Она пыталась внушить себе, что получает удовольствие, что в ее возрасте безрассудно ждать острых ощущений, пережитых в девичестве, когда все в ней трепетало, когда после поцелуев Джеймса по телу разливался огонь томительного предчувствия. Прошли годы с тех пор, как поцелуй Джеймса родил ответное желание и она со всей пылкостью юности поверила, что полюбила, полюбила навечно. Но это было давно. Поцелуй ее Джеймс сейчас, она, вероятно, ощущала бы то же самое, что и с Томом: чужое дыхание, приправленное запахом пищи, неловкость своего положения, стыдливость при виде соседа, приближающегося к машине, и даже резкое осознание того, что касания его рта только усугубляют ее чувство вины. Нет, поцелуи в машине – занятие не для нее.
Поразительнее всего, что Тома, казалось, ее сдержанность нисколько не обижала. Он ее просто-напросто не замечал.
– Так-то! – произнес он и осклабился. – Мы еще покажем твоему экс-мужу, где раки зимуют.
Сердце Вин отчаянно стучало. Покажем? Неужто Джеймс за ними подсматривает? Она взглянула на дом, но занавески в гостиной были плотно задернуты.
– Ты ему доложилась о наших делах? – полюбопытствовал Том.
– Чарли сказал, – ответила Вин, вылезая из машины.
Ее снова охватило сомнение: любит ли она Тома настолько, чтобы выйти за него замуж? И вообще – любит ли она его? Сейчас она к нему не испытывала никаких чувств, кроме раздражения.
Вин понуро вылезла из машины, критически отметив, что он отъехал, даже не подождав, пока она скроется в доме, уж не говоря о том, что мог бы и проводить до двери. Том всегда одинаков: грубоватый, настойчивый, неохотно тратящий время по пустякам. По пустякам…
Ей вспомнилось, как они занимались любовью. Отстрелялся – и сразу в душ, нет чтобы с ней поласкаться. А вот Джеймс долго не выпускал ее из объятий. Ласкал и осыпал поцелуями, вызывая новый прилив страсти.
Вин смутилась своих слишком откровенных мыслей, вызванных памятью. Открыла дверь и поспешила войти.
В доме было совершенно тихо. Нахмурившись, она взглянула на часы: начало первого.
Приоткрыла дверь в гостиную. На экране телевизора мелькало изображение, но звука не было. Сердце екнуло, когда она увидела Джеймса: он крепко спал, растянувшись на диванчике, явно для него маловатом. Когда проснется, не без сочувствия подумалось ей, у него будет ломить шею.
Спящий, он уже не казался ей врагом, а напоминал человека, которого она когда-то любила. На лоб упала прядь волос – точно как у Чарли. Она с трудом сдержала себя, чтобы эту прядь не поправить.
Стараясь не выдать себя ни единым звуком, она не отрывала от него глаз. С какой стати ее сюда занесло? Даже заглядывать в гостиную не собиралась – и вот зашла. Там, где рубашка выбилась из джинсовых брюк, виднелось загорелое крепкое тело. На этом боку у него шрам, но под одеждой не видно…
Она протянула к нему руку, но вовремя спохватилась. Пристыженно скользнула взглядом по его лицу и с облегчением убедилась, что Джеймс все еще спит.
Отступив на шаг, Вин сама себе подивилась: что же это с ней творится?
Неужели она и впрямь собиралась откинуть край рубашки и?..
Отступив еще на шаг, она почувствовала озноб – и неожиданно для себя резко вскрикнула: споткнулась о брошенные на полу тренировочные брюки Чарли и удержалась на ногах, только ухватившись за подлокотник диванчика, на котором почивал Джеймс.
Он проснулся незамедлительно и, нахмурившись, выпрямился на подушке дивана. Потом соскользнул на пол и, она опомниться не успела, обхватил руками ее колени.
Неожиданное прикосновение его теплых пальцев, знакомый, пьянящий запах – не об этом ли она вспоминала недавно? Вспоминала его объятия, поцелуи, ласки. Словно волшебством ее перенесло в прошлое: тело вновь стало молодым и жаждущим, пришедшим в возбуждение от его близости, от ожидания блаженства. Его спросонок хрипло прозвучавший голос – "С тобой все в порядке?" – вернул ее в унылые будни. Она решительно его отпихнула, дабы не запутаться в сетях прошлого.
– Сколько раз я говорила Чарли, чтобы он не разбрасывал вещи по всему дому!
– Извини, это мои тренировочные брюки. Я собирался передохнуть пару минут. – Он распрямил плечи, а она отступила еще на шаг. – Да что с тобой? – недоуменно спросил Джеймс, не сводя с нее глаз. – Огорчена, что сорвалась любовная ночка?
Вин резко повернулась и заспешила к двери, намереваясь заглянуть в комнату Чарли.
Мальчик крепко спал. Нежно улыбнувшись, Вин наклонилась и поцеловала его. Как же она его любит! Нет, своего сына она не отдаст никому.
Усталая, поплелась в свою комнату. Часа три она провела без сна: голова гудела от навязчивых дум, навязчивых воспоминаний. Неужто она уже до того докатилась, что начала сравнивать Тома с Джеймсом? Зачем? Раньше ей такое и в голову не приходило. Почему именно этой ночью она в таких подробностях вспомнила его ласки, его поцелуи?
Сегодняшняя их встреча вовсе не была радостной, и ей полагалось бы вспомнить о его равнодушии к сыну, о его измене. Таковы факты, и нечего поддаваться лживому воображению.
И все же сегодня, когда он дотронулся до нее… Вин сжалась, мускулы напряглись – снова нахлынули воспоминания о давно минувших любовных радостях.
Не было никаких радостей, не было, твердила Вин. Она почти убедила себя. С чего это ей вдруг вздумалось взглянуть на прошлое сквозь розовые очки? И даже если радости были, разве не обернулись они для нее жгучей болью? Разве физическое удовольствие стоит душевных мук?
И потом, дело сейчас вовсе не в прошлом и не в любовных талантах ее бывшего мужа, ей надо постоянно помнить о той угрозе, что нависла над ними с приездом Джеймса.
Неужели у нее не осталось силы воли, чтобы выйти из расслабленного состояния? Кажется, настало время открыть глаза Чарли и показать ему отца в истинном свете. Вин была убеждена, что Джеймс рано или поздно предаст сына так же, как предал ее.
Внутренний голос давно уже нашептывал ей, что следовало бы хоть изредка говорить Чарли правду об отце, который не желал его появления на свет. Но именно об этом она говорить не решалась – меньше всего ей хотелось ранить юную душу. Но во всяком случае, кое-что придется мальчику объяснить. Ради его же блага.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Звук открывающейся двери заставил Вин пробудиться от глубокого сна, в который она погрузилась только перед рассветом. Голова раскалывалась, в глазах песок, веки распухли – ей таки удалось наплакаться вволю.
Невзирая на недовольство Тома, уик-энды она всегда проводила с Чарли: за неделю скапливалось немало общих дел. В этот раз, например, они собирались съездить в магазин канцелярских товаров. К тому же воскресные завтраки были особенными: для Чарли в этот день готовилось его любимое блюдо: подрумяненные сосиски с глазуньей.
Пытаясь сесть, она отыскала скомканный носовой платок, высморкалась и потерла глаза. Боже мой, неужели так поздно – уже начало десятого.
– Привет, мам. Папа сказал, что приготовит завтрак, а ты можешь еще поспать. Я тебе кофе принес.
Нате вам! Утро начиналось с пренеприятнейшего сюрприза – экс-супруг готов даже стряпней заняться, лишь бы оттеснить ее на вторую роль. Дело, разумеется, не в завтраке, а в том, что втируша Джеймс целенаправленно разрушал сложившийся уклад их жизни.
Вин почувствовала густой аромат кофе, который Чарли осторожно нес к ней. Джеймс, видимо, нашел спрятанный ею пакетик с зернами и кофемолку.
Сердце екнуло, отзываясь рассеянной болью, когда она взяла с подноса чашку и увидела, что Джеймс приготовил для нее кофе по-особенному: на поверхности дрожала тонкая пленка шоколада. Кофе времен их недолгого супружеского счастья!
И кто бы мог подумать, что такой незначительный жест, явно рассчитанный на то, чтобы заинтриговать Чарли, мог так ее взволновать. Опять воспоминания! Вин снова испугалась своей полной незащищенности перед прошлым.
– Папа специально купил плитку шоколада, когда мы ездили за свежими газетами, – важно заявил Чарли. – Он сказал, тебе всегда нравился такой кофе.
– Ну вот, наконец, и проснулась сама. Чарли хотел тебя разбудить, но я не разрешил, пора ему узнать, что работающим людям в выходные дни не грех и отоспаться.
Вин взглянула на показавшегося в дверях Джеймса, рука, сжимавшая чашку, дрогнула, и кофе выплеснулся, обжигая кожу.
Вин удрученно глядела в сторону двери. Как же ей пресечь эти беспрестанные попытки вбить клин в ее отношения с сыном?
И ведь как умненько действует, как хладнокровно вычисляет все ее болевые точки. Наверняка этот трюк с кофе спланирован загодя. А самое неприятное, что у него слишком много преимуществ. Уже одно то, что он мужчина, ставит его в выгодное положение, к тому же родитель отсутствующий и лишь изредка возникающий всегда привлекательнее для ребенка.
И внешность у него выигрышная, уныло подумала Вин, представив собственное измученное и блеклое без косметики лицо. Да, вид у Джеймса цветущий, ничего не скажешь, настоящий живчик. В австралийском климате он приобрел устойчивый загар. Волосы ухоженные, короткие рукава рубашки открывают мускулистые руки. Физической работы он явно не чурался, и уж совершенно точно занимался спортом. Таких мускулов, сидя за компьютером, не наживешь.
За годы, прожитые порознь, Вин никогда не задумывалась ни о его жизни, ни о его романах. Зачем? И сейчас ей было все равно. Они разведены, но она вдруг живо вообразила его в шортах – натягивающим паруса небольшой, ярко раскрашенной лодки, а рядом восхищенно улыбающаяся блондинка, худенькая и гибкая.
– Твой кофе стынет.
Возникшая пауза словно бы отрезвила ее, вернула в реальность, к осознанию того, что Джеймс сейчас в ее комнате, стоит вот здесь, рядом, даже присаживается на край кровати столь непринужденно, будто имеет на это полное право.
Хорошо что на ней хоть что-то надето! В свое время Джеймс приучал ее спать обнаженной, и в первые незабываемые дни их любви она наслаждалась теплотой и чувственностью его тела, долго нежась в его объятиях. Когда его не стало рядом, она все равно продолжала спать обнаженной, и длилось это до тех пор, пока она не догадалась, что тоскует по нему, что, касаясь постельного белья, надеется ощутить запах его кожи, теплоту его тела. В первое время ей так не хватало Джеймса! Тогда она перебралась из их спальни в эту комнату.
Теперь, конечно, ей такое и в голову не приходило. Следовало считаться с повзрослевшим Чарли, и на ночь Вин облекалась в строгого фасона ночную рубашку из прочной, даже грубоватой ткани. Таких, как эта, имелось несколько, только разных цветов. Чарли состроил гримасу отцу, присевшему на край кровати, а она вдруг желчно подумала, что дамы, все эти годы делившие постель с Джеймсом, навряд ли подозревали о существовании таких занудных вещей, как ночная рубашка. Им это было ни к чему.
Да, с Джеймсом ночные рубашки ни к чему, подумала Вин, вспоминая то блаженство, какое доставляли ей руки Джеймса. И тут же выругала себя: опять разнежилась! Не блаженство ей надо вспоминать, а боль, последовавшую за блаженством, а прежде всего надо помнить, что он отверг Чарли, которого теперь хочет у нее отнять.
– Ты собираешься пить свой кофе?
Вин воззрилась на опущенную чашку, опасаясь, что руки предательски задрожат, как только она ее поднимет.
– Я теперь пью черный, – холодно заметила она. Это было правдой, что отнюдь не означало, что иногда она не баловала себя чашечкой кофе со сливками. Шоколад, конечно, остался в прошлом.
Повернув голову, она увидела разочарованное лицо Чарли и быстренько поправилась, вспомнив, кто принес ей этим утром кофе.
– Но сегодняшний кофе и вправду замечательный! – Она улыбнулась Чарли, стараясь не замечать Джеймса, подняла чашку и сделала глоток.
– Еще бы не замечательный! – насмешливо воскликнул Джеймс. – Помнится, ты его лакала с таким упоением, что вот здесь непременно оставалось шоколадное кольцо.
Вин сидела как завороженная – он вдруг подался вперед и легонько провел пальцем над ее верхней губой. В горле застрял комок, а по телу пробежала коварная волна терпкого удовольствия.
Да, лакала с упоением…
Она вспомнила, как Джеймс слизывал с ее губ тонкое колечко шоколада, а потом осыпал их легкими поцелуями и страстно покусывал, пока она не издавала приглушенный стон, который он пытался вобрать в себя.
– А папа берет меня с собой! – объявил Чарли, вырывая ее из сладких грез. От услышанного сердце заколотилось как бешеное, судорожно выталкивая прочь нахлынувшие воспоминания. – Мы поедем на место его будущей работы.
– Я собираюсь осмотреть территорию, сравнить различные варианты проектов, – пояснил Джеймс. – Мне подумалось, что Чарли будет интересно. А ты сможешь заняться собой.
Вин приготовилась было протестовать, заявить, что вовсе не намерена заниматься собой, что воскресенье для них с Чарли особенный день, но сын уже соскочил с кровати и бросился к двери, нетерпеливо призывая:
– Пап, пошли скорее!
Джеймс поспешил за ним, и Вин поняла, что бывший муж опять ее обошел.
С лестницы слышалась беззаботная болтовня Чарли, а она оставалась наедине со своими страхами. Вин вполне могла бы запретить Чарли ехать с отцом, но у мальчишки был такой восторг в глазах, что у нее не хватило духа лишить его удовольствия. К тому же не хотелось выдавать свою ревность.
Ревность. Вин беспокойно заерзала в постели. Растущая привязанность Чарли к отцу и впрямь вызывала у нее ревность. Но дело не только в ревности. Она боялась, что Джеймс начнет отсуживать у нее сына или, того хуже, Чарли объявит о своем желании жить с отцом.
В тишине опустевшего дома ее воспаленное воображение рисовало возможную ситуацию: Джеймс обоснуется недалеко от своей работы, а Чарли будет томиться здесь, с нетерпением ожидая выходных, чтобы поехать к отцу. Будет возвращаться, переполненный впечатлениями, пока однажды не объявит о решении покинуть ее и остаться с Джеймсом.
А что же будет с ней, если все обернется именно так? Нет, такого горя ей не пережить, надо предотвратить беду. Но как? Джеймс умеет побеждать: когда-то очаровал ее, теперь хочет очаровать Чарли.
Но любить ребенка – вовсе не то же самое, что любить женщину. Отцовская любовь – дело хлопотное и трудное. Отцовская любовь! К ребенку, которого не хотел.
Тогда не хотел, а теперь вполне мог привязаться, бывает и так.
Одевшись, она спустилась вниз. На кухне все было прибрано, лишь включенный вентилятор напоминал о недавнем присутствии здесь Джеймса и Чарли. Вин заваривала себе кофе, когда раздался телефонный звонок. Она подняла трубку и поежилась, узнав голос Хедер.
Как можно короче Вин объяснила подруге, что произошло, и услышала протяжный вздох, который можно было считать преамбулой к долгому разговору.
– Как это? Прямо так и въехал с вещами? И ты позволила ему остаться?
– У меня не было выбора, – печально заметила Вин. – По закону он по-прежнему владеет половиной дома, но дело даже не в этом, Хедер, все упирается в Чарли. Он без ума от отца, и если я буду настаивать, чтобы Джеймс уехал, то боюсь…
– Понятно, Вин, я тебе так сочувствую.
Хедер вошла в ее положение сразу, ей долго объяснять не пришлось.
– А как отнесся к этому Том? – послышался осторожный вопрос.
Вин тяжело вздохнула.
– Без восторга, а на мои страхи ему наплевать. – После паузы неохотно пояснила: – Для него Чарли всего лишь невостребованная посылка, и он прямо-таки горит желанием вручить ее Джеймсу. Меня всегда устраивало, что Том не похож на Джеймса, и я вообразить не могла… Он оказался таким черствым, Хедер. Ты представить себе не можешь, каких он мне пакостей наговорил! Дескать, если у нас будут дети, то он к ним Чарли ни за что не подпустит. Каково?
– Ну, что он черствый, видно сразу, а ты с ним встречаешься почти год, – мягко заметила Хедер.
Вин с трудом сглотнула. Ей нечего было возразить на эти слова – Хедер была права.
– Да, конечно. Теперь о замужестве не может быть и речи. Я все надеялась, что у Тома с Чарли наладятся отношения, но похоже… Ведь Чарли еще мальчишка, – сказала Вин, будто оправдываясь. – Неужели так трудно найти к нему подход, расположить к себе, подружиться? Если бы Том был терпимее к ребенку, наш брак был бы вполне возможен…
Хедер в ответ вздохнула.
– Что делать, мужчины – народ крутоватый, а Том особенно. Мне кажется, у него и на собственных детей терпимости недостанет. Извини, конечно, за откровенность. Послушай, может, я загляну к тебе?
– Нет, не стоит, я чувствую себя нормально, – солгала Вин и быстро сменила тему разговора: – А правда, не начать ли нам ходить на занятия аэробикой по понедельникам?
– Мне это просто необходимо! – простонала Хедер. – Я тут как-то примерила прошлогодний купальный костюм!..
Положив трубку, Вин призадумалась о Томе: может, позвонит, хотя вряд ли. Он не из тех, кто способен мучиться угрызениями совести. Не в его стиле просить прощения, даже когда он не прав. И все же, ведь они союзники?
Возможно, Том обидел ее под горячую руку, разозлился из-за возвращения Джеймса и сорвал зло на Чарли. Может, ей не стоит спешить с отказом? Все-таки у них серьезные отношения, а не мимолетный флирт, к тому же повод для обиды у него действительно есть.
Неужели придется уйти с работы? Как раз когда она обрела опыт и определенную финансовую независимость. Когда она почувствовала себя полноценным человеком.
Она уже давно извлекла уроки из своего прошлого и теперь больше всего боялась сделаться игрушкой в руках другого человека.
Звенящая пустота дома раздражала. Может, заняться уборкой… Комнатушку наверху давно пора привести в порядок. По опыту Вин знала: ничто так не отвлекает от дурных мыслей, как физический труд.
Спустя полчаса, разгоряченная уборкой, она плюхнулась в кресло, уныло разбирая кипы найденных вещей. И как это накопилось столько хлама? Например, ее школьные учебники. Зачем она их хранила? А все эти фотографии… С насупленным видом она подняла один из альбомов, из которого выпало несколько снимков.
Подумать только, это – она. Стала рассматривать, вспоминая, что фотографировал брат. Еще приговаривал, что изящных женщин беременность отнюдь не красит.
Тогда замечание брата ее обидело, но фотография подтверждала его правоту.
Личико кругленькое, немного припухшее, совсем детское. Фигурка точеная, волосы собраны назад хвостиком. Совсем дитя, но животик уже обрисовался. Может, ее моложавость – это фотографическая уловка? Неужели она действительно так выглядела? Вообще-то ей всегда давали меньше ее возраста, но чтобы в девятнадцать быть такой инфантильной…
Рука, державшая фото, дрогнула. Теперь она Джеймсу не нужна, это понятно. Но на кой черт ему нужна была тогда такая дуреха?
Дрожащими руками она порвала фото надвое и швырнула в кучу на выброс.
Ее прошлый облик сейчас не радовал. Может, потому, что был отвергнут Джеймсом?
Зачем ей фотография, напоминающая об ошибках юности? Но можно ли теперь винить в них только ее одну? Джеймс уверял ее в вечной любви и домогался ответного чувства. Чувства-то он добился, а в остальном… Но многого ли можно требовать от упрямой девчонки? Иногда, глядя на Чарли, ей казалось, что упрямство мальчик унаследовал от нее, вероятно, потому она была так снисходительна к этому его недостатку.