нем и свое отражение. Она пристально уставилась в черное зеркало, стараясь ни о чем не думать, стараясь очистить сознание. Лишь почувствовав себя готовой, она развела руки в стороны и крикнула: