Отыскав за шкафом поднос, я вычистила его до зеркального блеска. В холодильнике отыскался огурец - достаточно свежий и почти твердый, так что я сделала сэндвичи с огурцами и выложила на тарелку имбирную коврижку. Я отыскала на ларе для хлеба щетку для вычесывания шерсти и расчесала Хэм, невзирая на ужасную вонь от порошка.
Чей-то голос за моей спиной вдруг произнес:
- Вы, должно быть, школьная подруга Мин. А я Вивьен Вестон, мать Роберта.
Ее неожиданное появление у меня за спиной на манер бесплотного духа напугало до дрожи в коленках.
Она оказалась невысокой, практически того же роста, что и Мин. Седые блестящие волосы ее, подстриженные в форме "каре", доходили до подбородка. Глядя на нее, я догадалась, от кого из родителей Роберт унаследовал длинный костистый нос, делавший его похожим на злого волшебника из сказки. У нее оказались такие же темные, как у сына, глаза, но под ними были мешки, которых у Роберта не было. Очень белая кожа ее была морщинистой, особенно на руках. Она разглядывала меня с холодным любопытством, но без малейшего смущения. Моя рука со щеткой, которой я вычесывала Хэм, повисла в воздухе.
- С этой собакой что-то неладно. Вся поседела. Надо бы ее усыпить. Старые собаки - такая обуза, тем более когда их держат в доме. Наверняка все ковры провоняли мочой.
Хэм, словно почувствовав, что разговор зашел о ней, приветливо помахала хвостом и, выгнувшись, застонала от удовольствия.
И вдруг Вивьен неожиданно тепло улыбнулась. Улыбка ее была полна очарования.
- Простите, не помню, как вас зовут. Мин, конечно, говорила мне, но я забыла.
- Диана Фэйрфакс, - сказала я, тоже улыбнувшись и в свою очередь стараясь быть приветливой.
- Так вы вместе учились в школе? Забавно - никогда бы не сказала, что вы с ней ровесницы. Конечно, дети старят любую женщину. После рождения Роберта я сказала Гектору, что если он желает иметь еще детей, то к его услугам все женщины в Данстон-Эбчерч, я не возражаю. А мне лично совсем не улыбается превращаться в стельную корову. - Вы ведь не замужем?
- Нет.
- Хмм… удивительно. Думаю, не очень ошибусь, если предположу, что мужчины вьются вокруг вас стаями.
Я почувствовала себя неловко.
- Как вы думаете, куда лучше подать чай? - спросила я, может быть, немного резко. - Тут, на кухне? Или развести огонь в какой-нибудь комнате? Не хотелось бы отрывать Мин. Она поднялась к себе - сказала, что хочет немного поработать над книгой.
- Наверное, лучше в студии. Стало быть, Мин все еще не оставила надежд преуспеть в качестве писательницы? Пустая трата времени, на мой взгляд.
Она снова одарила меня любезной улыбкой, и ее темные глаза вспыхнули. Улыбка вышла очаровательной, но уже во мне проснулись подозрения, и на этот раз я не поддалась на это показное дружелюбие.
- Если позволите, я отнесу поднос в студию, - холодно предложила я.
- О да, конечно, разумеется. Я с удовольствием покажу вам, где студия.
Она пошла вперед энергичной походкой, показывая мне дорогу. Отличные башмаки в спортивном стиле на низком каблуке слегка поскрипывали.
- Вот! Смотрите! - гордо сказала она, широко распахнув тяжелые двойные двери.
Я потрясенно оглядела огромные окна, украшенные портьерами цвета свежего масла, изящно перехваченными узкими лентами. Вдоль стен вперемешку с карточными и чайными столиками стояли крохотные козетки и изящные диванчики. Вся мебель была из красного дерева. Вокруг камина в продуманном беспорядке расположились диван и стулья, обтянутые грязноватым набивным ситцем. Камин был электрический, две спирали, искусно спрятанные позади искусственного угля, давали полную иллюзию того, что в нем горит огонь. Мраморную каминную полку украшали позолоченные бронзовые статуэтки и приземистые часы в корпусе из фальшивого дуба. Заключительный штрих вносила пара грубо раскрашенных собачьих морд абрикосового цвета - пуделей, если я не ошибаюсь. Сказать, что я была ошарашена этим варварским смешением стилей, значит не сказать ничего. Я просто онемела.
- Прекрасная комната, - выдавила я из себя. - Может быть, поставить поднос сюда?
Руки у меня были заняты. Не дожидаясь ответа, я немного сдвинула стопку газет на кофейном столике и поставила туда поднос с чашками.
- Схожу-ка я на кухню за своим жакетом, - сказала я, в то время как Вивьен, плюхнувшись в кресло у огня, принялась энергично запихивать в рот один сэндвич за другим. - Здесь чертовски холодно.
- Когда будете проходить через холл, ударьте в гонг, - велела она, не поднимая глаз от своей тарелки.
Я послушно выполнила приказ. Захватив жакет, я была уже возле двустворчатых дверей в студию, когда изнутри до меня донесся голос Роберта.
- Если ты будешь и дальше так налегать на сэндвичи, мама, то детям ничего не останется. Подожди, покамест они придут.
- Дети терпеть не могут сэндвичи с огурцом. А они недурны, честное слово! Эта девушка знает толк в еде. К тому же она на редкость хорошенькая.
Я просто приросла к земле, услышав такое. Похоже, эта Вивьен из тех женщин, с которыми нужно держать ухо востро.
- Странно, неужели Мин ничуть не опасается, что сравнение будет не в ее пользу? - продолжала она. - Ну да бог с ней. Зато тебе это не повредит. А то тут у вас уже сто лет не было ни одной красивой женщины.
- Кроме Мин - в моих глазах она очень красивая женщина, - резко бросил Роберт. - К тому же для меня крашеные ногти отнюдь не признак красоты.
- Мой милый Роберт, если это все, что ты заметил, тогда утка, которую жарит Мин, просто шедевр кулинарного искусства.
- Ну, это не самое главное. Ох, мама, как я устал от этой твоей манеры раздувать ссоры! Этому просто названия нет, - рявкнул Роберт во всю мощь своих легких.
Повернув дверную ручку, я открыла дверь и вошла. Роберт, склонив голову набок, стоял возле полок, читая названия книг. Его достойная матушка приветствовала меня улыбкой. Я невольно отметила про себя, что от сэндвичей почти ничего не осталось. Мин в сопровождении детей вошла следом за мной.
- Даже не ожидала, что удастся так много сделать, - оживленно воскликнула она. - Добрый день, Вивьен. - Свекровь подставила ей щеку. - Приятно все-таки, когда в доме есть человек, способный управиться с чем угодно.
- О-о, сэндвичи! - воскликнула Элинор. - С чем они?
- С огурцом, милая, - проворковала Вивьен, пододвинув к ней тарелку.
- Терпеть не могу сэндвичи с огурцом. Я вообще люблю только сэндвичи с неочищенным сахаром.
- Иди ко мне, Элинор. Садись и помоги мне справиться с этим кусочком имбирной коврижки. - Вивьен похлопала по дивану между собой и Робертом.
- Господи, помилуй, можно подумать, твоя мама откармливает тебя для жертвоприношения! - фыркнув, продолжала Вивьен. - Твоя попа уже сейчас занимает чуть ли не половину комнаты, Элинор! Если так пойдет дело, то во время ближайшей ярмарки тебя можно будет сажать в шатер с надписью "Самая толстая девочка в мире". Ну, не забавно ли?
Элинор опустила голову. Я заметила, что глаза ее полны слез. Роберт, глянув на мать, покачал головой. Вивьен сделала вид, что ничего не замечает.
- В котором часу обед? - вмешалась я, сделав попытку перевести разговор на другое.
- Вы приглашены на обед? - воскликнула Вивьен. В глазах ее вспыхнул острый интерес.
- Да. В Майлкросс-парк, - кивнула Мин.
- О, значит, к этому "южноафриканцу"? Слышала, что он на редкость хорош собой. Жаль только, что при этом он невыносимо вульгарен.
- Ничего подобного! - сердито отрезала Мин. - Если хотите знать, мне он нравится куда больше, чем кто-то из наших соседей. С ним хоть поговорить можно, а с теми умрешь со скуки. И потом, он не просто хорош собой, но еще и невероятно обаятелен.
Вивьен, выразительно вскинув брови, повернулась к Роберту:
- Иной раз мне так жаль нашу Мин. Бедняжка, ей здесь скучно, роль жены и матери явно не для нее. И потом, мне кажется, некоторые люди просто не приспособлены для тихой, домашней жизни.
- Ты, например, - грубо бросил Роберт. - Ты вообще иногда забывала о моем существовании, неделями не появляясь в детской. Куда там - тебе было гораздо веселее с твоими приятелями!
- Пойду-ка я, пожалуй, к себе. Отдохну часок перед обедом. - Я решила, что будет благоразумнее поскорее исчезнуть с поля военных действий, пока дело не дошло до рукоприкладства.
- Отдохнуть? Господи, помилуй, здоровая молодая женщина укладывается в постель в половину пятого?! Может быть, вы беременны?
- Очень надеюсь, что нет, - невозмутимо ответила я. - Это было бы весьма неразумно, чтобы не сказать больше.
Оказавшись у себя в комнате, я включила купленный сегодня электрокамин и наконец-то согрелась. Глаза у меня стали закрываться сами собой. Раздевшись, я забралась под одеяло и моментально провалилась в сон.
Глава 9
Когда я проснулась, в комнате было темно, если не считать света от работающего электрокамина. Вокруг разливалось восхитительное тепло. На моих часах было половина седьмого. Встав с постели, я вынула из гардероба платье. На ощупь оно было немного сырым. Поэтому я повесила его перед электрокамином, чтобы немного просушить, а сама уселась перед зеркалом, чтобы причесаться и накраситься. В комнате было так тепло, что от моего платья моментально повалил пар. Зато теперь оно выглядело отутюженным, будто побывало в руках умелой и старательной горничной.
На кухне, где не было ни души, за исключением Хэм, гревшейся на полу возле обогревателя, я вымыла три стакана, обнаруженные мною в кладовке, а потом достала из холодильника бутылку шампанского.
Роберт, а вслед за ним и Мин спустились на кухню, и я с трудом удержалась, чтобы не ахнуть от удивления при виде того, как они преобразились. В синем шелковом платье Мин выглядела очаровательно. Роберт нацепил черный галстук. Даже самый невзрачный мужчина в смокинге будет выглядеть элегантно, а уж Роберта никак нельзя было назвать невзрачным или простоватым.
- Откуда это? - подозрительно принюхался он, когда я протянула ему бокал с шампанским.
- Небольшой презент в благодарность за то, что вы пригласили меня погостить. Купила сегодня утром в городе. Между прочим, совсем неплохое шампанское.
- Не то слово! - с восхищением воскликнула Мин, одним глотком осушив стакан и громко причмокнув. - Прелесть что такое! А вот у нас почему-то никогда не бывает шампанского. Почему, интересно?
- Всегда считал шампанское ненужной роскошью, - заявил Роберт. - Шампанское пьют только уличные девки да владельцы скаковых лошадей.
Я едва удержалась, чтобы не запустить бокалом ему в физиономию, но вспомнила об эпизоде с раковиной и ограничилась тем, что изобразила на лице вежливое удивление.
- Роберт! - возмутилась Мин. - Твоя мать совершенно права - ты действительно превратился в настоящего грубияна! Наверное, это моя вина. Не обращай на него внимания, Дэйзи. Просто он ревнует к Чарльзу Джаррету. Это тот самый, к кому мы сегодня приглашены на обед. Он занимается разведением скаковых лошадей. И у него куча денег.
Честно говоря, я была страшно рада это слышать. Человек, приехавший из Южной Африки, да к тому же богатый, наверняка считает, что в доме должно быть тепло.
- Так, а где моя расческа? - спохватилась Мин. - Мне осталось только причесаться, и я готова.
Прежде чем я успела ее остановить, Мин схватила щетку, которой я незадолго до этого вычесывала Хэм, и провела ею по волосам.
- Что это за вонь такая?! - возмутился Роберт, глядя на облачко порошка от блох, нимбом вставшее вокруг ее головы. - Мин, посмотри на расческу. Что это на ней?
Мин рассеянно глянула на щетку, невозмутимо сняла застрявшие в зубьях клочья черной шерсти и, как ни в чем не бывало, продолжала причесываться.
- Тальк, скорее всего. Я им иногда пользуюсь, когда нет времени помыть голову.
Мин настояла, чтобы я уселась на переднее сиденье рядом с ней, пока Роберт станет толкать "лендровер". Я и не подумала возражать. Да и с чего бы мне это делать?
Все семь миль, отделявшие нас от Майлкросс-парк, мы проехали почти в полном молчании, если не считать, конечно, натужного завывания двигателя и тяжелого сопения, которое издавал сидевший позади Роберт. Похолодало, стало довольно скользко, и Мин почти не отрывала глаз от дороги. Наконец мы приехали. Первое, что бросилось мне в глаза, это то, что почти во всех окнах дома горел свет. Заметив это, я сразу повеселела. Возле дома на усыпанной гравием дорожке стояло несколько машин: парочка "роверов", "мерседес" и "бентли", рядом с которым наш верный "лендровер" выглядел, признаться, довольно убого. Хорошенькая горничная, отворив дверь, взяла у нас пальто.
Нас провели в комнату, и хозяин дома, заметив наше появление, выступил вперед, чтобы поздороваться. Чарльз Джаррет, наклонившись, заключил Мин в объятия с той смесью удовольствия и светского кокетства, которое устраивает всех - и хорошенькую женщину, и ее супруга, который придирчиво наблюдает за этой сценой. Должно быть, при этом он вдохнул немного порошка от блох, потому что лицо у него слегка перекосилось, и он натужно закашлялся. Только после этого они с Робертом обменялись рукопожатием. А потом он повернулся ко мне, дожидаясь, пока его представят.
Я увидела перед собой темноволосого, загорелого до черноты мужчину, с острыми серыми глазами и выражением приятного удивления на лице. Он понравился мне с первого взгляда. Впрочем, и неудивительно, учитывая, что до этого мне пришлось провести двадцать четыре часа в компании Роберта.
- Добро пожаловать. Вы позволите мне называть вас Диана? - спросил он, не выпуская мою руку, которая казалась ледяной и твердой, словно только что вынутая из холодильника замороженная баранья нога. А может, мне так просто показалось из-за того, что его собственная рука была горячей.
Во всем его облике сквозила бьющая через края жизненная сила - как у человека, ведущего здоровый образ жизни и питающегося только тем, что полезно. У него был настолько цветущий вид, что на его фоне стоявший рядом Роберт казался усталым и подавленным.
- Конечно, - пробормотала я, улыбнувшись в ответ.
- Вы совсем не такая, как я ожидал.
Чарльз, взяв меня под руку, повел знакомить с остальными гостями. Естественно, сейчас я уже не могу вспомнить ни одного имени, да и лиц их тоже уже не помню.
Наконец пригласили к столу, и мы перешли в столовую. Тут тоже в камине пылал огонь, а восхитительно теплый воздух был напоен ароматом оранжерейных лилий, расставленных по углам в каждой комнате. Все в Майлкросс-парке поражало беззастенчивой роскошью - в особенности по сравнению с домом Мин. Диваны были мягче и удобнее, столы длиннее, и полировка их сверкала ярче, портреты на стенах не так потемнели от времени, ковры были намного толще, а свечи в канделябрах сияли так, что было светло, как днем.
В одном углу столовой красовалась исполинских размеров гранитная статуя, прихотливо истыканная высверленными тут и там отверстиями и, на мой взгляд, сильно смахивавшая на огромную окаменелую морскую губку.
- Как она вам? - поинтересовался Чарльз, заметив, что я не могу оторвать от нее глаз. Как раз в этот момент мы двигались вдоль огромного обеденного стола, читая расставленные возле тарелок карточки с именами гостей.
Он наклонился над столом и быстрым движением незаметно поменял две карточки.
- Тут какая-то ошибка. Вы сидите рядом со мной. Беатрис, - окликнул он женщину в темно-синем вечернем платье, на которую я давно уже обратила внимание - с таким самоуверенным, снисходительным видом она командовала, где кому сидеть, - а вы тут.
Мы с Чарльзом уселись в дальнем конце стола. Чарльз с лукавым смешком поставил карточку с моим именем возле моей тарелки. Лицо Беатрис вспыхнуло яростью, и она с такой силой встряхнула салфетку, словно отгоняла ос. Смутившись, я отвернулась и заметила, что Чарльз украдкой наблюдает за мной.
- Знаете, похоже, теперь эта женщина возненавидит меня до конца дней своих, - пробормотала я, тщетно пытаясь выдавить из себя улыбку.
- Да, меня бы это нисколько не удивило. Говорят, Беатрис - весьма заметная фигура в местных кругах. Но ведь вы же тоже достаточно известная особа, так что вас это не должно особенно волновать.
- Меня это не волнует в первую очередь потому, что в понедельник я возвращаюсь к себе в Оксфорд. Так что пусть себе злится на здоровье.
- Неужели? Как жаль. Кстати, вы так и не ответили мне. Помните, я спросил, что вы думаете по поводу той гранитной глыбы.
Я оглядела скульптуру придирчивым взглядом. Честно говоря, на мой вкус она была никакой - ни красивой, ни уродливой, ни даже сколько-нибудь интересной.
- Знаете… как-то не очень.
- Отлично. Рад, что вы не пытались солгать - даже из вежливости. Я бы сказал, что она просто ужасна. Она называется Пассендаль.
- Неужели? Господи помилуй, интересно, почему?
- Наверное, художники воображают, что, если они пишут картину или ваяют скульптуру, особенно, используя какую-нибудь серьезную тему, это придает их работе некое значение. А что может быть серьезнее, чем воспоминание об ужасах мировой войны?
- По-моему, звучит несколько цинично.
- Да, верно. И в любом случае это несправедливо. Но я покупаю подобные вещицы, потому что потом, когда они начнут цениться - лет этак через двадцать - тридцать, - я смогу избавиться от них без малейших угрызений совести. Честно говоря, я едва замечаю их - для меня это те же обои. Только обои, в отличие от этих штук, все же имеют какую-то ценность. Подождите, после обеда я покажу вам пару по-настоящему стоящих вещиц.
- Мин говорила, вы разводите скаковых лошадей. В Южной Африке вы занимались тем же самым?
- Нет. Нам принадлежал участок земли, а потом, лет двадцать назад, там обнаружили залежи угля. Пришлось мне в спешке учиться горному делу. Ни на что другое просто не оставалось времени. Но моей мечтой всегда было вернуться в Англию и разводить лошадей. Видите ли, мой дед был англичанин. И он всю жизнь тосковал по родине.
- Вам тут нравится?
- Представьте, да. В основном - да. Англия маленькая, но я потихоньку начинаю привыкать.
- В географическом смысле, вы имеете в виду?