Числа принадлежали ей. Если что-то имело число, она знала, какое это было число. Она помнила начало обучения в школе, первый класс - она не ходила в детский сад, поскольку мать считала детский сад глупой тратой времени - и свое облегчение, которое почувствовала, когда ей объяснили значение чисел, как будто огромная часть самой себя, наконец-то, встала на место. Теперь она знала названия для их форм, значения имен. Всю жизнь ее завораживали числа, где бы она их не видела, на домах, доске объявлений, такси или где-то еще, они казались ей иностранным языком, который она не могла уловить. Было странно иметь такое родство с ними, но никакого понимания. Она думала, что была глупой, как твердила ей мать, пока не пошла в школу и не нашла ключ.
К тому времени, когда ей исполнилось десять, мать глубоко увязла в выпивке и наркотиках, и шлепки доставались все чаще, приближаясь до почти ежедневных избиений. Если пьяная мать, заявившаяся ночью домой, вдруг решала, что ей не понравился какой-то поступок Лорны, совершенный в тот день или накануне - или неделей раньше, это не имело значения - она хватала любое, что подворачивалось под руку, и бросала в Лорну, где бы та ни находилась. Долгое время переход Лорны от сна к бодрствованию сопровождался ударом: по лицу, по голове - везде, куда матери удавалось поразить ее. Она научилась спать в состоянии молчаливого страха.
Всякий раз, когда она думала о своем детстве, самыми яркими ее воспоминаниями были холод, темнота и страх. Она боялась, что мать убьет ее, но еще больше, что какой-нибудь ночью она не затруднит себя возвращением домой. Если уж и была вещь, в которой Лорна нисколько не сомневалась, так это то, что мать не желала ее рождения и после него ничего в ее чувствах не изменилось. Она знала, потому что это было музыкальным фоном ее жизни.
Она научилась скрывать, что значат для нее числа. Единственный раз, когда она кому-то рассказала об этом, единственный раз, был в девятом классе, когда она положила глаз на мальчика из своего класса. Он был милый, немного пугливый, не один из популярных детей. Его родители были очень религиозны, и ему никогда не разрешали уделять внимание школьным вечеринкам или обучению танцам. Его положение имело отдаленное сходство с положением Лорны, потому что она тоже никогда этим не занималась.
Они много разговаривали, держались за руки, немного целовались. Затем Лорна, превозмогая страх, разделила с ним свою самую глубокую тайну: иногда она знала вещи прежде, чем они случались.
Она все еще помнила полный отвращения взгляд на его лице. "Сатана!" - выплюнул он и никогда больше не разговаривал с ней. По крайней мере, он никому не разболтал, но скорее всего, просто потому что у него не было никого, с кем он мог бы поделиться.
Ей было шестнадцать, когда мать действительно ушла. Лорна пришла из школы "домой", адрес которого довольно часто менялся, обычно по причине задержек платежей за аренду, и обнаружила отсутствие вещей матери, смененные замки и выброшенные в мусор собственные пожитки.
Оставшись без дома, она сделала единственную вещь, которую могла: самостоятельно связалась с городскими властями и вошла в воспитательную систему.
Жизнь в течение двух лет в неродных семьях оказалась непродолжительной, но не столь тяжелой, как прежде. По крайней мере, она смогла закончить среднюю школу. Ни один из приемных родителей не бил и не оскорблял ее. Правда, никто из них, казалось, и не любил ее, но мать говорила, что она не была симпатичной.
Она справилась. После того, как ей исполнилось восемнадцать, она вышла из системы в самостоятельную жизнь. С прошедших с тех пор тринадцати лет, фактически, всю ее жизнь, она делала все, что могла, чтобы оставаться в тени, стать незаметной и никогда больше не превращаться в жертау. Ее невозможно отвергнуть, если она не предлагает себя.
Она столкнулась с азартными играми в небольшом казино в резервации Семиноул во Флориде. Она выиграла немного, но для нее пара сотен долларов означала целое состояние. Позднее, она посетила некоторые казино на реке Миссисипи и выиграла чуть больше. Маленькие казино имелись повсюду. Она поехала в Атлантик-Сити, но там ей не понравилось. Лас-Вегас был хорош, но он был слишком "слишком": слишком много неона, слишком много людей, слишком жаркий, слишком кричащий. Рено ее устраивал больше, не крупный, но и не чересчур маленький. Более подходящий климат. Спустя восемь лет после той первой небольшой победы во Флориде, она регулярно выигрывала по пять-десять тысяч долларов в неделю.
Такое количество денег было бременем, потому что она не могла заставить себя тратить больше, чем привыкла. Теперь она не голодала и не мерзла. Она приобретала машину на случай, если хотела собраться и уехать, но никогда не покупала новую. У нее всюду были счета в банках, плюс она обычно носила с собой много наличных, хотя знала, что это опасно, но чувствовала себя намного лучше, имея при себе достаточно денег, чтобы в любой момент позаботиться о собственных нуждах. Деньги создавали проблему только до тех пор, пока она где-нибудь не обосновывалась, потому что сколько тогда ей предполагалось иметь сберегательных и чековых книжек, чтобы колесить по всей стране?
Вот такой была ее жизнь. Данте Рейнтри считал, будто все, что он должен сделать - это немного развить ее талант с числами, и… ну, в общем, на что он надеялся? Он ничего не знал о ее жизни, поэтому не мог иметь в виду ничего конкретного. Ей что, предполагалось стать "Маленькой Мэри Солнечный лучик"? Искать других людей, таких же как она, и возможно, организовать свой небольшой квартальчик, где, если у тебя закончилось горючее для барбекюшницы, твой сосед дыхнет огня на твои угли? Может, ей вести блог о своем опыте или выступать на радио?
Ну-ну. Она охотнее станет есть землю или стекло. Она любила жить одна и зависеть только от себя.
Телефон зазвонил снова, заставив ее вздрогнуть. Она протянулась через кровать, чтобы посмотреть на номер звонившего, хотя понятия не имела, почему беспокоилась; она в любом случае не знала никого из звонивших Данте Рейнтри. На этот вызов она тоже не ответила.
Она сидела на кровати, размышляя так долго, что дневные тени начали удлиняться, и она почувствовала сонливость. Стоило поблагодарить этот телефонный звонок, иначе она заснула бы на его кровати. Вот было бы весело, при его возвращении домой. У нее не было никакого желания изображать из себя Златовласку.
Но она была сонной, так же, как и голодной. Последний раз она принимала еду на завтрак. Почему бы теперь не перекусить и не лечь спать пораньше? Она не могла придумать причину, почему должна дожидаться Рейнтри, поскольку он не был так любезен, чтобы сообщить ей, когда вернется.
Он мог хотя бы позвонить, она, конечно, не подошла бы к телефону, но он мог оставить сообщение.
Определенно, ждать его не имело никакого смысла. Она совершила набег на холодильник и сделала бутерброд с мясным ассорти, затем осмотрела все книги на книжных полках - у него было много книг на паранормальную тему, но вместо этого выбрала напряженный роман - и устроилась поудобнее, чтобы немного почитать. К восьми часам она клевала носом над книгой, которая явно оказалась недостаточно напряженной, чтобы рассеять сонливость. Солнце еще не полностью село, но ее это не заботило; она все еще чувствовала усталость с прошлой ночи.
Пятнадцать минут спустя, Лорна, приняв душ, находилась в кровати, скрутившись в теплом коконе и натянув на голову простынь.
Ее разбудил свет от включенной лампы. Лорна испытала обычное чувство паники и страха, хотя знала, что матери здесь нет - за все эти годы подсознание так и не привыкло к этому. Прежде чем она смогла достаточно расслабиться, чтобы стянуть с головы простыню, покрывала приподнялись, и очень теплый, почти голый Данте Рейнтри скользнул в кровать рядом с ней.
- Что, черт возьми, ты делаешь? - сонно пробормотала она, уставившись на него поверх простыни.
Он устроился рядом с ней и протянул длинную мускулистую руку, чтобы выключить лампу.
- Кажется, в моей кровати песок, так что посплю здесь.
Глава 15
- Не глупи. Я не могла выйти из дома, где бы я взяла песок? Это соль. - Возможно, он ожидал, что она станет отрицать свою причастность, но это было глупо, ведь после его отъезда она оставалась единственным человеком в доме. И наверно, он ожидал, что она возмутится и станет скованной из-за его присутствия в ее постели, но по какой-то причине она не встревожилась. Да, была раздражена из-за того, что ее разбудили, но не встревожена.
- Признаю свою ошибку. - Он воспользовался своей превосходной мускулатурой и весом, чтобы пихнуть ее в кровати. - Подвинься. Мне нужно больше места.
Он уже вынудил ее вылезти из замечательного теплого кокона, и это разозлило ее сильнее всего.
- Тогда, почему ты не лег с другой стороны, вместо того, чтобы двигать меня? - проворчала она, перебираясь на другую сторону постели, которая была очень большой, как и любая кровать в этом доме.
- Это же ты насыпала соль в мою кровать.
Простыни с этой стороны были холодными, что вынудило ее скрутиться в более тугой клубок, чем обычно. Даже подушка была холодной. Лорна подняла голову и вытянула из-под себя подушку, швырнув ее в него.
- Отдай мою подушку. Эта холодная.
Он издал ворчащий звук, но подвинул к ней теплую подушку и подложил под свою голову другую. Она прижалась к теплу; мягкая ткань уже впитала его запах, что, как она обнаружила, было совсем неплохо. Она знала его недолго, но большую часть этого времени провела с ним в тесном контакте. Примитивная часть ее мозга признала его аромат и была успокоена.
- Который час? - вяло спросила она, уже проваливаясь в сон.
- Ты знаешь. Это число. Подумай о нем. - Его голос звучал сонно.
Она никогда не думала о времени как о числах, но как только сделала это, в ее голову ворвались изображения трех цифр.
- Один-ноль-четыре.
- Выиграла.
Безмолвно радуясь, она заснула.
Лорна проснулась раньше него, что было неудивительно, учитывая, как рано она заснула и как поздно лег он. В первый момент, она напряженно ждала, пока схлынет чувство тревоги от ожидания удара, затем медленно расслабилась. Кровать была уютно теплой; он излучал такую высокую температуру, что она могла чувствовать тепло, даже притом, что они не касались друг друга.
С сонным любопытством, желая проверить, сработает ли эксперимент со временем снова, она представила время как ряд чисел и немедленно увидела четыре-пять-и-один. Она стянула с головы простыню; комната стала чуть ярче. Не имея иного способа проверить - за исключением как встать с кровати и спуститься на кухню, чего она делать не хотела - она предположила, что четыре пятьдесят один было достаточно точно. Как же удобно не нуждаться в часах!
Данте лежал на своей стороне кровати, лицом к ней, положив одну руку под голову, и глубоко и медленно дышал. В комнате все еще было слишком тускло, чтобы она смогла разобрать больше деталей, но это было и хорошо, потому что к деталям она все-таки не была готова; а общее впечатление и без того было достаточно сексуальным.
К какому заключению могла прийти женщина, когда здоровый, гетеросексуальный мужчина впервые спал с ней в одной кровати и даже не попытался прикоснуться? Что с ней что-то не так? Что она его не привлекает?
Она решила, что он опасен, умен и проницателен.
Секс определенно был частью их отношений, если знакомство с кем-то в течение примерно тридцати шести часов можно назвать отношениями. Некоторые из этих тридцати шести часов казались долгими годами, особенно первые четыре или пять. Она также не могла сказать, что время, проведенное вместе с ним, было приятным. С другой стороны, так как она видела его худшие проявления, то полагала, что знала Данте гораздо лучше, чем те, кто общался с ним дольше, но лишь в социальной обстановке, поэтому не была удивлена, что он не попытался сблизиться с ней этой ночью.
Она не была готова к сексу с ним, могла никогда не быть готова, и он знал это. На самом деле, если бы он попробовал штурмовать баррикады, то она лишь усилила бы свое сопротивление. Просто лежа рядом и не предпринимая никаких откровенно сексуальных действий, он, в некотором смысле, нейтрализовал те первые ужасные часы, проведенные ими вместе, и сделал секс, по крайней мере, возможным.
Он даже не был голым, хотя боксеры, надетые им для сна, не много скрывали. Она тоже не была голой; он привез всю ее одежду, поэтому она спала в своей обычной хлопковой пижаме. Из-за того, что он не попытался добиться секса, она начала задаваться вопросом, как это было бы между ними… затем заподозрила, что он предвидел такую ее реакцию.
С сексом у нее было не все так просто. Она не легко доверялась людям и не легко возбуждалась. Добровольный отказ от обособленности был труден и обычно не окупался. Она любила ощущения от секса, и когда абстрактно думала о нем, то хотела этого. В действительности же результаты не соответствовали ожиданиям. Как бы она ни старалась, Лорна редко полностью расслаблялась, чего, как она предполагала, требовал хороший секс.
А вот с Данте она пребывала в более расслабленном состоянии, чем за долгое-долгое время. Он знал, какой она была на самом деле, знал, кем она являлась, и его это не беспокоило, потому что сам он был еще более необычным, чем она. Ей не нужно было ничего скрывать от него, потому что ее не волновало, нравится она ему или нет. И она, безусловно, не пыталась скрыть свой характер или подсластить едкий язычок. Аналогично, у нее не было иллюзий относительно его характера. Она знала, что он безжалостен, но также знала, что он не был подлым. Знала, что он деспотичен, но в то же время старается быть внимательным.
Тогда, возможно, у нее получится пустить все на самотек и действительно получить удовольствие от секса с ним?.. Ей не придется беспокоиться о его эго; если он начнет спешить, она попросит его притормозить, а если ему это не понравится... пусть потерпит. Ей не нужно будет волноваться о его удовольствии; он позаботится об этом сам.
Она задавалась вопросом, предпочитает ли он долгую прелюдию или станет форсировать процесс.
И задумалась, насколько он у него большой.
Возможно, у нее получится достаточно расслабиться, чтобы испытать удовольствие, но даже если этого не произойдет, то по крайней мере, она удовлетворит свое любопытство.
С поразившей ее внезапностью, Данте отбросил одеяла и встал с кровати.
- Куда ты? - удивленно спросила она, когда вместо ванной он прошагал к двери.
- Солнце встает, - вот и все, что он ответил.
И? Солнце вставало каждый день. Он подразумевал, что всегда встает в это время, даже когда спит не более четырех часов? Или у него назначена ранняя встреча?
Она не последовала за ним. У нее была назначена собственная встреча - с ванной. А еще она хотела предоставить ему достаточно времени, чтобы успеть выпить ту первую чашку кофе.
Когда сорок пять минут спустя она покинула комнату, застелив постель и сложив свою одежду, то направилась на кухню и нашла ее пустующей. Чашка кофе, однако, была, и Лорна удовлетворенно улыбнулась.
Куда он делся? Пошел в душ?
Она не намеревалась оставаться здесь и ждать его появления. Лорна была в гостиной комнате, примыкающей к ее спальне, когда он появился на балконе двумя этажами выше.
- Поднимайся сюда, - пригласил он. - Я буду снаружи.
К его спальне примыкала терасса - или на самом деле это был балкон? - которая выходила на восток. Вчера она заглядывала в нее, но не выходила, потому что его проклятая команда препятствовала ей ступать наружу. Там стояло два удобных на вид стула и маленький стол, и она подумала, что там должно быть приятно сидеть днем после полудня, когда эта сторона дома находится в тени.
Она поднялась на два лестничных марша в его спальню. Его кровать, как она отметила, была расстелена; это принесло ей ощущение удовлетворения. Она увидела, что он сидит на одном из стульев снаружи, поэтому подошла к открытой балконной двери. Он сидел с чашкой кофе в руке, немного закинув голову назад и почти закрыв глаза от яркого блеска утреннего солнца, и его лицо выражало почти что... блаженство.
- Ты порезвилась с солью, не так ли? - нейтрально спросил он, потягивая кофе, но она поняла, что он не был рассержен. Конечно, кофе на кухне не был приправлен грязью. Когда он приготовит следующую чашку здесь, то уже не будет столь жизнерадостен.
- Расплата.
- Я так и подумал.
Он больше ничего не сказал, и она переступила с ноги на ногу.
- Это все, что ты хотел?
Он огляделся вокруг, как будто вдруг вышел из задумчивости и слегка удивился ее присутствию.
- Только не стой там, иди сюда и садись.
От одной только мысли сделать это, ей показалось, будто она натолкнулась на стену.
- Не могу.
Это вызвало на его лице быструю улыбку, так как он понял, что она все еще была прикована к дому. Он ничего не сказал, но мысленная стена тут же исчезла.
- Дерьмо, - сказала она, шагнув наружу, чтобы сеть рядом с ним.
- Что?
- Ты не сказал ни слова, а только подумал об этом. Я надеялась, что ты должен произнести команду вслух, чтобы я услышала ее, прежде чем она подействует.
- Сожалею. Все, что мне нужно - это подумать. Вчера вечером мне пришлось бороться с искушением использовать этот дар, чтобы не приказать некоторым людям прыгнуть в озеро, но я удержался.
- Ты святой среди людей, - сухо ответила она, и он послал ей быструю усмешку.
- Я имел дело со СМИ, так что, учитывая уровень искушения, я внушал себе те же мысли.
СМИ, ха? Неудивительно, что он не взял ее с собой.
- Я звонил вчера вечером, чтобы сказать, что не вернусь допоздна, но ты не подошла к телефону.
- С чего бы я стала подходить? Я не твой секретарь.
- Звонок был для тебя.
- Я этого не знала, не так ли?
- Я оставил тебе сообщение.
- Я не слышала. - Автоответчик находился на кухне; она же сидела в его спальне, когда раздался последний телефонный звонок, который, должно быть, и был адресован ей.
- Поэтому ты не потрудилась воспроизвести его. - Теперь он казался раздраженным.
- С какой стати? Я не…
- Мой секретарь. Знаю. Ты заноза в заднице, знаешь это?
- Я стараюсь, - сказала она, послав ему более широкую улыбку, чем требовал юмор ситуации.
Он хмыкнул и некоторое время потягивал кофе. Лорна вытянула босые ноги на стуле и взглянула на горы и обширные долины, наслаждаясь пребыванием снаружи после целого дня, проведенного взаперти. Утро было достаточно прохладным, чтобы вызвать у нее желание одеть носки, но не настолько, чтобы идти за ними в дом.
- Хочешь сегодня пойти со мной? - наконец спросил он с явной неохотой.
- В зависимости от того, чем ты занимаешься.