- Таких дурочек у нас полно, - сухо заметил Леон, - ей хочется стать продавщицей-примеряльщицей, но она ею никогда не станет.
- Ты заметил, Леон, - вдруг вмешалась Рене, - у Чармиэн волосы того же цвета, что и у меня?
Но это было не совсем так: у Чармиэн волосы были потемнее, с рыжеватым отливом.
Мадам Себастьен просительно смотрела на супруга, и его лицо постепенно смягчилось.
Он обратился к ней по-французски:
- Ты хочешь, чтобы я что-то для нее сделал, верно?
- Она англичанка, и она несчастлива, - отвечала жена, тоже по-французски. - Я уверена в ее честности и в том, что она будет хорошо работать.
Чармиэн понимала смысл их диалога, но скорее по выражениям лиц. Он смотрел на жену с восхищением, а она на мужа - с бесконечной нежностью. У девушки защемило сердце - посмотрит ли на нее так когда-нибудь мужчина? И сможет ли она сама так любить кого-нибудь? Здесь не было преувеличения: перед ней сидели люди глубоко любящие друг друга; для нее же любовь пока оставалась закрытой книгой. Она отвела взгляд, почувствовав, что подглядела то, что ей не положено видеть; но теперь она знала, как смотрят друг на друга двое любящих.
Леон прервал ее раздумья потребовав:
- Так, мадемуазель, снимите ваш плащ и пройдитесь передо мной.
Рене услужливо освободила место, пока Чармиэн в смущении подымалась, раздевалась и, выпрямив спину, старалась принять позу манекенщицы. Днем она тщательно все запомнила. Ей было очень нелегко под критическим взглядом Леона. Лицо его оставалось непроницаемым, но он вежливо ее поблагодарил.
Сердце у нее упало - конечно, было очень самонадеянно думать, что он примет ее совершенно неподготовленной.
- Вы, конечно, понимаете, - тихо начал он, - что работать со мной крайне тяжело. Я требую полной отдачи - тела, сердца и души. Я буду требовать от вас даже больше. Поначалу. Вы должны быть в моем распоряжении ежеминутно, а в период показов даже и ночью. А когда я устаю, то вымещаю гнев на манекенщицах. Я совершенно невыносим.
- Это точно! - засмеялась его жена. - Уж я-то знаю! Я с ним работала когда-то, но выжила.
- Она не годилась для этой работы, пояснил Леон, - и, чтобы избавиться от нее, пришлось на ней жениться.
- Он болтает глупости! - воскликнула Рене.
Чармиэн что-то смутно припоминала, она всегда читала модные журналы - было это два или три года назад? На парижском небосклоне взошла новая звезда манекенщица по имени Рене. Но, к всеобщему удивлению, звезда закатилась после первого сезона, теперь она знала почему.
- Глупости или нет, однако пора заканчивать, - объявил хозяин дома, - очень хочется спать. Так Рене, что мы будем делать с этим ребенком?
- Гостевая комната всегда свободна, - напомнила жена, - пойдемте, Чармиэн я вам дам все, что нужно. Вы, должно быть, валитесь с ног.
- Спасибо - прошептала Чармиэн. Сердце у нее сжималось. Эти люди были слишком деликатны, чтобы сказать сразу, что она не подошла. - Спокойной ночи, - обратилась она к Леону.
- Доброй ночи, мадемуазель, улыбнулся он ей в ответ, спите спокойно, утром увидимся.
- Завтра ты должен доставить ее вещи, - напомнила Рене, - когда вы уезжаете, Чармиэн?
- Не раньше полудня.
- Хорошо, значит, торопиться не будем.
И они оба вышли.
Она была благодарна за предложенное ими пристанище, но это была лишь временная передышка. Она даже не будет иметь удовольствия, рассказать своим подружкам на работе о встрече со знаменитым Кутюрье, они ей просто не поверят; а собственная ее семья не больно интересуется высокой модой. Ее ужин с Алексом они сочтут романтической выдумкой, хотя у нее есть доказательство - платье "Грёза". Ей пришло в голову, что будет трудновато объяснить матери, откуда у нее такой наряд. Может, стоит его все же оставить тут.
В ее голове проносились калейдоскопом события прошедшего дня, но среди всех впечатлений главным было одно. Именно оно мешало спать. Это было прекрасное лицо мужчины. Даже встреча с Леоном меркла перед этим воспоминанием. Александрос Димитриу, грек с огромным состоянием, - вот кто владел ее мыслями. У нее не было надежды увидеться с ним снова, но забыть его она не могла. И перед тем как заснуть, она старалась припомнить каждое сказанное им слово, каждую его улыбку.
Солнце уже пробивалось сквозь жалюзи, когда Чармиэн, проснувшись, с недоумением оглядывала незнакомую комнату, столь непривычно изысканную.
Она по привычке потянулась за часами, тотчас вспомнив, что не надела их. События прошедшего вечера нахлынули на нее снова. "Господи, где это я?" Невероятно, но она действительно в доме Леона Себастьена. В дверь постучали.
- Войдите, - произнесла она по-французски.
- Это всего лишь я, - ответила Рене, вкатывая столик с кофейником, чашками и свежими булочками.
- Ну что вы, - запротестовала Чармиэн, - вы меня балуете.
- Я заглядывала раньше, но вы еще спали, - пояснила Рене, устраиваясь поближе. Она была в домашнем нейлоновом платье, ее прекрасные волосы были распушены. Выглядела она лет на восемнадцать, и Чармиэн трудно было вообразить ее матерью и женой знаменитости. Это всего лишь континентальный завтрак, - продолжала Рене, - сама я никогда ничего другого не ем, но может вы хотите яйцо?
- Нет, спасибо, этого совершенно достаточно, - уверила ее Чармиэн, поглядывая на хрустящие круассаны, золотистое масло и кофе с молоком, поданный по-французски, в маленьком кофейнике. Она отпила немного.
- Как вкусно!
Рене уселась с краю, покачивая стройной ножкой в синем сатиновом шлепанце.
- Ваши вещи уже здесь, - стала рассказывать она, - включая сумочку, деньги и паспорт, причем Жермена настаивала, чтобы мы все проверили. Вам бы действительно надо проверить, все ли на месте.
- Погляжу потом, я не думаю, что Жермена может опуститься до мелкого воровства. У нее, наверное, будет шок, если она узнает, что я здесь я и сама в это не могу поверить, и не могу выразить, до чего я вам благодарна.
- Оставьте, - попросила Рене.
- Но это правда? Я надеюсь, Жермену не уволят? - с тревогой спросила она хоть она и плохой подругой оказалась, но причинять ей боль не хотелось.
- Во всяком случае не из-за вас, - разуверила ее Рене. - Ею не очень у нас довольны. Леон, наверное, подыщет ей что-нибудь подходящее; он хорошо относится к персоналу.
- Вопреки тому, что рассказывал вчера! - не поверила ей Чармиэн.
- Он только шутит - Леон любит шуточки.
Рене окинула оценивающим взглядом девушку в постели - волосы Чармиэн красиво струились по плечам, кудряшки вокруг щек, глаза, все еще в тенях от усталости, казались громадными на бледном лице; края ночной рубашки приоткрывали тонкие очертания шеи и груди.
- Вам сегодня надо ехать? - спросила она.
- Увы, - отвечала Чармиэн, откусывая круассан, - голову мне преклонить некуда, отпуск кончается.
На ее лицо набежала тень при мысли о ждавшем её в понедельник магазине, маленьком домике в пригороде, где она делит с сестрой тесную комнатку. Ее родители, главным желанием которых было удачно выдать дочерей замуж, не в состоянии были понять мечты девушки поехать в Париж. Невольно она вздохнула.
- Вы могли бы остаться здесь на некоторое время, - нерешительно предложила Рене, - мне бы хотелось иметь вас рядом. Англичан тут мало, Леон полагает, что мог бы использовать вас в салоне, - тут сердце Чармиэн так и подпрыгнуло, - но он пока думает как. Показ коллекции завершен, через месяц салон закроется, и наступит мертвый сезон. А мы собираемся в "Шатовьё" - это за городом. Там у нас чудесно. - Лицо ее просветлело.
- То есть после вашего отпуска я могла бы вернуться? - задумалась Чармиэн.
- А вам и не надо уезжать. У меня для вас есть маленькое предложение, если вы не слишком щепетильны. Девушка, которая присматривает за малюткой Жаком уходит. Вы имеете опыт общения с детьми?
- Не особенно много.
- Ну, тут главное - иметь здравый смысл остальному вы научитесь быстро: менять ему одежду и кормить. И еще вам придется гулять с ним каждый день, если вы не будете возражать.
- Возражать? - воскликнула Чармиэн. - с удовольствием, и вообще я люблю детей.
И я знаю, как менять им одежду, - у меня есть маленькие племянницы. Так, мадам, вы говорите…
Она стремительно потянулась и чуть не опрокинула столик, который удержала Рене. Остаться в Париже и не возвращаться к своей нудной службе - да за это она готова была мести улицы, если б Рене ей это предложила.
- Пожалуйста, зовите меня по имени, - предложила хозяйка. - Мы с Леоном составили этот маленький план ночью. Вы станете присматривать за Жаком и сможете поехать с нами в "Шатовьё". Мы вас снабдим карманными деньгами, а потом вы сможете начать работу в салоне. У вас ведь, как я поняла, иностранный паспорт. Так что Леон должен получить для вас разрешение.
- Это просто подарок судьбы! - воскликнула Чармиэн.
- Ну, не совсем так, - предостерегла ее Рене. - Жак похож на своего отца - или все, или ничего; вы еще убедитесь, это очень требовательный малыш.
Но Чармиэн так не показалось. Жак был самый покладистый ребенок, окруженный всеобщей любовью и, кроме того, как положено в его возрасте, проводивший три четверти жизни во сне. Глаза его как раз начали темнеть, под стать темным волосикам на голове, а на губах играла шаловливая улыбка. Чармиэн практически в одиночку заботилась о нем, так как мать нередко отлучалась по делам. Они с мужем часто бывали на встречах и приемах - как и у большинства французов, приглашать гостей домой было не принято.
Дом вела опытная домоправительница, родом из деревни, которая не терпела вмешательства в свои дела, особенно в кухне. Сначала она отнеслась к Чармиэн недоверчиво, но по мере успехов девушки во французском и убедившись, что эта юная особа не посягает на ее права, стала услаждать ее болтовней по вечерам. Она рассказала Чармиэн о ее предшественнице, которая, кажется, была пренеприятной особой с замашками диктатора. Пришлось пожаловаться Рене, и та, хоть и англичанка и манекенщица, живо все устроила как надо. Мариэтта не всякую женщину подпустила бы к Леону, которого она обожала с детства.
- Не одобряю я этих моделей, - говорила она попросту, - расфуфырятся как павлины, вот, - она ткнула в гулькающего ребенка, которого Чармиэн держала на руках, - вот для чего созданы женщины.
Чармиэн с сомнением покачала головой. Не то чтобы ей не хотелось со временем иметь семью, просто вначале ведь надо было найти мужа - такого мужа, как… Нет, такого, как Алекс, ей не найти никогда.
Леон объявил, что устроит ее на курсы обучения после отпуска.
- Ваша осанка, дитя мое, еще не вполне идеальна, хотя у вас хорошая фигура и привлекательная внешность. Как только вас подготовят, вы попробуетесь в качестве манекенщицы.
Она принялась с жаром его благодарить, он лишь посмеивался над ее энтузиазмом:
- Ну, довольно. Попозже ваш пыл может быть, угаснет. Такая жизнь изнуряет. Моя жена это испытала. С началом работы на младенцев времени у вас не останется.
У Чармиэн сжалось сердце, ей было бы жаль расставаться с малюткой Жаком и гостеприимным домом Себастьенов, где с ней обходились как с членом семьи, но, разумеется, она понимала, что не могла жить с ними вечно.
Салон закрылся на период отпусков, и семейство переехало в Шатовьё - просторный дом из серого камня с двориком и зубчатыми башенками по углам. В одной из них жила мать Леона - тоже англичанка, как рассказывала Рене, увлекавшаяся садоводством, повсюду были плоды ее трудов: всевозможных оттенков розы, гвоздики, лилии и лаванда, заросли душистого горошка и прочие душистые растения росли поодиночке и купно. Мадам Себастьен старшая не любила регулярных французских садов с аккуратно подстриженными клумбами и деревьями, скучающими по садовым ножницам.
Внизу протекала речка, окруженная ивами, а к дому вела аллея обсаженная, ломбардскими тополями, вокруг не было оживленных дорог, и место было тихое и уединенное.
На этом прекрасном фоне жизнь Чармиэн была довольно скучной. Теперь у Рене не было светских обязанностей, а у Жака появилась преданная бабушка, и Чармиэн была предоставлена сама себе. Она встречалась с семьей лишь за столом - пожилая дама много времени проводила у себя, а Рене и Леона, относившихся к ней очень дружелюбно, девушка не считала возможным беспокоить во время их короткого совместного отпуска. Они были поглощены друг другом, а Чармиэн чувствовала себя одиноко. Рене советовала ей расслабиться и отдохнуть, воспользовавшись моментом, перед грядущей тяжелой работой, но девушка не находила себе места, ею все больше овладевало нетерпение. Она совершала долгие прогулки, но в послеполуденную пору становилось очень жарко, и тогда она усаживалась на речке в зеленой прохладе и, наблюдая за отражением солнечных бликов в воде, предавалась мечтам об Александросе Димитриу.
Ужасное завершение того вечера стерлось из памяти, но остались два образа, запечатленные четко и ярко, - красавца грека и его дамы блондинки. В старом журнале она наткнулась на статью о мадам Петерсен. Она считалась законодательницей моды в Париже, имела домик в Швеции, а зимы всегда проводила во французской столице. Чармиэн стало интересно, как закончилась их бурная ссора. Возможно, они помирились и спасаясь от августовской жары, уехали куда-нибудь на север. Со смешанным чувством боли и радости представляла она их, то в сосновых лесах, то купающимися в прохладных озерах - она ощущала себя столь далекой от них, что даже не могла ревновать по-настоящему; просто восхищалась ими, как божествами - прекрасными и недоступными.
Как-то в конце дня она открыла громадный шкаф, служивший ей гардеробом, чтобы выбрать платье к ужину, и наткнулась на "Грёзу", сиявшую в пластиковом чехле. Здесь лежали все ее пожитки, поскольку она не собиралась возвращаться на Садовую улицу. Чармиэн ласково погладила платье - только оно напоминает теперь о том сказочном вечере.
Возвращаясь как-то с речки, она посторонилась, чтобы дать дорогу направлявшемуся в замок большому серому автомобилю. Сердце ее бешено забилось: не видела ли она эту машину раньше? Однако она заставила себя успокоиться - в мире достаточно таких машин. И вообще, пора уже покончить с этим наваждением. "Это здешняя расслабляющая атмосфера так на меня влияет; вот вернусь в Париж, приступлю к работе, и жизнь моя снова обретет смысл".
Она стояла на краю дорожки, позади был парк. На ней был зеленый льняной брючный костюмчик, блузка-безрукавка оставляла открытыми слегка загорелые шею и руки, копна волос была перехвачена зеленой лентой. Когда машина проехала мимо, девушка заторопилась в дом, чтобы привести себя в порядок на случай, если появился гость. "Странно, - думала она, - по-моему, они никого не ждали".
Но автомобиль вдруг замедлил ход, развернулся и поехал ей навстречу. Потом остановился прямо у ее ног. Чармиэн стояла как вкопанная, пока единственный пассажир авто выходил из-за дверцы. Чармиэн не поверила своим глазам, она сочла это галлюцинацией.
- Так я не ошибся, - раздался знакомый голос, - это дублерша моей Альтеи. Но, детка, что вы тут делаете?
На сей раз без шляпы, взъерошивая волосы нетерпеливой рукой, он выглядел если не лордом Байроном, то одним из его героев - Корсаром или Донжуаном. На нем была белая шелковая рубашка с короткими рукавами, серые брюки и цветной шейный платок. Лицо было точно такое, каким она его запомнила, - гладкое - цвета слоновой кости, только чуть тронутое загаром. И все тот же зоркий взгляд из-под черных бровей.
Поняв, наконец, что он не призрак, Чармиэн попыталась придать лицу холодное выражение и, задрав подбородок, выпалила почти с вызовом:
- Я живу у Себастьенов.
- Вот как? Понятия не имел, что вы знаком с почтенным Леоном и его милой супругой. Вы мне об этом не говорили.
- А надо было? - Говорить правду ей не хотелось.
- Нет. Но если б я знал, что вы знакомы, все было бы проще.
- А разве были какие-то сложности? - Она упрямо и намеренно его провоцировала - ей страшно не хотелось, чтобы он заметил, в какой шок повергло ее, его неожиданное появление.
- Нет? - Губы его тронула усмешка. А ведь тогда вы мне показались глухонемой.
- Я просто смущалась, - ответила она, - мы ведь были совершенно незнакомы.
- А теперь знакомы, не так ли? - Он стоял вплотную к ней; сердце у девушки готово было выскочить наружу.
- Конечно, мы ведь провели ту ночь вместе - объяснила она.
Откинув голову, он расхохотался, показав белейшие зубы:
- Хотел бы я, чтоб это было так!
Чармиэн залилась краской, поняв, что именно она сказала. А он еще и усилил ее смущение:
- Но ведь у нас еще все впереди, не так ли?
Ну, это уж слишком - вконец пристыженная, она искала средство возмездия.
- Это не понравилось бы миссис Петерсен, правда? - съязвила она. - Наш ужин тогда, по-моему, испортил ей настроение.
Выстрел наугад достиг цели - он перестал смеяться и нахмурился.
- Мне нет дела до ее настроений, - отрезал он.
- Ах, вот как.
Смятение, вызванное его внезапным появлением, улеглось, теперь ее душе боролись разные чувства. Здесь было восхищение, неуверенность в себе, боязнь его насмешек, любопытство… Не прошла еще и обида - ведь он тогда воспользовался ею, для того чтобы отомстить этой шведке. Может быть, и сейчас ему что-то от нее нужно. Снова вспыхнуло благородное негодование и желание ранить. "Если он думает, что я беспомощное дитя, так он заблуждается! Чармиэн медленно произнесла, вслушиваясь в свою спокойную и холодную речь:
- Если вы собираетесь завести со мной еще и роман, чтобы уязвить мадам Петерсен, то вам следовало бы постыдиться. Подобные мотивы для меня оскорбительны.
Она была горда собой, считая, что высказалась очень разумно. Он должен понять, что она больше не будет марионеткой в его руках! Однако девушка совершенно не ожидала такой реакции - одним быстрым движением схватив ее и приблизив лицо почти вплотную, он произнес угрожающе:
- Не пытайтесь меня соблазнить - у меня большой арсенал средств борьбы. Знаю я вас - снаружи лед, внутри пламень, - руки его сжались сильнее, он перешел на шепот. - Хотите потягаться со мной?
Она тщетно старалась вырваться из его рук.
- Пожалуйста, - взмолилась она, - пожалуйста… отпустите меня.
- Не отпущу.
Их губы встретились - огонь охватил ее, тело обмякло, и у нее возникло страстное желание прильнуть к нему, вверить всю себя. Но тут она опомнилась, почувствовала почти ужас. Так вот он какой, ее сказочный принц!
Тщетно стараясь вырваться из его сильных рук, девушка беспомощно отворачивала лицо. Он, кажется, был уверен, что ее сопротивление не более чем кокетство. Алекс внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, что ошибается. Девушки, шляющиеся по парижским улицам и цепляющиеся к незнакомцам, обычно знают, на что идут; но здесь перед ним совсем иной случай. Какая-то ее беспомощность, явное отсутствие игры пробудили в нем жалость. Да, обычно он берет то, что хочется, не задумываясь о чувствах партнера. Но сейчас он был растроган.
- Господи, да вы совсем еще ребенок! - произнес он почти с нежностью. - Не хватало мне еще прослыть совратителем.