Я шла, не разбирая дороги, а пальцы крепко вцепились в проклятый журнал, но только когда я обнаружила себя под разлапистыми каштановыми ладонями-листьями в Люксембургском саду, мою голову посетила светлая мысль, что она, эта маньячка, может и сейчас идти прямо по пятам за мной. Несмотря на жар, накопившийся в городе за долгий день, в тени каштанов мне стало вдруг холодно, словно наступила зима и поднялась метель. Я обхватила себя за плечи и побежала, подгоняемая в спину призрачным страхом. Людей в саду было много, одни неторопливо расхаживали по асфальтовым дорожкам, другие занимались скандинавской ходьбой, гоняясь за здоровьем с лыжными палками в руках, кто-то играл в петанк – все наслаждались жизнью и были так поглощены собой, что вряд ли обратили бы внимание на мое мертвое тело, окажись оно здесь, пока кто-то не споткнулся бы об него. Эта мысль, эта картина – такая явственная и живая, словно уже ставшая реальной, – гнала меня, вызывая панику, заставляла бежать, пока я не поняла, что пора остановиться. Впрочем, к этому моменту я уже выбралась из Люксембургского сада и стояла на незнакомой улице, на светофоре, застряв между двумя летящими линиями машин. Большая дорога с множеством людей, и в каждой я подозревала её.
В конце концов, такое напряжение стало невыносимо. Я села на ближайшую лавочку и уставилась в бесконечную даль пустым взглядом, пытаясь понять, что мне делать дальше. Андре, мне нужно срочно найти Андре! Или хотя бы найти способ связаться с ним. Начинай с начала, Даша. Убедись, что с ним все в порядке. Узнай, почему он так задержался. Позвони в отель. Найди безопасное место, подумай, Даша, подумай! Должно же быть что-то, что ты упустила из виду. Должен быть какой-то выход. Хватит паниковать, нужно попытаться угадать, что еще задумала эта тварь. Нужно просчитать ее следующий ход.
Легче сказать, чем сделать, особенно учитывая спутанность моих мыслей. Но кое-что все же пришло мне в голову. Можно было пойти в больницу, но я не была уверена, что не наткнусь там на своего врага. Это было вполне вероятно, ведь ею могла оказаться любая женщина. Я пошла бы к Марку, но не помнила его адрес, не знала, как до него добраться. Оставалась квартира Андре, единственное по-настоящему знакомое место, до которого к тому же можно было добраться пешком. Я подумала, что могу застать Андре дома, и эта мысль воодушевила меня. Забавно, что идея вернуться в отель даже не коснулась моего сознания. Разве кто-то вернется по доброй воле на тонущий Титаник?
Андре дома не оказалось, конечно же. С гораздо большей степенью вероятности его можно было найти на Титанике, но я нашла в себе мужество признать это только после нескольких минут бесполезных звонков в домофон со стороны улицы, у высоких кованых ворот частного дворика. Неужели мне придется вернуться в отель? Я сощурилась и внимательно осмотрела фасад старинного дома. Окна на кухне у Николь были открыты, и это внушило мне определенные надежды. Когда я увидела серое дымчатое облачко, небольшой меховой комок, сидящий под вьющимся цветком на лоджии, все мои сомнения отпали, и я набрала номер на домофоне. Когда знакомый певучий французский коснулся моих ушей, я выдохнула с облегчением.
– Даша́, душа моя, это вы? – Николь, соседка Андре снизу, в чью квартиру в свое время я так удачно залезла по пожарной лестнице, была удивлена, но рада мне. Уже заходя в подъезд, я вдруг запоздало испугалась того, что Николь может оказаться моей femme fatale, но вспомнила ее голубые глаза и отбросила все сомнения. Нет, это не Николь. Хоть в чем-то я могу быть уверена. Я сложила Ice Paris вчетверо, засунула его в задний карман своих безразмерных шортов на резинке и направилась через двор к дому.
Николь распахнула дверь раньше, чем я поднялась на второй этаж. Увидеть ее было почти то же самое, что услышать голос Шурочки, и я с огромным трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо у нее в прихожей.
– Что с вами произошло, дитя мое. Вы похожи на привидение! – воскликнула добрая соседка Николь, пытаясь пошутить, но она была права – именно так я себя и чувствовала.
– Вы позволите… мне нужно снова воспользоваться вашим окном.
– Что? – ахнула она, и я старательно растянула губы в улыбке.
– Да уж, кажется, никаким иным способом попасть домой я не смогу.
– Хотите сказать, что потеряли ключи? – нахмурилась Николь, и я поняла, что она не верит мне. Что ж, не важно.
– И одежду, кажется, тоже, – я развела руками в стороны и вздохнула, кивая на дешевые сувенирные шлепки. Николь помолчала, словно пытаясь и не находя подходящих ситуации слов. Затем она чуть склонила голову вбок, почесала в своем высоком пучке волос и все же спросила:
– Думаете, нет смысла подключать к этому полицию? Если что, у моего мужа были очень большие связи, часть из которых перешла ко мне вместе с наследством…
– Нет никакого смысла, – покачала головой я.
– Андре вас обидел? – уточнила она, и я только сглотнула подступивший к горлу ком и замотала головой.
– Ни в коем случае. Он никогда не обидел бы меня, – сказала я и поняла, что абсолютно уверена в этом.
– Просто ваши руки, Даша́…
– Несчастный случай на производстве, – я бросила взгляд на свои запястья, на ладони, еще хранившие следы пожара. Николь с пониманием вздохнула, но ничего не сказала. Только раскрыла передо мной дверь, а затем и окно своей спальни.
Пять минут, не больше, потребовалось мне, чтобы залезть наверх, на лоджию Андре, еще две, чтобы пробраться внутрь через как всегда беспечно оставленное открытым окно – Андре любил свежий воздух куда больше безопасности. Я скатилась тяжелым мешком на стоявший под окном комод, ударилась боком об его угол, чертыхнулась и тут же расхохоталась всей абсурдности ситуации. Я была дома. Восхитительное чувство! Знакомые вещи, знакомые книги. В шкафу в спальне я нашла небольшую часть моих собственных вещей – выстиранных, выглаженных и аккуратно сложенных стопочками. Во всем этом чувствовалась заботливая рука прислуги Андре, с которой я так ни разу и не пересеклась. На самом деле, обслуживающий персонал тоже вызывает немало подозрений. Это не пришло мне в голову раньше. Домработницы знают о своих хозяевах куда больше, чем те хотели бы, от них ничего не скроешь, у них есть ключи от всех дверей. Прислуга знает, где вы есть сейчас и где будете завтра, она все слышит, оставаясь невидимой. Нужно спросить у Андре…
Андре. Я огляделась в поисках его компьютера, но в спальне не обнаружила. Я сбросила свои дурацкие, натершие мне палец резиновые шлепки, и побежала вниз по кованой металлической лестнице босиком. Ноутбук нашелся на кухне. Крышка была закрыта, но система находилась в режиме сна. Пароля не было – Андре об этом не позаботился. Но сейчас это было мне только на руку, я зашла в поисковик, загрузила запрос по контактным данным клиники Андре, затем на секундочку отошла от компьютера, чтобы включить кофейную машину. Огромная хромированная машина удовлетворенно заурчала, отвечая на мое прикосновение, и я была готова поклясться, что она мне рада. Аппарат слил немного воды в поддон, затем замигал, показывая, что вода кончилась. Я раскрыла дверцу, чтобы вытащить контейнер для воды, и тут мой взгляд упал на резервуар с отработанным кофе.
– Странно, – пробормотала я, продолжая пялиться на него, как баран на новые ворота. В нем лежали круглые, спрессованные таблетки отработанного кофе. Их было пять штук, я посчитала. Но проблема заключалась в том, что я выкинула все таблетки перед тем, как уехать в Авиньон. Внезапно мне стало холодно, по босым ногам подул ветер. Кто пил кофе в квартире, где никто кроме меня никогда и не прикасался к кофе… Кто-то приезжал к Андре? Но кто? Я была здесь почти все время, я бы знала.
Я вздрогнула, не понимая, отчего. Безотчетное ощущение, будто на меня кто-то смотрит, преследовало меня все последние дни, где бы я не находилась, но приходить сюда, к Андре – это было ошибкой. Марко был прав, когда требовал, чтобы меня спрятали в отеле. И все же вот она я, здесь, перед кухонным окном, как на ладони.
– Привет! – Я подпрыгнула на месте и оглянулась так резко, что чуть не упала. К моему изумлению, в проеме, ведущем в кухню, я увидела… Одри. Она стояла, облокотившись на стену, скрестив красивые длинные ноги, обутые в обманчиво небрежные, легкие босоножки на высоком каблуке. – Не знала, что ты дома.
– Я… да, – только и смогла произнести я, в полной прострации разглядывая невесту Марко.
– О, прости! Я что напугала тебя? – заволновалась Одри, ибо мое лицо, ясное дело, демонстрировало всю палитру шока и непонимания. – Я проезжала мимо и завезла Андре его костюм. Он попросил меня, – Одри держала в руках упакованный в прозрачный полиэтилен бежевый льняной костюм Андре.
– Нет-нет, все в порядке, – кивнула я, стараясь выровнять дыхание. – Со всеми этими историями я превращусь в неврастеника, это точно.
– Историями? – переспросила Одри, склонив голову в непонимании. Ее роскошные вьющиеся волосы ниспадали по обнаженным плечам, словно темный шелк. Она была как девушка из рекламы дорогого шампуня. Я запоздало подумала, что Марко мог ничего не рассказать Одри о том, что со мной приключилось. Разве стал бы он грузить такими деталями свою девушку. Хотя…
– У тебя есть ключи от квартиры Андре? – спросила я, не удержавшись. Одри кивнула, развернулась и прошла в гостиную, где повесила льняной костюм на перила металлической лестницы.
– О, у нас с Андре одна и та же домработница. У нее есть ключи и от квартиры Андре, и от нашей. Я думала, ты знаешь, – она пожала плечами и подцепила тонкой ручкой, украшенной несколькими браслетами, журнал со столика. – Так что за истории?
– Да так, ерунда, – пробормотала я, прикусив губу. – Ты, может, хочешь чего-нибудь выпить? Чаю? Или кофе?
– Почему бы и нет, – кивнула Одри и улыбнулась. – У тебя тут роскошная кофе-машина. Андре не пьет кофе, даже не знаю, почему. Никакой: ни черный, ни с молоком, ни даже кофе по-турецки. А я всегда любила этот напиток. Ты тоже, да?
– Да, – кивнула я, отворачиваясь к кофейному аппарату. Говорить было сложно, мысли роились, как пчелы, покинувшие улей в поисках нового дома. Возможно ли, что… нет, не может быть, невозможно. Или… да? Я вспоминала, напрягая память, пыталась выжать из нее по капле последние остатки недостоверной, ненадежной информации – что было, когда мы уезжали в Авиньон. Я помнила, как Андре вытащил сумку с нашими пожитками, потому что мы не знали, надолго ли уезжаем. Я была в истерике. Мы упаковывали вещи в спешке, торопясь. Андре, поставив сумку в коридоре, у дверей, долго искал ключи от дома и пульт от ворот. Он ругался, ворчал, требовал, чтобы я осталась – ведь у меня была температура. А я отвечала ему, смеясь каким-то дьявольским смехом, что это у меня аллергия на Францию, отсюда и температура.
Я нажала на кнопку, и машина покорно зажужжала, разливая две темные струи эспрессо в маленькие белые чашки. Одри прошла в кухню и присела на высокий барный стул. Она достала из своей изящной светлой сумочки телефон и стала просматривать сообщения. Да, она держалась непринужденно и естественно, и ничего не говорило в пользу того чудовищного вывода, от которого я пыталась и не могла отмахнуться. Я дрожала всем телом, глядя на тонкие, красивые пальцы, украшенные маникюром в стиле френч.
Те самые пальцы.
– Спасибо, мне не нужно молока. Скажи, а почему вы не приехали на ужин? Габриэль расстроилась. Я пыталась за вас вступиться, ведь вы, конечно, сильно устали с дороги. Но разве ты не хочешь, чтобы у вас с ней сложились добрые отношения? Она очень хорошая. Ты скоро и сама поймешь это. Габриэль вовсе не сноб, как можно подумать. И все же нужно было прийти.
– Одри, – я пододвинула к ней чашку.
– Да? – она не отрывалась от телефона.
– Ты не могла бы сделать мне одолжение?
– Конечно, почему нет. Какое?
– Сними, пожалуйста, свои солнцезащитные очки, – попросила я, все еще надеясь на чудо. И тут же заметила, что она вытянулась как струна. Ее губы еще расплывались в улыбке, но я уже поняла все. Это была она! Бог весть, почему, но именно Одри, невеста Марко, оказалась той самой женщиной в длинной мусульманской одежде и хиджабе. Это она пользовалась моей кофейной машиной, пока мы с Андре были в Авиньоне.
– Догадалась, да? – ухмыльнулась Одри, снимая солнцезащитные очки. От обжигающего, распаленного ненавистью взгляда черных глаз хотелось кричать, но голос пропал. Те самые глаза, взгляд из моего ночного кошмара. Я не могла поверить в то, что видела прямо перед собой. В руках Одри мелькнуло что-то черное. Дуло пистолета? Вот же я дура!
– Да, конечно. Ты не приносила льняной костюм. Андре ведь не просил тебя ни о чем, верно? – я заговаривала ей зубы, безуспешно пытаясь найти ответ на вопрос – почему. – Он висел в шкафу в прихожей. Ты заметила, что я дома, и просто взяла первое, что попалось тебе под руку, чтобы отвлечь меня.
– Надо же, просто мисс Марпл, – Одри делано похлопала мне, продолжая держать в одной руке пистолет. Светская беседа под прицелом.
– Нет, я не мисс Марпл, иначе я наверняка поняла бы, зачем ты здесь, а я, хоть убей, не понимаю. Ты приходила сюда, когда нас не было, и пила тут кофе. Странно.
– Почему же? Я часто здесь бывала и до тебя, – пожала плечами она.
– И все-таки я не понимаю, зачем ты все это затеяла. Почему пыталась сжечь меня? И да, ведь это ты опубликовала статью! Да, Одри, я ее видела. Неужели ты следила за нами, но зачем?
– В районе Фор-д’Обервилье? – расхохоталась она. – Да уж, я бывала там. Забавно, что он привез тебя именно туда.
– Мусульманский район, – пробормотала я, испытывая запоздалое озарение. Черные волосы, черные глаза. Меня обманули голые плечи, легкая походка, безупречный французский. – Ты из арабской семьи? Ты родилась здесь, но ты из мусульманской семьи, верно?
– Ты ничего обо мне не знаешь, – разозлилась Одри. Я видела, что от ярости у нее задрожали руки. Она ненавидит меня до дрожи, но помешает ли это ей выстрелить?
– Не знаю. Но ты можешь мне рассказать. Объяснить все.
– Слишком много вопросов, – замотала головой она.
– Нет, на самом деле только один.
– Один последний-препоследний? – Одри говорила намеренно детским шепелявым тоном, издеваясь. – Перед тем, как я тебя застрелю?
– Почему, Одри? Зачем все это? – спросила я, пытаясь прикинуть, куда я успею добежать перед тем, как меня нагонит выстрел. Одри посмотрела на меня с интересом, как на редкое насекомое.
– Странно, что ты не догадалась.
– Андре? – спросила вдруг я, облизнув пересохшие от страха губы. Пауза была такой исчерпывающей, что я кивнула и выдохнула. Я вспомнила, где я видела ее раньше – в клинике, где работает Андре, среди пациентов – в первый день, когда пришла туда с мамой. Острая как ледяной осколок мысль вдруг заставила меня вздрогнуть от боли. Значит, это Одри что-то сделала с Сережей и моей матерью?
В ее лице появилось что-то жесткое, птичье – она стала походить на ворону с длинным клювом. Подняв дуло пистолета, Одри направила его на меня. Я вдохнула, пытаясь представить, успею ли допрыгнуть до нее раньше, чем она выстрелит, как вдруг чей-то голос заставил нас обеих обернуться.
– Даша?! – в проеме гостиной стояла Николь.
Сноски
1
Я исчезну скоро, навсегда не твой… (англ.). (A-HA – норвежская музыкальная группа).
2
Праздник, вечеринка (фр.).
3
"Говорит Париж!".