2003 год. Москва
- Люда, у вас болезнь какая-то заразная! Мне ваши демоны теперь по ночам снятся. - Левшинов сокрушенно покачал головой. - Настя, вам еще не снились, нет? Ничего. Все впереди…
Пока что его впечатляло только количество Милиных эскизов. А она мечтала о том, чтобы он оценил качество.
- Столько этюдов, Люда, я вам точно говорю - либо болезнь, либо заявка на большое полотно. Вам уже картину два на два давно писать пора. Что ж, все коту под хвост?
- Что это за картина такая "Два на два"? - спросила с невинным видом Настя.
Он цыкнул на нее:
- Рисуй давай!
- Может, и начну, Сергей Иванович. Сил бы только хватило.
- Да что там сил, Людочка… Краски бы хватило! - и хищно улыбнулся по своему обыкновению.
- Я тут знаете, Сергей Иванович, все думаю, пока рисую. Почему-то династия Романовых началась с Михаила и закончилась Михаилом. И всех, кто нечистой силой вдохновлялся, тоже Михаилами звали. Михаил Лермонтов, Михаил Врубель, Михаил Булгаков. Странно, да?
- Гениальная теория! - похвалил Левшинов. - Особенно если учесть, как здорово в нее вписываются Михаил Гете и Михаил Гоголь.
- Ломоносова забыли. Он философский камень искал, - не отрываясь от рисунка, пробормотала Настя.
- А вы бы все-таки поменьше думали, когда рисуете, Люда. Заносит вас капитально…Что я папе вашему потом скажу?..
После урока Сергей Иванович Милу огорчил. И радость от творческого полета снизилась на опасную высоту. А все потому, что он подошел к Насте и сказал:
- Настасья, посидите у второкурсников натурщицей? Много денег не обещаю, но лояльность при вступительных экзаменах - сколько угодно. Устраивает?
- А долго сидеть-то надо, не замерзну? - Настю интересовали технические детали. А значит, с основной частью предложения она была согласна.
- Так мы вам обогреватель поставим. И термос принесем. У нас натурщица в декрет ушла. - Он развел руками. И отвечая на Настин удивленный взгляд, сказал: - Все натурщицы, Настя, туда уходят. Как джентльмен, должен вас предупредить. Ну, а студенту без обнаженного женского тела - никак. Да и потом, сами посудите, где ж они его еще, бедные, увидят!
И Настя согласилась. А когда они выходили, Мила задержалась.
- Сергей Иванович, а мне вы этого не предлагаете по какой причине? Мне лояльность при вступительных тоже не помешает.
- Уж чего-чего, а лояльности этой вам за глаза и за уши хватит, - проворчал Левшинов, тряпкой вытирая руки от краски. А потом добавил как-то сдержано: - А сидеть в чем мама родила не предлагаю, потому что вам это не к лицу.
Ей сделалось ужасно стыдно. И опять непонятно. Почему ей нельзя? Почему ей ничего нельзя? Она присела на край стола, опустила голову и отвернулась от него.
- Да не переживайте вы так! Ну! Плакать только не вздумайте! - он глубоко вздохнул, как перед тяжелой работой, которую все равно придется делать. - Люда! Вы не там ищете… Не там ищете решения ваших проблем. Вы поймите, я не предлагаю вам в натурщицы не потому, что вы для этого недостаточно хороши. Вы слишком хороши. А там нужен нейтральный материал. Иначе они же рисовать не будут. У них головы свихнутся.
- Почему же Насте можно…Что она, не хороша, что ли? - Мила капризно шмыгнула носом.
- Настя - чудесная девушка. Но она типичная. А типичная красота, извините, не возбуждает. Она в каждом журнале. На каждом календаре. Ими сейчас все киоски обложены. Тиражированный образ не воспринимается обнаженным. Понимаете? Для работы самое то. А вас сажать - ножом по нервам.
- Вы извините, Сергей Иванович, что я на вас все это выливаю. - Она покачала головой и горестно вздохнула. - Просто в последнее время все что-то не так. Я ужасно от этого устала. Мне, знаете, так надоело это слышать… Ужасно. Ты слишком хороша для этого… для этого… я тебя не достоин… Может, мне похуже стать? Устроить распродажу со скидкой?
- Не продешевите, Люда. - Он серьезно на нее посмотрел. - Ступайте. Вас Настя, наверное, ждет.
Ей тяжело давалось это решение. Но как она ни старалась, а другого ей в голову не приходило. Это было так очевидно, как дважды два. Будь проще, и народ к тебе потянется. А сейчас она слишком сложна со всеми своими неоспоримыми достоинствами. Сложна и хлопотна.
Родители уехали в командировку на целую неделю. У них были съемки в Прибалтике. А значит, дело надо было провернуть именно сейчас. И было в этом деле два пункта, исполнение каждого из которых требовало денег.
Нельзя сказать, что Мила нуждалась в деньгах. Никаких материальных мечтаний у нее давно уже не было. Одежду мама покупала ей за границей, куда они с отцом часто уезжали. А игрушки, вроде нового мобильного, сиди-плейера или голографического блеска для губ, ей дарили по первому намеку любимые родственники. Из материальных ценностей, которые были ей недоступны, оставались такие мелочи, как открытая красная машина, "Харлей-Дэвидсон" вместе с серебряным шлемом и собственная художественная мастерская где-нибудь в мансарде, подальше от родителей. А банального норкового манто ей вовсе не хотелось. К счастью, никто покупать его ей не собирался. Список ненужных вещей мог бы занять слишком много места. Она была убеждена, что способна довольствоваться малым, И гордилась этим. Однако личных сбережений у нее не было и быть не могло.
Воровать ей не приходилось никогда, Потому что, если уж и случалось что-то такое, то внутренний арбитр называл это - брать без спросу. Такое случалось, когда она еще только вылупливалась из подростковой скорлупы. Ей запомнилось электрическое напряжение, когда тапочки крепко схвачены одной рукой, индейская нога тихо ступает в родительскую спальню, а верная рука нашаривает вожделенную мамину косметичку. Без спросу брала. Но возвращала на прежнее место практически с тем же удельным весом. И совесть была отягчена грешком ровно на полмиллиграмма украденной туши для ресниц. Был этот грех почти виртуальным.
С деньгами так не поступишь. Кусочек не оторвешь. Брать придется целиком. А потом отдавать. Иначе она себе этот трюк не представляла.
Где брать - вопроса не возникало. Естественно, в "тумбочке". Мама никогда не прикрывала своим телом место, где уютно располагался конвертик с надписью "Шуба". Шуба как таковая была уже давно мамой куплена, а все мечты, на которые в этот конверт откладывались деньги, так по традиции и носили кодовое название "шуба".
Оставалось только взять. А вот как эту "шубу" отдавать, Мила представляла себе смутно, Вероятно, предстояло тихонько продать с Настиной помощью кое-что из вещей, пропажу которых родители вряд ли заметят.
Она лежала на диване и не могла не плакать. И плакала она от обиды. Ведь ей никто, кроме него, не нужен. И думать нечего. Все ясно. А он…
Представлять же себе, как было б здорово, когда бы все случилось так, как ей хотелось, было пустой тратой времени. Она уже выросла. И теперь решает проблемы по-взрослому. Как хирург. Болит? Это место удалить!
Она решительно села. Достала из ящика стола запрятанную туда газетку. Разгладила. И стала выбирать. А выбирать было из чего. Мальчиков по вызову расплодилось море. И все они в двух словах обещали небо в алмазах и исполнение любого желания. Вот только озадачивали цифры, которые плотной стеной стояли после имен мальчиков. Если у девочек они ограничивались тремя знакомыми, как собственный телефон окружностями девяносто-шестьдесят-девяносто, у мальчиков были замысловатыми. 182\78\18\5\23. На какие-то ориентиры в этом списке, безусловно, опереться можно было. Но далеко не на все.
Она набрала один из номеров. И замерла, боясь сказать хоть слово. Ответил мужской голос. Мила бросила трубку и уронила голову на руки. Не так-то это было просто.
"Я покупаю себе мужчину. И мне не надо ни о чем переживать. Я плачу деньги. А значит, я права".
Вопроса: "Зачем покупать то, что можно получить бесплатно?" перед ней уже не стояло. Значит, нельзя получить бесплатно, раз она так до сих пор и не получила. И потом, где-то в ее подсознании закрепился стереотип, что платная услуга качественнее. К стоматологу-то не пойдешь в районную поликлинику. Лучше заплатить. Так надежнее. Существовал, правда, еще один общепринятый вариант повышения качества услуги - "по знакомству". Но "по знакомству" у нее не выходило фатально. Сегодня она была в этом уверена окончательно и бесповоротно.
…В дверь позвонили. Она вскочила. И побежала открывать. В глазок решила не смотреть. Обратной дороги нет.
В дверях стоял обычный парень. Высокий и светловолосый. А главное - приветливо улыбающийся.
"Продажная улыбка", - это было первое, что подумала Мила.
- Привет! А я к тебе! Какая хорошенькая… Нет, черт возьми, есть все-таки плюсы в моей профессии! - начал он очень непрофессионально.
- Привет! Как тебя… Костик, - она рассматривала его придирчиво, все-таки купленная вещь. Она совсем его не боялась. Тот факт, что она его купила, делал его безобидным, как зайчика. И ей это понравилось. В конце концов, слово заказчика для него закон. Сидеть. Стоять. Лежать. Голос.
Он снял куртку, ботинки и вопросительно на нее посмотрел.
- Остальное пока не снимай, - сказала она тоном рабовладелицы и сама удивилась, как легко это у нее получилось.
Он был молодым и голубоглазым. И губы у него были продажными. Яркими и большими. Падшим он был ангелом, падшим.
- Ну, что стоишь? Пойдем!
- Деньги, пожалуйста, вперед. - Он кашлянул и кротко на нее посмотрел.
- Так сколько же ты стоишь? - спросила она, хотя прекрасно знала. Побеспокоилась об этом заранее. Хватит ли на такое удовольствие…
- Сто долларов в час, - сказал он быстро.
- А что, время уже пошло? Или будем стрелять из стартового пистолета? - Она скрестила руки на груди и чувствовала себя полноценной женщиной вамп.
- А у тебя есть стартовый? - с неожиданным интересом спросил он.
- Нет, - стервозно ответила она. - У меня настоящий.
- А-а-а, - улыбнулся он. - Так и у меня тоже. Только ты, кажется, не дуэль заказывала…
Ладно. Она дала ему деньги, которые уже были приготовлены у зеркала.
- Здесь сто. Надеюсь, больше не понадобится, - сказала Мила и поняла, что дальше своего стервозного тона к делу продвинуться не может. Надо было бы плавно перейти в комнату, где она разложила диван. Но тотальный контроль над ситуацией при этом как-то подозрительно таял. Все-таки, подумала она, мужчинам легче покупать женщин. Они остаются хозяевами положения.
- А ты чего так нервничаешь? - участливо спросил он и положил ей руки на плечи. - Ничего ж такого. Сплошной восторг!
И он обнял ее за талию. Начал целовать в шею, как школьник на дискотеке. Она попыталась отстраниться, но он присосался намертво. Она сморщилась и вырвалась. Это явно можно было получить бесплатно в другом месте.
Он вопросительно поднял брови.
- В душ сходить не хочешь? Профессионал…
- А я чистый, - парировал он с вызовом. - Тебе вообще повезло.
Потом он слегка стушевался:
- Понимаешь. Я в первый раз. - И посмотрел на нее затравленным взглядом. Думая, что по его глазам она скорее поймет, что именно он ей сообщает.
Она чуть не сказала ему "Я тоже". Но вовремя прикусила язык. С некоторым недоумением посмотрела на вполне востребованного, сильного парня с такой, гм, продажной рожей. И спросила:
- Так, что значит - в первый?
- Да вот, друг халтурку на выходные оставил… А я что? Как говорится, яйца встряхнул - и на работу!
- Боже… - простонала она. - Давай-ка разойдемся полюбовно. Мне твоего дебюта не надо.
- Что, прелюдия закончилась - люди могут уходить? - Он не очень то расстраивался. - Может, чаю хотя бы дашь…
Они сидели на кухне. Пили чай. Костик, не заморачиваясь стеснением, намазывал себе бутерброды с сыром. Сыр фатально уходил на Костика. Но это ничего…
Он с легкостью рассказывал ей о себе. Он был женат. Он был стеснен в средствах… И он был полон амбиций и потенций.
Но самое приятное в их беседе заключалось в том, что больше она его никогда не встретит. А потому он стал первым человеком, которому она рассказала все. Не особо трепетно. Не отдаваясь драме целиком, скорее отстраненно. Как будто бы говорила о какой-то своей одуревшей подруге.
Он ел, как будто его не кормили пять дней. Но суть ее печалей схватил на лету. И увлеченно начал втолковывать ей собственный взгляд на вещи.
- Любовь - не спирт. Она, как человек. Дурнеет, полнеет и делает, в конце концов, подтяжку. Или загибается совсем. А все кричат - куда ушла любовь? Она подохла! На коврике в прихожей.
Мила подпирала голову ладонью и слушала. А Костик сокрушался и не на шутку страдал, как Моцарт, сочиняющий симфонию.
- Любовь - байда. Слабые только любят. Обязательно надо за кого-нибудь зацепиться. И чтобы на всю жизнь и с гарантиями. Просто боятся умереть одни. А умирать-то все равно в одиночку. Так вот скажи мне, - при чем же здесь любовь?
А потом у него был тайм-аут. Он ел. И вновь кидался в бой. Теории рождались прямо у Милы на глазах. Она даже не замечала, что все они друг другу противоречат.
- Я знаю, в чем твоя беда. Когда любовь смешивают с чем не надо - получается извращение. Фетишизм! Ну, там, чужой носок нюхать и любить одновременно. Или, знаешь, боль терпеть и любить. Или мучить и любить. Точно так же, щи варить и любить - извращение. Все кругом извращенцы! Собирались бы лучше семейными артелями. Дежурная бы раз в неделю варила на всю компанию. График там. Общие деньги на питание. А мужчины, - он помахал рукой, - где то там. В номерах. Зачем все в дом тащить?..
- А у тебя и вовсе случай смертельный! - утешил он ее. - Будешь всю жизнь сидеть привязанная к батарее с небритыми ногами… С кавказцем-то. Порода у них такая… Вот у моих соседей есть - так без намордника и не выходят. Любовь нелепа! Как желание, чтобы тебе делала уколы одна и та же медсестра. Ну, не будешь же уходить из кабинета, если сегодня Оля, а не Аня. Уколы одинаковые. Шприцы, может, разного калибра. Но пусть укол делает кто угодно, лишь бы сделал стерильно и заразу не занес. А с медсестрой потом до смерти жить в этой ситуации - это как бы лишнее. Сечешь?
- Жизнь - это не стоп кадр. Ты мечтаешь о счастье? А как ты его представляешь? Ты видишь, вот вы, счастливые, смотрите, как двое детей едят йогурт и улыбаются. А загляни-ка до этого кадра, когда ты перла сумки на девятый этаж, а муж смотрел телевизор, закинув носки на люстру. И после йогурта - грязная посуда, подравшиеся дети и выпивший лишнего и не заработавший нужного муж. Ну, зачем, зачем тебе этот йогурт?!
- Мне не йогурт нужен. Мне он нужен. Он меня спас.
- Ну и? Спасибо сказала? Подарила коробку конфет и успокоилась. Он что, тебя шантажирует тем, что спас?
- Я ему вообще не нужна. Он говорит, что просто так спас, а не для себя. Чтоб жила.
- Вот и живи. И желательно регулярно.
Потом он явно наелся. Потянулся и зевнул.
- Вот такие дела, подруга. Я бы рад помочь - да грех на душу брать не хочется. - И он доверительно добавил, прикрыв рот ладонью, как будто их кто-то мог слышать: - Я тут анекдот один слышал. По твоей теме. У чеченца в брачную ночь с женой что-то не получилось. Ну, попереживали. И все вроде у них наладилось. А потом видит жена: все в туалете описано. Она его и спрашивает: что, мол, с тобой? А он говорит: кто меня раз подвел, тому руки не подам. Гы-гы-гы. Класс! Правда?
- Ну, это неправильный чеченец был. Правильный бы отрезал, - сказала она со знанием дела. Он чуть не подавился.
- А ты ничего… И куда мужики смотрят. Такой бабец. Но ты не переживай, скоро твой Букет Левкоев прочу хает, что к чему.
- Кто-кто?
- Ну, я ж не знаю, как его у тебя зовут. Может - Обвал Забоев или Улов Налимов? Рулон Обоев, Погром Евреев, а может быть, Угон Харлеев…
Через час ей казалось, что она знает Костика всю жизнь. У нее сводило живот от постоянных приступов смеха. Она уже три раза облилась чаем и два раза почти что падала под стол.
- Послушай, а у тебя есть комп? - Она кивнула. Он поднял палец. - Любую проблему в современном мире можно решить через Интернет.
И через две минуты, азартно стуча по клавишам, он говорил:
- Вот смотри, набираешь - дефлоратор. Ждем. Медленно как грузится… Во - целый сайт. Лишаем девственности - без страха, без боли. Ну, этот слоган он у зубного спер. Мастер международного класса. Написал бы еще: лечим трусливых пациентов. Расценки - девушки от тридцати до сорока - восемьсот рублей. В нетрезвом состоянии - сто рублей. Во… мастер! А в трезвом он им на семьсот наливает, что ли, прежде чем мастерить?
Милка стояла рядом и удивлялась, как много нового ей удалось узнать за этот незаметно пробежавший час. И хоть узнала она совсем не то, что собиралась, ей было весело. И на душе легко. После всего, что было сказано, она принимала его совсем за своего и поэтому вдруг призналась:
- Знаешь, а я ведь эти деньги у родителей взяла. Украла. И как отдавать теперь, не знаю. - Он заерзал на стуле, все еще глядя в монитор. - А мне ведь еще на парикмахерскую надо. Они мне на это точно не дадут. Они меня этой косой уже задушили.
- Что, стричь, что ли будешь? - Костик с ужасом на нее посмотрел. А потом неожиданно добавил: - Это ты молодец! Терпеть не могу длинные волосы.
- Почему терпеть не можешь? - Ей даже стало обидно. - Разве не красиво?
- Красиво. Но только в "Плейбое", - не смутился он. - Ни один мужик не знает, что с этими волосами в постели делать. На кулак, что ли, наматывать?.. Вот ты, например, любишь мороженое с волосами?.. Как-то не в тему, да? Сексом вообще надо заниматься в резиновой шапочке для бассейна. Секс должен быть безопасным! - отчеканил он. - Ну, не смотри на меня такими невинными глазами. - Он поднял обе руки, как пленный немец. - Все! Ничего больше не скажу!
А потом хлопнул себя ладонью по лбу.
- Ну, мы с тобой идиоты! То есть, я, конечно… Понимаешь, денег я с тебя не брать не могу. Все-таки, рабочее время потрачено. И потом - вызов принят, процент отдавать придется. Но волосы то твои можно продать! У тебя ж на парадной объява висит! Сама посуди, зачем тебе идти в парикмахерскую и там еще платить. Давай, я тебе помогу. Ты родительскую сотню оставляешь себе, а косу я тебе обрежу. И ты отдашь ее мне. Идет?
- Гениально! - искренне поразилась такому простому выходу из щекотливого положения Мила. О последствиях она не задумывалась. Слишком привлекательным было быстрое решение сразу двух проблем. - Давай! Сейчас только ножницы принесу.
- Да ты что, ножницами! Это ж не картон. Я еще в детстве от ножниц устал. У меня даже мозоли были. Самолетики стругал. - И он вынул из заднего кармана джинсов складной нож с крестиком на красном фоне. "Скорая помощь в негативе", - пронеслось в голове у Милы. - Тут уместнее был бы меч самурая. Но я так, по-швейцарски. Клади ее на стол.
Она встала на колени спиной к столу, выложив на него толстую свою медовую косу. Край стола уперся ей в шею. Костик натянул ее косу и резкими и точными движениями стал отсекать волосы острым лезвием швейцарского ножа.
- Как королева на эшафоте! - прошептал он с восхищением.
Но она не чувствовала себя королевой. Она чувствовала себя собакой. Собакой, перегрызшей, наконец, веревку, на которую ее привязали. Сопротивление волос ослабло. На плечах у нее осталась легкая, как воздушный шарик, голова.