- Чтобы излечиться, требуется всего-то пустяк, - Аида рассмеялась, сверкнув золотом улыбки. - Если тот, кто вас любит, пойдет с вами в семь церквей этого огромного города и поставит с вами свечи, так, чтобы святые улыбались вам обоим, то эта хворь пройдет. Только знайте, что это должна быть любовь.
- И это все, что вы мне скажете? - мне захотелось знать гораздо больше.
Она на минуту спрятала лицо за ладонями:
- Не верьте своей матери, которая считает, что скоро уйдет за смертью - она долговечная. Сына вы вырастете. Он будет царить в мире красок. А мужчины… - она удивленно рассматривала карты, которые продолжала открывать и раскладывать симметричным орнаментом. - Ох, как много королей, и как мало толку… Только один, который вернет вам украденную долю души, сможет стать частью вашей жизни. Но это будет не сразу. Лишь после того, как в бумаге растворится ваша общая печаль.
Свечи затрещали и, задергавшись пламенем, погасли. Аида вскрикнула и встала из-за стола:
- Вот, теперь вы знаете, как я гадаю. Сможете что-то написать?
- Но… Мне кажется, что так делают все… - мне не хотелось ее обижать, но я не видела разницы. - Это обычное гадание, которым многие промышляют…
- Да, но не все хотят об этом рассказать через тексты. Подумайте, я буду ждать…
Она проводила меня до фойе, и, помахав на прощание рукой, скрылась за всплакнувшей скрипом дверью.
Под ногами снова гудели бетонные прямоугольники набережной. Воспоминания о странной гадалке крутились у меня в голове - я не знала, как заставить читателей поверить в то, что эта Аида вершит чудеса в своих ванильных комнатах с взволнованными свечами. Может быть, чуть позже какая-нибудь ценная мысль посетит меня, но сейчас… Я спустилась в метро и, зайдя в пропахший свежей краской вагон, села читать книгу, которая звала меня из сумки голосом исполняющим желания…
Вернувшись домой, я первым делом прошла в комнату и взглянула на заляпанный акварелью мольберт. Пусть она окажется права, и мой Филипп однажды станет царить в мире красок…
* 12 *
Бросив пиджак на спинку кресла, я ослабил узел галстука и приоткрыл створку окна. На улице припекало солнце, громко верещали птицы - прекрасный день, обещающий не менее приятный вечер. Возможно, сегодня ко мне снова приедет эта запуганная девушка. Марианна… В дверь постучали. Наверное, секретарша.
- Да? Зайдите.
- Артис, к вам можно? - в кабинет боком вошел один из моих подчиненных.
На миг встретившись с ним взглядом, я вспомнил, что Эдуард был на грани увольнения, а, следовательно, пришел для того, чтобы меня разжалобить. Выгнать бы его, да и дело с концом…
- Присаживайся, - я махнул в сторону стула, а сам отвернулся к окну.
Мне надоели эти глаза - умаляющие в настоящем и ненавидящие в прошлом. Я почувствовал, что дико устал. Хорошо бы он отвязался от меня. Но нет, сейчас он начнет причитать.
- Что скажешь, Эдуард? - мне вдруг стало интересно, что он сочинит в свое оправдание на этот раз.
- Артис… Я конечно виноват, - по-деловому начал он свою речь, однако, быстро поняв, что такой тон здесь не очень уместен, сменил интонацию. - Если вы меня сейчас выгоните, то я не смогу выплатить кредит… У меня дети пошли в платную школу… Я так старался… Артис, - его голос приобрел плаксивые нотки. - Так хотел все хорошо исполнить, но мне просто не повезло… Ведь это иногда бывает…
- Слишком часто. С тобой это стало происходить слишком часто, - я сел за стол и по-прежнему не глядя на него, закурил. - Пиши заявление. От тебя уже все воют. Так больше продолжаться не может. Бери бумагу, Эдуард.
Я не позволял себе встретиться с ним глазами, напряженно разглядывая колонки цифр на экране компьютера, - если я сейчас увижу тоже, что и всегда, мне снова не удастся его прогнать. Однако любопытство начало подстегивать меня все сильнее. Попробовать еще раз? Или отказаться? Я бросил окурок в пепельницу и повернулся к Эдуарду:
- Ну, так что? Ты увольняешься или нет?
В его пыльно-сером взгляде блестели осколки безысходности. Он молчал и не мигая смотрел на меня. Секунда, другая… Я нырнул в плотный туман видения. Нет! То что я увидел там, просто не имело права быть правдой! Эта жестокость, граничащая с извращением?!.. Меня передернуло судорогой и отшвырнуло в реальный мир. Я был слишком виноват перед этим человеком, чтобы сейчас не простить ему каких-то мелких неудач:
- Ладно, Эдуард. Иди. Я даю тебе еще один шанс. Постарайся использовать его с толком.
Он вскочил со стула и недоверчиво улыбнулся:
- Артис… Вы… Спасибо, это невероятно… Я сделаю все возможное, чтобы исправить…
- Довольно. Иди и работай.
Он еще несколько секунд постоял молча, а потом, пятясь к выходу, вдруг сказал:
- Я уверен, Артис, в прошлой жизни вы были каким-нибудь святым или пророком.
Осторожно прикрыв за собой дверь, он покинул мой кабинет. Меня продолжало мутить и корежить. Святым? Пророком?… Если бы он только мог видеть мир как я. Для него прошлые жизни были не более чем присказкой, которой иногда приятно украсить свою речь.
Я снова закурил - сигарета тряслась в моей руке. Сосредоточиться на работе было невозможно. Эта мощная регрессия полностью выбила меня из колеи. Несколько минут я сидел в прострации, пока зажужжавший телефон не вернул мне способность здраво рассуждать.
- Да? Марианна?
- Здравствуйте, Артис. Я хотела спросить, когда можно будет вас побеспокоить? - она говорила тихо и очень осторожно.
- Побеспокоить? - я глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя. - Да, разумеется. Сегодня пятница. Думаю, что мне удастся освободиться пораньше. Можете подъехать ко мне домой часов в шесть. Или, если есть желание, могу встретить вас где-то возле метро, а потом уже вместе поедем ко мне. Так как?
- Лучше я сама… - она сделала паузу. - Если вы не возражаете… Я сама доберусь до вашего дома.
Думаю, ей показалось, что пять минут езды в моем автомобиле скомпрометируют ее честное имя. Жаль, я не видел в этот момент выражения ее лица - это могло бы быть забавно.
- Как хотите. Итак, до вечера.
Я отложил телефон в сторону и задумался. Марианна… Ее история в принципе была банальна. Со мной это происходило уже не раз, а потому я легко мог прогнозировать, что нас ожидало. Конечно, будет несколько долгих вечеров, насыщенных разговорами, не обойдется без пары-тройки открытий, которые она сделает с моей помощью. Затем, когда придет время для переосмысления своей жизни, бедная Марианна поймет, что ее муж абсолютно ей не нужен, а потом… Она разочаруется в том, что раньше идеализировала и, наоборот, начнет превозносить то, что отрицала.
Мне стало душно. Встав из-за стола, я настежь распахнул окно, позволив ветру растревожить мои бумаги.
Хотя… Я снова увидел перед собой ее заплаканное лицо. Может быть, будет нечто такое, что заставит меня удивиться? В конце концов, всего предвидеть я не могу. И это прекрасно, потому что иначе меня одолела бы скука. Что ж, подождем вечера. Хорошо бы он оказался богат сюрпризами.
* 13 *
В моей тибетской клинике царил переполох - директрисе с утра пришла в голову идея заняться глобальным проникновением в средства массовой информации. Она позвонила на телевидение, связалась с несколькими каналами, и должно быть посулив им кругленькую сумму, добилась того, что кроме большого интервью, ей обещали еще и выступление в какой-то утренней оздоровительной программе. Меня все это не особенно волновало - в обед ко мне должна была заехать дочка, и поэтому я побыстрее отпустил одного из своих старинных пациентов, который в этот раз посетил меня с обострением весеннего гастрита.
- Алло, ты подъехала? - я вышел на залитое солнцем крыльцо и позвонил Марианне.
- Папуль! Я здесь, - она выскочила из-за угла и побежала мне навстречу.
Мы обнялись. Какая она все-таки красавица. Такая тоненькая и нежная. Я провел рукой по ее пушистым волосам:
- Ты прекрасно выглядишь. И эта дорогущая куртка тебе идет.
- Спасибо пап, - она улыбнулась и почему-то тяжело вздохнула.
Меня это обеспокоило - может быть она плохо себя чувствует? Я взял ее под руку и повел в сторону скамейки, затененной елочными лапами.
- Давай посидим минутку. Поговорим, - вытащив из кармана сложенную вчетверо газету, я распотрошил ее и расстелил на лавке. - Почему ты такая грустная? У тебя что-нибудь болит?
Она как маленькая уткнулась мне в плечо:
- Душа. У меня все время болит душа. И никто не может мне помочь, даже ты.
- Ну, о чем ты говоришь, солнышко мое? - я обнял ее за плечи. - Разве у такого гармоничного создания могут быть какие-то болезни, плохое настроение? Ведь ты вся светишься, как эти лучи. Марианна? Что же такое с тобой случилось?
- Я не знаю, - она отодвинулась и взлохматила волосы. - Ведь ты считаешься хорошим врачом, правда?
- Хорошим врачом? Конечно, - папа удивленно взглянул на меня.
Я зря задала ему этот вопрос. Вдруг он подумает, что я сомневаюсь в его профессионализме. Надо что-то сказать, чтобы его не обидеть:
- Папуль, я имею ввиду, что ты лечишь самые разные болезни, правда?
- Ну, да. Ты же знаешь.
- Тогда скажи мне, почему ты не можешь исцелить мое бесплодие?
Трудно обсуждать с родным отцом такие вопросы. Но он же самый лучший доктор в этом городе, а может быть и не только в этом.
В ответ он погладил меня по голове:
- Дочка, понимаешь… На это иногда нужно время. Я же даю тебе порошочки. Потом мы проведем с тобой еще один курс. И, может быть, осенью наконец случится то, чего мы все так давно ждем, - он улыбнулся и у меня на душе стало как-то тепло и спокойно.
Он не может ошибаться. Если папа сказал, то так и будет. И зачем я ходила вчера к этому Артису? Да еще напросилась к нему сегодня вечером? Глупо. Очень глупо. Надо перезвонить и все отменить. Я положила голову отцу на плечо. Он чмокнул меня в макушку:
- Пойдем пообедаем в нашей столовой?
- Да… - я кивнула, но продолжала сидеть.
Мне не хотелось вставать с этой лавки. Здесь было так хорошо, под сенью пахучих хвойных веток. И почему Артис сказал, что папа ошибочно считает себя врачом? Наверное, он просто хотел меня шокировать. Кажется, он вообще это любит.
- Пап?
- Что, милая?
- А бывает, что мужчинам нравится эпатировать женщин?
- Конечно, а почему ты спрашиваешь? - я приподнял ее за подбородок. - Кто тебя так взволновал? Твой Макс?
- Нет, что ты… - она потупилась и замолчала.
- Ну, так как? Пойдем, поедим? - я понял, что все ее переживания не более чем облачко, набежавшее в летний полдень на солнце. Что-то видно примерещилось моей дочке, вот она и опечалилась. Встав со скамейки, я подал ей руку, - Идем?
- Да, пап. А то мне еще на работу возвращаться.
Мы вошли в фойе клиники и, поднявшись на второй этаж, пристроились в хвост небольшой очереди. Здесь очень хорошо кормят. Поэтому я стал иногда приглашать Марианну пообедать. Ей здесь совсем недалеко ехать. Каких-то десять минут - и, вот, она уже вместе со мной.
Нагрузив себе полные подносы всякой всячины, мы сели за столик возле искусственной пальмы. Я набросился на куриный бульон и молча поглядывал на дочку, которая как-то с неохотой смотрела в свою тарелку.
- Знаешь, пап… - сказала она, тихо позвякивая ложкой по фарфоровой выщерблине. - Я познакомилась с одним… С одним врачом, который умеет видеть причины. Он тоже обещал мне помочь. Это странный человек. Он рассказал мне такие вещи, о которых никто не мог даже догадаться. Ты в такое веришь?
Я перестал есть. Что еще за человек? Это наивное дитя впуталось в какую-то историю?
- А откуда ты его узнала? Марианна! Объясни-ка мне все по порядку, - я сделал строгое лицо, чтобы она не решилась скрывать от меня подробности.
- Мне рассказала о нем Инна. Помнишь, та девушка, с которой я познакомилась несколько недель назад на одном дне рождения? Ну, я же говорила тебе…
Меня вдруг так расстроило то, что папа совсем ничего не запомнил из моих слов. Как он так мог? Ведь это было совсем недавно.
- Ну, папа… Вспомни, пожалуйста, - я потормошила его за рукав. - Я еще рассказывала тебе о том, какое на ней было красивое платье.
- А… Да, да. Она, кажется, дизайнер интерьеров? - отец кивнул. - Конечно, конечно. Но как ты так поверила ей? Мало ли, кого она тебе рекомендует. Марианна, ты же еще совсем ребенок. Совершенно не знаешь жизнь. Мужчины очень коварный народ. Относись с недоверием ко всему, что тебе говорят.
- А ты? - мне стало смешно. - Ты, папуль, тоже коварный?
- Нет. Я нет. И Максу тоже можно доверять. Ведь он твой муж. Ты же не сомневаешься в нем, правда?
- Безусловно, - я склонилась над своей тарелкой. - Я только хотела тебе сказать, что…
Он почему-то перебил меня:
- Хватит. Отправилась к какому-то шарлатану, наслушалась у него глупостей… Видишь ли, он тебя эпатировал… Ты хоть Максу-то рассказывала об этом?
- Нет. Но обязательно расскажу, - я опешила и удивленно смотрела на него.
Почему он не захотел меня выслушать? Что за странная реакция на мои слова? И эти рассуждения о мужском коварстве…
Я не понимал свою дочь. Меня вообще неприятно поразила вся эта история. Марианна поехала одна к какому-то мужику, который ей наговорил кучу небылиц… Уверил ее в том, что зрит в корень. Чушь! Я много видел на своем веку всяких шарлатанов и целителей, которые не могли ангину отличить от насморка. Это не более чем позерство. Хоть Марианна по возрасту уже и считается взрослой женщиной, на самом деле она только недавно вылупившийся из яйца цыпленок. Как можно отпускать ее одну?
- Хочешь, мы сходим к твоему лекарю вместе? Я поговорю с ним, разберусь, на что он способен?
Она похлопала ресницами и по своей детской привычке стала громко болтать ложкой в тарелке. Значит, ей не понравилось то, что я сказал. И напрасно. Строит из себя очень умную.
- Что ты молчишь, дочка? Разве отец может посоветовать тебе что-то плохое?
- Нет, пап. Просто я вдруг вспомнила, что мне надо зайти еще в одно место перед работой. Ты ешь, а я почему-то ничего не хочу. Спасибо, что повидался со мной.
Она встала и, склонившись над столом, поцеловала меня в щеку. Доедать обед мне пришлось в одиночестве. Ох, дочка… Хоть бы ты не наделала глупостей.
Я вышла на крыльцо клиники и зажмурилась от яркого солнца. В моем характере есть один большой недостаток - я очень сильно реагирую на слова и ту интонацию, с которой они бывают сказаны. Ничего не могу с собой поделать.
Зачем он сказал мне, что все мужчины коварны? Он же ни капельки не выслушал меня! А сразу взялся судить! Разве так можно? Он что, считает меня дурочкой? Тогда мне придется доказать ему, что со мной так нельзя.
Я обязательно поеду к Артису и сама разберусь, шарлатан он или гений. В конце концов, он слишком много всего угадал про меня, так что каким-то бездарным фокусником он уже быть не может.
Запахнув плащ, я побежала к подъехавшему автобусу. Скорее бы пришел вечер и расставил все на свои места.
* 14 *
Мы с мамой сидели на кухне и, доедая вчерашние пироги с сочными яблоками, пили пахучий черный чай. Тихим метрономом капала в раковину вода из бракованного крана. По сердцу распространилось умиротворение и странный ни на что не похожий покой - наступил тот редкий момент, когда одни неприятности уже закончились, а приход следующих отложился на неопределенный срок.
- Представляешь, меня сегодня послали в цыганский салон, - рассмеялась я. - Буду писать заметку о пользе гадания.
Мама от удивления поставила чашку мимо блюдца:
- Надо же! И что же интересного ты там видела?
- Да, ты знаешь, довольно много всего. Их хозяйка - такая колоритная дама неопределенного возраста - взялась мне гадать по какой-то старинной методе…
- А она не сказала тебе, когда же ты наконец выйдешь замуж?
- Сказала… - мне снова стало смешно. - Говорит, что я найду своего героя, когда в бумаге растворится наша с ним общая печаль.
Мама покачала головой:
- Что ни слово, то шедевр! А о чем-то более конкретном она не упоминала?
- Конечно, упоминала. Она, например, уверяла меня, что ты будешь долго жить, и что наш Филипп будет царить в мире красок. Как тебе это?
- Замечательно, - мама вытащила из-за занавески большой рисунок с карандашным наброском сосновой рощи. - Посмотри. Неплохо для десятилетнего ребенка?
- Это он сам нарисовал? - удивилась я.
- Конечно. Так что доля истины в ее предсказаниях наверняка есть, - она подлила себе в чашку заварки. - Хорошо бы еще, чтобы у тебя все устроилось. А то я чувствую себя все хуже и хуже… Так не хочется оставлять вас с Филиппом…
Я встала и подошла к открытой балконной двери. С улицы залетали приглушенные звуки мотоциклетного мотора. Сердцебиением вечера тикали настенные часы. Мама, мама… Ты все время меня пугаешь. Пусть то, о чем ты говоришь, произойдет как можно позже.
- Мам, я же говорю тебе, цыганка уверяла, что ты долговечная. Почему же ты не веришь?
- Наверное, потому что я сама себе гадалка, - она улыбнулась. - Ты завтра дома или куда-нибудь уходишь?
Протянув руку к болтавшейся на дверной ручке сумке, я достала кожаный блокнот:
- Придется сходить на одно мероприятие, - я пролистала исчирканные страницы. - Жаль, конечно, тратить на это субботний вечер, но ничего не поделаешь… Иначе будет невозможно работать - мне постоянно приходится быть в курсе разных новостей…
Мама скептически посмотрела на меня:
- Ты все время где-то пропадаешь, но от этого нет никакого толку. Вращаешься среди таких интересных людей, а возле тебя вьются только какие-то чокнутые эзотерики или просто лентяи.
- Так говоришь, будто бы это моя вина, - расстроившись, я присела на стул и провела рукой по гладкой поверхности недавно наклеенных персиковых обоев. - Чего-то мне, как видно, в этой жизни не удается понять.
Я всегда возводила любовь в ранг некоего божества. Мне казалось, что человек, с которым я встречаюсь должен внушать мне уважение, возможно благоговейный трепет… Но на деле… Каждый раз получалось так, что, путая влюбленность с вспышкой влечения, я принимала в свои объятья каких-то расчетливых себялюбцев. Но потом, когда однажды на меня снисходило прозрение, я начинала ненавидеть себя. Мне становилось страшно жить - перспектива существования в безлюбовном пространстве казалась мне ужаснее самой суровой казни. Годы шли, но я не изменяла своей религии - даже после нескольких серьезных разочарований мне по-прежнему казалось, что молиться нужно на того, кого любишь. И именно такого человека я во что бы то ни стало хотела отыскать.
Через силу улыбнувшись, я прошептала:
- Знаешь, ни смотря ни на что, сейчас я еще более чем раньше уверена в том, что замуж надо выходить лишь по большой любви…
- Ты уже это пробовала.
- Нет, - я понюхала штемпельную серединку фиалок, букет которых салютом торчал из маленькой прозрачной вазы, - у меня никогда не было настоящих взаимных чувств. То были лишь какие-то недоразумения. Все как-то проходило мимо.