Очнулся он где-то в глухом и темном, явно не предвещавшем легкого исхода месте. Последнее время Меркурий разучился считать неотъемлемой частью происходящего нерешительность и долговременное обдумывание. Каждый шаг рассматривался исключительно как сопоставление сторон. Понимание победы действия над раздумьями было всегда, однако сейчас все складывалось слишком естественно.
Цель, преследуемая им уже на протяжении месяца, после потери контакта с Никандром представлялась все более и более недостижимой.
Смерть Лару каждый день давала о себе знать. Если раньше в разногласиях общий контакт и правильное решение неминуемо имело место быть, то сейчас, даже не смотря на полный контроль действий и ежедневные графики перед глазами, Меркурий не мог себе целиком отдать отчет по проводимым попыткам осуществить связь со своей первой частью.
Каждая мысль питалась от другой лишь новой информацией, которой в данный момент Меркурию катастрофически не хватало. Оружием было терпение, а лекарством – понимание неминуемого окончания предпринятого путешествия.
Глава XIII
Меркурий оказался наедине с утконосом, на животное не походившим ни внешне, ни на ощупь. Несмотря на казавшееся убийственным отсутствие жизни, выразительные глаза и согревающее тепло чрезвычайно спокойного тельца возвращались волной доверия.
Окружающий мир ничем не был примечателен и впустую плутать Меркурий не собирался. Утконос, будто прочитав его мысли открыл сонные глаза и посмотрел вглубь комнаты. Казалось, он в поисках завтрака.
Меркурий заинтересованно-молча проводил взгляд утконоса до края комнаты. Видимо это был кабинет Никандра – красочный зал, увитый неведанными прежде изгибами рисунков. Приближающееся деревце изгибами веточек напоминало застывшего в прыжке морского леопарда, снующего в сумерках, стараясь увлечь на дно свою законную добычу. Солнце уже зашло, необходимо скользить медленно, не причиняя вреда обитателям из-под камней. Меркурий поднял глаза на выключатель, свет потух, но не стоило и минуты тратить на пустое обдумывание своей нацеленности на включение. Впереди леопардовое дерево, самки будут начеку. Милые хвостики, нет покоя тому, кто не вцепится в них страшной хваткой. Порой он начинал чувствовать стихами. Прекрасное время! Только закончилась спячка и мягкие крылья, сопровождавшие его позади и спереди, творили непокорную речную живность стать темно-алеющим мягким завтраком. Голод тянул за собой и камни на дне небольшого пролива теснились от скачущих вокруг фиолетовых в ночном свете клыков.
После гнетущего животного спаривания в глубине леопардового ствола, он перебрался глубже к теплым корням и, опоясав их прощальным водным поцелуем, ринулся в покачивающуюся впереди простую суть темной воды.
Меркурий включил в комнате свет и осмотрелся, утконоса нигде не было. Упустить он его не мог, стало быть… Он повернулся и вновь направил сосредоточенный взгляд в угол комнаты, к которому так неравнодушно несколько мгновений назад отнесся его новый друг.
Падение каждый раз застигало Меркурия врасплох, сколько бы он ни предчувствовал его, основываясь на тренировках и в целом на обучении у Лару.
Что-то теплое мягким криком ударило в лицо, Меркурий даже улыбнулся от такого обращения. Впервые он встретил не холодное приветствие. Обычно лишь муторное течение вокруг непонятных тюбикоподобных красок, которые толком и не разглядишь. А сейчас – Меркурий читал старые трактаты. Порой Лару приносил что-нибудь жуткое, при том наполненное непонятным чувством. Возможности не отдаваться подобным проявлениям Меркурий не испытывал. Нет, течение красок было под стать предыдущему. Но та напряженная красота не шла в сравнение сильному крику настоящего. Меркурий плыл скрупулезно, глотая тяжёлые секунды свежего воздуха новыми стремлениями. Вода влекла его вглубь, смывая прежнее идеализированное состояние. Размышлять не о чем, как учил Лару, все равно, что, перебирая тысячи бестолковых идей, утыкаться с противниками нос к носу, стремясь позиционировать себя сложным умом с тысячами вывертов во все возможные стороны.
Вот и сейчас я сам утыкаю себя тяжелой грудой поступков прошлого, ставя себе же в противоположность. И мой нос, магически отразившись, становится напротив себя и давит внутрь, пытаясь запечатлеть ещё раз – себя же – настоящего для будущей тысячи вывертов во все возможные стороны, теплясь хоть какой-нибудь идеей уткнуться ещё раз, лишь бы не начинать новый спор.
– Ну ты и дикобраз, честное слово, – усмехнулся плывущий рядом Лару, – Тебе бы вылезти наружу, а то разум шалит с непривычки, давненько ты в чужую область не забирался.
Меркурий усилил движения хвостом и молча понёсся вперед, стремясь не заводить разговоры с незнакомцами.
Где-то в глубине мягко закололо, постепенно нагнетая и усиливая судорогами потяжелее. Меркурий почувствовал внутри воду и как-то протяжно, плавно водя нижней челюстью вниз-вверх, принялся задыхаться.
Откуда-то издали покатился рёв голодного морского леопарда.
Оттолкнувшись от волны, сквозным прыжком.
Меркурий не помнил сколько раз он повторил цикл.
Венчая марафон, впереди показалась необъятная темнеющая суша.
Задыхающегося Меркурия содрогающимся черным камнем выбросило на холодный травянистый берег. Небольшие, но остроконечные травинки впились легкой освежающей болью в спину. Он лежал и видел то самое небо. Кто-то говорил о нём, совсем давно. Он не помнил кто. Но то, что подтверждающий правильность точки прибытия ориентир занимал в данный момент большую часть его горизонта, Меркурий знал с несвойственной себе точностью.
Глава XIV
Подобно взбирающемуся по отвесной скале при помощи непрочного белого каната, Меркурий старался сколь угодно дольше держаться на неосознанно ему протянутом другой половиной нелепом понимании правды.
Мало того, что лифт в лунную колонию закрылся спустя некоторое время по его прибытию на Землю, так ещё и билеты на переполненные паромы до Марса можно было выкупить лишь по счастливой случайности оказавшись в неизвестный момент открытия торгов где-нибудь в первой сотне у тёмных, окружённых бродягами астрокасс. Меркурий правда всё-таки купил билет, хорошего это не сулило, но попытаться стоило.
По рассказам отца МПО выработало исключительную технику манипулирования, вернее исправила некоторые недостатки до вполне сносных кондиций. В подобном произволе стоило ожидать участия Никандра.
Марсианское подпольное общество темнело в сознании Меркурия на протяжении всего полета.
Пылу добавлял грязный, полный разного рода публики корабль. Кинотеатр забивался до отвала, фильмы крутили отвратительные. Меркурий не мог выносить творившегося вокруг бардака. Он был уверен в том, что через пару лет паромы совсем оскотинятся и тогда стыдно будет человеку появляться в подобном месте.
Тугие, жаждущие наживы люди, устремившие свой глупый взор на Марс после краха лунного проекта, проводили часы и дни как ни в чем ни бывало. Выпивая, гогоча. Не редкостью были уснувшие по дороге в многоместные каюты пьяницы, запившие от веселья уже на корабле.
Меркурий как раз обитал в одной шестиместной комнатке, рассчитанной человека на три, не более того. По сравнению с прочими каютами ему попались более-менее спокойные соседи. Двое, видимо друзей, день за днем что-то обсуждали, отрываясь лишь на сон и обед.
Меркурий никак не мог разглядеть лиц. Эта мысль будоражила, и на обдумывание он потратил необоснованно большую часть ночи, в итоге отбросив более десятка вполне правдоподобных вариантов.
Сатурн открыл глаза в перебирающем голодным отблеском полупустом зале. В темноте окружающий мир представлялся откровенным рассказчиком. Показать всё он был не в силах, но, сознавая свою неразличимость, молча шептал глупую правду Сатурну в правое ухо.
Подумать только, раньше он всегда просыпался именно здесь и не замечал чарующей кротости пространства. Огромный зал, несмотря на свои габариты, окутывал хозяина подобно двойному слою еле ощутимого одеяла. Сатурн притворился, будто лежит ничком и не чувствует присутствия кого-то иного, явно следящего за всем вокруг краем блестящего глаза.
Никандр когда-то поселил его здесь. Довольно скоро комната Сатурну наскучила, и он побежал куда-то во внешний мир, уехал на электропоезде. Вскоре, конечно, стало ясно: Никандр в общем-то так и собирался поступить.
Каждый следующий шаг Сатурн расценивал исключительно предопределённым и потому особого выхода в окружающий мир не имел. Следующим уровнем появился Миша Корневой, восставший откуда-то из глубокого детства. И так Сатурн медленно катился вглубь своего я, пока вновь не стукнулся об обувь Никандра. Можно сказать, тот его поднял скорее за уши, нежели за шкирку. Сказанное в тот день Сатурна не потрясло, скорее определило его как персонажа значительного, но легче оттого не стало.
Потому они после и общались с Никандром так редко, несмотря на то, что с тех пор Сатурн имел непосредственное влияние на свободное время "босса".
Откровенно классические рисунки на потолке, так ненавистные прежде, обрели в тот момент определенно мифический смысл, лелеющий, казалось, тебя в колыбели детских заблуждений.
Сатурн не стремился подняться, каждое мгновение, проведенное в бессилии на полу, будто восстанавливало покалеченное восприятие, будто разбивало на части уверенность принципов и обводило красивыми чернилами понимание верности детских решений, когда-то здесь же выстроенных.
В зал никто не входил, Сатурн колебался с решением. Он боялся прервать движениями самопроизвольно текущий мир, боялся сломать кружащуюся над ним в лунном свете, бьющем из окна, пыль. Следовало отключить душещипательную ересь, отнявшую у него последние пару минут и вырваться из оцепенения.
Не резко, но быстро вскочить не совсем получилось, однако уверенное положение занять удалось. Сатурн не стал осматриваться, сразу попытался выйти. Двери в обычном месте не оказалось, лишь тень, странным образом принявшая на стене форму большого прямоугольника.
Пришлось осмотреться. Зал был пуст, однако немного поодаль, видимо чуть позади того места, откуда он рванул к несуществующей двери, лежало огромное чёрное пятно.
По мере приближения Сатурна, пятно постепенно приходило в движение. Вскоре на полу реализовалось вполне человекоподобное тело. Сатурн остановился, лицо его не исказилось, стало только чуть более мрачным. Тело, не открывая глаз, поднялось, стремительно встало. Сатурн смотрел чётко, стараясь принять непринужденную, но готовую к атаке позицию.
Глаза существа открылись. Стараясь не учитывать заросшее лицо, по ним можно было ясно интерпретировать объект как человека.
Сатурн почувствовал, как кто-то цепко схватил правый глаз и мягко тянет на себя. Его покачнуло, и он увидел, как изменившееся тело существа впереди падает. Руки не слушались, сознание в целом тоже, однако мыслительный процесс не остановился, зрение тоже не пропало. Сатурн развернулся и в два шага очутился в дальнем углу зала. Мысли обратились в полный порядок, исчерпав друг друга и будто погаснув. Покой, казавшийся всегда таким далеким, наконец поглотил тело. Конечности двигались ровно, стремительно, не творя себе преград.
Сатурн поднял с пола средних размеров баллончик и небольшую горелку.
Тело вспыхнуло мягко, пламя не распространялось ни капли дальше отведенного ему пространства. В пылающих остатках Сатурн наконец разглядел что-то родное. Зеркально отображенное.
– Следующее задание в немного специфическом месте. Слышал о начале строительства лунной колонии? К твоему прибытию отсек будет готов, оставайся там, пока не придут двое, постарше и помоложе, слегка бородатые. Пояснения инструкций нет.
Сатурн поклонился и вышел в дверь на стене.
По прибытии на Марс, Меркурий ненадолго выпал из общей картинки. Правда вот вернуться обратно не составило особого труда. Отсек, хотя бы совместный, снять не удалось. Зато попал он в самую гущу мало соображающих работяг и захваченный общим течением всплыл где-то посреди до краев набитого общего отсека.
Подобные глупости смутить его не могли. Лишь отсутствие где-либо вокруг намека на Никандра давало кратковременное успокоение.
У тех, с кем действительно делил космическую конуру, узнавать было нечего. Даже когда он легонько прислушивался к неделовой болтовне, выцепить оттуда хоть сколько-нибудь полезную информацию не представлялось возможным.
Первое время некоторые с Меркурием все-таки здоровались, но быть в постоянном контакте побаивались. А постепенно и вовсе вынули его из своих и без того скудных головных мышц и перенесли куда-то далеко, на полку объектов, не представляющих интереса. Меркурий по достоинству оценил их поведение. Для него сложившийся образ и вообще вариант светился яркими положительно-зелеными огоньками.
На сутки арендовав небольшой планетоход, утром Меркурий отправился в обход колонии. Его мысли были увлечены предстоящими исследованиями, что помогло отвлечься от докучавшего последние несколько месяцев кошмара.
Почему Никандр не найдет его? Очевидными выводами из информации, которой он обладал посредством обучения у Лару, являлись когда бы то ни было неминуемые встречи-пересечения между подобными им. Никандр, Лару, он сам. Все это постепенно утрачивало краски прежних переживаний.
Меркурий выехал за пределы колонии. Со стороны она выглядела великолепно: необъятный механизм, работа во славу новой жизни. Долгая задержка здесь не предвещала ничего хорошего. На пароме Меркурий наслушался рассказов про дураков и героев, не вернувшихся с ночных "прогулок" по Марсу. Ещё лет семьдесят пять так точно нельзя будет ночью спокойно прогуляться по марсианской земле.
Меркурий ощутил знакомый скрип: кто-то поворачивал ключи в его голове. Стандартные действия – расслабленная защита в смеси с плавной концентрацией на очаге ощущения – не помогли, знакомый скрип в голове усиливался, Меркурий не мог задержать входящего. На смену внутреннему необходимо было подключить внешнее физическое сопротивление.
Аккуратно, не налегая на контроллер, Меркурий медленно развернул планетоход спиной к поселению. Лару подошел к машине, как всегда упорно-сконцентрированный, но слегка усталый взгляд иглой впился в Меркурия.
Выйти наружу он не имел никакой возможности. Наверное, лицо его с каждой секундой принимало все более взбудораженный вид, потому как Лару, слегка наклонившись, отошёл в сторону и слегка назад, и так далее.
Меркурий на мгновение понял значение происходящего – раз Лару вернулся, значит он исправил ошибку или же наоборот, ошибка его уже непростительна. Следовательно, учитель не умер, а лишь незаметно покинул ученика, что в общем-то являлось частой практикой в их традиции. Но тогда его теория в некоторых аспектах ошибочна.
Меркурий потянул джойстик газа на себя и последовал за учителем, для разгадки поданного знака требовались дополнительные условия.
Секунд через двадцать, поравнявшись с Лару, Меркурий вновь испытал знакомые постукивания по внутреннему замку. Почему учитель молчал? Они продолжали путь, пока у Меркурия не закончилось топливо – быть уверенным в правильности поступков учителя, Меркурий помнил правило. Возвращаешься только дойдя до конца. Для Меркурия не было другого выбора, он играл отведенную роль и потратить топливо до самого конца – было его испытанием.
После окончательной остановки где-то вдалеке остановился и до того продолжавший следование Лару. Меркурий вскрыл экстренную коробку и достал одноразовый мини-баллон с воздухом, трубку и маску, стандартный набор. Позади висел потертый, но рабочий скафандр среднего размера, выкупленный Меркурием у одного из сожителей, отдавшего за бесценок многие старые вещи.
Когда Меркурий вновь приблизился, вокруг во всей красе стояла тихая жуткая марсианская ночь. Если брать во внимание информацию из стандартного путеводного журнала по Марсу, что в изобилии присутствовал на каждом межпланетном пароме, то становился очевидным и в полной мере ясным факт: возвращаться уже как ни крути совсем некуда.
Потому сомнения следовало убить, иначе они сами избавились бы от владельца.
В какой-то момент Меркурий понял – воздух подходит к концу, а чуть позже упал на лицо и еле заметно приподнял глаза – удаляющаяся в изумительном сиянии фигура Лару. Меньшей картинки он и не ждал. В самом конце показалось будто в лицо ударил жуткий напор воды, кто-то знакомый спасался от чудища, летящего позади с невиданной скоростью. Воспоминание промелькнуло, сменившись напоследок осознанием того, что кто-то знакомый – никто иной как он сам. Но куда направлялся Лару? Удаляющаяся точка, пока довольно большая, все еще хорошо различимая. Меркурий в последний раз моргнул и прищурил глаза, чтобы лучше различать горизонт. Затем он куда-то провалился в чарующем безразличии к тому кто он и где, но точка никак не выходила из головы. Странное желание – увидеть еще раз, напоследок, слегка, прикоснуться к сиянию. И, кажется, посмотри кто с высоты полёта птицы, внимание его несомненно привлекла бы яркая точка, почему-то ужасно назойливая и не выпадающая из виду, хотя и вполне вписывающаяся в общую изначальную картинку. Так или иначе всё это могла лицезреть только одинокая чайка.
Точка странным образом влияла на поведение птицы. Скоро та уже неслась не свойственно самой себе вниз к сладостно мерцавшему шарику.
Вдохнув в полной мере нового воздуха, Меркурий, выйдя на берег, окунулся в полноту своего существования. Бывшие отклики будто посыпались из внутренностей вон, при чём сразу из всех. Ощущение состояло главным образом в быстрой и эффективной фильтрации.
Выделить основное теперь, казалось, совсем нетрудно. Ориентир, что был примечен с самого начала, уже вполне откровенно тянул вглубь, выкорчёвывая дорогу подобно мачете в руках опытного проводника.
Джунгли не совсем являлись джунглями, в общем случае это был совсем всё тот же лес. Неодинаковый, полный просветов и копошащейся живности. Отяжелевшие листья больно спадали с деревьев, увлекая Меркурия в собственные пламенные подпространства. И так далее, и тому подобные незаметные мгновения проносили его сквозь отвлечённую другими проблемами зелень, дышащую антагонистом нового воздуха нового Меркурия.
Слух впервые уловил аритмичное постукивание по чему-то несомненно железному. Звук гармонично переливался, визуализируясь в голове слушающего плавно перемещающейся прыжками из угла в угол несимметрично окрашенной идеи.
Меркурий остановился. Внутренний навигатор всё также тянул вперед. Окружающее тюбикоподобное пространство напомнило о встречах с ничего не подозревавшим Никандром. Эта мысль развилась и превратилась в поток. В попытках исключиться из диалога с самим собой, он ощутил нервозную головную боль, разразившуюся сотней мелких колебаний.
Боль постепенно усиливалась, что подвигло его опуститься ниже и прислониться к ближайшему дереву. Видимо вокруг никогда ничего не менялось, ощутить что-то лишнее он был не в силах. Постепенно потеряло смысл спрашивать себя: сидит он здесь постоянно или только что пришел?
Искаженность вокруг не изумляла, скорее придавала ситуации равновесие. Подобно погружающемуся под воду пловцу Меркурий наблюдал, затаив дыхание. Беспрецедентное безразличие появилось хлопушкой и подобно наркозу взяло верх над примирившимся со всем пациентом. Отдаваясь окружающему, Меркурий как никогда ощущал себя в чьих-то громадных руках.
Яркий свет постепенно сдавал позиции уравновешенному состоянию. Картинка прояснилась, выплескивая наружу фон и непосредственно близкие реалии.