Она молчала. Его напряженный взгляд, казалось, обладал особой гипнотической силой и горел яростным огнем. Сенда отвернулась, чтобы не видеть его тревожащих, сверкающих глаз.
– У каждого свое представление о красоте, – прошептала она.
Лицо князя тронула едва заметная улыбка.
– Раз вы так говорите, значит, так оно и есть. – В течение нескольких неловких минут он молчал и так пристально смотрел на нее, что Сенда почувствовала, как его взгляд обжигает ее. И ее вдруг, казалось бы, без видимой причины, охватил страх.
Наконец князь прервал затянувшееся молчание.
– В любом случае вы действительно дама с камелиями. Я понял это сердцем. То, что я видел, не было игрой. – Он покачал головой. – Чувства были настоящими. Слишком настоящими, чтобы быть просто иллюзией.
Он скрылся за портьерой, а она отвернулась и нервно зашагала по сцене. Сенда слышала, как его шаги эхом отразились от мраморных ступеней, когда он выходил из ложи. Каким-то образом она поняла, что он сказал не все, что хотел. И он вовсе не уходил. Он направлялся к сцене. К ней.
Она сжала губы, страстно желая, чтобы он ушел. Комплименты обычно вызывали в ней горячую признательность, но похвала князя имела прямо противоположный эффект. Без сомнения, им двигали какие-то скрытые мотивы, это было своего рода прелюдией. Но к чему? И почему она чувствовала себя такой неуклюжей, как какая-то краснеющая школьница?
Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Между тем он шагнул на сцену и во весь рост предстал перед ней. Сенда вздрогнула, когда он неожиданно протянул руку, взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Огни рампы отразились в ее глазах.
– У вас самые невероятные изумрудные глаза, – медленно прошептал он. – Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались в Санкт-Петербурге на весь сезон.
В смятении Сенда отступила назад и уставилась на сценарий, который держала в руке. Она сжимала тетрадку так крепко, что суставы ее пальцев побелели.
– Ваша светлость… – Голос ее прозвучал так хрипло, что ей пришлось откашляться, прежде чем продолжить: – Ваша светлость, мы всего лишь скромная театральная труппа, путешествующая по городам и провинциям. Мы едем туда, где у нас есть возможность играть. На следующее утро после дня рождения княгини нам придется уехать.
– Куда? – В его взгляде светился неподдельный интерес, но улыбка была насмешливой.
Подыскивая ответ, она поморщилась, отчего на щеках у нее появились ямочки.
– Туда, куда позовет работа.
– Она зовет сюда, – сказал князь. – Видите, у вас действительно нет выбора. Я требую, чтобы вы остались здесь.
Неожиданный холодок, вызванный отчасти его безрассудством, отчасти его самоуверенностью, пробежал у нее по спине. Как ни старалась она казаться сильной, голос ее дрожал, когда она говорила:
– Ваша светлость, боюсь, я должна продолжить репетировать, чтобы подготовиться к завтрашнему выступлению. Иначе…
– Я сейчас уйду, – мягко произнес князь. – А пока умоляю вас выслушать меня. Не хочу показаться нескромным, но в этом городе мы с княгиней пользуемся значительным влиянием. Я уверен, мы можем организовать здесь для вашей труппы выступления на весь сезон. Во многих дворцах есть частные театры, есть довольно много пустующих государственных театров, а артистов не хватает. Такая возможность – настоящая находка для скромной, по вашим словам, труппы, ищущей работу. Особенно учитывая то, что я лично обещаю платить за каждое пустое место. – Он помолчал. – В течение всего сезона.
Она подняла голову и встретилась с ним глазами.
– При всем моем уважении, хочу спросить, не делает ли случайно ваша светлость мне авансы? Потому что, если это так, боюсь, мне надо сразу предупредить вас. Вы зря теряете и свое время, и мое тоже.
Глаза его полыхнули огнем, но огонь угас так же быстро, как и появился.
– Вы – актриса.
– И мать ребенка, которого вы видели у меня на руках.
– И вдова.
– Вдова, – твердо сказала Сенда, – это не обязательно свободная женщина.
– Может быть, и так. – Он улыбнулся и шепотом добавил: – А звезда? В моей власти сделать из вас примадонну. Весь свет Санкт-Петербурга будет у ваших ног.
Сенда смотрела на него испуганно. Что-то хищное, почти сатанинское было в гипнотическом блеске его глаз и самоуверенных манерах. Как заманчиво было слышать его нежные обещания. И в то же время они ее страшно злили. Как он смел думать, что ею так легко можно управлять!
Теперь уже ее глаза метали молнии.
– Ваша светлость, – дрожащим голосом сказала Сенда. – Полагаю, сказано достаточно. Не думаю, что мне понравится способ, – она проглотила стоящий в горле комок, – которым мне придется расплачиваться с вами за те услуги, о которых вы говорили. – Она опустила ресницы и прикусила нижнюю губу. – Сейчас, я думаю, мне лучше продолжить репетицию.
– Ах, как мне нравится ваша решительность. Значит, у вас создалось впечатление, что я стараюсь купить вас. – Его лицо было так близко, что она чувствовала тепло его дыхания.
– А разве нет? – Несмотря на тон, которым Сенда произнесла последние слова, ей нравился этот двусмысленный разговор.
– А вы как думаете?
– Я думаю, – шепотом ответила она, – что наш разговор зашел достаточно далеко.
Он улыбнулся. У него была довольно приятная улыбка.
– Но вы даже не знаете, что я собирался вам предложить.
– Думаю, это очевидно, – заявила Сенда, неожиданно заливаясь краской.
Он помолчал минуту.
– Значит, вас не купишь ценой благополучия вашей труппы. Отлично. Однако долгий опыт подсказывает мне, что все имеет свою цену. Меняется лишь ее величина применительно к конкретному человеку. – Князь вновь покачал головой. – У вас такие глаза… Такие выразительные… незабываемые… как будто они видели много страданий. Не секрет, что меня тянет к вам. – Он помолчал. – И я намерен заполучить вас.
– Извините, ваша светлость, я не продаюсь с аукциона, – приглушенным голосом проговорила Сенда.
– Ради труппы, возможно, нет. А что вы скажете об этом? – Он вытащил из кармана длинный узкий бархатный футляр. Затем протянул его ей.
Покачав головой, Сенда инстинктивно попятилась назад, словно увидела змею.
– Вы не заглянули внутрь, – сказал он. – Возможно, его содержимое заставит вас передумать. Там, где я это взял, еще много красивых вещей.
– Нет, – отрезала она и тихо, но твердо добавила: – Нет, благодарю вас.
– Ради себя самой и меня тоже, вы обязаны хотя бы взглянуть.
Сенда со вздохом взяла футляр и медленно открыла его. Она потеряла дар речи. Ожерелье представляло собой нить огромных прямоугольных камней под цвет ее глаз, обрамленных бриллиантовыми багетками. Дрожащей рукой девушка захлопнула футляр и вернула его князю.
– Не надо, – прошептала она, отворачиваясь.
Он пожал плечами, положил футляр обратно в карман и ровным голосом произнес:
– Это сегодня. Возможно, со временем вы передумаете.
– Боюсь, что… что нет. Не передумаю.
Он кивнул.
– Вижу, что ни драгоценностями, ни работой на целый сезон вас не убедить. Я ошибся. Вы должны меня извинить. Вы слишком красивы и талантливы – и независимы, – чтобы вас можно было так легко купить. Вас не интересует материальная выгода.
Сенда повернулась и пристально посмотрела на него.
– Ваша светлость, для меня имеют значение только две вещи, – с мягкой откровенностью сказала она. – Моя карьера, ради которой я должна работать, чтобы с помощью данного мне Богом таланта преуспеть, и моя дочь, которая должна гордиться мной. После того как три года назад умер мой муж, у меня не осталось других устремлений.
Он с восхищением смотрел на нее. Сенда отвернулась и сделала несколько шагов по сцене.
Князь заговорил шепотом, но его слова обжигали ее, словно удар хлыста.
– Значит, этот ребенок не от вашего мужа.
Сенда резко повернула к нему мертвенно-бледное лицо.
– Ребенок слишком мал. – Обманчиво-ленивые голубые глаза князя потемнели. – Мне следовало догадаться. Есть еще кто-то.
Ее, будто тисками, сковал острый страх.
– Кажется, вы правы. – Он говорил холодно и с достоинством. – Вам действительно пора продолжить репетицию. – Он улыбнулся. – Вы – актриса, и к тому же превосходная. Думаю, завтра меня ждет чудесное представление.
– Да, ваша светлость. – Сенда сделала реверанс, стараясь избегать его взгляда. – Надеюсь, вы не будете разочарованы.
– Я уже разочарован, – мягко сказал он. – Но я – князь Вацлав Данилов. Очень богатый, очень влиятельный и очень целеустремленный человек. Вам еще предстоит узнать, что слова "нет" для меня не существует.
Ее щеки запылали, как от пощечины.
Он постоял с минуту на краю сцены, как бы делая паузу, чтобы удержать в напряжении невидимых зрителей, затем добавил:
– И в конце концов я всегда добиваюсь желаемого, чего бы мне это ни стоило.
При этих словах она быстро взглянула на него, но он уже исчез, затем до нее донеслись звуки удаляющихся шагов и закрывающейся двери, потом все смолкло. Она поняла, что осталась в театре одна.
Сенда содрогнулась и глубоко вздохнула. За всю свою жизнь она не могла припомнить случая, чтобы кто-то внушил ей такой страх.
В коридоре угрюмый граф Коковцов тихо выскользнул из-за двери, поравнялся с князем и ускорил шаг, чтобы не отстать от него. Над их головами холодным блеском сверкали люстры с подвесками из горного хрусталя в форме фруктов, а богато инкрустированный деревянный пол, блестящий, как зеркало, казалось, несся им навстречу. Князь даже не взглянул на своего кузена.
– Итак, ты все слышал? – мрачно спросил он.
На лице графа появилось оскорбленное выражение.
– Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы подозревать в том, что я подслушивал, Вацлав. Зачем мне это?
– Иногда я задаю себе тот же вопрос. И ответ, который напрашивается, дорогой кузен, не слишком приятен.
От гнева на высоком выпуклом лбу графа Коковцова забилась жилка.
– Я только подошел, когда ты столь поспешно выскочил оттуда, – сказал он. – Даже если бы я и захотел – а это, конечно, не так, – то вряд ли бы успел что-то услышать. – Он презрительно фыркнул. – Кроме того, ты ведь сам приказал мне тщательно осмотреть вещи, принадлежащие труппе. И я полагал, ты хотел, чтобы тебе немедленно сообщили, если я найду что-либо необычное.
Князь остановился.
– И ты нашел?
На тонких губах графа заиграла довольная улыбка.
– Я нашел две вещи, которые, несомненно, представляют интерес. Во-первых, заряженный пистолет. Довольно незначительный предмет, если принять во внимание тот факт, что актеры большую часть времени бродяжничают по дорогам. Но я спросил себя: почему пистолет? Почему не ружье? Это показалось мне подозрительным. Ответ напрашивается сам собой: пистолет гораздо легче спрятать, чем ружье. Но второй предмет – точнее, предметы – вот, что действительно меня беспокоит. – Граф Коковцов сделал театральную паузу, ожидая, какая последует реакция.
– Ну, давай, выкладывай!
Тонкие губы графа растянулись в улыбке.
– Что ты скажешь о десяти брикетах динамита?
– Что?!
– Ты все правильно расслышал. Десять брикетов динамита. – Граф Коковцов скорбно покачал головой и потер свои длинные ладони. – Боюсь, сбылись мои самые страшные сны. Эта труппа, которую ты так щедро – и ничего не подозревая – пригласил к себе в дом, кажется, служит прикрытием для других, гораздо более зловещих дел.
– Дорогой кузен, иногда даже тебе удается меня удивить, – спокойно сказал князь. – За каждым кустом тебе мерещатся анархисты и убийцы.
– Возможно, – холодно согласился Коковцов, – но, если бы тебя больше занимало то, что происходит вокруг, возможно, с тобой бы произошло то же самое. Ты бы понял, что это гораздо умнее, чем гоняться за каждой встретившейся тебе актриской.
– Довольно! – оборвал его князь. Его глаза угрожающе сверкнули. – Я достаточно долго попустительствовал твоей страсти к молоденьким конюхах и лакеям!
– Будет тебе. – Граф вздохнул и примирительно махнул рукой. – Не мне бросать камни в твой огород. Однако я настоятельно советую тебе вышвырнуть эту труппу из дома. Немедленно.
Князь молча размышлял. Не будучи ни дураком, ни паникером, он все же вынужден был признать, что на этот раз кузен прав по всем статьям. Очевидно, среди членов труппы был, по крайней мере, один террорист. До отъезда они могли причинить ему крупные неприятности – в лучшем случае, попортить нервы. Но затем перед его мысленным взором возникли волшебные, сверкающие изумрудные глаза "дамы с камелиями". Это была настоящая юная богиня, если такие вообще существуют и если он будет достаточно бдительным и осторожным…
Приняв решение, князь сухо улыбнулся.
– Не-е-е-т… – протянул он, – вся труппа остается.
– А динамит? – прошипел граф. – Мы не можем закрывать глаза…
– Поступай, как я сказал, – устало оборвал его князь. – Я знаю, что делаю.
– Очень надеюсь на это, потому что, если что-нибудь случится, тебе придется расхлебывать все самому, – мрачно ответил кузен. – Я умываю руки.
– Ничего подобного. Твоя хитрость нам очень пригодится. Я хочу, чтобы за каждым членом труппы велось непрерывное наблюдение, а пистолет и динамит охранялись двадцать четыре часа в сутки. Ты должен обеспечить, чтобы к ним никто не прикасался. Арестуй любого, кто попытается к ним подобраться. Если потребуется, вызови еще полицейских и охранников. А мы тем временем позволим актерам выступить завтра вечером как ни в чем не бывало. Послезавтра они все равно уйдут.
– Но… но ведь завтра здесь будет половина Санкт-Петербурга! – с жаром проговорил граф. – Может быть, даже царь и царица!
– Значит, твоя обязанность – проследить, чтобы никакой трагедии не произошло. Я полагаю, ты сможешь это сделать?
В глазах графа вспыхнул злой огонь, но затем угас и превратился в тлеющие угольки. Он недовольно кивнул.
– Хорошо. Значит, решено. А сейчас поступай, как я велел. Я же пока займусь другими делами. Да, вот еще… – Князь вынул из кармана футляр и отдал его графу. – Верни это Фаберже.
Затем он удалился.
У него за спиной граф Коковцов вскинул в отчаянии руки. Он мог только догадываться, что было на уме у его кузена, однако даже представить себе не мог, какая мысль родилась в голове князя.
"Как все просто! – думал Вацлав Данилов, когда лакей раскрывал перед ним позолоченные створки массивных дверей. – Он получит свою зеленоглазую богиню даже раньше, чем ожидал".
По мере того как морозный зимний день постепенно перешел в еще более морозный вечер и наконец сменился холодной северной ночью, начал падать небольшой снежок, белой пудрой покрывая Санкт-Петербург и приглушая все городские звуки. На улицах и проспектах, на тысячах подоконников и перекрещенных рамами оконных стеклах, в освещенных фонарями парках сверкали и переливались хрустальные снежинки, словно какое-то щедрое божество высыпало на землю гигантские пригоршни бриллиантов. Дворцы на берегу закованной в лед Невы, подсвеченные мерцающими сквозь снежную дымку уличными фонарями, казались прекрасным видением, перенесенным сюда из пушкинских сказок.
Все три здания Зимнего дворца снаружи были залиты светом прожекторов и ярко освещены изнутри. Царь и царица удалились на покой после вечерней молитвы, позднего обеда и часа, когда царица вместе с дочерьми вышивала в своих покоях, а царь помогал своему младшему, больному гемофилией сыну Алексею собрать мозаику-головоломку, купленную в английском магазине на Невском проспекте.
Во дворце Даниловых, уступавшем по величине и великолепию лишь Зимнему, тоже ярко горели огни. Круглые сутки триста слуг усердно готовились к празднованию пятидесятилетия княгини Ирины, которое должно было состояться на следующий день. Свет горел во всех окнах дворца, за исключением двух личных покоев и комнат в крыле для прислуги, расположенном над гаражом и конюшней.
– Благодарю вас. – Сенда улыбнулась молодому лакею, который сопровождал ее от театра мимо целого взвода слуг, вытиравших пыль, начищавших все до блеска и расставлявших огромные букеты оранжерейных цветов в гигантские вазы и цветочницы. Она мягко прикрыла за собой дверь. После бесконечного перехода через громадные, поражавшие своим великолепием холлы и необъятные гостиные, маленькая комнатка под самой крышей, смежная с комнатой Шмарии, показалась ей особенно крошечной и простой. Стены, покрытые толстым слоем штукатурки, были все в трещинах, а простенькая обстановка выглядела старой и неуютной.
Сенда не могла подавить в себе чувство сожаления и обиды. Она надеялась на гораздо более роскошные апартаменты, поскольку по своему великолепию дворец превзошел все ее самые смелые ожидания. Весь, за исключением крыла для прислуги.
Плотно сжав губы, она понимала всю безосновательность этой обиды. Ей следовало бы благодарить судьбу. В конце концов, у них была крыша над головой, обильная, хотя и простая, еда и сколько угодно дров.
В комнате горела только одна лампа, отбрасывая темные тени на серые стены. Огонь в камине почти погас. Было холодно. Сначала Сенда подумала, что Шмария спит, но потом увидела, что постель не тронута и покрывало туго обтягивает тонкий матрац.
И тут она разглядела его силуэт у узкого окна, наполовину скрытого толстыми двойными портьерами, призванными служить защитой от коварных ветров, проникающих в любую щель и трещину. Он стоял неподвижно и глядел в окно. Даже не повернулся, чтобы поздороваться с ней. Возможно, не слышал, как она вошла.
Сенда заглянула в кроватку, которую экономка приказала перенести сюда из детской. Витиеватая позолоченная резьба и атласное покрывало казались неуместными в этой комнате, но Сенда безмятежно улыбнулась, глядя на ангельское личико и подтыкая поплотнее одеяло вокруг малютки. Тамара крепко спала, засунув в рот крошечный пальчик. Вспомнив предостережения бабушки Голди о том, что у ребенка, сосущего пальцы, вырастут кривые зубы, Сенда наклонилась и осторожно, чтобы не разбудить девочку, вытащила пальчик у нее изо рта. Тамаре надо было как следует выспаться. По крайней мере, два дня малышка проведет в тепле и уюте. Сенда была благодарна и за это. Слишком уж много невзгод выпало на долю ее крохотной дочки.
Убедившись, что с девочкой все в порядке, Сенда взяла кочергу, помешала тлеющие в камине угли и подбросила в огонь еще одно березовое полено. Сухое дерево затрещало и быстро занялось. Убедившись, что огонь разгорелся как следует, она подошла к окну и встала у Шмарии за спиной. Он так и не обернулся, хотя не мог не слышать ее шагов.
Она нежно обхватила руками его мощную грудь и прижалась лицом к его теплой спине. Он продолжал стоять, как каменный.
Сенда нахмурилась, но заставила себя проговорить беспечным голосом:
– Кажется, я все выучила.
Шмария по-прежнему молчал.
Она отодвинулась от него и принялась массировать его плечи.
– Ты очень напряжен.
– А чего ты ожидала? – спросил он голосом, полным тихой горечи.
Сенда в удивлении отпрянула от него.
– Что произошло, Шмария? – тихо, чтобы не разбудить ребенка, спросила она. – Разве ты не рад, что я пришла? Теперь остаток ночи принадлежит нам двоим.
– Весь день я тебя почти не видел.
– Мне надо было все повторить, чтобы как следует запомнить. Ты ведь знал это.